Декабрь, 1956 года
Малфой, несмотря на слаженность движений, всё же торопливо сворачивал пергамент, что выдавало его волнение. Лестрейндж молчаливо помогал ему. Можно было бы и эльфа домового привлечь, но слишком ответственное дело. От поместья в разные стороны разлетелись совы с вестью, от которой сердце начинало биться быстрее и охватывало волнение: Лорд Волдеморт вернулся. Пожирателям Смерти были разосланы послания, в которых было указано время и место. И вот уже буквально на следующий день Нотт, Розье, Мальсибер и Долохов спешили в Кабанью Голову — трактир в Хогсмиде. На ржавой скобе над дверью висела скрипящая даже в безветренную погоду облезлая деревянная вывеска с изображением отрубленной головы кабана, с которой стекала кровь. Что уж говорить о декабрьской непогоде! Вывеска без остановки напевала свою ржавую песню. — Последний раз мы были в пабе Три Метлы перед самым окончанием Хогвартса, — озвучил Нотт, уверенно толкнув дверь в трактир. В нос ударил затхлый неприятный запах, от которого Долохов громко кашлянул. Насквозь пропахшая, грязная комнатка разительно отличалась от паба Три Метлы, что весь флёр ностальгии и желание тряхнуть стариной тут же исчезли из мыслей Нотта, и он стал серьёзным, как никогда. — Прелесть этого трактира в том, что всем плевать, что мы здесь делаем и никто не задаст идиотских вопросов, — тихо заговорил Мальсибер, проходя внутрь. — Конечно, никто не задаст вопросов. Наших лиц тут даже не разглядеть, — хохотнул Розье, отметив, что окна были покрыты таким слоем сальной грязи, что даже дневной свет едва бы смог просочиться в комнату, которая освещалась огарками свечей, расставленными на грубых деревянных столах; а посыпанный опилками пол, на первый взгляд земляной, оказался каменным с вековым наслоением грязи. Народу в трактире практически не было. А те, кто были, выглядели очень неприятно, подозрительно — этакий маргинальный сброд, среди которого находились вполне себе хорошие волшебники. Хорошие, правда, в смысле их хороших семей, аристократы. Но чёрные мантии и лица, сокрытые за капюшонами, свидетельствовали о явно не благих намерениях. Располагающаяся за стойкой дверь скрипнула, и в зале появился бородатый волшебник. Он выглядел сварливым стариком-ворчуном. В следующее мгновение он молчаливо кивнул в сторону посетителей, и тут же получил ответ: — Бутылку огневиски, — отмахнулся Нотт, и вся компания уселась за пустующий стол. — Малфой, наверное, намеренно отказался сюда прийти, — хохотнул Долохов. — Не исключено! — улыбнулся Мальсибер и добавил: — Но они виделись с Лордом вчера, как только тот прибыл в Британию... Розье же сделал вдох перед готовностью что-то озвучить о компании Волдеморта, но в этот момент на стол левитировали бутылка и четыре стакана, в которые он заглянул с опаской. Те были до ужаса грязными, и желания пить из них не наблюдалось. Он вновь едва открыл рот, как дверь в паб распахнулась, и все тут же устремили взгляды на высокий мрачный силуэт, который застыл там на мгновение. Вьюга завывала, и порыв ветра ворвался в помещение вместе с вихрем танцующих снежинок. Розье на миг оторопел из-за своих же собственных предположений, которые совсем не оправдались: Волдеморт был один. Все четверо тут же встали, а фигура, укутанная в мантию, медленно приближалась к ним. Сердца забились быстрее от напряжения и ожидания. — Друзья, — высокий леденящий голос. — Я рад вас всех видеть! — Мой Лорд! — практически в унисон озвучили Пожиратели Смерти. Волдеморт сбросил капюшон на плечи, и взору волшебников предстало бледное восковое лицо, утратившее свою остроту и былую красоту; глазницы были залиты кровью. Стало очевидно, что в странствиях Лорд Волдеморт якшался с самыми тёмными волшебниками и колдунами, впитывая чернь могущественных запретных знаний, что не прошло бесследно. Бледная, как белый лист бумаги, ладонь жестом предложила сесть, и только тогда волшебники сели. Весь внешний вид Лорда, да и тёмная аура, невидимая, но такая ощутимая, не позволила бы пожирателям своевольничать. Ждать указаний Волдеморта — уже что-то само собой разумеющееся. — Мой Лорд! — заговорил Долохов с нескрываемым восхищением и радостью. — Мы так рады твоему возвращению! И это честь, что мы одни из первых видим тебя после такого долгого путешествия. — Всё-таки вы мои друзья, — вдруг улыбнулся Лорд, и черты его исказились в неприятной гримасе. — У нас впереди важное дело. Вчера я виделся с Малфоем и Лестрейнджем в поместье... Опасения Абраксаса оказались не пустыми: в Министерстве всё больше и больше свободы предоставляется маглорождённым, а это... прямая угроза. — Как ты и говорил на нашем первом официальном собрании... Проблема ещё и в том, как воспитываются новые поколения, — задумчиво озвучил Нотт. — Именно поэтому я пойду к директору. Правдивы ли слухи? — голос Волдеморта звучал тихо, но всё же колко и холодно. — Да, теперь это Дамблдор, — усмехнулся Мальсибер. — Он всё время мне промывал мозги. Каждый семестр он зачитывал мораль о том, что есть добро и зло. Как вспомню!.. — Чудно, что я по ту сторону добра и зла, — уголков губ Волдеморта коснулась едва уловимая насмешливая улыбка. — Всё никак не пойму, зачем ему вообще работа преподавателя?.. — Задумчиво проговорил он и бросил взгляд на бутылку, а затем на стаканы. — Давайте мы, в конце концов, выпьем за нашу встречу! — Он обернулся к стойке, где стоял бородатый хмурый волшебник, разливающий вонючее пойло в огромные кружки. — Есть ли у вас другие стаканы? Владелец заведения едва сдержался, чтобы не хмыкнуть вслух и не проворчать, что ему ли, с кривой рожей, просить чистые стаканы. Но он лишь молчаливо кивнул и скрылся за дверью, которая вела на второй этаж. Вскоре он оказался в гостиной с потертым ковром и камином, над которым висела большая картина маслом — портрет светловолосой девочки. Она скромно улыбнулась, а волшебник заговорил без присущего ему брюзжания: — Ариана... Скажи нашему брату, что к нему с визитом явится Лорд Волдеморт. А в таверне сидит его шайка... Нотт, Мальсибер, Долохов и Розье. Не вызывают они у меня доверия, слишком тёмные, слишком нехорошие темы они обсуждают... Девочка на портрете улыбнулась и ушла, а Аберфорт Дамблдор отправился на первый этаж. За столом было довольно спокойно, но Волдеморт бросил тяжёлый взгляд на Розье, который всё это время молчал, и вдруг едко озвучил: — Ты хочешь что-то сказать? — Нет, мой Лорд! — натянуто улыбнулся Адриан, и его сердце ушло в пятки. Ну, какого чёрта он не может контролировать свои мысли? — Ты уверен? — Да, мой Лорд. — Что ж, мне пора. Волдеморт встал, жестом пригласив за собой Розье, и не спеша побрёл из Кабаньей Головы. Тот же послушно встал, но чувствовал, как у него поджилки затряслись. Они оказались на улице, где холод позднего зимнего вечера пробирал до костей. Розье тяжело сглотнул и прошептал в спину Волдеморта: — Мой Лорд! Я... Едва он успел открыть рот, и без того еле напоминающие человеческие, глаза Волдеморта запылали алым. Он ощерился и стремглав подлетел к волшебнику, которого ещё несколько мгновений назад называл другом. — Когда же эта сука исчезнет из твоей головы? — зашипел Волдеморт, а его ноздри раздулись от гнева, который с такой силой охватил всё его естество, что он едва удержался от непростительного, а затем ядовито выплюнул: — Обливиэйт! Он вырезал ненавистное воспоминание с именем Айрин из головы Розье, чтобы никогда более не слышать подобное от Пожирателя Смерти, который ещё принесет свою пользу не раз. По щелчку пальцев Адриан отправился назад в таверну, а Волдеморт побрел к волшебному замку. Чем ближе он подходил, тем непроизвольно медленнее становился его шаг, из-за единственного вопроса, который выбил его из колеи. Он остановился. Нет, он не скучал по ней. Все, что он чувствовал внутри — это ненависть и озлобленность. Даже уже непонятно к ней, к ситуации, где он проявил себя как жалкий магл, или это метались остатки разорванной в клочья души, нестабильные и слабые, от того так легко возбудимые от любого, даже самого незначительного триггера. Он посильнее укутался в мантию, прячась от снега, который всё так же кружил в воздухе, и продолжил путь. У него есть действительно важное дело. Уют вековых каменных стен встретил Волдеморта всё так же приветливо, как когда-то, лет семнадцать назад. Бледное лицо казалось неживым, но всё же на нём читалась едва заметная эмоция: некое подобие меланхолии. Именно здесь он, Лорд Волдеморт, взял своё начало и познакомился с волшебством. Оказавшись возле Большого зала, он непроизвольно обернулся в сторону подземелья. Как же давно всё это было... Словно не с ним, словно это всё было сном. "Удивительно, — хмыкнул про себя Лорд, — насколько всё равно может быть." Удовлетворённый своим равнодушием, он направился к Большой лестничной башне, где располагался кабинет директора, однако забрёл на восьмой этаж. Он трижды прошёл мимо пустой стены, испытывая острую потребность скорее реализовать задуманное. Вдруг в стене появилась дверь, в которую он тут же торопливо вошёл и оказался внутри комнаты, заваленной горами пыльного хлама. — То, что нужно... Из внутреннего кармана, на который были наложены невидимые чары расширения, Волдеморт достал диадему Когтевран и, пройдя немного вглубь комнаты, положил её на старый захламлённый стол. Несомненно, её здесь никто и никогда не найдёт... О комнате знали единицы, а о её метаморфозе в "хламохранилище" и вовсе никто. Удовлетворенный фактом, что диадема в безопасности, Волдеморт вышел в коридор и, оглядевшись вокруг, отправился к директорской башне. Там его встретила горгулья, которая, едва он приблизился, послушно дала ход наверх. Уверенный стук в дверь, короткий, отрывистый. — Войдите, — послышался приглушенный голос, и Волдеморт сию же секунду толкнул дверь. Едва слышимый запах лимона ударил в нос. Алые глаза тут же изучили всё помещение, которое практически не изменилось. Разве что появился насест, на котором блаженно дремал большой феникс, а за столом сидел не Диппет, а Дамблдор. Он не сильно изменился за эти годы. За окном виднелись витающие в темноте вечера снежинки, которые оседали на внешний выступ. Дамблдор безбоязненно посмотрел в лицо Волдеморта: черты его были не теми, что в школьные годы, в них проступило нечто змеиное, а глаза отливали багрецом. Это не было больше лицом красавца Тома Реддла. Это лицо казалось обожженным, черты утратили резкость, стали словно восковыми, перекошенными; белки глаз теперь уже навсегда налились кровью. Длинная черная мантия окутывала Волдеморта, а лицо его было таким же белым как снег, поблескивавший у него на плечах. Сидевший за столом Дамблдор не выказал никаких признаков удивления. — Добрый вечер, Том, — безмятежно заговорил он. — Присаживайся. — Спасибо, — ответил Волдеморт, усаживаясь в указанное Дамблдором кресло. — Я слышал, вы стали директором школы, — прибавил он голосом чуть более высоким и холодным, чем прежде. — Достойный выбор. — Рад, что ты его одобряешь, — улыбнулся Дамблдор. — Вина? — Буду лишь благодарен, — вежливо ответил Волдеморт, всё ещё не утратив утончённых и вежливых манер. — Я проделал немалый путь. Дамблдор встал и подошел к застекленному шкафчику, где теснились бутылки. Вручив Волдеморту бокал с вином, он наполнил другой для себя и вернулся в кресло за письменным столом. — Итак, Том... чему обязан удовольствием? Волдеморт ответил не сразу. Он неспешно отпил из бокала, оставаясь всё таким же спокойным, но на самом деле жгучее чувство неприятия овладело каждой клеточкой тела. Уже давно его никто не называл магловским именем отца. — Никто больше не называет меня Томом, — холодно сказал он. — Теперь я известен под именем... — Я знаю имя, под которым ты теперь известен, — произнес Дамблдор сквозь радушную улыбку, но для Волдеморта она была постылой. — Для меня, боюсь, ты навсегда останешься Томом Реддлом. Такова, увы, одна из неудобных особенностей старых учителей, им никогда не удается окончательно забыть, с чего начинали их юные подопечные. Он поднял бокал повыше, словно провозглашая тост в честь Волдеморта, лицо которого осталось непроницаемым. Но буквально чувствовалось, что атмосфера в кабинете немного изменилась. Ещё бы! Дамблдор не просто отказался использовать выбранное Волдемортом имя — он не позволил диктовать условия их встречи, от чего последнего буквально обуял гнев. Он недавно покончил с одним из самых великих волшебников — с Герпием Злостным, и какой-то Дамблдор, чёрт побери, школьный учитель, диктует ему свои условия! Но Волдеморт молчал. Лишь через некоторое время он заговорил: — Меня удивляет, что вы остаетесь здесь так долго. Я всегда дивился тому, что такой волшебник, как вы, ни разу не пожелал покинуть эту школу. — Что ж, — по-прежнему улыбаясь, ответил Дамблдор, — для такого волшебника, как я, нет ничего более важного, чем возможность передавать другим древнее мастерство, помогать оттачивать юные умы. Если память мне не изменяет, учительство когда-то представлялось привлекательным и тебе. — И все еще представляется, — сказал Волдеморт, ухватившись за нужную ноту в их разговоре. — Просто я не могу понять, почему вы, волшебник, к которому так часто обращается за советами Министерство и которому дважды, насколько я знаю, предлагали занять пост министра... — На деле таких предложений, если считать и самое последнее, было три, — сообщил Дамблдор. — Однако карьера министра никогда меня не привлекала. И это, я думаю, еще одна наша общая черта. Волдеморт ни разу не улыбнулся, в отличие от Дамблдора. Пожалуй, общие черты у них и правда были, именно поэтому Волдеморт завёл этот разговор. Он искренне не понимал, что можно вот так вот просто желать учить юных волшебников, делиться знаниями и не иметь на то своих личных корыстных целей. Он склонил голову и снова приложился к бокалу с вином. Дамблдор не стал нарушать повисшего в кабинете молчания; с видом человека, предвкушающего нечто приятное, он ждал, когда заговорит Волдеморт. — Я возвратился, — наконец-то озвучил тот, — немного позже, чем ожидал профессор Диппет... но тем не менее возвратился, чтобы снова ходатайствовать о предоставлении мне должности, для которой он счел меня когда-то слишком юным. Я пришел, чтобы получить у вас разрешение вернуться в замок и стать преподавателем. Думаю, вы должны знать, что с тех пор, как я покинул школу, я увидел и совершил многое. Я могу показать и рассказать вашим ученикам такое, чего они ни от какого другого волшебника не получат. Прежде чем ответить, Дамблдор некоторое время смотрел на Волдеморта поверх своего бокала. — Да, я определенно знаю, что ты, с тех пор как покинули нас, увидел и совершил многое, — негромко произнес он. — Слухи о твоих достижениях, Том, добрались и до нашей старой школы. И мне было бы очень грустно, если бы они оказались хоть наполовину правдивыми. Лицо Волдеморта оставалось бесстрастным. Абсолютно хладнодшуно он озвучил: — Величие пробуждает зависть, зависть рождает злобу, а злоба плодит ложь. Вы должны это знать, Дамблдор. — Так ты именуешь то, что делаешь, «величием»? — мягко спросил Дамблдор. — Разумеется, — ответил Волдеморт, и в глазах его вспыхнуло красное пламя. Дамблдор вновь поставил под сомнения всё то, чего он добился. — Я экспериментировал, я раздвинул границы магии дальше, чем это когда-либо удавалось... — Некоторых разновидностей магии, — негромко поправил его Дамблдор. — Некоторых. Что касается других, ты остаешься... прости меня... прискорбно невежественным... Волдеморт впервые улыбнулся. То была натянутая, плотоядная, злобная ухмылка, и угрозы в ней содержалось больше, чем в лютом взгляде. Уж не эту же ли мысль отчаянно пытался вложить в его голову Герпий? Осознание, что именно так это и было и где теперь Злостный, заставило улыбнуться ещё шире. Твёрдая уверенность в своей позиции, злосчастный опыт с той самой женщиной, позволил ему говорить смело: — Это ваш давний довод. Ничто из увиденного мной в мире не подтверждает вашего знаменитого заявления, Дамблдор, что любовь-де намного сильнее моей разновидности магии. — Возможно, ты не там искал его подтверждения, Том? — предположил Дамблдор. — Ну, а в таком случае, существует ли место лучше, чем Хогвартс, чтобы заново начать мои исследования? — сказал Волдеморт. — Вы позволите мне вернуться? Позволите поделиться знаниями с вашими учениками? Я отдам себя и все мои дарования в ваше распоряжение. Стану вашим слугой. Дамблдор приподнял брови: — А кем станут те, кто уже превратился в твоих слуг? Что произойдет с людьми, которые называют себя — так, во всяком случае, уверяют слухи — Пожирателями смерти? Волдеморт не ожидал, что Дамблдору известно это название; его глаза вновь полыхнули красным, а узкие ноздри раздулись, свидетельствуя о досаде и злобе. — Мои друзья, — ответил он после мгновенной паузы, — обойдутся и без меня, я в этом уверен. Волдеморт был готов сказать что угодно, лишь бы выглядеть убедительно в своём желании получить эту должность. — Рад слышать, что ты называешь их друзьями, — сказал Дамблдор. — У меня создалось впечатление, что они, скорее, прислужники. — Вы ошиблись, — заверил его Волдеморт. — Стало быть, если я загляну нынче ночью в Кабанью Голову, я не застану там целую компанию — Нотта, Розье, Мальсибера, Долохова, — ожидающую тебя? И вправду, преданные друзья — проделать с тобой неблизкий путь, да еще в такую снежную ночь лишь для того, чтобы пожелать удачи в попытках добиться преподавательского места! Сомневаться не приходилось — точность сведений Дамблдора о том, в чьем обществе он путешествует, понравилась Волдеморту меньше всего остального, но он почти мгновенно овладел собой. — Вы, как и всегда, всеведущи, Дамблдор. — О нет, просто я дружу со здешним трактирщиком, — быстро ответил тот. — А теперь, Том... — Дамблдор опустил пустой бокал на стол и выпрямился в кресле, характерным жестом сведя вместе кончики пальцев, — ...давай-ка начистоту. Зачем ты явился сюда со своими приспешниками и просишь о работе, которая, как мы оба знаем, тебе совсем не нужна? Волдеморт изобразил холодное недоумение: — Не нужна? Напротив, Дамблдор, я очень хочу получить ее. — О нет, ты хочешь вернуться в Хогвартс, однако преподавать тебе хочется ничуть не больше, чем в восемнадцать лет. Так чего же ты добиваешься, Том? Почему бы тебе просто не взять, да и не попросить об этом? Волдеморт презрительно усмехнулся: — Если вы не хотите дать мне эту работу... — Разумеется, не хочу, — строго озвучил Дамблдор. — И не думаю, что ты хотя бы на миг тешил себя надеждой, что я захочу этого. Тем не менее ты явился ко мне с просьбой, а это значит, что у тебя должна быть какая-то цель. Волдеморт встал. Теперь он меньше, чем когда-либо походил на Тома Реддла, лицо его словно набухло от гнева. — Это ваше последнее слово? — Последнее, — ответил, также вставая, Дамблдор. — В таком случае нам больше не о чем говорить. — Нет, не о чем, — согласился Дамблдор, и на его лице появилось выражение великой печали. — Время, когда я мог напугать тебя вспыхнувшим платяным шкафом или заставить расплатиться за твои преступления, давно миновало, Том. Но я желал бы иметь такую возможность... желал бы... Бледная рука судорожно дернулась к карману, к волшебной палочке, но секунда эта прошла, и Волдеморт повернулся, захлопнул за собой дверь. — Сукин сын, — прошипел он и тут же отправился на третий этаж. Он оказался прямо у класса Защиты от Тёмных Искусств. По взмаху бледной ладони на стенах проступили пылающие черной дымкой сигилы, расставленные здесь еще в день выпуска 45-ого года. Они отравляли это место, превращая его в дурное, гиблое для любого, кто бы отныне не получил должность преподавателя ЗОТИ. Ощутив долю возмездия таким способом, Волдеморт отправился назад в Кабанью Голову, где его приспешники были готовы к любому повороту событий. На первый взгляд могло показаться, что они просто отдыхают, но это была всего лишь иллюзия, которая не пустила пыль в глаза Дамблдору. Дамблдор. Этот волшебник никак не выходил из головы Волдеморта. Он слабее, чем Герпий, он определённо слабее… Но ведь он сверг Гриндевальда – великого тёмного мага. Он посмел в лицо обращаться к нему, Лорду Волдеморту, магловским именем, которое уже многие годы вычеркнуто из истории. Он посмел диктовать свои условия, он заподозрил, что Волдеморт появился в Хогвартсе не просто так… Министерство Магии не просто лояльно к Дамблдору, оно буквально видит в нём авторитет, а его мнение имеет вес. Он, несомненно, помеха. Волдеморт остановился на заснеженной дороге и посмотрел в чёрное небо, с которого непрестанно падали пушистые снежинки. Глубокий вдох, заполняющий лёгкие полностью. Медленный выдох, глаза закрыты. Он вдруг тихо запел песню, которую она постоянно напевала себе под нос:Auf der Heide blüht ein kleines Blümelein...
Und das heißt...
Erika!..
— Лорд Волдеморт! — раздался голос Мальсибера, который выглядел удивленным. Он улыбался, захмелев, но причиной тому было и то, что он впервые услышал, как их Лорд поёт. На лицах остальных пожирателей тоже виднелись улыбки. Нотт спросил: — О чём поёт наш Лорд? — О любви, — рассмеялся Волдеморт. — Я пою о великой любви, сила которой превыше любой другой. — Он вдруг стал серьёзным, и в воздухе повисло напряжение: — Дамблдор вступил в открытое противостояние. Такое чувство, что он знает… Ему кто-то доложил. — Взгляд скользнул по пожирателям, а легилименция не заставила себя ждать. Но тщетно. Его соратники были верны, а значит у Дамблдора и правда повсюду были свои люди. Даже трактирщик! — Что мы будем делать далее? — Мы будем действовать по-другому. Не в открытую, — холодно озвучил Волдеморт и жестом обозначил, что на сегодня всё. Чёрная тень взмыла вверх и рассеялась высоко в небе, а затем раздались хлопки трансгрессии Пожирателей смерти.