***
– Нет, нет, нет... – бормочет Антон, которого слегка потряхивает на кровати. – Пожалуйста, не надо! Проснувшись от своего же крика, Шастун испуганно оглядывается в поисках своего мучителя, который приходит к нему во сне, так реально повторяя то, что было наяву, напоминая о тех мгновениях, которые должны были уже давно сгнить где-то в самых глубоких уголках разума, но чертов мозг каждую ночь подкидывает их вновь и вновь - свежими и чересчур реальными. Истерично выдохнув, Антон морщится, сильно сжимая челюсть. Откинувшись обратно на подушку он закрывает руками лицо, не сдерживая громкого всхлипа. Шастун устал и отчаялся каждый раз видеть эту картину, не понимая, чем он заслужил эти вечные страдания. Будто кто-то проклял его, пожелал морального уничтожения. И дело даже не в помощи специалиста. Хотя, и в этом, пожалуй, тоже: как-то раз Антон был у психолога, который в итоге сказал, что «все болячки оттого, что Шастун долбится с мужиками в задницу». Врач, конечно, сказал не в такой формулировке, но посыл и его завуалированная фраза были теми же. После этого у Антона ужасное отторжение психологов, поэтому он даже не пытался и не хотел обращаться за помощью именно к ним. К тому же, в какой-то момент кошмары прекратились, но стоило ему поддаться соблазну и заглянуть в прошлое за ответами на собственные вопросы, как в эту же ночь кошмары сказали ему "привет". Но, в любом случае, жить с этим, видеть это и думать об этом постоянно Антон не сможет. Просто не выдержит. Как бы не хотелось, но кошмары - это штука такая, сучья. Их вроде бы забываешь, страдая от них только во сне и во время отходняка, находясь уже в реальном мире. Но когда эти кошмары не просто выдуманные, не невъебически перевернутые и измененные страшилки мозгом, которые ты смотрел перед сном, а жестокая реальность, которая каждый раз больно бьет, стоит воспоминаниям всплыть в голове, то это уже реальный пиздец, и по-другому это не назвать. Антон плачет, и, скорее, уже не от самих кошмаров, а из-за безысходности и понимания того, как же глубоко его загнали собственные страхи. Он даже не может принять тот факт, что у него есть Арсений, пообещавший всегда подставлять свое плечо и служить опорой и поддержкой, светом и вдохновением. Шастун не может поверить в существование человека, который любит Антона таким (не считая Димы, конечно). Но даже мысль о том, что он есть, что Шастун может касаться его, отдавать и получать различные чувства в ответ, его греет. Выдыхая последний страдательный вдох, вытирая последнюю горячую слезу, предпринимает попытку отвлечься и косится на настенные часы, стрелки которых издевательски показываюсь почти два часа дня. Его и так плохое настроение стремительно спускается еще ниже, его желание провести остаток дня продуктивно тоже пропадает насовсем, бросаясь "головой" в колодец. Шастун не понимает, почему Арсений не разбудил его, и, вообще, где он. Обычно он никуда не уходил, не предупредив, но вскоре Антон понимает, что предупредить спящее тело будет бессмысленно, а будить Шастуна Арс не хотел. Кинув взгляд на прикроватную тумбочку, Шаст замечает заботливо оставленный Арсением и уже наверняка остывший завтрак, состоящий из зеленого чая и двух бутербродов с сыром, а также маленький блокнотик, поверх которого лежит черная гелевая ручка. Свесив ноги с кровати, Антон тянется за блокнотом и, взяв его в руки, вглядывается в витиеватый почерк, которым написана незатейливая запис(ь)ка: "Любимка, я ушел за подарком, не скучай. P.S. только попробуй не поесть, я палец поранил, пока сыр резал, блин" Лицо Антона сморщивается от передоза милостей, он счастливо берет бутерброд и откусывает огромный кусок, задумываясь, за каким таким подарком пошел Арс. Однозначно, не для чьего-то дня рождения, ведь они все либо прошли, либо еще впереди. Не успевает Шастун доесть даже первый бутерброд, как входная дверь глухо хлопает, оповещая о чьем-то приходе. Быстро сунув остаток бутерброда в рот, Антон отхлебывает чай и ждет появления Арсения в комнате. Тот не заставляет себя долго ждать, входит в спальню, сразу же наполняя пространство различными красками, освещая и грея комнату одной улыбкой. Но, когда тот смотрит на Антона, его улыбка живо сходит с губ, заменяясь озадаченным и даже немного напуганным выражением лица. Естественно, он заметил по-наркомански красные глаза, опухшие от слез губы, покрасневший кончик носа и, в общем (и целом), не совсем здоровый вид Шастуна. – Тош, с тобой все нормально? Что случилось? – по-настоящему встревоженным голосом вопрошает Арсений. – Все в порядке, – уверяет его Антон, и, услышав какой-то жалобный звук, хмурит брови и спрашивает. – Что это у тебя там? Арс аккуратно приподнимает одной рукой край своего худи, вытаскивая из-под него нечто рыже-черное, что так мило и одновременно печально издает мяуканье, издалека напоминающее плач. Арсений мягко улыбается, передавая это ласковое создание в руки Шастуна, лицо которого выглядит так, будто рот сейчас порвется от ахуя и степени его раскрытия, глаза из наркоманских также превращаются в два блюдца с зеленой каемочкой, а его тело так и вовсе замирает. Шастун не знает, что делать, просто сидит, держа в руках крошечного и невесомого котенка. Кошака слегка потряхивает, скорее от страха и новой обстановки, чем от холода, но Антон все равно прислоняет его к теплому себе, а потом поднимает голову, смотря на Арса. Тот с замершим сердцем наблюдает за открывшейся картиной, а потом нежно смеется, когда Шаст очень осторожно с котенком на руках встает с кровати и врезается в последнего с объятиями, чуть ли не сбивая с ног. Чмокает за ушком, из-за чего Арсений плавится. Плавится он еще и от созерцания такого счастливого парня, который чуть ли не прыгает в его объятиях, а когда отстраняется, спрашивает: – Арс, ты где его взял? – Взял из приюта, – тихо отвечает Арсений, вновь умиляясь от того, что Антон прислоняется губами к мягкой морде. – Как его - или ее - зовут? – задает очередной вопрос Шаст, вновь смотря на Арса. – Мне сказали, что у него, – делает акцент на последнем слове, тем самым отвечая на вопрос о поле котенка, – нет клички, поэтому надо придумать. А еще, мне дали шампунь и всякие капельки, обрабатывать сейчас будем. Антон аккуратно кладет котенка в кровать, легким движением проводит по немного костлявой спине, а затем подходит к Арсу, заглядывает в глаза, беря в свою руку его ладонь, и просто целует. Нежно водит своими губами по чужим, пытаясь выразить безграничную благодарность и любовь, забирает весь воздух, заставляя ноги подкоситься, а сердце - стучать так, будто на нем играют, как на барабанах. Поцелуй длится не больше минуты, но чувство такое, будто он продолжается целую вечность. Поэтому, когда Антон отстраняется, напоследок чмокнув Арсения в припухшие губы, последний издает тихий всхлип желания, превратив этот поцелуй в более глубокий и пылкий. – Спасибо, я тебя люблю, – говорит в дополнение к поцелую Антон, посылая Арсу яркую улыбку. – Пойдем искупаем его? – предлагает Арсений, когда Шастун вновь берет кота на руки. – Пойдем, – соглашается Антон.***
Брызги воды летят в разные стороны, пузырьки от кошачьего шампуня также летают по ванной комнате, рассекая воздух, и сразу же лопаются, опускаясь на поверхность. Воздух рассекают не только пузыри, но и смех двух парней, иногда умилительные и смешные прозвища для мокрого котенка, и даже нередко проскакивающие маты из-за чрезмерной жестокости животного, когда тот наотмашь бьет их своей лапой с раскрытыми когтями. Когда новый член семьи искупан, обработан от всякой живности, высушен и полностью обтискан, они втроем ложатся в кровать, причем кошак занимает почетную позицию посередине, лежа на дополнительной подушке. Так как клички у кота по-прежнему нет, а кликать его котом, кошаком и котенком не очень круто, они пытаются придумать ему кличку: – Давай Какаш, – на полном серьезе предлагает Антон. – Он по-любому будет много какать. – Ну какой Какаш, не порть жизнь ребенку, – отнекивается Арс, большим пальцем провода по усам котенка. – Он очень аристократичный, посмотри. Кот действительно очень порфироносно выглядит, как-то по-царски развалившись на подушке и высоко задрав морду, смотрит будто свысока. – Пусть Графом будет, ему идет, – предлагает Арсений свой вариант. – Два графа в одной квартире? Нет уж, это слишком. – Ну давай еще вариантов, – в шутку возмущается Арс. – Ебони, Жопкинс, Абуссель, – перечисляет Антон. – Ефим! – Ты еще какого-нибудь Кузю предложи, – противится Арсений, хотя сказанная последней кличка ему даже нравится. – Ефим, давай Ефим, – по-детски выпячивает нижнюю губу Шастун, в которую Арс его чмокает, соглашаясь без слов. – Ефим так Ефим, – выдыхает Попов. Антон победно улыбается, и, повернувшись на бок, прикрывает глаза. – Тош, – мягко зовет того Арс. – Ау? – отзывается Антон, открывая глаза. – Почему ты был расстроенным, когда я пришел? И мне показалось, что ты был заплаканный, – осторожно спрашивает Арсений, надеясь на правдивый и развернутый ответ.