***
Две недели пролетают незаметно. Он всё ещё узнаёт расположение самых удобных магазинов и баров в городе, всё ещё знакомится с соседями из других квартир своей небольшой многоэтажки. Юджи мало развлекается — ему нужно оплачивать больничные счета дедушки, и хотя дела с деньгами обстоят не так уж и плохо, он не забывает, что они имеют свойство заканчиваться. И всё же он находит симпатичный бар с неплохим ярким интерьером и современной музыкой. Он ходит в бары ради веселья, а не для того, чтобы погружаться в мрачную атмосферу. Однако в последнее время он работает в ночные смены и чувствует себя слишком вымотанным для развлечений. Сегодня он как раз заканчивает череду из четырёх ночных. Когда рабочее время подходит к концу, он направляется в ординаторскую, чтобы немного вздремнуть перед тем, как ехать домой на велосипеде; он устал и не хочет рисковать уснуть по дороге и оказаться в какой-то канаве. Он плотнее закутывается в белый халат — в комнате прохладно из-за кондиционера — и взбивает старые диванные подушки прежде чем прилечь и погрузиться в сон. Когда он просыпается, утро уже вступило в свои права, солнечный свет мягко вливается в окно ординаторской. Он болезненно моргает и трёт глаза, после чего заставляет себя принять сидячее положение и потягивается. Пора отправляться в путь. Юджи шагает к велостоянке, снимает цепь с велосипеда и приступает к нелёгкой поездке домой — ехать в гору. Примерно на полпути он видит на тротуаре знакомую фигуру: чёрная одежда, яркая копна белых волос, солнцезащитные очки. Он замедляется, ощущая, как футболка начинает пропитываться потом, и останавливается, упираясь ногой в тротуар. Педаль прижимается к его икре. Годжо в наушниках, белый шнур спускается в карман по его груди. Юджи не слышит музыку, и это хорошо, потому что потеря слуха — не шутки. Несмотря на летнюю жару, у него длинные рукава и широкие брюки. Юджи задаётся вопросом, легко ли сгорает его бледная кожа. У него такое светлое лицо. — Ах, Юджи! — Годжо вытаскивает наушники и сбивает провода клубком, засовывая в карман. — Утренние занятия спортом? — Еду домой, только что закончил ночную смену. — Хорошо, — по его губам пробегает улыбка, не совсем фальшивая, но и не совсем искренняя. — У вас сегодня приём? — К сожалению. Но только посмотри — я приду вовремя. Ну или около того… — он смотрит на часы и пожимает плечами. — Но что такое восемь минут? — Ох. Тогда вам лучше идти — могу поспорить, что они вас ждут. Годжо шутливо проводит пальцем под подбородком, приподнимая его кончик вверх. — Ты не спросил меня, почему я вовремя. — Вы только что сказали, что опаздываете, — отмечает Юджи. — Я почти вовремя, — поправляет Годжо. А потом, когда Юджи не отвечает, добавляет: — Ну? — его тон игривый, а брови любопытно изогнуты вверх, как у маленького ребёнка, который загадывает загадку, на которую нет правильного ответа. Юджи вздыхает. — Почему вы почти вовремя, Годжо-сан? — спрашивает он. Улыбка Годжо сияет. — Потому что меня вдохновил новый врач Городской больницы Оме. Давно никто не думал о моем здоровье так альтруистично. — Может быть, потому, что вы сами не относитесь к нему серьёзно. Знаете, трудно лечить пациентов, которым всё равно, что с ними происходит. Его мысли устремляются к дедушке, истощённому старостью и почечной недостаточностью, медленно умирающему в течение многих лет без надежды на спасение, без терпения или добрых слов в адрес Юджи. Он был полностью и безоговорочно убеждён, что всё, что ему остаётся — это ждать смерти, и что Юджи должен жить своей жизнью. Юджи не хочет, чтобы кто-то ещё умирал с такой же уверенностью, что его смерть бессмысленна. Годжо поправляет очки длинным узким пальцем. У него красивые руки, длинные и элегантные. Юджи легко может представить, как они водят мелом по доске или держат тонкую указку. — Я никогда не говорил, что мне всё равно. Но иногда стоит жить настоящим. Юджи чувствует внезапную вспышку гнева на этого парня, который вот так забивает на своё здоровье, на свою жизнь. Ведь у него, в отличие от дедушки, есть шанс. Он смотрит ему в глаза. — Вы когда-нибудь видели, как кто-то умирает день за днём, Годжо-сан? — спрашивает он. Выражение лица Годжо шокирует: резкая улыбка, устало сдвинутые брови. — Каждый день, когда смотрю в зеркало, — отвечает он. — Думаю, лучше быть несерьёзным, чем отчаиваться. Или ты предпочёл бы, чтобы я жил ради своих разноцветных коробочек с таблетками и постоянного сканирования печени? — Я бы предпочел, чтобы вы дорожили своим здоровьем. — Он слышит в своём голосе силу, страсть, и заставляет себя успокоиться. — Извините. Я не должен вам указывать. Хорошо, что вы собираетесь пойти на приём сегодня. Не позволяйте мне задерживать себя. Палец Годжо скользит вверх по его губам — они розовые и блестящие, будто их только что облизали. — Твоя лучшая черта — это твоя страсть. Тебе не нужно извиняться за это, — тихо говорит он, его голос пропитан теплом. — Как я уже говорил: я ценю, что кто-то проявляет интерес. Он произносит это удивительно искреннее. Юджи моргает; Годжо смеётся. — А теперь, я думаю, мне пора! Увидимся позже, Юджи, — он выуживает наушники из кармана и начинает идти, тихонько напевая себе под нос. Юджи опирается на правую педаль и отталкивается, медленно взъезжая на холм.***
Как и у всех, кто работает в ночную смену, у него в квартире плотные шторы. Следовательно, он не понимает, который час, когда звонит телефон. Его рука выскальзывает из-под тонкого летнего покрывала и начинает ощупывать всё вокруг, пока не натыкается на гладкий корпус мобильного. Большой палец кликает на клавишу. — Мрг? — Итадори-сенсей? Это Иджичи. Юджи тяжело моргает. Иджичи — главный администратор больницы. — Который сейчас час? — спрашивает он, с трудом ворочая языком. Он пропустил смену? Он мог пропустить смену? Он даже не помнит, когда у него следующая смена. Погодите, разве у него не три выходных? — 10:30. — Утра? — он стонет и переворачивается. — Почему вы мне звоните? — Это Годжо-сан, — нервно говорит Иджичи. — Сегодня он потерял сознание в лаборатории, и его нужно отвезти домой. Юджи чувствует лёгкий укол беспокойства, который почти сразу же заглушается его истощением. — И? — И он настаивает, чтобы его отвезли домой вы, Итадори-сенсей. Мы сказали ему, что это невозможно, но он очень упрямый. Конечно, думает Юджи, глядя в потолок. Он из тех людей, которые предпочтут жить своей жизнью и играть со смертью, чем следовать правилам. — У меня нет машины, — говорит он. — Вы можете взять мою. Прошу прощения, я понимаю, что это очень неудобно, но... Юджи вздыхает. — Всё в порядке. Я отвезу его. Я буду через двадцать минут. — Спасибо, Итадори-сенсей! Я ценю вашу гибкость и терпение. Я уверен… — Ага, да, — он вешает трубку, прерывая поток комплиментов Иджичи, бросает телефон на прикроватную тумбочку и скатывается на плетёный коврик, расстеленный на ламинатном полу. После чего начинает переодеваться из шорт и футболки для сна в повседневную одежду.***
У ворот его уже ждёт Иджичи, засыпая извинениями и словами признательности. Он вручает Юджи ключи от своей машины — чёрного мерса, и проводит его в небольшую палату для восстановления после операций. Юджи хмурится. — Его оперировали? — спрашивает он в замешательстве. Разве Годжо здесь не для регулярного анализа крови? — Нет-нет. Просто это палата находится рядом с лабораторией, и сейчас она свободна. Было легче перенести его сюда, чем в один из медпунктов. — Ох, понятно. Так а что вообще произошло? — Лаборант только-только закончил забор крови, когда он сказал, что плохо себя чувствует и потерял сознание. Юджи хмурит брови. — Это обычное дело для людей, у которых берут кровь. — Он никогда раньше не был впечатлительным. Доктор Яга собирался назначить еще несколько анализов, когда он пришёл в себя. — И он настоял на том, чтобы я отвёз его домой. — Ну… да. Юджи вздыхает. Они подходят к двери палаты, он стучит и входит. Годжо Сатору лежит на кровати, на него накинуто белое одеяло, а его обувь аккуратно оставлена на полу. В этот раз на нём нет солнцезащитных очков, он смотрит в потолок. Когда заходит Юджи, он поворачивается и улыбается. На какое-то мгновение Юджи оказывается очарован его ярко-голубыми глазами, его бледной кожей и необычной белизной ресниц, благодаря которой кажется, будто они светятся. Он действительно красив, его глаза собирают воедино весь образ, с этими его странными белыми волосами и острыми скулами. И это что-то удивительно прекрасное. Затем момент отступает, Юджи подавляет своё восхищение и проходит вперёд. — Я слышал, вы плохо себя чувствуете, Годжо-сан, — говорит он. — Я чувствую себя намного лучше, когда ты здесь, — говорит Годжо. Он садится, немного пошатываясь, тянется и хватает Юджи за руку, чтобы не упасть. Юджи всё время смотрит в его глаза, поэтому видит, что они ни разу не теряют фокус. — Спокойнее, — говорит он. Годжо смотрит на него и медленно ослабляет хватку на руке Юджи, пальцы ускользают легко, словно падающий снег. Он отталкивает одеяло и, поворачиваясь, опускает ноги с кровати, затем поднимается. Он не показывает никаких следов головокружения, уверенно стоит, надевая обувь. — Готовы? — Ага. — Спасибо, Иджичи-сан, я уведу его отсюда. Администратор больницы кивает и исчезает. Юджи сопровождает Годжо по лабиринту больничных коридоров к палящему снаружи солнцу. Сегодня влажно, вокруг распалилось лето. Он сразу же чувствует жар на лице и шее, чувствует, как кожа начинает потеть. Рядом с ним беспечно шагает Годжо, словно ничего не произошло, его темп лёгкий, а движения — плавные. Он подходит к машине, садится на пассажирское сидение и пристёгивается, в то время как Юджи заводит двигатель, после чего они плавно выезжают с парковки. По пути к дому Годжо говорит в основном сам Годжо — он подсказывает направление, а Юджи просто следует указаниям. Он живёт дальше на западе города, ещё отдалённее от Токио, и по мере того, как они едут, магазины и другие дома медленно исчезают, уступая место деревьям. В какой-то момент Юджи задаётся вопросом, не заманивают ли его в лес с какой-то зловещей целью, но после очередного поворота они оказываются около большого старомодного дома. — Вот и всё, — говорит Годжо, когда они подъезжают. — Моя скромная обитель. Заходи, я сделаю кофе. Он говорит это скорее как приказ, чем предложение. Юджи устал и ощущает небольшую слабость из-за неожиданного пробуждения, потому захлопывает за собой дверцу машины и следует за Годжо по мощёной дорожке к входу в дом. Годжо открывает дверь — незапертую — и сбрасывает обувь в прихожей. Кухня находится в задней части дома. Это просторная комната со старой бытовой техникой и пластиковой потёртой столешницей. Широкие окна выходят на деревья, которые подходят почти к дому, свет тусклый из-за отбрасываемых ими теней. Годжо роется в шкафчиках, пока не находит френч-пресс, затем насыпает кофе и ставит чайник на газовое кольцо. Когда мерцает синее пламя, он поворачивается и прислоняется к мебели, вытянув длинные ноги. — Вы выглядите неплохо для человека, который совсем недавно упал в обморок в лаборатории, — говорит Юджи, запрыгивая на столешницу, и усаживается там, упираясь пятками в нижние шкафчики. У Годжо кривая ухмылка. — Я быстро поправляюсь. — Вы ведь не падали в обморок, не так ли? — Ох? Ты обвиняешь меня во лжи? И зачем бы мне это делать? Юджи скрещивает руки на груди. — Вы мне скажите. Годжо запрокидывает голову, обнажая тонкую бледную линию шеи. Его волосы задевают шкаф за головой, сминаясь. — Мм. Я уверен, что никогда бы не поступил настолько жестоко — вызывать тебя в больницу после долгой ночной смены, чтобы ты отвёз меня домой. В конце концов, это вообще на меня не похоже. «Это очень на тебя похоже», — думает Юджи. Он даже толком не знает Годжо, но уже начинает понимать его выходки. — Но теперь, когда ты здесь, — продолжает Годжо, когда вода закипает; он выключает газ и заливает кофе в пресс. — Мы могли бы узнать друг друга получше. — Это звучит как начало откровенно дешёвого порно, — говорит Юджи. Годжо смотрит на него, в его глазах блестят искорки. — А ты бы хотел, чтобы так всё и было? Юджи поднимает взгляд к потолку. Да помогут ему Боги не врезать этому парню по лицу.