***
Они оказываются на торговой улице Каппабаши, которая, насколько Юджи может судить, в основном посвящена продаже кухонных принадлежностей и пластиковых вывесок, которые рестораны используют для рекламы своих блюд. После того, как они проходят мимо третьего магазина, в котором выставлены груды искуственного удона, мисо, курицы карааге, кацу-карри и пенистого пива в высоких стаканах, Юджи останавливается. — Это, конечно, занимательно. В смысле, мне всегда было интересно, откуда берётся вся эта пластиковая еда, но всё это как-то не очень связано со сверхъестественным, — говорит он, указывая на подвешенную в воздухе над тарелкой вилку, с которой свисают жёлтые спагетти. — Наверняка ты уловил название этого района, — говорит Годжо, когда они идут вперёд и останавливаются на красном светофоре. — Конечно, Каппабаши. — Потому что согласно легенде здешняя река когда-то была излюбленным местом капп. В наши дни их изображают как комедийных персонажей, но в прошлом они рассматривались как опасные людоеды, которые могли затащить тебя в озеро и обглодать твою плоть. Они особенно любили детей, — говорит он; загорается зелёный свет, и они переходят дорогу. — Ещё одна поучительная история? — Вполне вероятно. Утопление — частая причина смерти детей, особенно до периода Мэйдзи, когда большинство людей не умели плавать. Вот, — он указывает на святыню, стоящую немного в стороне от дороги. — Храм Каппы. На табличке написано: «Согэн-дзи»; это небольшой храм с ограждённой забором территорией и тесным главным залом с колоколом. — Предположительно, — говорит Годжо жутким голосом, — в святилище есть мумифицированная рука каппы, — он тушит сигарету, достаёт из кармана несколько монет и протягивает парочку Юджи. — Разве ты не хочешь ему помолиться? Итак, словно парочка на свидании, они оба кидают свои монеты в коробку — монетки по десять йен звонко падают на дно копилки, звонят в колокол и хлопают в ладоши. О дух каппы, — думает Юджи, открыв один глаз и наблюдая за молитвой Годжо, — пожалуйста, помоги мне не совершить огромную ошибку.***
Поскольку они уже всё равно рядом, следующей их остановкой становится Асакуса. Годжо поддаётся на уговоры и соглашается пройтись по длинной улице, полной туристических магазинов, перед неизменно популярным храмом Сэнсодзи. Улицы переполнены — людей так много, что все они вынуждены следовать одним густым потоком буквально плечом к плечу друг с другом, пока направляются к святыне. В магазинах по периметру продаются бесполезные сувениры: пластиковые мечи ниндзя, кимоно из полиэстера, дешёвые игрушки и вееры, упаковки печенья и сладостей. В объятиях толпы Юджи прижимают к Годжо, их плечи сталкиваются, а руки касаются друг друга. Годжо выше всех остальных, он похож на ходячий маяк, ведущий их вперёд. Когда он кладет руку на плечо Юджи, чтобы помочь провести его сквозь толпу, тот не возражает. Юджи чувствует, как его сердце стучит в груди, отдавая в уши. Хватка Годжо крепкая, его пальцы прижимаются к телу Юджи сквозь тонкую ткань футболки. Даже в этой парилке он может ощущать тепло его кожи. Это заставляет что-то с нежностью скручиваться у него в животе. Они посещают храм, затем срезают через его задний двор, и спускаются на широкие послевоенные улицы. — Раньше здесь был квартал красных фонарей, — говорит Годжо. — Не такой печально известный, как Ёсивара, но тоже знаменитый. И, как и следовало ожидать, в подобных местах появлялось множество легенд о злых женщинах-ёкаях. Это ёкаи, которые сводят мужчин с ума, или убивают их, или лишают мужской и жизненной силы. — Похоже на попытку подавить чувство вины, — говорит Юджи, глядя на длинную тихую улицу с кафе, караоке-салонами, офисами различных компаний, и размышляя о женщинах, которых когда-то давно притесняли в этом месте. — Мм. Моя любимая — Каге-онна. Её можно увидеть только краем глаза, заметить среди тёмных теней плохо освещённой комнаты. Её очертания мрачны и печальны, и только её внешнего вида достаточно, чтобы заставить тебя бояться за свою жизнь. Её невозможно сфотографировать, получатся лишь нечёткие очертания на чистых страницах. — Учитывая всех этих ёкаев, якобы бродящих вокруг, я удивлен, что кто-то вообще приходит сюда. Годжо глядит на него с мягкой улыбкой на губах. — Страсти всегда утихают, Юджи, — говорит он. Юджи смотрит в сторону.***
Далее они едут на метро до Мэгуро, и Юджи рад, что им удалось ненадолго скрыться от изнуряющей летней жары. После длительного пребывания в этой сауне на улицах Токио, можно и забыть, как это — ощущать прохладу. Он опирается о стену вагона рядом с дверью, наслаждаясь ощущением лёгкого дуновения кондиционера на своей коже, в то время как рядом с ним Годжо падает на сиденье, и прислоняется головой к окну. Его белоснежные волосы начинают терять лёгкость, но в остальном жара его не затронула. Его губы всё ещё блестят, и поскольку Юджи почти уверен, что глаза Годжо закрыты, он всматривается в них, в их нежный румянец, словно завороженный. — У меня что-то на лице? — бормочет Годжо. Его колено прижимается к ноге Юджи, полностью игнорируя личное пространство. Юджи чувствует, как летний жар мгновенно возвращается к его лицу; это словно открыть духовку и заглянуть внутрь. Он небрежно поворачивается к экрану, на котором показывают следующую остановку. — Не-а. Просто задумался. Годжо улыбается и в этот раз — Юджи почти уверен — закрывает глаза.***
Они снова поднимаются на эскалаторах из недр земли и выходят в душную дневную жару. Если к вечеру влажность усилится, футболка Юджи промокнет насквозь. Создаётся ощущение, что идёшь под дождём; примерно так он представляет себе птиц, летящих сквозь облачный покров. Улицы здесь более пустые, Мэгуро медленный и сонный в этот субботний день. Это жилой массив, состоящий из многоквартирных и частных домов. Здесь также много парков и игровых детских площадок; через район протекает узкая речка. Деревья сакуры около её берегов пышные и зелёные, их ветви спускаются вниз к воде. — Есть много мифов о шествиях ёкаев, — говорит Годжо, его голос звучит успокаивающе на фоне пронзительного стрекота цикад, которые, как тараканы, усеяли стены и крыши близстоящих домов. — В некоторых из них они путешествуют с востока на запад или с запада на восток. В некоторых — бродят по улицам после захода солнца и уводят всех, кого смогут поймать. Иногда процессии представляют собой организованный парад, которым руководит такой известный глава как Нурарихен. А иногда это просто хаос — ёкаи носятся по деревням и городам, сея разруху. Но шествия всегда происходят летом и всегда ночью. Юджи вытирает пот со лба; он стекает ему в глаза и заставляет щуриться. — Мне казалось, что долгие зимние ночи должны быть более жуткими, — говорит он. — Возможно, сами ночи и страшнее зимой — и да, тогда тоже приходят ёкаи. Но в летнюю жару людям неспокойно, их мучает бессонница. Месяцы бесконечных комаров, влажности и душных ночей толкают их к безумию и убийствам. Благодаря этому и рождаются легенды о ёкаях. — Слава богу, что появились кондиционеры, — говорит Юджи. Годжо смеётся.***
Они попадают в храм Рюусэн-дзи, в котором находится черноглазая статуя, давшая имя району Мэгуро. Территория храма довольно большая и вымощена камнем вместо привычного гравия; всё выглядит старинным и экстравагантным. Длинная каменная лестница ведёт к главному зданию с широким залом, в котором располагается бронзовый Будда. — Есть известная история о монахе, который сталкивается с одним из парадов ёкаев. Он описывает их как необузданную, порочную толпу существ, не уважающих Будду. Но когда монах начинает читать отрывок из святого писания, они отступают. Это стало основой многих популярных представлений о том, как защитить себя от ночных процессий, в том числе концепции, что маги могут дать защитное благословение. — Маги? — Ну, знаешь, специалисты по магии и предсказаниям. Мне хотелось бы быть одним из них в другой жизни. Думаю, это было бы захватывающе. И, конечно же, они могли околдовать всех, кого захотят, — его пальцы убирают с глаз свисающую прядь волос мягким, плавным движением. Ты тоже можешь, — думает Юджи, глядя на эти изящные пальцы. Его длинная расслабленная фигура, его спокойный голос, его мягкая улыбка — всё это приковывает внимание Юджи, влечёт. — Но даже самые лучшие чары не вечны, — продолжает Годжо, словно читая его мысли. — И когда они ломаются, мир снова рушится. Лучше быть скромным профессором и формировать молодые умы. — Вы так думаете? — Ну. Доводить их до ручки звучит немного жестоко, не правда ли? — его зубы на мгновение вспыхивают в солнечной улыбке. — Вы чудовище, Годжо-сан, — говорит со смешком Юджи. — Это то, что все они говорят.***
Сейчас только около трёх часов, впереди ещё полдня, но Юджи не может не заметить, что Годжо идёт медленнее, чем когда они начали, что его шаги менее энергичны, а голос менее дразнящий. Он задаётся вопросом, стоит ли ему что-то сказать, спросить. Но ему не приходится. Они как раз подходят к входу в метро, когда Годжо останавливается и смотрит на часы (дорогие, швейцарские). — Извини, что прерываю наш тур, Юджи, но я только что вспомнил, что у меня дома есть кое-какие дела, с которыми нужно закончить. Ты не возражаешь? Ты можешь остаться и насладиться прелестями большого города, — он многозначительно приподнимает брови. — А, всё нормально. Если я поеду домой сейчас, то как раз смогу закупиться продуктами перед выходом на завтрашнюю смену, — говорит он. Ты шутишь? Кто-то должен за тобой присмотреть, — вот что он думает. Они садятся на метро, чтобы доехать до станции Синдзюку, откуда отправляются поезда в Оме. В этот раз свободного места для Годжо не находится; он стоит, лениво продев руку через кольцо, но его спина округляется. Пошатываясь, он натыкается на Юджи один, два раза. На третий Юджи ловит его за локоть и поддерживает. Стоя так близко под ярким светом, падающим сверху, он видит, что лицо Годжо бледное и немного осунувшееся, его плечи медленно поднимаются и опускаются от тяжёлого дыхания. Капля пота стекает по длинной линии его горла и исчезает под отвисшим чёрным воротником. Юджи хочется потребовать, чтобы подросток, сидящий рядом с ними, встал и уступил место, но Годжо ничего не говорит, просто держится и молчит. Они выходят в Синдзюку и направляются к поезду в Оме. Здесь, по крайней мере, есть свободное сидение, на которое усаживается Годжо. Он прислоняется головой к окну, и в этот раз, судя по расслабленности его тела, Юджи может сказать наверняка, что он уснул. Юджи стоит рядом, продолжая наблюдать.***
По возвращению в Оме, Юджи размышляет над тем, что до его квартиры идти не так уж и долго, а вот к дому Годжо — больше сорока минут. — Давайте возьмём такси. Я вас подвезу, — говорит он. Годжо смотрит на него, на его лице расцветает удивление. — Я не привык ко всей этой ходьбе, мои ноги меня убивают. Если всё равно буду брать машину, заодно и вас подброшу, — объясняет Юджи. На некоторое время повисает тишина, они смотрят друг на друга, в то время как другие люди текут рекой мимо них, стоящих посреди станции Оме. Затем Годжо поправляет очки. — Ты ужасный лжец, Юджи, — говорит он. Но не возражает. Они берут такси на стоянке возле вокзала. Годжо даёт водителю указания, после чего они усаживаются на задние сидения. Они наблюдают за домами и невысокими зданиями центральной части города, которые довольно быстро сменяются более мелкими дорогами и густыми деревьями. — Тебе понравился тур? — спрашивает Годжо, когда они останавливаются на одном из немногих красных светофоров. — Намного больше, чем я ожидал. — Это можно принять в качестве комментария к моей коммерческой презентации? — Забавно, но я не припомню никакой презентации. Только упрямого пациента, который пообещал показать мне город монстров и легенд. — И теперь ты его увидел. Что об этом думаешь? — Я бы хотел узнать больше, — честно отвечает Юджи. — Вы случайно не знакомы с профессором фольклора, у которого есть свободное время? Годжо улыбается. — Кажется, у меня есть один на примете.***
Вскоре они прибывают к дому Годжо. Юджи говорит таксисту подождать у подъездной дороги и провожает Годжо к двери, словно парень, сопровождающий свою девушку домой после выпускного вечера. Годжо открывает дверь (всё ещё не запертую), входит, снимает обувь, а затем поворачивается и встаёт в дверном проёме, опираясь о деревянную раму. Юджи делает шаг вперёд, сокращая расстояние между ними. — Я серьёзно говорил, в машине. О желании узнать больше. От вас. Годжо поднимает руку и снимает очки, волосы падают ему на глаза. Его голубые, словно лёд, красивые глаза. — Я могу это устроить, — говорит он. Его губы гладкие и блестящие и... — Вы уверены, что вы не маг? — спрашивает Юджи. Годжо с любопытством моргает. Юджи наклоняется. Шепчет, щека к щеке: — Потому что мне кажется, что вы наложили на меня чары, Годжо-сан. Годжо открывает рот, и Юджи целует его прямо здесь, на пороге; его сердце колотится, словно у птички. Губы профессора мягкие, пухлые и чуть влажные. У них вкус грейпфрута. Значит, он использует блеск для губ, — думает Юджи, и краснеет, когда понимает, что раньше он чувствовал запах не волос Годжо, а его блеска. У которого очень приятный вкус. Потом они отрываются друг от друга, и в кои-то веки бледные щёки Годжо окрашены румянцем. — Зови меня Сатору, — говорит он.