***
Он ощущает странную потребность быть с Сатору. Это не сексуальный голод или всплеск физического влечения, суть не в этом. Ему просто хорошо и спокойно, когда они вместе, когда он слышит его дразнящий голос и дышит с ним одним воздухом. Он хочет знать о Сатору всё, и речь не о дате его рождения, группе крови или родном городе, хотя он уже и так это всё знает; Юджи хочет видеть, как у него иногда перехватывает дыхание, когда он взволнован, как расширяются его глаза, когда он видит что-то неожиданное, как он склоняет голову, когда читает. Он хочет увидеть Сатору в самом разном окружении, в общении с самыми разными людьми — всё, чтобы лучше его понимать. Итак, однажды днём, когда у Юджи выходной и нет никаких других важных дел, он решает посетить одну из лекций Сатору. Она для первокурсников и посвящена японским народным легендам эпохи Эдо, в лекционном зале собрались примерно полсотни студентов с ноутбуками. На Юджи толстовка с капюшоном, лицо скрыто под медицинской маской; он плюхается на лавку в конце аудитории. Никто не обращает на него внимания. Удивительно, но Сатору приходит на лекцию вовремя. Он проскальзывает в аудиторию через главную дверь и поднимается на лекционную сцену. На нём выцветшие чёрные джинсы, серая футболка с V-образным вырезом и старый чёрный бархатный пиджак, отливающий ржаво-коричневым в тех местах, где на него попадает свет. Он выглядит таким сексуальным молодым профессором, что у Юджи сердце сводит. Ему хочется сбежать по лестнице, схватить Сатору за лацканы этого нелепого пиджака и поцеловать. Но вместо этого он просто сидит там, делая вид, что переписывается с кем-то в телефоне. В аудитории есть доска и высокий стол, но Сатору проходит мимо. Он достаёт из стены складной металлический стул, раскладывает его прямо в центре и усаживается, скрещивая длинные ноги. У него нет ни ноутбука, ни книг, ни заметок. Его глаза скрыты за солнцезащитными очками, но Юджи знает, что он осматривает комнату, изучая эту толпу студентов, пришедших испить из источника его мудрости. Ну или, что более вероятно, пришедших на растерзание. Юджи обнаруживает, что Сатору обладает способностью легко управлять аудиторией. Стоит ему прокашляться, и в комнате становится тихо. — Итак, — говорит он. — Йоцуя Кайден. Все присутствующие знают эту легенду. Но в отличие от остальных, Юджи узнал много подробностей во время их тура по Токио. Он тихо слушает с заднего ряда, пока Сатору создаёт атмосферу, окружающую легенду. Поздний период Эдо, сёгунат изо всех сил пытается сохранить культуру Японии и феодальный строй, новые веяния с Запада медленно просачиваются в общество, словно раковые клетки. Классовая борьба, когда угнетённые торговцы стремятся к большей свободе для выражения богатства, а самураи изо всех сил пытаются удержать власть. Театральные постановки кабуки распространяются как средства повествования сюжетов, отражающих общественные желания и противоборства. Это совсем не похоже на те сухие, безжизненные лекции, которые Юджи посещал в своём университете, когда профессора монотонно бубнели о лимбической системе или факторах риска развития транзиторной ишемической атаки, черкая неразборчивые записи на доске. Сатору держит свой класс в плену, его голос захватывает всё внимание; он начинает с пересказа оригинальной истории кабуки об Иемон Оиве, после чего начинает подтягивать её связь с другими народными легендами. Время от времени он задаёт классу вопросы, криво улыбаясь ответам и поправляя; его комментарии не оттенены ни похвалой, ни высмеиванием. Ближе к концу лекции — она длится лишь час — он начинает вплетать в рассказ более традиционный фольклор и спрашивает: — Кто может привести мне пример того, как влияние ёкаев просочилось в эту легенду? Студенты выглядят сбитыми с толку. Юджи усмехается. А затем поднимает руку, маска скрывает улыбку. Сатору кивает ему. — Задний ряд. — Разве Иемон Оива не изображалась под демоническим влиянием в искусстве? Например, вылетающей из чоучин-обаке? Сатору смотрит на него с пустым лицом. А затем его губы расползаются в глубокой дьявольской ухмылке. — Очень хорошо. Подойди после урока, Итадори-кун. Юджи шутливо отдаёт честь.***
Часы в аудитории отмеряют час, и Сатору заканчивает; класс начинает собираться. Юджи встаёт, когда студенты устремляются к дверям, болтая друг с другом. Он снимает маску и спускается по лестнице, подходя к Сатору — тот встал со стула и ожидает, небрежно опираясь на край стола. — Я не ждал тебя, — говорит он, высокий, представительный и властный здесь, на своей территории. — Хотел посмотреть, какой ты со своими учениками. — Ох, чтобы увидеть это в полной мере, тебе придётся соблюдать мой рабочий график. Это то ещё веселье, — мурлычет он, ухмыляясь. — Пойдём, я покажу тебе свой кабинет. Они выходят через комнату в передней части аудитории, Сатору ведёт Юджи по длинным коридорам и вверх по лестнице в более узкую, старую часть здания. Вдоль стен расположены деревянные двери с именами профессоров; Юджи преследует стойкое ощущение дежавю — в его университете всё было примерно таким же. Они подходят к той, что с надписью «Годжо Сатору — Фольклор», Сатору открывает замок и распахивает дверь. Он, очевидно, из тех маньяков, которые предпочитают запирать кабинет, но не свой дом. Внутри царит беспорядок. По обеим сторонам стены расположились книжные полки, набитые литературой, папками и пачками бумаг. На небольшом столе стоит ноутбук, а всё вокруг него выглядит так, словно там прошёлся ураган — бумаги, письма и книги разбросаны как попало. Сатору обходит рабочее место, отодвигает стул в сторону и открывает жалюзи, впуская в комнату грязный солнечный свет. На углу его стола стоит маленькая жёлтая баночка с рецептурными таблетками; Сатору смотрит на неё, пожимает плечами и закидывает в ящик. Он садится, подтянув ноги, горловина его футболки открывает вид на впадину под горлом — Юджи внезапно одолевает желание лизнуть её, почувствовать пульс Сатору под своим языком. — Тебе следует внимательнее следить за своими лекарствами, — вместо этого говорит он, сдерживаясь. Юджи предполагает, что это и есть его хелатирующий препарат. Сатору бросает на него взгляд. — Боишься, что меня отравят? Если бы Юджи не видел его сегодня в окружении учеников, то мог бы рассмотреть и такой вариант; естественно, если судить по больнице, то едва ли там найдётся кто-то, кто питает к нему тёплые чувства. Кроме, конечно же, самого Юджи. Но, побывав лишь на одной-единственной лекции, он понял, что студенты уважают Сатору, и не безосновательно — он ведёт свой предмет очень интересно. — Скорее ты потеряешь их в своём бардаке, и что тогда? — Тогда они выпишут мне ещё, — безразлично отвечает Сатору. Юджи вздыхает и опирается бедром на край стола; какая-то бумага соскальзывает и падает на пол. — Ты слишком легкомысленный. Сатору смотрит на него, спуская солнцезащитные очки — взгляд, которым он одаривает Юджи, полон похоти и жара. — Подойди сюда и скажи это ещё раз, — предлагает он низким голосом. Юджи так и делает. Но сначала он запирает дверь, на всякий случай.***
Это даже немного странно, как со временем Юджи привыкает к этой любви, которая втиснута в его грудь, словно дополнительный орган — орган, который пульсирует и ноет каждый раз, когда он скучает по Сатору, или когда он видит его приближающуюся высокую фигуру в толпе людей, или когда они лежат в постели и лунный свет окрашивает его волосы серебром. Они не говорили о том, чтобы съехаться (хотя Юджи очень бы этого хотел), потому что его квартира слишком мала, и он не хочет, чтобы Сатору отказывался от чего-либо ради этих отношений, даже от своего большого неудобного дома, полного сквозняков. Он представляет их в красивой трёхкомнатной квартире на окраине города, но точно не в лесной глуши; представляет, как стоит на балконе, развешивая бельё, а Сатору в это время лепит мясные шарики, как его учил Юджи — скатать гладкими ладонями и бросить в набэ. Иногда Юджи задаётся вопросом, когда он стал таким домашним, таким скучным, таким счастливым. Раньше он жил ради своей работы в больнице, ради возможности что-то изменить. Теперь он живет ради Сатору, ради часов, которые они проводят вместе, — их никогда не бывает достаточно из-за работы — ради прикосновений, поцелуев и близости. Он задаётся вопросом, чувствовал ли дедушка то же самое рядом с бабушкой. Он ни разу о ней не спрашивал, и сейчас это кажется ему оскорбительным, чем-то подлым и безразличным; хотя, конечно, он понимает, что она умерла задолго до его рождения, а он был просто глупым ребёнком, который ничего не смыслил. Может быть, поэтому дедушка и решил отрезать себя от своей старой жизни, может быть, он поступил так, потому что уже потерял то, что любил и просто хотел снова быть с ней. Юджи дёргает головой. Он начинает походить на Сатору, когда тот впадает в эту свою фазу английской литературы, полную задумчивости и романтики в викторианском целомудренном стиле. Как бы там ни было, в том, как он любит Сатору, нет ничего целомудренного. Он хочет разделить с ним всё, в том числе и своё тело. Тело, сердце, душу. Всего себя. Юджи открывает браузер и начинает просматривать объявления об аренде.***
Это случается лишь однажды. Близится конец ноября, воздух в квартире сухой из-за обогревателя, в комнате витает запах эвкалипта от ароматической свечи, подаренной одной из медсестёр, которая немного неровно к нему дышит (если бы она только знала) — Юджи просто принял свечу, поблагодарил, и она ушла радостная. Они сидят на диване и смотрят сериал — историческую драму; Юджи, откровенно говоря, не фанат исторических произведений, но Сатору нравится смотреть такое на случай, если он сможет использовать часть материала в своих лекциях. По сюжету герой медленно умирает от туберкулёза, скрывая болезнь от окружающих; всё как и всегда в кино: бледная кожа, спрятанные окровавленные носовые платки. — Это так нелепо, — жалуется Юджи, вытянув ноги и упираясь плечом в плечо Сатору. — Как будто никто не знает. Неужели они действительно думают, что кто-то может вот так чахнуть, а его жена не заметит? Сатору не отвечает, тишина кажется немного странной, и когда Юджи поворачивается, он видит, что его парень смотрит на него широко раскрытыми голубыми глазами, но взгляд его отстранённый. — Думаю, это зависит от того, что она хочет видеть, — говорит он. Это звучит непривычно, потому что Сатору всегда считал, что людям следует быть прямыми и искренними. Оглядываясь назад, можно сказать, что это был последний из череды намёков.***
Смена сегодня загруженная, Юджи суетится от пациента к пациенту, у него нет времени даже на то, чтобы выпить воды. Когда звонит телефон — его рабочий телефон, который обычно вибрирует, потому что в больнице пишут, а не звонят, — он вынимает его из кармана и видит на экране имя Сатору. Он дал ему свой рабочий номер сто лет назад, но тот ни разу на него не звонил. Слава богу, свои грязные сообщения и обнажённые фотографии он шлёт на личный телефон Юджи. Ещё немного, и он не поднял бы трубку, но ему приходит мысль, что, может быть, это срочно, может быть, Сатору вынужден отменить сегодняшнюю встречу или он заблудился в продуктовом в поисках нужного сорта риса. Он проскальзывает в комнату отдыха и поднимает трубку. — Сатору? — Эм. Нет, — говорит на другом конце незнакомый голос. Молодой женский голос. — Это Мидоригава, я одна из учениц Годжо-сенсея. Сенсею стало нехорошо, и он упал во время урока. Я сейчас с ним в его кабинете. Он сказал, позвонить вам… он сказал, что вы врач. Вы можете приехать? — в её голосе слышны нотки паники. На заднем плане он слышит более спокойный тон Сатору. Студентка делает вдох, прежде чем продолжить: — Он говорит, что с ним все в порядке, но я думаю… вы можете приехать? — повторяет она. У Юджи перехватывает дыхание, пальцы начинают дрожать. Но он обучен брать себя в руки во время стихийных бедствий, аварий и чрезвычайных ситуаций. — Я уже в пути.