***
Этим вечером они смотрят фильм, но спустя время Юджи, честно говоря, даже не сможет вспомнить, какой именно. Что-то бессмысленное и динамичное, с кучей пушек и взрывов. Сатору засыпает на половине; Юджи будит его, чтобы он выпил лекарство, и проводит в постель. Он достаёт себе второй футон, но в конечном итоге оказывается на футоне Сатору, они прижимаются друг к другу, согреваясь в холодной комнате и запутываясь конечностями в пуховом одеяле. На утро Юджи просыпается немного замёрзшим — он в постели один. Сатору, наверное, просто пошёл в ванную, или выпить воды, а может готовит кофе, но в его сердце всё равно пробирается холодок беспокойства. Раньше он никогда не был против того, чтобы побыть в одиночестве. Теперь же это невыносимо. Юджи встаёт, натягивает свитер, джинсы и спешит на кухню, откуда доносится запах кофе. Но Сатору здесь нет, наполовину заполненный френч-пресс стоит на столешнице; Юджи наливает себе кофе и шагает в гостиную. Сатору сидит в кресле с чашкой кофе и телефоном во второй руке. — Один из двухсот, — говорит он, не поднимая глаз, и сердце Юджи камнем падает вниз. Сатору делает глоток кофе и позволяет телефону упасть на его колени; он полностью одет, и Юджи удивляется, как он, должно быть, устал, если не проснулся, пока Сатору ходил по тёмной спальне, вытаскивая одежду и носки из шкафов. Интересно, как долго он здесь, один, читает статьи о трансплантации печени. — Вот сколько доноров умирает. Один из двухсот. Теперь Сатору смотрит на него, выражение его лица каменное — не шутливое, не задумчивое, а твердоё, словно кремень. — Ты думал, я не узнаю? Думал, что я просто поверю в возможность волшебного исцеления, и что всё будет солнечным и радужным? — Сатору... Сатору беспощадно его прерывает: — Я знаю, что я безответственный и эгоистичный. Я самопровозглашённый засранец. Но даже я не променяю твою жизнь на свою. Юджи падает на колени перед Сатору, пытаясь схватить его за руки. — Всё не так! Сатору отшатывается, на его бледных щеках проступает краснота. — А как? Что, если ты умрёшь на столе? Ты думаешь, я смогу просто уйти с твоей печенью внутри? Думаешь, я смогу с этим жить? — А ты думаешь, я смогу жить, наблюдая, как ты умираешь, и ничего не делать? — Ты уже жил так раньше, — жестоко отвечает Сатору, и Юджи чувствует, как что-то разрывается в его груди. — Практика может… — Ты грёбаный мудак! — рычит Юджи, и Сатору захлопывает рот, его глаза в удивлении округляются. Юджи никогда не повышал на него голос, никогда всерьёз не возражал против его слов. — Ты так привык просто порхать по жизни, не беря на себя ни за что ответственности, никого не слушая и не заботясь ни о чём, кроме своих желаний, а сейчас ты решил выработать принципы? Что ж, чертовски поздно, Годжо Сатору, потому что ты заставил меня полюбить тебя, и ты будешь жить со мной и позволишь мне спасти твою дерьмовую жизнь. Юджи запыхавшийся, лицо красное, он стоит на коленях перед Сатору, не зная, кричать ему или плакать. Сатору смотрит на него несколько секунд. А затем, медленно, словно тающий лёд, он наклоняется и обнимает Юджи за плечи. Прижимается лбом к его шее, касается губами кожи. — Тебе следует найти кого-то другого, чтобы любить, — мягко говорит он. Юджи зарывается носом в его шёлковые волосы. — Не-а. Это будешь ты. На долгие-долгие годы. Так долго, что тебя начнёт от меня тошнить, но ты абсолютно ничего не сможешь поделать, потому что к тому времени я уже буду частью тебя. Сатору вздыхает. — Мы можем поговорить с врачом, — говорит он.***
Оказывается, у доктора Яги хорошие связи. Он находит для них доктора Иёри Сёко, одну из ведущих гепатологов Японии, которая работает в передовой клинике в Синдзюку. Она сногсшибательная: длинные ноги, пухлые губы, блестящие каштановые волосы, ниспадающие ей на плечи. И она определённо не глупа, а это как раз тот человек, который нужен Сатору. — Да, риски есть, — прямо говорит она, когда они сидят напротив её стола; на стене позади неё висят изображения, похожие на фракталы в рамках, но Юджи распознает в них очень крупные планы печени. Симпатично и по-делу, что идеально отражает характер владельца кабинета. — Любая медицинская процедура сопряжена с рисками. Риски для вас, Годжо-сан, сравнительно невелики. В сравнении с рисками, если вы ничего не предпримите; ведь судя по последним анализам, вы, скорее всего, умрёте примерно через два месяца. Если вы переживёте операцию, вероятность того, что с живым трансплантатом от Итадори-сана вы сможете полностью восстановиться и будете чувствовать себя лучше, чем в течение последних нескольких лет, превышает девяносто процентов. Чем раньше мы проведём операцию, тем выше будут ваши шансы. — Спасибо, — сухо произносит Сатору, на его губах невесёлая улыбка. — Но я беспокоюсь не о себе. Она кивает. — Риски для Итадори-сана исходят от самой операции — это сложная процедура. В печени находится множество кровеносных сосудов, которые необходимо соответствующим образом перевязать, иначе может возникнуть внутреннее кровотечение. Есть вероятность пропустить сосуды или что какая-то из лигатур не будет держаться. Наравне с этим существуют риски, исходящие от анестезии и риски получить инфекцию. — Риски, приводящие к смерти, — говорит Сатору. — Возможно. Но более вероятны проблемы, которые можно преодолеть с помощью дополнительной операции или приёма определённых лекарств. Вы, наверное, уже видели статистику смертности. Могу сказать вам, что единственный важный показатель смертности — это мой. И это ноль. Я никогда не теряла живого донора. Юджи буквально чувствует, как Сатору расслабляется, напряжение в его мышцах ослабевает, он дышит свободнее. — Конечно, вам решать, готовы ли вы продолжить. Если вы примете это решение, мы начнем с тщательного медицинского осмотра… — продолжает она, но Юджи слушает вполуха. Всё его внимание сосредоточено на Сатору, на изгибе его спины, на длинных вытянутых ногах и на его невозможно ярких глазах. Пожалуйста, пусть это сработает, — он не молится ни богу, ни кому-либо ещё, уповая только на свой внутренний голос и, возможно, Иёри Сёко.***
После консультации они едут домой с целой стопкой брошюр и распечаток. Для поездки в Синдзюку Юджи арендовал машину — бодрую маленькую Мазду, которая жаждет открытых дорог, а не тянучек по центру Токио. Сатору пытается подсказывать направление, но он хреново объясняет, а ещё отвлекается, в результате чего они сворачивают не в ту сторону, попадая на улицу с односторонним движением, и практически сталкиваются нос к носу с Nissan и его сердитым водителем. Юджи извиняется, кивая головой, сдаёт назад и выруливает, разворачивая машину одним причудливым движением, в то время как Сатору тихо смеётся. Каким-то образом он всё ещё не растерял своё (сомнительное) чувство юмора. Он собирается вернуться в дом Сатору, но тот возражает. — Эх, это неудобно, и у меня заканчивается кофе, к тому же Denny’s не доставляет так далеко. — Мы не будем заказывать в Denny’s, — говорит Юджи, поворачивая в сторону своего дома; это основной источник питания для Сатору, когда он не готовит, а еда у них — дерьмо. Но они заказывают — Сатору тайком звонит в доставку по телефону, пока Юджи читает статьи, которые дала ему доктор Иёри — о подготовительных мероприятиях и восстановлении после операции, и о том, чего ожидать. — Мне нужно будет взять отпуск на несколько месяцев, — размышляет он. — Яга-сенсей, наверное, его одобрит. — А какой у него выбор? Привлекательные, идеальные ординаторы не падают на голову, когда ты находишься в глуши, — отмечает Сатору, лёжа на диване. Он прав, за исключением части о привлекательных и идеальных. Над Городской больницей Оме, вероятно, пролетела счастливая звезда, когда Юджи принял эту должность; набор персонала в небольшую больницу общего профиля со слабым финансированием должен быть кошмаром. Но... — Значит ли это, что ты согласен? — спрашивает Юджи, откладывая бумаги на стол; он садится на край дивана, подсовывая одну ногу под бедро Сатору. Голова Сатору откинута на мягкий подлокотник дивана, глаза закрыты. Его лицо немного осунувшееся, кожа выглядит серой на фоне белоснежных волос. Он похож на гобелен, вышитый зимними пейзажами. — Ты всё так усложняешь, — наконец произносит он усталым тоном. — Я всё усложняю? — Ага. Перед тем, как ты появился, я всё распланировал — выпить и повеселиться, съесть столько шоколада, сколько захочу, и уйти без сожалений. Просто, чисто. Я был к этому готов. А теперь, из-за тебя… — Из-за меня? Глаза Сатору открываются, голубые и полные влаги. — Я не хочу умирать, — шепчет он хриплым голосом. — Потому что дней, когда я просыпаюсь рядом с тобой, никогда не будет достаточно. Сердце Юджи даёт трещину, совсем чуточку. — Тогда не нужно, — говорит он. — Риски низкие, твои прогнозы хорошие. Мои прогнозы хорошие. Позволь мне сделать это для тебя. Для нас. Сатору смотрит на него и улыбается, когда по его щеке скатывается слеза. Он тянется, берёт Юджи за руку и тянет его на себя. Юджи взбирается на него и сцеловывает слезу, скользя тёплыми губами по прохладной коже. — Позволь мне сделать это, — повторяет он, шепча Сатору на ухо. — Хорошо.***
Следующие несколько дней Юджи готовится — тренируется, правильно питается и договаривается об отпуске с доктором Ягой. Он съедает все скоропортящиеся продукты из своего холодильника, складывает одежду, книги и бритву. Сатору не делает заметных приготовлений. В ночь перед отъездом в больницу им нельзя ничего употреблять внутрь, ни еду, ни напитки, нельзя даже воду. Они сидят на диване Юджи, прижавшись друг к другу в тусклом свете от телевизора, и смотрят «Голодные игры»; Сатору не особо высоко оценивает Дженнифер Лоуренс, и это просто нелепо. — Когда всё это закончится, мы съедемся, — говорит Юджи. В последнее время губы Сатору выглядят постоянно потрескавшимися — то ли из-за холода, то ли из-за его ухудшающегося здоровья, Юджи не знает. Он уже привык носить с собой баночку с грейпфрутовым бальзамом и сейчас опускает в неё палец, а затем скользит им по губам Сатору. — Ох? — Ага. Мы снимем красивую трёхкомнатную квартиру, в которой будет комфортно и удобно, мы заведём несколько растений в горшках, и не знаю, может быть, рыбку или типа того. Так что даже когда одного из нас не будет дома, второй не будет один. — Неужели быть с рыбкой значит не быть одному? — размышляет Сатору. — И ты будешь готовить, а я буду убирать, и всё у нас будет отлично, — твёрдо продолжает Юджи. Сатору кладёт голову ему на плечо. — Хорошо, Юджи. Как скажешь.