(Do I wanna know?) If this feelin' flows both ways? (Sad to see you go) Was sorta hopin' that you'd stay (Baby, we both know) That the nights were mainly made For sayin' things that you can't say tomorrow day Crawlin' back to you… — Arctic Monkeys Несколько дней спустя
Порко вытащил ключи зажигания. Мотор с приятным бульканьем заглох, фары погасли, и Райнеру, сидящему на переднем пассажирском сиденье, открылась панорама сумеречного Лондона в низине. Наступающая ночь, конечно, абсолютно волшебное время суток — каждые полчаса темнота размеренно, но неотступно скрывает всю мишуру дня и открывает взору истинную, роскошную красоту туманной столицы. — Сразу видно фирменный почерк Гальярдов, — проговорил Райнер, доставая с заднего сиденья бутылку вина и вкручивая в пробку штопор. — Умеете вы находить красивые виды. — Да просто на цыпочек действует безотказно, — с блядской улыбочкой ответил Порко, получив в ответ удивленно вскинутую белесую бровь. — Да ладно тебе, я шучу. Но Марсель трахается только так. А я… Я отношусь к этому, как к коллекции. Собираю в своей голове виды на любимый город. Всегда хотел с кем-то ими поделиться, так что можешь считать себя везунчиком. В темной машине аппетитно чпокнула пробка. За ней потянулся терпкий аромат красного полусладкого. — Серьезно, ты больше никого сюда не возил? — недоверчиво спросил Браун, сделав глоток прямо из горла и протянув бутылку Порко. Тот позвал его на свидание — свидание, Карл! — чего с Брауном не случалось примерно никогда, потому он ощущал себя несколько зажатым и задавал, по своим ощущениям, глупые и шаблонные вопросы. — Вообще нет, — Порко отпил из бутылки. От его ответа Райнер почувствовал себя исключительным. — Не доходило до этого… — еще один глоток, Порко будто бы собирался с мыслями перед тем, как продолжить. — Я тебе сразу честно скажу, мне не шибко везет в отношениях. — Почему же? Ну, если тебя не задевает такой вопрос. — Знаешь… От меня просто уходили. Наверное, я как-то отпугиваю людей своей заботой, не знаю, — Порко, медленно и негромко говоря, поднял тяжелый взгляд и вернул бутылку. — Я, сколько себя помню, на сто процентов вкладываюсь в людей, которые мне нравятся. Денег дать, познакомить с кем-то, помочь — я реально подрываюсь по первому требованию, а люди, получив желаемое, уходят. Но вот в чем дело… Я часто слышал от бывших, что они готовы быть рядом в сложный момент, но это не так. Наверное, они и правда так думали или даже верили в это, но как доходило до дела… Другие вещи… всегда оказывались важнее. Райнеру, слушавшему это, внезапно стало так обидно, будто бы динамили его самого. Он не понимал, как, оказавшись рядом с этим красавцем, творческим, интересным, можно было им пожертвовать. — Бывший был стриптизером, например. Мне, в принципе, было нормально, пока я не узнал, что тот ходит с клиентами в приват. А когда пытался поговорить об этом, все закончилось дикой истерикой. В итоге он собрал вещи и уехал. До него был парень, который изменял постоянно. Мне на глаза как-то попалась открытая переписка, в которой он кому-то фото без футболки отправлял. Это было… больно, — его голос дрогнул, и сердце Брауна сжалось. Порко продолжал: — Короче, все так складывалось, что я мир готов положить к ногам того, кого люблю, но это было как-то невзаимно что ли. Хочется начать доверять кому-то, честно. «Мне ты можешь доверять», — птицей пронеслась в голове восемнадцатилетнего Брауна мысль. — Жалеть меня не надо, — продолжал Гальярд, но Райнер, влюбленный по самые уши, жалел его всей душой. На секунду промелькнуло желание объехать на белом коне каждого обидчика Порко и накостылять всем по очереди за то, что они сделали. Ему даже подумалось, что, по сравнению с болью Порко, его история с Эреном была не такой уж и страшной. Ну, подумаешь, школьная любовь не сложилась, никто никому не изменил же, не обманул, не кинул другого, как наступили проблемы. — Но я не отчаиваюсь, — Порко пригладил упавшие на лоб пряди волос. — Вся жизнь впереди, надеюсь, моя звезда мне наконец улыбнется и кто-то примет меня таким, какой я есть, — и с грустной усмешкой взглянул на Райнера. Эта улыбка в мгновение ока пронзила его сердце. У него не осталось никаких сомнений в том, что этим человеком точно станет он, Райнер Браун, умерший внутри и воскресший несколько дней назад там, на крыше. Встретив этого веснушчатого музыканта, Райнер осознал, что уже многие годы не ощущал себя настолько живым — это чувство после нескольких лет внутреннего увядания било в голову, как героиновый приход. Бабочки в животе порхали так оголтело, что он перманентно переживал абсолютное, стопроцентное счастье, недоступное простым смертным, так ему казалось. Внешне скупой на нежности, внутри он содрогался от настолько мощной бури, что она мешала ему спать по ночам. Случившееся на крыше им обоим напоминало сказку. Будто бы недостающий кусочек пазла отыскался и сложил картинку в единое целое. С их первого поцелуя прошла едва ли неделя, но они оба чувствовали, будто знают друг друга всю жизнь. Просто какая-то рука мироздания долго прятала их друг от друга, пока не свела в нужном месте в нужный час. Они проводили вместе каждый вечер, а разойдясь, до самого утра переписывались о чем-то смешном, глупом и серьезном. — Кстати, о Марселе, — Райнер положил свою руку на ладонь Порко. — Мне кажется, он должен знать. — Да понятно, что должен, — Порко ласково погладил руку Райнера большим пальцем. — Но как-нибудь попозже. У него же день рождения скоро, не варик, наверное, преподносить ему эту новость в подарок, — и отвел взгляд. — А что, можно на торте написать. И свечки вокруг, — засмеялся Райнер. — Дааа, и выпрыгнуть с криком «Сюрприз»! — А если серьезно, то чего такого? Марсель не знает, что ты гей? Когда я ему о себе рассказал, он и ухом не повел… — Да как-то… на душе неспокойно. Я в этом плане немного невротик, не обращай внимания. Всегда кажется, что, расскажи я кому-то о своих отношениях, в них обязательно залезут и все испортят. Если честно, такое уже было, потому я… пока что боюсь. — Мне кажется, Марсель не тот человек, который может навредить разом и лучшему другу, и младшему бра… — Просто дай мне немного времени, — Порко легонько сжал его руку. — Я сам ему расскажу, обещаю. Райнер беспечно пожал плечами: — Как скажешь. Сумерки опускались с холма на город. Где-то внизу проезжали усталые машины. Пока они разговаривали, Порко, развернувшись к Райнеру всем телом и прихлебывая вино, в собственных мыслях скидывал с него один предмет одежды за другим. Браун же, чуть раздобревший от вина, говорил о своем отце, которого не видел с самого развода родителей; о том, как ему до сих пор стыдно за одну драку в школьном коридоре — он крепко приложил об металлический шкафчик достаточно безобидного мальчика из параллели, по имени Марко Ботт, после чего вытащил того на школьный двор и сильно избил. Говорил о том, как три квартала пер на себе штангу из закрывшегося фитнес-клуба; о том, как плохо рассчитал для себя программу тренировок и закачался так, что следующие два дня не то что встать с кровати — подрочить не мог. Поведал между делом несколько жестких историй того, как иногда оказывались на улице бродяги, которых он кормил в приюте. Так много Райнер говорил разве что с Марселем, знающим его, как облупленного, а сейчас он хотел всю душу распахнуть перед человеком, который настолько сильно ему понравился. И Гальярд был отличным слушателем, активно сопереживая всему, что бы о себе ни рассказывал Браун. Ему хотелось знать все и даже больше, потому он подолгу не мог расстаться с Райнером ни вживую, ни в переписке. Райнера постоянно было ему мало. Засыпал он, просыпался, учился, репетировал — все его мысли занимал этот крепко сложенный блондин с непростой судьбой, рядом с которым сам Порко ощущал себя хозяином положения, святым покровителем. Кроме того, уже несколько раз, улучив момент, когда дома никого не было, Гальярд включал на полную громкость «Personal Jesus» от Depeche Mode и исступленно дрочил на фото Райнера на Фейсбуке, представляя в красках, запахах и звуках, как возьмет в рот по самые яйца его огромный член. Почему-то под куплеты Дэйва Гаана дрочилось лучше всего. Вино тем временем подошло к концу, и температура разговоров начала ненавязчиво повышаться. Оба, хмельные, стали обсуждать кинки друг друга, бросая недвусмысленные взгляды. — У меня бзик на укусы, — с ходу признался Порко. — Знаешь, иногда так возбуждаешься, что хочешь сожрать человека. Не больно, конечно, я стараюсь как-то соизмерять силу, да и вообще роляет и вкус, и запах… но я кусачий, да. Глаза Порко блестели хищными искрами, пока он смотрел на Райнера. Тот, немного задумавшись, помедлил и ответил: — Никогда не думал об этом, но сейчас понимаю, что это захваты, ограничение свободы, все такое. В кровать вдавливать, крепко держать за руки над головой, благо у меня ладони крупные. Если запястья худые, то легко их одной рукой сжать. И… — он осекся и покраснел. — Что? — Порко, увидев тень сладкого стыда на его лице, вожделенно за это ухватился. Глаза Райнера забегали. — Да ладно тебе! — он, азартно оскалившись, придвинулся к Брауну почти вплотную, не оставляя тому выбора. — Да скажи уже, я сгораю от любопытства. Райнер растянул губы в полуизвиняющейся улыбке. — Ну… — помедлил он еще, но деваться было некуда. — У меня пунктик на… — На что? — На сперму, — Райнер откинулся на спинку кресла, приложив руки ко лбу, словно ожидая какого-то приговора. — Часто представляю во время дрочки, как ее много и она течет по лицу, по груди, по заднице. Это странно, да? — Ничуть! — Порко непроизвольно облизнул губы. Внизу живота у него потеплело. — А… меня ты уже таким представлял? — вино и желание быть выебанным прямо сейчас немедленно взяли верх. Он ждал сигнала. Райнер нервно набрал в легкие воздуха. — Представлял, — и выдохнул стыдливо. Сигнал был дан. Порко, шумно дыша, накинулся на Райнера, торопливо снимая с себя бомбер. Рациональное, трезвое стремительно отключалось. Оторвавшись от его губ, он помог ему освободиться от футболки — тому она сейчас показалось тяжелой и давящей, как броня. Гальярд начал водить руками по его широкой спине, ощущая на собственной шее влажные поцелуи, от которых едва слышно застонал. Руки Райнера залезли под футболку Порко, лаская его живот и притягивая за талию. Гальярд, может, был не настолько широким, как он, но сложен ничуть не хуже — обычно Брауну попадались мальчики значительно худее и женственнее в теле. Он шумно втянул запах парня — на шее еще ощущались ноты парфюма. Звонко причмокивая, он покрывал его шею долгими, сочными поцелуями. Эмоции стучали в висках, пронизывали каждую венку, каждый капилляр, Райнер ощущал себя безумным, странным, но эйфория была слишком манящей. Он слышал в себе отголоски первых объятий с Эреном. Порко, вытянувший голову, ощущал своей грудью волосы на теле Райнера. Мягкие, но возбуждающие легкой щекоткой. Ладони скользнули ниже по бокам и сжали кожу. Боже, какие каменные косые мышцы, как так можно?! Руки будто сами по себе потянулись к ширинке. — Давай на заднее, — прошептал Райнер на ухо Гальярду. Тот, кивнув, включил над собой лампочку и с щелчком открыл бардачок. Там лежала вскрытая упаковка презервативов — остался как раз последний, какая удача! — и маленький тюбик смазки. В машине было слишком тесно, чтобы можно было комфортно раздеться. Поэтому Райнер, выбравшись наружу, расстегнул пряжку ремня, ширинку и снял джинсы, небрежно бросив их на сиденье. Перед тем как выключить свет, Порко увидел стоящий член Брауна — небольшой, сантиметров четырнадцать-пятнадцать, по его прикидкам, но толстенный в обхвате. На этот член он жадно набросился, когда они, оба голые, устроились на заднем сиденье: Райнер — сидя, откинувшись на спинку, а Порко — полулежа сбоку. Обильная слюна стекала Райнеру на мошонку, текла по ногам на сиденье, а сам он, выдавив на левую ладонь прозрачный гель, прогрел его в руке и, как следует смазав анус Порко, медленно вставил в него указательный палец. Гальярд, задыхаясь, оторвался от члена и выругался: — О да, твою мать… — Все в порядке? — Райнер остановился. — Да, да, продолжай, — Порко пошло двинул бедрами назад, насаживаясь на палец. Свободной рукой Райнер мягко схватил голову Гальярда, возвращая ее, куда надо. Член горел от столь старательного минета — Порко не просто механически водил головой вверх-вниз, он шаловливо щекотал головку кончиком языка, а рукой массировал мошонку. — Только здесь… не кусайся, — со смешком посреди фразы попросил Райнер, у которого голова кружилась от ощущений. — Ну я же не мудак, — вытащив головку члена изо рта, не поднимая глаз, ответил Гальярд и ощутил в своем анусе второй палец, а позже — все три. На лбу выступила испарина от удовольствия — Браун очень заботливо готовил своего новоиспеченного партнера к проникновению, здраво оценивая собственные размеры. Чуя, что он готов оседлать этот член прямо здесь и сейчас, Порко, зубами разорвав фольгу от презерватива, по-джентльменски предложил его Райнеру. Когда тот надел резинку и расправил ее по всей длине, Порко забрался сверху, случайно стукнувшись макушкой об крышу машины. Райнер так же по-джентльменски и галантно придержал свой член рукой, ткнувшись в анус Порко. Похотливый взгляд — и Гальярд стал осторожно насаживаться на него. Это было больно, к сожалению, несмотря на то, как усердно и долго Браун растягивал сфинктер, потому Порко не торопился. С закрытыми глазами он медленно выдыхал, максимально расслабляя мышцы. — Отрастил, блять, — шипя, заворчал он, и Райнер усмехнулся, положив ладонь ему на щеку. Что-то в этом прикосновении было неизбывно нежным и трогательным, словно говорящим: «Все будет в порядке, я позабочусь о тебе». Подушечками пальцев Райнер с удивлением ощутил, насколько тщательно Порко бреется, что у него настолько нежная и гладкая кожа. Он провел большим пальцем по его губам. Ответ не заставил себя ждать — взяв палец в рот, Порко со вкусом его обсосал и вдруг на несколько секунд сжал зубы, озоровато скалясь. В темноте блеснули клычки. Чуть позже Райнер скажет Гальярду, что вообще-то это было больновато, но тот лишь беззаботно отмахнется: «Да я слабенько же». А пока что Порко, приноровившись, очень плавно и неспешно двигался вверх-вниз, боясь сделать хотя бы одно неосторожное движение. Но возбуждение постепенно пересиливало боль. Он наблюдал за тем, как головка его стоящего члена легко касалась кубиков на прессе Брауна. То, что он оседлал эту гору мышц, смотрел на нее сверху вниз, управлял ситуацией, казалось ему роскошью, но роскошью, которую он полностью заслуживал. Райнер, смотря в полутьме на тонкие пряди рыжих волос, упавшие на лоб, на гладкую широкую грудь с твердыми сосками, на стройный, подтянутый живот, слушал дыхание человека, которого так сильно желал. Несмотря на всю любовь Райнера к сексу, от которого он крайне редко отказывался, долгие годы он был для него чем-то механическим, приносящим физическое, но не эмоциональное удовлетворение — спустить пар, забыться на пятнадцать-тридцать минут, а потом вернуться к своим скучным и рутинным делам. Сейчас все было иначе — он видел перед собой не глупое тело, а личность, личность прекрасную, одухотворенную, творческую, которую ему только предстояло изучить. Мысль об этом заводила его так сильно, что он хотел одного: чтобы этот миг не кончался. Ускоряя темп, Порко двигался бедрами навстречу, концентрируясь на ощущениях в области простаты. Все тело будто бы превратилось в один оголенный нерв. Он возбудился так сильно, что кончил, с животным криком забрызгав спермой живот Райнера. От этого крика уши Брауна порозовели — не так часто ему попадался настолько подвижный, жадный и шумный партнер, и это ему, несомненно, пришлось по душе. Тем более, что он видел Гальярда таким впервые — на людях Порко обычно сохранял невозмутимое выражение лица, смотря на людей вокруг то как на рабов, то как на говно. Порко был по своим причинам уязвимым человеком, рано научившимся надевать на себя маску уверенности и безучастности. Словно кевларовое покрытие, она защищала его от ударов, которые могли нанести ему те, в кого он влюблялся. Но под этой маской скрывался переживающий и подчас нервозный парень. Сейчас Гальярд оставался на коленях Брауна, тяжело дыша. По лбу и груди катились градом капли пота. Осторожно вытащив член, Райнер с резиновым шлепком снял презерватив и выкинул его в окно. Порко перевел дух и с улыбкой припал к губам любовника, крепко-крепко обняв его, после чего, опустив руки тому на член, додрочил ему за пару минут. Какое-то время они сидели друг напротив друга молча, в приятной истоме. С полузакрытыми глазами Порко чувствовал, как по нему с невероятной нежностью скользят теплые руки: по ногам, по бедрам, по рукам, по спине. Скинув на время под влиянием похоти свою маску, он почувствовал себя непривычно спокойно. Он защищен, он влюблен, человек находится с ним рядом и никуда не уходит. В этой машине он ощущал себя в полной безопасности, как в утробе матери. Но чувству этому суждено было развеяться, как дым.***
— Да ты попробуй хотя бы. — Я вообще ничего в этом не смыслю. Я умею только бухать профессионально, а не наливать бухло. — Так профессионально и не надо, ты же пивной кран сможешь открыть без посторонней помощи? А остальному по ходу дела научишься, подсмотришь за шефом. Это не так сложно, как ты думаешь. Порко уговаривал Райнера попробовать поработать в «Либерио» — выйдя перекурить во время саундчека, в курилке он услышал от бармена, что тот скопил достаточно денег на курсы и наконец-то валит с работы учиться. Порко сразу же, метнувшись через подсобку, подорвался к владельцу клуба с предложением взять на работу своего друга. Хозяин бара, невысокий человек тридцати-сорока лет, с тяжелым, мрачным взглядом и всегда в выглаженной до педантичности рубашке, смерил влетевшего к нему в кабинет Порко высокомерным взглядом — было ровно пять часов, и Гальярд отвлек его от чаепития по расписанию — и, не дав тому договорить, сказал презрительное «Нет». Но Порко был настойчив и в итоге подкупил босса тем, что друг его «хоть и не очень опытный, но зато легко обучаем и готов выйти на смену вот прям в ближайшие дни». Так как Гальярд уже пообещал владельцу новую рабочую силу, сдаваться он был не намерен. Возражения не то чтобы принимались. К тому же он преследовал абсолютно святую цель — выручить своего парня, стать для него этаким спасителем и волшебным помощником. А еще — побольше времени проводить вместе. «Либерио» в этом плане был идеально подходящим местом, с понедельника по четверг сдающим помещение под репетиционную базу. Все равно редко кому приходило в голову посреди рабочего дня пойти тусоваться в клуб в закоулочках Лейтонстона. И Райнер согласился. Как минимум, деньги ему были нужны — за первые два месяца он уже внес ренту, но надо было как-то жить дальше, а с продажей спортпита не срослось. Как максимум, возможность видеть и слышать своего нового парня чаще грела ему сердце. Конечно же, сразу Райнеру ничего делать в баре не доверили. Первые дни он в основном стоял и слушал, иногда поднося алкоголь и рассчитывая пьяных клиентов в кассе. Уже в самом начале Браун понял, какой же он медлительный, когда пытался запомнить, где что стоит. Сколько нервов вытянула одна только «хаус-позиция», состоящая из того, что идет в коктейли: «Финляндия», какой-то ром, пара видов текилы, «Чивас», «Джемесон». Как же это унизительно, ругал себя он, в глубине души радуясь, что в те дни «Марлийские титаны» не репетировали и Порко этого не видел. Через несколько смен, когда он более-менее выучил ассортимент и смог, особо не думая, быстро находить нужные бутылки, его научили правильно наливать пиво в бокалы, чтобы толщина пены не превышала два пальца. И это оказалось далеко не так просто, как думали они с Порко. Вообще, чем медленнее открываешь кран, тем плавнее из него течет пивко и тем меньше оно пенится. Но поначалу Райнер дергал кран резко, по-мужицки, так что пена нагло лезла через край, а самого пива было на донышке. Мразотную пену приходилось стаканами сливать в раковину, а клиенты вдобавок часто ворчали и требовали долива. Так Райнер познал, что обычную пену можно ненавидеть. А еще можно ненавидеть пар. Каждой, мать его, фиброй своей души. Над чем его наставник трясся больше всего, так это над гигиеной, заставляя Райнера после мытья бокалов подолгу обдавать их паром из кофемашины, а потом натирать до потери сознания. Конечно же, руки Брауна быстро покрылись небольшими красными ожогами. «Чтоб я, блять, еще хоть раз подошел к чему-то, что испускает ебаный пар!» Даже собственный жестяной чайник дома стал его бесить, грешным делом он подумал с зарплаты купить себе какой-нибудь дешевый термопот. За стадиями отрицания и гнева пришел торг. Райнер со своей пассивной абилкой под названием «Мастер смолл-токов» научился быстро натягивать на себя служебную улыбку, чем располагал к себе пьяных гостей. Один раз в «Либерио» зашла зареванная женщина с размазанной под глазами тушью. Вид у нее был убитый, она явно решила утопить в «Негрони» свою боль от увольнения и расставания с бойфрендом в один день. Райнеру как раз потихоньку доверяли некоторые коктейли. Заказав сразу три порции, женщина взяла себе два стакана, а третий придвинула к Райнеру. Он посмотрел на это с недоверчивым смущением, но та мрачно и императивно сказала: «Пей, мне хуево». Ну, это был повод. Так Райнер научился хотя бы раз за смену, но немного прибухивать с посетителями. Волшебным образом у него, новичка, быстро сформировалась каста постоянных клиентов. Он, оказывается, умел нравиться людям, но до этого никогда об этом не задумывался. За щедрыми чаевыми пришло принятие.***
В один из августовских вечеров Марсель отмечал и свой день рождения. В кругу семьи он справлял, как заведено у Гальярдов, десятого августа, а через неделю, на выходных, решил отпраздновать «по-нормальному». Так как с громадной вечеринки после концерта «Титанов» голова у Марселя еще не прошла, свой праздник он решил отметить дома в небольшом (по своим, конечно, меркам) кругу из самых близких людей. Таких оказалось немало — были и те, о ком ни Райнер, ни Порко были ни слухом ни духом. Пришел, например, бармен-итальянец по имени Никколо, с которым Марсель закорешился исключительно на почве общих корней — родители Никколо, державшие ресторан, уехали в свое время из лихого Неаполя подальше от мафиозных разборок за контроль оборота наркотиков на улицах, так сказать, золотым ветром занесло на «туманный Альбион». Вполне возможно, что, приглашая его на день рождения, Марсель преследовал благую цель, думая, что Райнеру, делающему первые шажочки в барном искусстве, точно потребуется старший товарищ. Ну мало ли, вдруг что посоветует с высоты своего опыта. Так и получилось. Райнер, у которого с фантазией всегда было туговато, особенно в отношении подарков, последние годы отвечал за алкоснабжение на марселевских именинах. Такое у них было с Гальярдом соглашение, которое обоих устраивало. К тому же, в этот раз Брауну предстояло скоро сдавать наставнику экзамен по коктейлям, потому он решил совместить приятное с полезным и потренироваться прямо в полевых условиях. Никколо оказался прекрасным, открытым мужиком, стереотипным макаронником, который бурно жестикулировал и громко, активно разговаривал. В руках у него дело спорилось: долго не думая, на глаз он отмерял идеальные порции, отточенными движениями шустро смешивая напитки. В процессе пошло шутя и экспрессивно матерясь на итальянском, он делился бесценными для новичка лайфхаками: как, например, недолить крепкого напитка так, чтобы заказчик ничего не заметил? В шот с водкой кинуть толсто нарезанную дольку лимона, в таком случае клиент потеряет около десяти граммов напитка, а то и больше. Или в какой момент можно менять пьяным в стельку гостям алкоголь на более дешевый. И как, в конце концов, спаивать понравившихся гостей и правильно осыпать их комплиментами, если захочется с кем-то из них провести ночь. Весь основной движ располагался в огромной гостиной, переходящей в кухонный уголок со столом для готовки и дорогущим гарнитуром — Райнер с Никколо и еще какими-то ребятами тусовались в основном там, периодически над чем-то посмеиваясь и за что-то поднимая стаканы. Примерно через час после начала, пропустив по несколько легких шотов, они коллективным творческим разумом придумали лонг под названием «Посвяти свое сердце» на текиле, абсенте, белом роме и энергетике. Почему такое название? Отвечает Никколо: «Потому что если залпом его выпиваешь, то с сердечком можно распрощаться!» Порко, проводя время в основном с Марселем и Кольтом на диване, периодически бросал на Брауна чем-то недовольные взгляды. Пару раз он заходил на кухню, чтобы незаметно от всех тронуть Райнера за задницу или бедро. Тот не сопротивлялся — наоборот, со сладкой стыдливостью он упивался их с Гальярдом «маленьким секретом», однако этот самый маленький секрет сильно беспокоил его в отношении Марселя. Порко так ему ничего и не рассказал, а Райнер был вынужден впервые в жизни что-то скрывать от своего лучшего друга. И что скрывать? То, что он трахает его младшего брата! От этого на душе у Брауна было неспокойно и очень, очень совестно. Когда основной гам улегся и в доме повисло хмельное ламповое спокойствие, Порко вынес из комнаты себе и Кольту по гитаре, а Зик достал шейкер — нет, не тот шейкер, с которым учился работать Райнер, а нехитрый музыкальный инструмент, похожий на маракас без ручки. — Акустический концерт «Марлийских титанов», ну надо же! — обрадовался Марсель с красными от спиртного щечками. — Что, мелкий, будете мне «хэпи бездэй» играть своим оркестром? — Обойдешься, пидор, — усмехнулся младший Гальярд, надевая каподастр на гриф. — Мы тут кавер на брингов сообразили, — и прочистил горло. — Грайс, готов? Кольт кивнул, и Порко провел по струнам, начав череду аккордов: C#, a#m, fm, G#. Кольт подключился следом. Порко запел в повисшей тишине, прикрыв глаза, и от этого голоса струнки в сердце Райнера, стоящего поодаль, задрожали: — Can you hear the silence? Can you see the dark? Порко на сцене и Порко дома, подумалось Брауну, поистине были двумя разными людьми. Будучи покровителем карнавала на сцене, сейчас он представал перед всеми нежной, израненной душой, стремящейся выплакать свое сердце под звуки акустики. — Can you fix the broken? — слегка хрипловатым тенором тянул мелодию Порко, на секунду задержав скорбный взгляд на Райнере. В перерывах между строками было слышно, как Гальярд берет дыхание. — Can you feel, can you feel my heart? — и, тряхнув головой, сорвался на энергичные аккорды. Браун, оперевшись на стену со стаканом в руке, не мог отвести от Порко взгляда. Ему казалось, что в этом голосе, в этом тексте звучала смертельная боль. Гальярд продолжал, откинув голову назад: — I'm scared to get close, and I hate being alone, — Райнеру подумалось, что и сам Порко на грани того, чтобы разреветься, настолько каждое слово его отзывалось горечью. Уносясь в своих мыслях далеко отсюда, Браун и сам не заметил, как, опустив глаза, покачивает головой в такт. Гитара стихла, Зик застыл с шейкером в кулаке, и в этой тишине Порко прошептал: — I can't drown my demons, they know how to swim… — мелодия резко продолжилась, и под эти звуки Райнер ощутил, как умирает. Мини-концерт закончился, Марсель с криком «КАК ЖЕ ОХУЕННО!» захлопал в ладоши, но Райнер, которого словно ударили по затылку чем-то тяжелым, этого не услышал. Душа словно была выбита из его тела. Из забытья его вывела чья-то рука, кажется, Никколо, который вспомнил, что еще не рассказал, как однажды ему оставили на чай пять сотен евро.***
Через какое-то время Райнер, окинув глазами присутствующих, увидел, что Порко нигде нет. Пройдя через гостиную, он заглянул в открытую ванную, просунул голову в спальни — никого. — Что-то потерял, Браун? — за его спиной оказался Марсель, слегка покачивающийся от количества выпитого. На щеке оставались следы крема с торта. — Если ты в толкан, то шустрее, мне тоже надо. — А… Да, — затормозил Райнер. — А куда твой брат делся? — Да придет скоро, за запивкой пошел, наверное. Че, написать ему, чтобы что-то купил? — Марсель вопросительно поднял пьяные глаза на Райнера, ища в кармане телефон. — Не надо. Марсель… — сердце Райнера застучало так бешено, будто бы он пришел на экзамен, который решит всю его дальнейшую жизнь. — Я… — Что? — Я… — Райнер запинался. — Я хотел сказать, что… Из гостиной донесся торжественный вопль: «Марсель, пришло время для самого огненного подарка! Но если ты не придешь, мы его не подарим!» Тот обернулся на крик. Концентрация внимания у пьяного Марселя была слабее, чем у золотой рыбки. Райнер сглотнул слюну. — Ничего, — и толкнул дверь в ванную. Закрыв ее за собой, он написал Порко в фейсбучный мессенджер: «Ты где?» Пока он мыл руки, положив телефон экраном кверху, он увидел, что сообщение прочитано. Но ответ все не приходил. Накинув в прихожей на плечи кожанку, Райнер вышел из квартиры. Зайдя в лифт, он хотел было нажать кнопку «1», но, задумавшись на мгновение, нажал «14». Кованая калитка наверху была отперта, как он и предполагал. — Устал от шума? — спросил он, выбравшись на крышу. Порко сидел, оперевшись спиной на вентиляционную трубу, и молча курил, смотря куда-то вперед. Райнер подошел к нему на расстояние пары шагов, не понимая, почему он не отвечает: — Ты чего? — Да все в порядке, — выдохнув клубы дыма, хмуро ответил Порко. — Вечеринка — класс, — он поднял на Райнера злой и холодный взгляд из-под тяжело нависших бровей. У Брауна появилось ощущение, будто бы у него на лбу появилась алая точка лазерного прицела винтовки. — А чего ушел тогда один? — Просто не могу смотреть на то, как ты флиртуешь с Никколо. — Я что?.. — Райнер реально не понял, к нему ли Порко обратился. — Не строй из себя дурачка. Ты думаешь, я не видел, как он на тебя смотрит? — Как он на меня смотрит? — все еще не понимал. — Как школьница он на тебя смотрит, Райнер. Еще и смеется, как девка, — с металлом в голосе проговорил Гальярд и затянулся, — Да и ты не лучше. — Тебе показалось, Порко. Мы за барное базарили, вот и все. — Ну, ты думаешь, что я псих и вижу то, чего нет? Поверь, я видел такое десятки раз… Все повторяется… Райнер осекся. Кажется, он и сам не заметил, как сделал своему парню больно. — Я правда не знаю, что у него в голове, может, и правда подкатить хотел, но мне-то какая разница? Мне ты нужен, и все. Порко отвернулся и в сторону выдохнул дым: — А ты не подумал, что ты дал ему повод? Не подумал, как я себя чувствовал, видя это все? Браун промолчал, не зная, что ответить. Видимо, и правда не подумал на нетрезвую голову. По горлу вниз, минуя сердце, к солнечному сплетению мерзкой, извивавшейся змейкой ползло чувство вины. Повисла тишина, в которой иногда раздавались автомобильные гудки. Порко докурил, затушив окурок, который рассыпался крошечными оранжевыми искрами, мгновенно потухшими. Райнер сел рядом с ним: — Если я правда сделал что-то не так… Извини. Я ничего не пытался делать нарочно. Гальярд бросил через плечо презрительный взгляд, и Райнер сразу притянул к себе его рыжую голову, поцеловав макушку: — Мне правда никто не нужен, кроме тебя, не переживай, — проговорил он спокойно и мирно. — Мне с тобой хорошо так, как никогда и ни с кем не было, смысл мне флиртовать с кем-либо еще? От полученной похвалы сердце Порко спустя минуту молчания смягчилось. Придвинувшись к Райнеру поближе, он схватил его за руку: — Извини меня за это. Просто… позволь мне тебе доверять, хорошо? Браун кивнул и, освободив руку, заключил своего парня в объятия. Он поймал себя на мысли, что что-то в этой маленькой вспышке ревности было милым. Его никогда до этого никто не ревновал, может, его и не любили до этого так сильно?.. — Мне очень сложно скрываться от Марселя, я правда не могу. — Я же обещал, что скажу ему. Куда ты так спешишь? — пробурчал Порко куда-то ему в плечо.***
Но Порко ничего не рассказал. Ни в августе. Ни в сентябре, потому что Марсель потонул в учебной суете первокурсника и к тому же нашел себе девушку, из-за которой подолгу не ночевал дома. Ни в октябре, когда Райнер уже, в принципе, смирился и подумал, что и вправду необязательно трезвонить о своих отношениях направо и налево. Не успел он рассказать ему и в ноябре. И уже не успеет. Потому что в ноябре Марселя не стало.