Fetch the Anaesthetist I wanna go under the knife I believe in this You sold us short You will not profit off our health Step the fuck back — Enter Shikari
Enter Shikari — Anaesthetist
Эрен дрожал всем телом, от макушки до пяток, зубы не попадали один на другой. Он явственно слышал стук челюсти — каждый новый «щелк» отдавался в голове взрывом боли. Полицейский водил руками по простыне, чтобы хоть чем-то укрыться от холода, скользил ногами в пустоте, однако удобного места или положения не находилось. Ногти сами собой впивались в ладони, причиняя еще большие страдания.Все это повторялось вновь и вновь в безумной предсмертной кадрили.
Иногда он падал в зияющую пустоту и растворялся в ней, а иной раз внезапно ощущал вес каменного тела — оно сжимало и сдавливало сознание, словно тюремная клетка. Попытки заглянуть в чернеющую бездну оборачивались болезненными, жгучими вспышками. Разум угасал, чтобы тут же проснуться. Эрен не знал, сколько прошло времени, — все слилось в единый мерзкий комок из мыслеобразов.Вечность, проведенная в «нигде».
«Неужели это и есть смерть?» — услышал Эрен свой голос откуда-то издали. Это был первый проблеск возвращавшегося сознания, но короткий и мимолетный. Иллюзорный контроль мигом испарился, и пучина вновь приняла юношу в свои объятия. Едва он разжимал свинцовые веки, как по ним тут же хлестали резкие светлые и темные лучи — суровая физическая реальность нерадостно приветствовала его. Соприкосновение с ней лишь затягивало в круговорот импульсов, поджигавших кровь.***
Наступила следующая стадия: все тело запылало. Загорелось, словно на костре инквизиции. Эрена била лихорадка. К следующей смене белья его постель походила на бассейн. Удивительно, как сильно полицейский дергался, борясь за жизнь: каждый его жест со стороны выглядел, будто бы ломаный удар в пустоту. Врачи разводили руками — люди в его состоянии вообще не должны двигаться, перешедший в спящий режим мозг этого не позволял, но Эрен продолжал изводить и себя, и медсестер. В какой-то момент сквозь толщу тьмы донесся голос одной из них: — А может, нам его приковать? Ну там, смирительные ремни и стяжки… — Дура, он так еще больше себе навредит, — ответил ей мужской голос.***
Позже Эрен внезапно коснулся нити, которую так долго искал. Каждый раз, когда Йегер тянул за воображаемую тонкую синюю леску, его тело вздрагивало. Черное море вокруг отвечало расходящимися волнами. Была ли это нить боли или самой жизни? Он окончательно запутался в происходящем. Смерть уже не казалась выходом, грань между ней и всем остальным миром стиралась на его глазах. Воля слабела, а вслед за ней исчезало желание бороться. Постепенно он свыкся с пребыванием в «нигде». Все теперь стало мелким и незначительным, как и его личность. «Кем может быть человек, находящийся в черноте?», «На что он способен? Кому нужен?» — Эрен изводил себя мыслями, которые обрели силу и стали его главными собеседниками.***
Сторонний наблюдатель сказал бы, что полицейский шел на поправку и выздоравливал быстрее, чем предполагалось. Но периодические конвульсии, льющийся градом пот, а порой и полное, почти трупное онемение не прекращались. Детектив мучил людей вокруг. Возле его постели еще не было посетителей — врачи их не допускали. — Но спорю, будь они здесь, то уже через пять минут сбежали бы отсюда, — сквозь сумрак где-то вдалеке Эрен услышал женское бормотание и треск чего-то похожего на пластиковый пакет. Через несколько минут он начал ощущать, как каждый капилляр искалеченного тела заполнялся чем-то отравляющим и в то же время успокаивающим. Больное воображение, сформированное романами о Первой Мировой, почему-то уверяло, что по венам растекался морфий. Хотя бы одно ночное дежурство молодая медсестра проведет без лишней паники. Больной всем своим видом внушал ей страх: в каждом движении юноши было что-то неестественное. И даже его звание «гончего пса Королевы» не прибавляло медсестре уверенности.***
Он начал наслаждаться местом, в котором оказался. «Нигде» полностью поглотило воспаленный мозг. «Тело не слушается… плевать. Зачем оно вообще нужно?» Можно потянуть за нитку и расшевелить себя, словно марионетку в кукольном театре, а можно, напротив, задергать до смерти. Власть над своей жизнью еще никогда не была столь очевидной и воплощенной физически. А еще можно лежать в черной воде столько, сколько хочется, все глубже падая на дно. «Это ведь покой, которого ты так ждал…» — шептал ему со стороны кто-то… или же он сам? Йегер начал понимать, что устал бороться. Он смотрел на нить своей судьбы и желал, чтобы та оборвалась: находиться в черноводной полынье было приятнее. Но где-то там, в грубой, неприятной реальности тело еще сопротивлялось — оно, наперекор сознанию, стремилось к жизни. И в столкновении двух противоположностей одна все же начала одерживать верх.***
Разум прорезала вспышка молнии. Нить тут же исчезла и превратилась в тягучую субстанцию, заполнив собой реальность. Эрен стал каплей и одновременно сторонним за ней наблюдателем. Тысячи брызг рассыпались — это раскололся он сам; однако ожидаемой боли или разочарования не последовало. Капли дрожали музыкой, прекрасной и осязаемой, и сам Йегер чувствовал ее в каждой из них. Где-то снаружи, вне своего тела, он слышал знакомый голос: — Что это за эксперименты? — рядом с Эреном точно находилась Аккерман, он даже сквозь туман безумия уловил каждую нотку ее голоса. «Уйди, прошу. Не хочу никого слышать и знать. Ни единой души…» — молил ее Эрен в своей голове. Мысли начали тонуть: соприкосновение с материальным, пусть и всего на пару секунд, далось нелегко. Эрен оступился и упал вслед за последними каплями трезвого сознания. Теперь он явственно видел перед собой алые губы Микасы. Чувство вины сжало горло и заставило задохнуться. «Микаса, я…» — он не успел договорить. Новая волна из тысяч вновь разбившихся капель прошла по телу и сознанию, обняла и потянула за собой. Йегер попытался ухватиться за ускользающую мысль: «Прости! Прости меня, Микаса! Микаса-а-а!» — он пытался кричать, захлебываясь слезами. Эмоции неестественно били через край, менялись, и капли душевной боли вдруг превратились в искры счастья. Счастье хлестало из глаз в темный омут, оборачиваясь золотого цвета напитком. Лекарство знало свое дело — не ослабляя хватки, оно подчиняло себе, подобно суровому командиру. Наркотик притупил все, оставив лишь испепеляющую эйфорию.***
Placebo — Meds
Эфемерное ощущение сменилось четкой картиной — мысли Эрена неожиданно перекинуло в другую реальность, стилизованную под старый нуарный фильм. Звуки выстрелов и погони по мокрым от дождя улицам. Мрачный черно-белый мир за окном. Эрену обожгло горло неразбавленным виски. Он начал ходить в бары все чаще, убегая от самого себя и топя в стаканах разрушающиеся идеалы. Кажется, накануне он сильно избил кого-то на задании… или даже пристрелил. Их с незнакомкой разделял угол барной стойки из красного дерева. Девушка сидела вполоборота к детективу и уже давно смотрела на него с неприкрытым бесстыдством. Эрен не привык к такому: его диковатый взгляд обычно отпугивал новых знакомых. Незнакомка с большими дымчато-серыми глазами и коротко стриженными светлыми волосами пила мерзкий джин-тоник — Йегер всем существом чувствовал, что он мерзкий — и наглым взглядом будто приглашала на поединок. Распаленное алкоголем сознание приняло этот негласный вызов: Эрен одним глотком осушил стакан с виски и потребовал еще, сразу «на три пальца», со льдом — с чего вдруг? Он не понимал, откуда взялась в нем такая храбрость, однако останавливаться даже не думал. Это была игра на истощение — так они решили, подумалось ему. Прежде чем поднести к губам соломинку, незнакомка подняла свой бокал, немного задержала его в воздухе, перекатывая кубики льда и не сводя с Эрена немигающего взгляда — настоящая Снежная Королева. Величественная и с замерзшим сердцем — его Йегер решил растопить любой ценой. Стремясь превзойти свою соперницу, Эрен самоуверенно сделал крупный, чересчур крупный глоток. Янтарная жидкость вновь обожгла глотку, живот ответил огнем, лицо свело от паров спирта. Йегер понял, что проиграл этот раунд. Девушка все это время продолжала наблюдать за ним из-под густых светлых ресниц. Увидев, как скривился детектив, она с насмешкой вскинула голову — светло-русая челка обнажила искры высокомерного огня в глазах. Снова склонившись над барной стойкой, незнакомка заигрывающе провела трубочкой по приоткрытым губам. Для Эрена этот жест был странным и даже отталкивающим, но движения незнакомки манили столь сильно, что сопротивляться этому не получалось. Йегер следил за каждым ее жестом и, как оказалось, не зря — взгляд детектива машинально считал, как на долю мгновения дрогнуло у девушки запястье, выдав ту с поличным. Растянув тонкие губы в улыбке, соперница Эрена наконец поймала соломинку и так жадно припала к своему отвратительному джин-тонику, будто это было главным наслаждением в ее жизни. Йегером постепенно овладевала ревность — отчего, он и сам не мог понять. Внезапно девушка отвела взгляд. Игра закончилась. «Продолжай играть, Эрен», — повторял он себе. — «Даже если эту игру придумал ты сам». Он продолжал пристально следить за загадочной девой, которая словно была соткана из спиртовых паров. Думай, Йегер, должна же появиться еще одна улика! Не прятаться же сейчас, пришло время открыться внешнему миру, броситься в него, как того требовали давно утраченные идеалы. Пытливый взгляд спустился ниже и замер на выступающем из-под блузки черном кружеве.***
Запах этого тонкого кружева полицейский жадно вдыхал, прижимая к стене квартиры еще недавно дразнившую его незнакомку. Белье, блузка, волосы — все источало терпкий аромат дорогой выделанной кожи. Только сейчас, припадая к нежной тонкой шее губами, Эрен заметил, что Елена — так представилась девушка, выстанывая свое имя в пылу страсти — была выше него, как минимум, на полголовы. Этот факт поначалу заставил Йегера почувствовать себя уязвленным, что ли… То, что было больше его, еще со школы внушало иррациональный, первобытный страх, смешанный с благоговением. Но в любви и на войне все средства хороши. Зачем смущаться из-за огромного роста и местами грубых, отнюдь не женских объятий и укусов, зачем бояться их… если можно найти в них свою привлекательность? Ладонь Эрена, ловко задрав юбку-карандаш, нащупала узор кружевных чулок. Помедлив, скользнула выше. Длинные острые ногти впились в его плечо. В ту ночь Йегер мало что запомнил из-за количества выпитого, но эта деталь прочно отпечаталась в его сознании. Он что-то шептал на ухо Елене, но что именно, не мог разобрать и сам — каждое слово отдавалось эхом, будто при обработке добавили эффект реверберации. Ощущение легкости дарило счастье, растянутое в бесконечность. Рука с длинными, тонкими, увешанными перстнями пальцами толкнула Эрена на постель. Не успел тот опомниться, как Елена оседлала его сверху и начала торопливо расстегивать на себе блузку. Одна из пуговиц оторвалась и, отскочив от пола, закатилась под кровать. Йегер потянулся, чтобы собрать растрепавшиеся волосы в небольшой пучок, но Елена прочно прижала его запястья к матрасу, навалившись всем телом. — Мне так больше нравится, — прошептала она, припадая к его губам. Узор кружева вдруг напомнил Эрену охотничью сеть, однако кто сейчас являлся охотником, а кто добычей, было неясно — все смешалось в этой пьяной ночи. Елена, с шумным вдохом оторвавшись от губ любовника, нависла над ним, голова к голове, и уставилась на него диким, изголодавшимся взглядом. Она оказалась не по-женски сильной, сильнее Эрена — все его тело горело не только от возбуждения и азарта, но и от инстинктивного страха. Почему-то захотелось не покориться оседлавшей его девушке, а ответить ей грубостью и агрессией, поставить ее на место. Такое чувство — трепет перед кем-то сильнее и мощнее — он уже испытывал раньше. Воспоминания о любовнице сменились другой картинкой.***
Дремавшая рядом медсестра вздрогнула, услышав скрип больничной койки — раненый полицейский медленно, грузно, с тихим стоном, перевернулся. На его лбу от жара выступили капли пота.***
Basement — Stigmata
Колосья пшеничных волос сменились зеленой листвой. В ней, пока не тронутой медью, дышал еще летним теплом сентябрь. Природа обнимала каждого лондонца своим благолепием, но один лишь четырнадцатилетний Эрен не поддавался ее обаянию. Пять месяцев назад его жизнь изменилась — пришлось забыть и о детских привычках, и о теплом доме, и о гармонии в душе. «Серийный убийца», «маньяк», «сумасшедшая» — все эти определения слились в памяти подростка в одно-единственное имя — имя той безумной, что лишила жизни его родителей. Первое время после трагедии Эрен мог лишь подолгу смотреть в стену, беспрестанно повторяя «Дина Фриц, Дина Фриц, Дина Фриц» с таким упорством и даже остервенением, будто бы ненависть к преступнице могла изменить прошлое и воскресить родных людей. По сводному брату Эрена, Зику, трагедия ударила особенно свирепо. Психика молодого, подающего надежды химика не выдержала того факта, что душевнобольная мать кроваво расправилась с отцом и молодой мачехой. Какими-то скользкими путями Йегер-старший подсел на вещества и оказался не в силах поддерживать брата. Он присутствовал в жизни Эрена лишь номинально, изредка напоминая о себе, а через год-другой нашел спасение в музыке и пропал уже насовсем. Сложно сказать, как повернулась бы жизнь покинутого мальчика, не окажись рядом лучшего друга — Армина Арлерта — и его дедушки, который взял на себя роль опекуна и поселил Эрена в своем доме. Учебное заведение тоже решили сменить от греха подальше, и новый семестр Йегер начал вместе с Армином — в муниципальной школе Святой Марии. Новый учебный год не принес желанного покоя. Эрену не удалось, как предлагал ему друг, погрузиться в школьную суету. За время, прошедшее со дня гибели отца и матери, ненависть к любому беззаконию лишь разгоралась, словно раздуваемый сильным ветром пожар. Оставшийся без родительского тепла и поддержки, так рано повзрослевший, Йегер везде чувствовал себя бесконечно чужим и одиноким. Его голову занимали бередящие душу вопросы:«Как мне отомстить?» «Что я теперь должен делать?» «Какое вообще мое место в этом мире?»
Они не оставляли его в покое ни наяву, ни во сне. Даже сейчас, когда из его разбитого носа алыми ручьями текла кровь, ноги заплетались, а лицо пропускало один удар за другим. Перед глазами Йегера все смешалось: злые, хохочущие гримасы обидчиков, осевшая на ботинках сухая пыль, птицы, летящие по небу наперегонки с облаками. Дезориентированного в пространстве, неумело машущего кулаками мальчика, которого обступили трое, все равно где-то внутри черепа мучил вопрос о своей роли в жизни. Он словно притуплял любую боль извне. Ввязавшись в уличную драку, Йегер просчитался. Он беспечно полагал, что был сильнее всех на свете и мог заставить любого жрать землю. Однако на каждый его удар приходилось три чужих, а его мальчишечье упрямство лишь приводило обидчиков в бешенство, заставляя тех бить жестче и дольше. Окровавленная голова тяжелела и мутнела. Сознание медленно угасало, но Эрен упорно не давал себе упасть. Что угодно, лишь бы не признавать собственную слабость.***
Медсестра, поправляя больному подушку, заметила на его губах счастливую, почти детскую улыбку. На измученном взрослом лице она смотрелась странно и дико. В медикаментозном кошмаре Эрен улыбался, прекрасно помня, что произошло дальше.***
Райнер появился за спинами хулиганов, словно бог из машины. В те годы Эрен идеализировал его с такой силой, с какой теперь ненавидел. «Бог из машины» с разбегу протаранил плечом того, кто удерживал Йегера за грудки. Потеряв равновесие, Эрен с противником повалились на землю. Нелюдимый, избегающий общения со всеми, кроме своего лучшего друга, Эрен иногда украдкой бросал робкие взгляды на нового одноклассника. Из общей массы того выделяли не по годам широкие плечи, мощная грудь, крупные ладони, по-мужски острая челюсть. Мать-природа сотворила его настоящим здоровяком, в то же время своевольно забыв о тщедушной, слабой фигуре озлобленного на мир Эрена. Йегер посматривал на Райнера то со страхом, то с восхищением и завести с ним разговор никогда не решался. С трудом поднявшись с земли, Йегер сжал зубы и проглотил заполнившую рот кровь. Он нарочно не стал ее сплевывать — железный вкус придавал ярости. Своим внезапным появлением Райнер привлек к себе лишнее внимание — на него бросились сразу двое, спереди и сзади. Как подло. Забыв об оглушенном, валявшемся на земле сопернике, Эрен рванул вперед и вцепился в воротник хулигана, напавшего на Брауна со спины. — Отойди от него! — шипел Йегер в ухо парню, которого, душа, тянул на себя. Тот задыхался и хрипел что-то неразборчивое. Эрен, которому вдарила в голову безрассудная подростковая жестокость, сжал руку сильнее и со звериным рыком отбросил врага в сторону, после чего еще несколько раз прописал ему кулаком в лицо. Под ударами трещали хрящи носа. Слыша отчаянные стоны боли и мольбы о пощаде, Йегер поднялся и теперь торжествовал — впервые в жизни ему удалось над кем-то одержать верх. Однако упиваться триумфом в неоконченном бою весьма опрометчиво. За своей широкой улыбкой Эрен не заметил, как над ним занес бейсбольную биту подкравшийся сзади засранец. Лишь резкий разворот стоявшего напротив Райнера заставил Эрена напрячься, но времени увернуться уже не было. Доля секунды — и Йегер, в нелепой защитной позе закрыв голову руками, снова полетел на землю. Райнер, одним рывком оттолкнувший одноклассника, принял удар на себя — прямо в плечо. — Вот… сука… — только и смог прокряхтеть Браун. Сгибаясь от боли, он все же твердо стоял на ногах. Грудь тяжело вздымалась от глубокого дыхания. Противники, переводя дыхание, отступили друг от друга на несколько шагов. В уличной стычке наступило недолгое затишье. Один из шпанят подобрал с земли кусок кирпича, другой вытащил из рюкзака ржавый ломик — что за орудия маргиналов… Йегер, поднявшись за спиной только что спасшего его товарища, теперь не сводил с него глаз. — Ты цел? — оглянулся тот, умудряясь нахально улыбаться, несмотря на чудовищную боль. Его глаза сияли ясным, смелым блеском. Райнер был намного выше, намного больше и намного сильнее Эрена. За широкой грудью чувствовались несокрушимая сила и биение мощного сердца. На вопрос Йегер ответил ухмылкой — непоколебимость товарища вселила в него уверенность. Выдыхая, Эрен развернулся и обвел взглядом поле боя — дворик неподалеку от школы, на котором никого, кроме них, не было. Лишь они стояли спина к спине в окружении троих парней, вооруженных чем попало. А тогда Йегеру казалось, что они вдвоем выступили против всего мира. Не сговариваясь, словно по выстрелу на соревнованиях, они сорвались с места с яростными криками. Звуки ударов смешались со звоном лома и хрустом костей. Скоро все было кончено. Воспоминания о том дне отпечатались в памяти Эрена как одни из самых счастливых — тогда он видел их с Райнером двумя бешеными монстрами, двумя воинами, воплощениями гнева и доблести. Такими он их и запомнил на долгие, долгие годы.***
— Такой ты суицидник, чувак, — посмеивался Браун после. — Дерешься как девчонка, но с таким запалом. Эрен что-то недовольно пробулькал под струей ледяной воды. После драки Райнер потащил его в школьный туалет смывать с лица кровь. В мутном зеркале Йегер разглядывал свое помятое, словно машина после аварии, лицо. Верхняя губа распухла, под глазом расцветал фингал, среди прядей волос запеклись черно-красные капли. — Ты сходил на матешу и решил так красиво с собой покончить? — продолжил искрить остроумием Браун, сложив руки на груди. — Я видел, что ты первый бросился на них с кулаками. — Да какая к черту матеша?! — Эрен закрыл кран и, насупившись, уставился на отражение Райнера в зеркале. — Ну должен же я знать, за что я вот это вот получил, — тот, закатав рукав темно-зеленой футболки, ткнул пальцем в здоровенный синяк на плече. Пока что розово-красный, но норовивший почернеть через пару дней. — Из-за родителей все, какие еще варианты? — Из-за родителей? — Точнее, их отсутствия, — не обратив внимания на озадаченное лицо Райнера, Йегер вновь зашелся в приступе негодования. — Сука, взрослые все время твердят, мол, подростки жестокие и все такое. Я сначала думал, что это чисто стеб, чтобы нас контролировать. А теперь понимаю, что это все правда. Мир жесток, а люди — самое отвратительное, что в нем есть. — То есть… Серьезно? В смысле… — Райнер чуть было не ударил себя по лбу, словно что-то вспомнив. Неудивительно — полгода назад о зверском убийстве кричали заголовки лондонских газет и бегущие новостные строки телеэфиров. — Приятно познакомиться. Эрен Йегер, — с горьким сарказмом ответил тот самый новенький, наблюдая, как округлились глаза у его недавнего спасителя. — Это моих родителей убила бывшая жена отца. — Чувак, прости, я не… — Мне не нужна твоя жалость, — Йегер сейчас походил на сердитого потрепанного воробья. — Просто я ответил на твой вопрос. А те ребята… Пару раз я не понял их дерьмовых шуток про сирот и детдом. А меня они не поняли тем более. С тех пор стерегут меня после школы, чтобы за жизнь пояснить. Только вот они о ней ни черта не знают, поэтому мне от их пояснений даже не больно. Шокированный, Райнер теперь смотрел на одноклассника иначе. Во взгляде Брауна ощущалось такой силы сострадание, будто он готовился сейчас же сделать все, чтобы уберечь нового знакомого от беды. — Ну и рожа у тебя сейчас, посмотрись в зеркало, — Эрен же говорил так буднично, словно они обсуждали недавнее увольнение завхоза, который на днях не проследил за спортивным инвентарем и из-за этого на физкультуре один из учеников пропахал носом пол. Но вся эта напускная скука была лишь маской, за которой скрывались безграничная благодарность и… ничем не объяснимый трепет в сердце. — Черт с ними. Я так тебя и не поблагодарил, а ты как-никак мой спаситель. — Да… не за что, — губы Брауна медленно расплылись в мягкой ободряющей улыбке. — Есть, за что. На самом деле, ты оказался рядом очень вовремя. Биты они с собой еще не носили. Так что… Спасибо тебе, Райнер Браун.***
— У тебя соленые губы… Как море соленые. — Ты перетусил с Армином? — Идиот.
Рядом с ним Эрен не боялся ничего. Он ощущал себя окруженным нерушимой стеной, перекрывавшей горизонт, небо и даже само солнце. Стена давала пристанище в своей безграничной тени.— Я рассказал обо всем Марселю. — Ничего себе. И что он? — Не подвел. Умудрился понять.
Райнер Браун питал слабость к косухам и почти весь школьный год ходил только в них. Эрен хорошо помнил крепкий аромат кожи, смешанный с запахом октябрьского ветра и столь вожделенного тела.— Я остановлюсь, если ты не готов. — Нет, я хочу этого.
Легкие, нежные касания. Боль. Горячее дыхание над ухом. Крепко сжатые одной рукой запястья. Экстаз. Грубые, шершавые ладони Райнера всегда оставались теплыми и даже зимой согревали без перчаток. Эрен в самых мимолетных ощущениях помнил каждое переплетение их рук под покрывалом.***
Сидевшая рядом с больничной койкой Микаса мягко разжала пальцы Йегера, вдруг стиснувшие ткань одеяла.***
— Что случилось? Опять кошмар приснился? — Да… кажется, это надолго. Со мной очень сложно. — Что ты говоришь такое? Все позади, я рядом. — Райнер, просто будь рядом подольше… пожалуйста.
Упоительный мир прошлого начал содрогаться — нечто извне стало медленно вытягивать Йегера наружу.— Райнер! — Э-это Эрен, мам. Мы…
А потом, прямо на его глазах, Браун начал превращаться в свирепого зверя, избивавшего ребят в школе с такой же легкостью, как и когда-то — обидчиков Эрена.— Ты знаешь, Армин планирует переезжать. Говорит, что хочет увидеть теплое и светлое море, как на фотографиях, а не такое унылое и серое, как здесь. — Ага. — Ты не слушаешь? — Мне наплевать на Армина с его морем. Каждый раз одно и то же.
Эрену становилось невыносимо грустно. С каждым днем он все явственнее понимал: они обречены.— ЗА ЧТО ТЫ ТАК СО МНОЙ?!
Рыдающий голос Марко Ботта на заднем дворе, а вслед за ним душераздирающий крик боли и отчаяния. Любопытные лица зевак, прилипшие к школьным окнам на разных этажах. Пробравший до самых костей страх, от которого застыла кровь в жилах. Через несколько минут оцепенения — отвращение к тому, кто еще совсем недавно был таким близким. Никто не остановил его, никто не вышел против него. Райнера боялась вся школа. Йегер вдруг вспомнил себя, валявшегося на земле точь-в-точь как Марко сейчас. Согнувшегося в три погибели. Пытавшегося прятать лицо от ударов.«Сегодня он, а завтра… я?..»
Воспоминания стремительно таяли, крутясь бешеной каруселью. На глазах у Эрена словно рушилась вселенная. Райнер Браун, этот мнимый рыцарь без страха и упрека, парень, на которого можно положиться, первый возлюбленный… обманул его, предал, окончательно растоптал в его душе последнее доверие к людям.«Я сделаю все… все, чтобы защищать этот город от таких обмудков, как ты, Райнер Браун. Я стану сильнее».
***
Enter Shikari — Waltzing off the Face of the Earth (I. Crescendo)
До боли знакомый запах выделанной кожи он услышал еще раз — спустя годы. На изящной шее прекрасной незнакомки оставался шлейф дорогого парфюма. Первым, о чем Эрен спросил Елену после распутной ночи, было название духов — итальянский «Acca Kappa. 1869». Через два дня Эрен заявился на свидание с флаконом «Rose America» от Une Nuit Nomade — ему претили случайные ассоциации с ненавистным прошлым. Запах кожи навевал воспоминания о трусливом бегстве от когда-то любимого человека. Елена ненавидела розы, но безгранично верила в выбор своего полицейского. В памяти Эрена всплыло, как она без капли сожаления отправила почти полный флакон прежнего парфюма в мусорную корзину. Ее жест Йегера даже не восхитил — он был воспринят как должное. Елена была рада угадывать желания тех, кто ей нравился. Или внушать, что угадывала. Так или иначе, солиситор умела убеждать. Убеждать в том, что Эрен всегда был прав. Что именно он был вершителем чужих судеб и доблестным защитником правопорядка, без которого Лондон точно погряз бы в беззаконии. О, как умела эта длинноногая красотка ласкать его самолюбие… С такой же сумасшедшей страстью, с какой отдавалась ему каждую ночь в постели. Елена была чересчур эксцентричной и в то же время невероятно умной, всегда обращавшей любую ситуацию в свою пользу. И — что самое страшное — она слишком фанатично верила в Эрена, что бы тот ни делал, преследуя благую вроде бы цель: очистить Лондон от преступности. Даже когда сам Йегер, глядя на запятнанные кровью руки, хотел рыдать от того, в кого превращался, любовница всегда находила способ уверить его в незыблемой правоте. Интуиция подсказывала: эти отношения приведут лишь к безумному пожару, в котором оба они сгорят. Вместе с этим полицейская карьера Эрена шла в гору, однако даже гордое звание детектива-констебля не приносило должного удовлетворения. Шли годы: бешеным поездом пронеслись перед глазами восемнадцатый, девятнадцатый, двадцатый день рождения, двадцать первый. С каждым днем все сильнее и сильнее ненавидя себя за методы расправы над преступниками, Йегер начал стремительно падать на эмоциональное дно. Он окончательно сбился с пути к своим идеалам, совершенно запутался в самом себе. Так отчаянно пытаясь «не быть таким, как Райнер Браун», Эрен все равно им стал. Категории добра и зла смешались перед его глазами в серое месиво. Справедливость? К черту справедливость. Пришло время признаться себе, что он пошел в полицию вовсе не ради того, чтобы сделать этот мир лучше. Ему всего лишь надо было топить в крови свою ненависть, вымещать на человечестве неуемную злобу. Кроме того, как снег на голову свалилось осознание новых чувств к своей напарнице — Микасе Аккерман, всегда безмолвно прикрывавшей его спину. Как ему теперь стоило вести себя, как относиться к коллеге, которая, кажется, сама долго прятала свои чувства к нему? Вопросов становилось куда больше, чем ответов; они расшатывали и без того хрупкое мироздание. В какой-то момент у Эрена не осталось сил бороться с внутренними демонами. Нахлынувшая депрессия мешала не только разбираться в своих чувствах к обеим возлюбленным, но и банально примиряться со своим существованием на этой земле. На этой грязной, чистой, радостной, унылой, преступной и безвинной, богатой и убогой земле. Путь был один —…***
Микаса услышала, как губы Эрена едва слышно прошептали единственное словечко: «Бежать».***
— Елена, нам нужно с этим покончить, — сказал он накануне своего бегства. Сквозь жалюзи едва просачивались лучи июльского солнца — всего через месяц-другой Эрену суждено будет лицом к лицу встретиться со смертью в клубе с говорящим названием «Парадиз». В кармане пиджака уже лежал билет в Париж. Армин таки переехал туда год назад, после смерти дедушки. Умудрился найти работу по своему главному хобби — видеоиграм. Устроился 3D-художником в парижском офисе «Юбисофта». Нашел девушку. Жизнь у него сложилась куда спокойнее и гармоничнее, чем у Эрена, и Йегер этому невероятно завидовал. И, превозмогая зависть, решился поехать к нему в поисках ответов на давно отнявшие сон вопросы. Эрен надеялся, что поездка снимет с него груз вины, тянущий на дно все сильнее и сильнее. Уже две недели Йегер думал о расставании с Еленой, но сказать напрямую ему постоянно что-то мешало. Осторожные намеки его любовница либо не понимала, либо намеренно пропускала мимо ушей. — Что ты такое хочешь сказать, мистер детек… — наигранно-наивный вопрос Елены потонул в гудках. Эрен, не дослушав, оборвал звонок и отключил телефон. По сладковато-растянутым интонациям Елены он понял: та вновь притворялась, держа его за дурака. Словно паучиха, не давала выпутаться из своих липких сетей. — Все ты поняла, что я хочу сказать… — «мистер детектив» до дрожи в пальцах сжимал погасшую трубку.***
Французская столица стала последней спасительной соломинкой, которая уберегла Эрена от полного саморазрушения. Они с Армином говорили ночи напролет, пьяные и трезвые, бодрые и уставшие. Йегер не утаивал ничего: ни разрыва со страстной и сумасшедшей Еленой, за который он бесчисленное количество раз себя укорял, горя желанием вернуться в ее объятия, ни своей грубости по отношению к нежной и спокойной Микасе — он постоянно отталкивал от себя влюбленную напарницу, слишком хорошую для него. Лишь бы она держалась подальше от этакого подлеца. Он заходился в своей исповеди, вываливая на опешившего лучшего друга все проблемы, давно искавшие выхода: конфликты с начальством из-за превышения должностных полномочий, ненависть к себе и этому миру и, как результат, полное размытие границ добра и зла в своей душе. Девушка Армина, миниатюрная блондинка, все это время старалась вести себя поверхностно-дружелюбно, но Эрен всем своим телом ощущал, как пронзал его насквозь ее холодный, подозрительный взгляд. — Эрен, ты… — Арлерт осторожно выбирал слова. — Ты все никак не можешь снять с себя вину за смерть родителей, но… Ты в этом не виноват, тебе было всего четырнадцать. И этот период твоей жизни давно закончился. Годы прошли, а сейчас ты… Будто хватаешься за то, во что сам уже не веришь. На кухне повисла тишина. — …ты сильно изменился, Эрен. Эти слова ударили тогда по Йегеру финальным приговором. Ему нечего было ответить. Но лучший друг продолжал препарировать его уже без какой-либо жалости — она была бы сейчас куда большим злом: — Говоришь, что тебя никто не понимает, рассказываешь про несчастную любовь… Но ты для нее хоть что-то делал сам? По твоим историям кажется, что ты счастливчик — все само падает тебе в руки, а ты лишь плывешь по течению и выбираешь. Я так завидовал тебе, когда только приехал сюда, совсем один, а ты писал мне про Елену… Я же потратил месяцы свайпов в «Тиндере» и неудачных свиданий, прежде чем найти Анни, — Армин на этих словах с неизбывной нежностью и заботой сжал руку сидящей рядом любимой. — Столько комплексов, столько страхов, столько триггеров и у меня, и у нее было… Я вообще не думал, что могу кому-то понравиться, а Анни… ей нужно было время, чтобы довериться, понимаешь?.. Нам пришлось это преодолевать. А ты, Эрен?.. — он, остановился, чтобы набрать в легкие воздуха. — Ты мой самый близкий и самый лучший друг, но что ты творишь? Ты уже мучаешь не только себя, но и людей вокруг.***
Лежащий на койке больной дернулся, словно уворачиваясь от удара.***
В тот вечер Йегер даже не дослушал монолога Армина — лишь перебил друга и обрушился на него с лавиной беспочвенных обвинений. Он просто не смог обуздать свою боль и поэтому обратил ее в ярость, выплеснувшуюся на дорогого человека. Лишь благодаря поистине христианскому терпению Арлерта тот вечер не закончился скандалом. Эрен пытался обрести в этой французской квартирке мир, а в итоге принес в нее свою войну.***
— Ненавижу… себя… Микаса с немым ужасом слушала стоны Эрена, на лбу которого выступил ледяной пот.***
The Howl & The Hum — Thumbs Up
— И как Армин терпел тебя все эти годы? — перед глазами вырос образ белокурой Анни, отстраненно курящей на балконе. — Тебя разве что пожалеть можно. В тот момент Эрен так хотел, чтобы она ударила его со всем отвращением. Чтобы дала ему повод жалеть себя и дальше. Йегер чувствовал себя центром всеобщего хаоса, ему было стыдно за то, что он всем доставлял лишь неприятности. Но минуты шли, а воздух вокруг Анни оставался спокойным. Она будто нарочно молчала. Где-то в стороне звенели звуки уличного вальса. — Дам тебе совет, Эрен Йегер, — заговорила она, докурив и затушив тонкий окурок в жестяной пепельнице. — Ты весь вечер говоришь о любви, но на самом деле любишь лишь себя. Послушай тебя, так вокруг Эрена Йегера вращается земной шар. Я только и слышала «я», «меня», «а как же я». На Армина обиделся, когда он, видите ли, усомнился в твоей исключительности, — девушка наконец повернулась к Эрену лицом и бросила резко и грубо. — Ну так если любишь только себя, то зачем тебе все эти женщины? Зачем их мучить? Йегер, не выдерживая свинца в ее взгляде, виновато отвернулся. — Я не люблю только себя. Ты ничего обо мне не знаешь, — тихо промолвил он, понимая, насколько же точно выстрел попал в цель. — В самом деле? Ну расскажи мне, кто тебе еще дорог, кроме собственной персоны, мистер Исключительность? Эрен прикрыл глаза, собираясь с духом. Мысли соткали нежный женский образ, смотревший на него взглядом, полным тихой верности. — Микаса… — шепнул он, что-то наконец осознав. Анни усмехнулась, будто бы не поверив: — Так если тебе дорог хоть кто-то еще, будь уже человеком, а не строй из себя бог знает что. Сделай не то, что «правильно», а то, чем мог бы по-настоящему гордиться — просто поговори с ней по-человечески хоть раз. Доблестный полицейский был обезоружен. Пули со звоном посыпались из обоймы на каменный пол. Анни тем временем подкурила две сигареты и одну из них протянула ошарашенному Эрену: — Может, ты действительно крутой коп. Может, и правда спас кого-то. А какой от этого толк, если, помогая, ты делаешь это лишь из ненависти к себе и миру, который так тебя обидел? Говоришь о ненависти, но только и делаешь, что сам ее плодишь вокруг себя. Приперся сюда, наорал на Армина… Какая же неудачница и дура твоя Аккерман, что вообще тебя встретила, — в этот момент Анни хохотнула, и смех этот зажег в душе Эрена искру былой злобы. — Я ей не завидую. Эрен резко выпрямился и угрожающе навис над крохотной девушкой. Теперь он хотел уничтожить ее, прожевать, перемолоть в муку. Но та лишь продолжила курить как ни в чем не бывало. — Что, теперь и на мне хочешь сорваться? Я не удивлюсь: это только подтвердит все, что я сказала. Господин невъебенный полицейский. Последние слова пристыдили Йегера и мгновенно затушили разгоравшийся было гнев. — Но знаешь… — Анни сложила руки на груди и, выдохнув серый дым в прекрасную черную ночь, вдруг слабо улыбнулась. — Если эта твоя Микаса до сих пор рядом несмотря на все, что ты ей говорил, значит… Возможно, что-то в тебе еще есть доброго и светлого. Остается лишь понять, что такого она в тебе увидела. И увидеть это самому. Чем больше Эрен ее слушал, тем дальше отступали ярость и отчаяние. Йегер сдался, понимая, что девушка, видевшая его впервые в жизни, безошибочно поняла все. — Иногда любовь способна на многое, — Анни оставила окурок в пепельнице и на мгновение застыла, будто что-то вспомнив. — Когда люди готовы принять тебя не вопреки твоей боли, а вместе с ней, только тогда они смогут сделать тебя по-настоящему счастливым. — Почему ты думаешь, что вправе меня учить? — Эрен захотел напоследок ее поддеть. — Я умнее тебя. Книги иногда пишут не конченые мудаки. Докурив, Йегер молча всматривался вдаль — в вечное, спокойное, непоколебимое небо. — Полюби хоть кого-то так же сильно, как любишь себя самого и эту свою свободу, о которой разглагольствовал весь вечер, — бросила ему Анни, уходя с балкона.***
Эрен Йегер медленно открыл глаза. Все двоилось, взгляд не мог сойтись в одной точке, но действие наркотика наконец-то кончилось. Груз вновь пережитого прошлого растворился, как вещество в крови. Не исчезли лишь некоторые вопросы, оставшиеся без ответов. Но теперь полицейский собрался сделать то, что получалось у него лучше всего. Он решился раскрыть это дело. Пусть даже преступником был он сам, а местом преступления — его душа. Ему безумно захотелось жить.***
Joy Division — Twenty Four Hours 2007 Remaster
Через полторы недели
— Нападение на полицейского при исполнении, причем подпадающее под первую категорию, плюс покушение на убийство, плюс состояние наркотического опьянения как дополнительный фактор, — Жан Кирштейн загибал пальцы, подняв голову к потолку, будто читал там по строчкам невидимый текст. — Покушение, да еще и с такими отягчающими, потянет на пожизненное. Хотя, если учесть твое личное вмешательство в дело и твою блистательную в своем идиотизме защитительную речь на суде… Ты ведь хорошо тогда подумал? Разглагольствовал так, будто накануне фильмов пересмотрел, в которых потерпевший свидетельствует в пользу обвиняемого. — Шеф-инспектор, можно уже к сути… Пожалуйста, — Эрен, не сводя глаз с издевающегося над ним коллеги, как мог скрывал недовольство и нетерпение. — А если серьезно, Эрен, то не меньше пяти… Ну, лет десять я бы прикинул как максимальное. Не знаю. Думаю, на семерке суд остановится, ну а там при хорошем поведении, может, освободят досрочно. Эрен тяжело вздохнул. В отделе по борьбе с наркоторговлей, которым заведовал Кирштейн, его поджидали невеселые новости. — Спасибо, Жан. Ты, как обычно, умеешь обнадежить… — в неуверенном выдохе Эрена чувствовался горький сарказм. «Твою мать, Зик…» — думал про себя детектив. — Ну ты там это, — Жан, увидев отчаяние на лице Эрена, неумело попытался сменить покровительственный тон на ободряющий. — Верь в лучшее. Но тот пропустил его слова мимо ушей. Молча пожав руку инспектора, Йегер спешно развернулся и вышел из кабинета.***
Отдел по борьбе с организованной преступностью ночью часто пустовал. Пользуясь одиночеством, Эрен киношно закинул ноги на стол и развалился в офисном кресле. Идти домой не хотелось. На душе тяжелело неприятное, изматывающее чувство. Оно подбиралось к сердцу, словно склизкий червяк, рассеченный напополам острой лопатой. Йегеру невольно пришлось признаться себе в том, что он тянул время, трусливо выжидая и ища любые оправдания, лишь бы избежать встречи с Райнером Брауном. Отмазка шла за отмазкой, но ни одна из них не казалась особо убедительной. «Это просто дело, всего лишь очередное дело», — внушал себе детектив. Раздражающие своим тиканьем стрелки часов ненавязчиво показывали полночь. Ожидание неотвратимого утомляло. «Твою мать, Йегер, это невозможно!» — взыграли наконец в детективе самолюбие и здравый смысл. Рывком сев в крутящемся кресле, он решительно вдавил кнопку включения в корпус громоздкого системного блока. Во тьме кабинета монитор служебного компьютера осветил лицо Эрена мертвенным голубоватым мерцанием. Несколько минут поиска по базе данных и соцсетям — и Эрен узнал все, что требовалось. Вся информация как на ладони, нельзя было даже отмазаться тем, что каких-то сведений недоставало: «Имя: Райнер Браун… — бегали глаза по строкам. — Дата рождения: первое августа… Место рождения: Лондон, Соединенное Королевство… Возраст: двадцать один год… Родственники: отец Роберт Браун, мать Карина Браун (урожденная Титова)… двоюродная сестра, живущая в пригороде с отцом и матерью… Текущее место работы, место жительства фактическое, место жительства по регистрации… Образование, стаж, семейное положение, наличие судимостей…» Эрен поглощал сухие систематизированные данные, которые сводят человеческую жизнь до десятка безликих строчек. Под конец поиска раздраженному Эрену дико захотелось хлопнуть крышкой ноутбука, словно мрачный коп из очередного детективного сериала, только вот доисторический стационарный компьютер с отдельным монитором этого не позволил. Йегер бессильно уставился на выпавшее меню с кнопкой «Завершение работы». Совсем не как в сериалах. Как-то… слишком прозаично и банально. Невозможность стать в такой момент кинематографично-стильным поколебала решимость детектива. С минуту провисев в глупом ожидании чего-то, Йегер ударил пальцем по левой кнопке мыши и чуть откатился на стуле назад: «Хватит сопли распускать, сейчас бы пасовать перед бывшим. Встреться с ним и успокойся уже». Сильно захотелось курить, но пачка сигарет была предательски забыта в кармане пальто в раздевалке.***
Там, среди серых рядов из металлических шкафчиков, он застал Микасу, переодевавшуюся после дежурства. — Тоже фиговый день? — выглянул он из-за створки шкафчика, отчего Аккерман вздрогнула. Мужская и женская зоны находились по разные стороны просторного, но недостаточно освещенного помещения с огромными трубами вентиляции под потолком. В центре раздевалки, как своеобразная гендерная граница, стоял стол для пинг-понга. Забрав почти пустую пачку столь вожделенных в этот момент папирос, Эрен беспардонно вторгся на женскую половину, прекрасно зная, что в такой поздний час там могла находиться лишь Микаса. Хотя ее субботняя смена закончилась два часа назад, девушка всегда ждала его, а чтобы занять время, колотила в спортзале тугую грушу и жала от груди штангу. Прямо сейчас она стояла перед ним в спортивных брюках и простом белоснежном лифчике без кружев и прочих украшений. Аккерман всегда предпочитала практичность эстетике, однако в глазах Эрена смотрелась настоящей красавицей даже в запыленной после долгой погони униформе. Подойдя ближе, Йегер осторожно взял Микасу за ладони и развернул их тыльной стороной кверху. Изящные, будто сделанные из хрусталя, хрупкие на вид костяшки были покрыты пятнами темно-красных синяков. Аккерман никогда не жалела себя, даже на тренировках. Точнее, в первую очередь на тренировках — они стали для нее заменой многолетнего запущенного селфхарма. Из-под напульсников выглядывала пара белесых шрамов, слишком ровных для отговорки «неудачно упала на задании, сэр». Эрен единственный во всем участке знал, что под спортивными брюками она скрывала целую вереницу ровных тонких полос, тянущуюся до самых колен. — Да, — спокойно ответила она, отнимая руки. — Хотела выпустить пар, пока в зале никого не было. Эрен стоял перед ней, пытаясь начать мучительный разговор, но нужные слова никак не приходили на ум. Он лишь смотрел куда-то за плечо Микасе и нервически кусал губы. — Ты в порядке? — спросила она, взяв его лицо в ладони. Прикосновения теплых и любящих рук придали Эрену смелости. Ровно как и месяц назад, когда он сразу по возвращении из Парижа, не заезжая домой, прямо из аэропорта направился к Микасе и, глядя в лучистые серые глаза, рассказал о своих чувствах. — Я его нашел, — заговорил Эрен наконец. — Райнера. Аккерман, конечно же, знала всю его историю. В тот день они пообещали друг другу говорить прямо о любых беспокоящих темах, даже не касавшихся их отношений. Йегеру это давалось особенно сложно — признавать свои слабости и страхи было для него сродни оголению на публике. — …и теперь не уверен в том, что хочу сделать. — А, твоего мистера Он-Испортил-Мне-Жизнь? — у Микасы даже ирония звучала мягко и по-доброму. — Ты же не собираешься ответить ему тем же? — Нет. Думаю, что нет. — А ты не хочешь с ним просто поговорить? — спросила Микаса, и Эрен поразился ее спокойствию и отсутствию даже малейшего намека на ревность к фантому прошлого. — Без ругани, как ты это любишь, а спокойно и искренне… — Сказать-то легко, а вот сделать… — Эрен все еще упрямился, словно маленький ребенок, которого заставляли есть брокколи. — Легче, чем носить на себе этот груз всю жизнь. Йегер вдруг осознал, как глупо он, наверное, выглядел со стороны. — Я… не знаю, как подступиться. И внутри все закипает при мысли о его роже. Это ты ходишь на терапию, а у меня с мудаками разговор короткий. Раньше было еще проще. Меньше слов, больше дела. — А после Парижа вдруг выяснилось, что нужно учиться разговаривать? — Микаса улыбнулась с едва заметной хитринкой. — Типа того… — Ну же, ты детектив, Эрен. Вспомни учебники по криминалистике. От столь внезапной аналогии Эрен выпал в осадок и удивленно вскинул брови. Аккерман была отличницей до мозга костей и умудрялась применять все полученные в полицейской академии знания на практике — иногда в самых неожиданных, казалось бы, сферах. Наверное, именно эта непоколебимая правильность в свое время так привлекла Эрена. Не в пример Елене, конечно же. — Если расследование зашло в тупик, — начала цитировать учебник Микаса, — то нужно заказать еще одну экспертизу, а потом еще одну и так далее до выяснения новых обстоятельств. Допустим, экспертизу ты заказал — Райнер Браун стоит перед тобой. Что нужно сделать дальше? — Вернуться на место преступления, — закончил за нее Эрен, — и провести повторный осмотр на предмет упущенных у… — Вот именно. Вернуться на место преступления, Эрен, — Йегер чувствовал себя невозможно тупо, пока серые глаза напротив сияли ликованием. — Это может быть… как психотерапия. Вместо ответа Эрен молча обнял Микасу, устало уронив голову ей на плечо. Слушая биение его сердца, та прижалась к нему сильнее. — Ты уже не такой, каким был в школе. Все и пройдет иначе… мне что-то подсказывает, что намного лучше, чем ты думаешь. Йегер прикрыл глаза, вдыхая запах волос Микасы. В своих объятиях он сжимал девушку, верившую в него куда сильнее, чем он сам. Девушку, протянувшую ему руку помощи в минуты полного, беспросветного кошмара. Забитый чувством вины, Эрен до сих пор не мог в полной мере осознать, чем заслужил настолько верного человека, способного успокоить любой гневный порыв. Осторожно, словно обращаясь с произведением искусства, полицейский поцеловал бледное, почти мраморное плечо Микасы. Тепло ее кожи действовало на Эрена как седативное — Аккерман обнимала его с нежностью матери… матери, которой он лишился так рано.***
На следующий день, стоя перед дверями паба «Стена Роза», Эрен курил сигарету за сигаретой и все никак не решался войти. «Гештальты надо закрывать, надо закрывать…» — тупо смотрел он на две неоновых розы над входом. — «Как я их, блядь, собрался закрывать?..» Вообще, первым делом Эрену хотелось хорошенько врезать Райнеру — показать, насколько сильным стал хрупкий мальчик из прошлого. Йегер, в принципе, довольно четко понимал свое желание навредить источнику старых обид — человеку, вставшему в один ряд с больной Диной Фриц. Но старые привычки ломались силой воли. Детектив чувствовал: поступить таким образом означало бы, что он так и не вынес никаких уроков. Все так же отвечал на насилие насилием, запуская новый оборот в спирали ненависти. С сигареты, зажатой дрожащими пальцами, сыпался пепел. Биение сердца, казалось, заглушало проезжающие мимо машины и пьяные крики. Йегеру было настолько не по себе, будто за дверью «Стены Розы» скрывался некий финальный босс в видеоигре, встреча с которым не сулила ничего хорошего. «СУКА!» — Эрен затушил об урну окурок с таким остервенением, словно сигаретный бычок был истинной причиной всех его бед. — «Если я не пойду туда, значит, я так ничему и не научился. А навсегда остался заплаканным сопляком». Взяв, наконец, себя в руки, Йегер потянул на себя дверь.