Жрец и вампир

Джинн была знакома с Дилюком уже давно, как она сказала Кэйе. Она познакомилась с ним на одном из шабашей, куда Дилюк крайне редко, но приходил. Ей тогда было всего одиннадцать, и она почти ничего не понимала в ведовстве. Однако в этом возрасте она была достаточно осознанной, чтобы понимать, что ее мать была ведьмой и что та уходила в ночь не на простую прогулку. Ее детской настойчивости и навязчивости хватило, чтобы упросить мать взять ее с собой. И вот она стояла среди других ведьм и колдунов, собравшихся на опушке леса со всей округи. Возле ее ног ходили странные животные, которых она никогда не видела, а их глаза горели пугающим красным цветом, подобно раскаленному металлу. Но все внимание было приковано вовсе не к ней, как на то изначально рассчитывала ее мать, согласившись взять ее с собой, а к мужчине, красивее которого Джинн никогда не видела. Тогда она впервые и встретила Дилюка. Он показался ей принцем или даже королем. И дело было не только в его богатых одеждах и благородной внешности, но и в том, что все собравшиеся на шабаше кланялись ему, уважительно расступались перед ним, а в его присутствии либо говорили исключительно почтительные и льстивые речи, либо не говорили вовсе, пряча свои дурость и страх. Какое-то время он с отстраненностью, но принимал эти знаки внимания. Однако когда одно из тех странных животных, похожее то ли на кошку, то ли на енота, подобралось к нему и, ловко забравшись по его плащу на плечо, что-то прошептало ему на ухо, его взгляд направился к матери Джинн, и в этом взгляде был гнев. Джинн, которую ее мать прятала за своей спиной, перестала противиться и уже по собственному желанию спряталась за нее, хотя догадывалась, что было уже поздно. «Фредерика Гуннхильдр, — позвал ее вампир. — Зачем ты привела сюда дитя?» Внимание всех ведьм и колдунов обратилось к ним. «Она сама захотела! Это было ее желанием» — напряженным от страха голосом сказала она. «Ты знаешь правила, — холодно ответил на это Дилюк. — Детей запрещено вовлекать в колдовство, включая шабаш. Пользуясь ее незнанием, ты привела ее ко греху» Джинн опустила взгляд и заметила, как странные животные, собравшись вокруг, со злобой смотрели и на нее, и на ее мать. Фредерика тоже заметила это. «Прошу, не трогайте ее!» — испуганно воскликнула она, до боли сжимая плечо Джинн. «И не буду, это другое правило, хотя я вижу, что они тебе неизвестны. Наказание понесешь ты» С этими словами то самое существо, которое и нашептало вампиру о присутствии ребенка на шабаше, накинулось на мать Джинн. Та резко оттолкнула от себя дочь, что Джинн упала. Но это было излишне, потому что существу не потребовалось много времени. Не успела Джинн еще соприкоснуться с землей, оно уже забралось на грудь ее матери, цепляясь когтями за платье, и быстрым, но сильным укусом лишило ее части носа. Фредерика взвыла, пронзая своим криком ночную тишь, но густой лес быстро вобрал в себя все звуки. Хватаясь за лицо руками, она упала на колени; кровь уже сочилась меж ее пальцев и вскоре начала гроздьями падать на голубое платье. Джинн подскочила к ней, осторожно укрывая ее руками за плечи, но мать только дернулась телом, скидывая ее руки. «Раз ты не умеешь воспитывать детей, то быть тебе уродливой, чтобы ни один мужчина более не захотел возлежать с тобой» — сурово сказал вампир и, развернувшись, покинул шабаш, сопровождаемый многочисленными испуганными взглядами. Странные животные скрылись вслед за ним. И на этом праздник, обернувшийся судом, закончился. Это то, что Джинн рассказала Кэйе сразу после своих извинений. Возможно часть этой истории она позже уточнила у своей матери, Фредерики, когда память о событиях детства начала подводить ее, но, может, это было таким ярким воспоминанием, что Джинн помнила все и без дополнительных напоминаний своей матери. Впрочем, это было не так важно. Теперь Кэйя знал, как Джинн впервые увидела Дилюка. Однако это не объясняло, как они дошли до того, что вампир признавался ей в любви недавней ночью, потому что их первая встреча была явно не из приятных. И Кэйя был даже немного удивлен, что в итоге их отношения привели к любви. Будь Кэйя на месте Джинн, а на месте ее матери – сама Джинн, Кэйя бы никогда не простил того, кто изуродовал ее. По крайней мере, он так полагал; он ни за что не хотел бы проверять это на практике. Что помимо этого заинтересовало Кэйю, так это поведение вампира. Что за правила? Почему он так разгневался на то, что к колдовству приобщали детей? Он ведь нечисть, а колдовство – помощник нечисти. Разве для него наоборот не должно быть благом, что у него появлялось больше последователей? При разговоре с Кэйей, вампир упоминал, что людям не следовало заниматься колдовством. Но почему? На это у Кэйи не было ответов. Любопытство мучило его долгие недели, и он все хотел вновь поговорить с Дилюком, задать ему терзавшие его вопросы, но тот все не появлялся. Однако вампир держал свои обещания и стал приходить чаще. Конечно, не так часто, как мужчина захаживал к женщине, но тем не менее. В следующий раз он появился примерно через три месяца с той ночи, как Кэйя по-новому познакомился с ним. Тогда Кэйи не было дома, он был у Рози (и она разрешила ему остаться до утра! а обычно она никому не позволяла такое забесплатно). Кэйя однако не хотел, чтобы ее напрягали лишними вопросами, заметь кто, как он покидал ее дом утром, поэтому ушел еще до рассвета. На подходе домой, он заметил белую сову, выпорхнувшую из открытого окна. С интересом проводив ее взглядом, Кэйя вновь опустил взгляд на окно, но то уже было закрыто. Ох, кажется, Джинн еще не спала. Не то чтобы он скрывал, куда он уходил на ночь, ведь иначе бы Джинн волновалась, но наверняка, когда он вернется, между ними возникнет неловкость. Джинн уж точно засмущается и занервничает. Кэйя мог бы пойти прогуляться, пока бы его приемная мать засыпала, и избежать этой ситуации, но, откровенно говоря, он был заинтригован. Появление вампира вновь встряхнуло его любопытство, и сейчас у него был шанс на откровения Джинн – когда и он, и она провели ночь в чьих-то объятиях, что их сейчас объединяло, а тьма бы скрыла их смущенные лица и похоронила бы под собой раскрывающиеся секреты. Кэйя вошел в дом. Джинн еще не успела улечься, вместо этого она сидела за обеденным столом и в темноте разглядывала себя в зеркало. Заслышав скрип двери, она резко повернула голову на звук и, заметив Кэйю, немного расслабилась. — Ах, это ты, галчонок. Кэйя заметил на фоне ее выделяющейся во мраке кожи шеи и декольте какое-то темное пятно. Приблизившись, он остановился рядом с ней, пока Джинн торопливо уложила зеркало зеркальной стороной на стол. Уже рядом с Джинн Кэйе удалось разглядеть очертания ожерелья. Оно было по-настоящему роскошным: камни сплетались россыпью в несколько рядов, а соединяющие их золотые или серебряные сплетения имели какую-то изощренную форму то ли листьев растений, то ли цветов. Кэйя положил руку на плечо Джинн и наклонился к уровню ее взгляда. Другой рукой он поставил зеркало на место и взглянул в его отражение, где, как ему казалось, находились глаза Джинн. — Не стоит прятать такой прекрасный подарок, — вполголоса сказал он и улыбнулся. Кэйя почувствовал рукой, что находилась на плече Джинн, как та немного вздрогнула, а потом рвано выдохнула. — Тебе очень идет. Ты этого заслуживаешь, — мягко добавил Кэйя. — Нет, не заслуживаю, — устало сказала она и подняла руки к цепочке, чтобы снять ожерелье. Кэйя ласково перехватил ее руки, перестраиваясь за спину к Джинн, и обнял ее сзади, сцепив их руки вместе на ее животе. Его щека легла на макушку Джинн (с наивным удивлением для себя обнаружил, что ее привычный хвост был распущен), и он вдохнул запах ее волос, которые сейчас пахли лавандой. — Нет, заслуживаешь. Ты такая добрая и такая заботливая. Ты сделала для меня все, ты сделала меня тем, кто я есть. И я так тебя люблю, матушка. Я бы принес тебе в ноги целый мир, сделал бы тебя королевой, чтобы ты могла всегда наряжаться только в лучшие наряды и носить самые дорогие украшения, есть еду, о которой мы даже не слышали, и гулять по оранжереям своего сада, такого большого, что он был бы сравним размерами с замком. Скажи своему верному рыцарю, чего ты хочешь, и я все сделаю, — спустился он на шепот в конце. — Ох… Кэйя… — немного растерялась от его слов Джинн, но в ее голосе была слышна ответная нежность. — Я тоже тебя люблю. Для меня нет никого дороже тебя, — она прислонилась щекой к его руке. — Я так счастлива с тобой, мне не нужен целый мир, мне нужен ты. Мне нравится, как мы живем, пусть и– — Почему тогда все эти драгоценности и наряды пылятся в шкафу? — спросил Кэйя и разорвал объятия, против воли чувствуя возникшее раздражение. — Они ведь тебе нравятся! Ты хочешь носить их! Так почему ты не можешь просто взять и надеть их? — Кэйя… Джинн развернулась к нему на стуле. Кэйя не видел ее выражения лица, но, быть может, так даже было лучше, иначе бы он уже отступил. — Это все из-за этих мерзких слухов, да? Наплюй на них! Они не достойны твоего внимания. И уж тем более не должны вызывать в тебе боль! Ты такая замечательная, ты намного лучше всех этих ублюдков, не видящих дальше своего носа, — продолжал Кэйя. — Так покажи им, что ты лучше! Надень свое самое лучшее платье и свой новый подарок и прогуляйся по деревне. Они так изумятся тебе и твоей красоте, что не посмеют ничего сказать или сделать! А если появится кто-то вконец обезумевший, то твой верный рыцарь тебя защитит. — Ты не понимаешь, Кэйя! — не сдержавшись, воскликнула Джинн. — Если я так выйду, я только– я только… подтвержу все то, что обо мне говорят… — Это не так! — Нет, Кэйя, так все и есть, — всхлипнула Джинн и закрыла лицо руками. — Так все и есть… я ведь действительно ведьма… может, не такая сильная, как они думают, но это так… и я– я делила постель с мужчиной вне брака… не раз и не два… а этот мужчина… он… ах! Все так и есть, все слухи – правда. Я– Аргх, черт… Не в силах больше терпеть слез Джинн, Кэйя ринулся к ней, укрывая ее руками в объятиях и прижимая к себе так крепко, насколько мог, не причиняя ей боли. У него разрывало сердце от горя, которое выплескивалось вместе с ее слезами. Он проклинал повинных в ее состоянии жителей, которые, не разбираясь, заклеймили его приемную мать. Этот мир был наполнен злобными идиотами. И в этом мире она была так беззащитна. Ему хотелось быть ее верным рыцарем, стоять на страже ее спокойствия и счастья. И по этой причине он еще винил и себя за то, что возобновил ее страдания. Но когда человек страдает, он должен бороться с тем, что вызывает его страдание – это то, в чем Кэйя был искренне убежден. — Ну, тогда, раз ты считаешь себя такой– в чем я категорически не согласен. Но если ты считаешь себя такой, то покажи им, что ты получила за это. Покажи им, что ты стала почти настоящей королевой. Они обзавидуются и заткнутся. Покажи им, что ты стала такой не просто так, за это тебе досталась и награда. Гордись собой, люби себя. Джинн очень долго молчала, то ли пытаясь успокоиться, то ли обдумывая его слова, а может все сразу. В итоге она сказала: — Нет, Кэйя… Кэйя придержал вздох разочарования. Ладно. Он попробует жить с этим, если того хотела Джинн. Он ослабил свои объятия и, присев напротив нее, посмотрел на нее снизу вверх. Он уже немного привык к темноте и мог различить черты ее лица. Его сердце в очередной раз болезненно кольнуло, когда он увидел ее лицо, полное боли. Она спешно отвернулась, прикрывая лицо рукой, которой пыталась утереть слезы, но Кэйя не позволил этому продлиться дольше, чем мгновение – он прикоснулся ладонью к ее щеке и заставил повернуть ее лицо обратно к себе. Он чувствовал мокрую кожу под своим прикосновением и поспешил утереть ее тыльной стороной, а затем снова положил ладонь на ее щеку. Он чувствовал, что редкие слезы все еще сбегали из ее глаз, затормаживаясь у его руки, и лениво стекали куда-то вниз к его рукаву, но ему было все равно. Прямо сейчас ему было важнее удостовериться, что Джинн вновь будет в порядке. — Прости меня, матушка. Я не хотел, — с тоской сказал он. — Прости меня. Джинн рвано и коротко посмеялась. — Я знаю, галчонок. Ничего страшного, — она прикоснулась поверх его ладони своей. — В чем действительно ошибаются слухи, и о чем я действительно сожалею, так это то, что ты не мой сын. — Не стоит сожалеть, они не ошибаются. Я твой самый настоящий сын, — искренне сказал Кэйя. Кэйя почувствовал, как напряглась ее щека от улыбки, и он, довольный, переместил руки на ее талию, обнимая, и положил свою голову ей на колени. Ему и самому не мешало успокоиться. Когда они оба пришли в себя, они решили улечься спать в одной кровати, чего они не делали с тех пор, как Кэйе стукнуло четырнадцать. Джинн все извинялась за бардак на кровати, но Кэйе было откровенно плевать. Если здесь Дилюк дарил Джинн любовь, Кэйя не возражал, он бы тоже хотел дарить ей любовь, только совсем другого рода. Успокаивающие объятия ее верного рыцаря, который поклялся защищать ее, никогда не бывали лишними. *** Когда пришло осеннее время жатвы, в деревню, где жили Джинн и Кэйя, начали приезжать торговцы из близлежащих селений, где разводили крупный скот и сеяли поля. В это время года все закупались запасами зерна и продуктов на зиму. Для Джинн и Кэйи это всегда было тяжелое время. Хотя у них не было ни поля, с которого нужно было собирать урожай, ни больших стай кур и гусей, которых частично забивали перед холодами, чтобы было проще прокормить оставшихся, когда отойдет трава, однако закупка продуктов всегда несла огромные расходы, а много денег у них никогда не водилось. Пусть они и были людьми предусмотрительными и в течение года откладывали деньги, но когда приходило время жатвы всегда выяснялось, что этого было недостаточно. — Ты проверил за печкой? — спросила Джинн, которая, хмурясь, подсчитывала монеты за столом. — Да, — устало и немного раздраженно ответил Кэйя. — Уже два раза. Сердился он вовсе не на дотошность Джинн, сердил его тот факт, что из года в год происходило одно и то же – у них не было денег. Сколько бы он ни старался, их жизнь не становилась лучше; если не хуже, учитывая, что цены росли с каждым годом. Некоторые торговцы принимали вместо денег другие продукты, но они с Джинн могли предложить немногое: травы для вкуса и более длительного сохранения продуктов да несколько подушек с куриными перьями. Мясо и яйца с куриц и молоко с козы шли на их собственные нужды, и для продажи у них никогда не оставалось излишков. — Сколько они просят за соль? — спросила Джинн. — Соль? — вздернул бровью Кэйя. — У нас на нее разве хватит? — В прошлый раз мясо не дожило и до весны, не хочу, чтобы и в этот раз вышло так же. Будет лучше его засолить, чем высушить. — Просто его нужно съесть в первую очередь, а не ждать, когда оно испортится, — сказал Кэйя, проверяя под мехами на своей кровати, где он обычно держал деньги на собственные нужды, хоть ранее он уже вытаскивал оттуда все монеты. — Бесполезно, — выдохнул он, поднимаясь. — Ладно. Сколько у нас есть? Джинн посчитала последнюю кучку монет и, взяв в руки перо, записала еще одно число на бумагу. Затем она принялась складывать все числа, что были записаны там до этого, и через некоторое время произнесла: — Семнадцать тысяч двести сорок восемь моры, — сказала она. — Три подушки, двенадцать порций укропа, десять базилика, девять чабреца, шесть розмарина, шесть кориандра и три порции сельдерея. Кэйя с досадой цыкнул. Бывало и хуже, но он никогда не был доволен малым. Он бы хотел быть уверенным, что они доживут до весны благополучно, без излишней бережливости, а сейчас этой уверенности не было. — Боюсь, придется обойтись без соли, — сказал он. Джинн только молча кивнула и принялась сгребать деньги в кошель. Кэйя тем временем сложил высушенные травы в сумку и, схватив три подушки, вышел наружу, где стояла небольшая телега, в которую он погрузил их товары. Вскоре из дома вышла Джинн, накинув на плечи длинный плащ, который бы укрывал пояс с кошелем. Ее лицо выражало крайнюю степень озабоченности, что Кэйя не смог сдержаться и быстро чмокнул ее в щеку, надеясь успокоить ее. Это сработало – на ее лице появилась нежная улыбка, а взгляд расслабился. Кэйя знал, что это ненадолго – в деревне их ждали ожесточенные торги, бодания с местными за товары и недобрые взгляды – но пока Кэйя остался удовлетворен и этим. Но все же он постарается сделать всю грязную работу сам, чтобы Джинн не так сильно напрягалась. С этим они направились к торговой площади. Освободились они только после полудня, когда им, наконец, удалось продать последнюю порцию базилика. На вырученные деньги Кэйя по указанию Джинн должен был купить пару кочанов капусты. Торговец, продававший оные по приемлемой цене, был неместным. Его смуглая кожа была почти как у Кэйи, что говорило о том, что он пришел с родных земель Кэйи. В первые года, когда он только начал жить с Джинн и ждал возвращения своего отца, он с любопытством осматривал таких торговцев, пытаясь найти среди них отца. Он полагал, что его отец должен был продавать свой урожай, раз у них было поле, но он ни разу так и не увидел его. Бывало он подходил к таким торговцам и расспрашивал их о своем отце. Как правило, те были слишком заняты, чтобы отвечать на его вопросы, а те, кто все-таки находил в себе терпение выслушать его, говорили, что им ничего неизвестно и, перекрещиваясь, велели ему проваливать. Сейчас же ему было абсолютно все равно, его не интересовала ни его родная деревня, ни его отец, бросивший его в лесу. У него была новая семья, к которой он испытывал гораздо больше чувств. Поэтому он спокойно купил капусту и, уложив ее в телегу к остальной еде, вернулся к Джинн, которая ждала его у выхода из деревни и разглядывала с интересом одно из деревьев, растущих в саду у чьего-то дома. — Смотри, это лавровое дерево, — с улыбкой сказала она, когда Кэйя приблизился к ней. — Когда-нибудь тоже хочу посадить его. — Хочешь, подрежу для тебя тайком веточку? — заговорщически прошептал Кэйя. — Кэйя! — с возмущением сказала Джинн. — Разве я тебя такому учила? Нужно сначала спросить разрешения и заплатить, если потребуется. Кэйя театрально закатил глаза. — Брось, они даже не знают, как за ним ухаживать, — Кэйя прикоснулся к свернувшимся листьям. — В листве завелась тля, а погибшие ветви не обрезаны. — Все равно это неправильно, — уже с меньшей категоричностью ответила она и развернулась в сторону дома. — Пошли. Кэйя пошел вслед за ней, катя за собой телегу. Уже дома они приступили к заготовке части продуктов, начав с птицы. Кэйя спустил овощи в погреб, где было значительно прохладнее, а после они принялись ощипывать и потрошить тушки гусей и кур, болтая о всякой ерунде. Так как соль им так и не удалось купить, мясо было решено сушить. Но для начала они его замариновали в травах и масле и спустили в погреб, чтобы то не успело испортиться за это время. Когда с этим было покончено, у них настало время отдыха. За окном уже стемнело. Кэйя взял с печи ковш с нагретой водой, чтобы они смогли помыть руки, и вышел наружу. Джинн уже была там и наблюдала за облаками, подсвеченными луной, но, заслышав возвращение Кэйи, она опустила голову и с улыбкой посмотрела на него. — Все хорошо? — спросил он. — Да. Просто немного устала. Кэйя понимал, он тоже устал. Завтрашний день обещал быть чуть полегче, по крайней мере без прогулок по деревне, но им нужно было обработать все овощи и мясо, прежде чем те начнут портиться. Джинн вытянула перед собой руки, чтобы Кэйя мог полить на них теплой водой, что он и сделал. Когда Джинн закончила, и Кэйя передал ей ковш, чтобы самому помыть руки, они услышали совиное уханье и синхронно повернули головы на звук. Перед ними на ограде сидела белая сова со светящимися красными глазами и недвижимо глядела на них пронзающим взглядом. — Давай я сам, — сказал Кэйя, потянувшись к ковшу. Но Джинн не позволила ему забрать его и все равно помогла Кэйе, как изначально и намеревалась. Затем Кэйя снял фартук, чтобы передать его Джинн и уйти погулять, но он понял, что он был в простой рубашке, а ночью уже становилось холодно для длительных прогулок только в ней. Поэтому он не стал передавать фартук Джинн и сам быстро вошел в дом, чтобы взять какой-нибудь плащ и, быть может, игральные карты, чтобы сидеть в таверне без выпивки (ведь денег теперь у него не осталось) было не так уныло. — Прошу, проходи, — услышал он за спиной голос Джинн. Хлопая крыльями, сова влетела в дом, а когда дверь за ней закрылась, дом наполнился ароматами винограда и розы, и когда Кэйя оглянулся, он уже увидел стоящего в доме вампира в человеческом облике. — Здравствуй, Джинн. Кэйя, — сдержанно поприветствовал он их. — Здравствуй, Дилюк, — ответила Джинн, задергивая на окнах занавески, которые она сшила пару месяцев назад. Кэйя обошелся простым кивком, однако позволил себе задержать на вампире более долгий взгляд. Он не видел его... с весны? По крайней мере, в его человеческом облике. За это время он успел немного отвыкнуть от него. И сейчас его величественный вид немного выбил его из колеи. Он вспомнил то ожерелье, которое Дилюк подарил Джинн, и которое та так больше и не надевала с ночи их спора. Интересно, зачем вампир дарил ей все эти украшения и наряды, если она ими не пользовалась? Может быть, он хотел, чтобы рядом с ним Джинн выглядела такой же величественной, как и он? Или он так извинялся за те слухи, которые ходили о ней? — Я буду в таверне, — сказал Кэйя, хватая плащ. — Подожди, Кэйя, — мягко перехватил его за плечо Дилюк. — Не желаешь остаться с нами? Я кое-что принес для вас двоих. С этими словами он чуть приподнял корзину, которую держал в другой руке. Кэйя с округлившимися от изумления глазами уставился на ее содержимое. Там были какие-то фрукты, больше половины из которых Кэйя видел впервые в своей жизни. Яблоки, виноград (который Кэйя узнал только потому, что в таверне имелось несколько бутылок вина с изображением винограда на этикетках), сливы, немного ягод и… еще несколько видов плодов, которым Кэйя затруднялся дать название. Также там имелась бутылка красного вина, Кэйя не сомневался, наивысшего качества. Вспомнив о своей гордости, он унял изумление и, подняв взгляд на вампира, с улыбкой ответил: — С удовольствием. Дилюк поставил корзину на стол, Кэйя поторопился взять третий стул у рабочего стола, в это время Джинн покончила с занавесками и, подойдя к столу, заметила корзину. — Ах, Дилюк, какая красота! Надеюсь, ты нам расскажешь, как их правильно есть? — Конечно. Джинн засуетилась в поисках тарелок и фужеров, последние она передала Кэйе, чтобы тот ополоснул их, потому что ими почти никогда не пользовались. Кэйя даже не знал, зачем и откуда они были у Джинн, но, вероятно, это тоже был подарок вампира или, может, ее более зажиточных подруг с шабаша. — Как прошел ваш день жатвы? — спросил Дилюк. — Вполне неплохо, — бодро ответила Джинн, протягивая штопор Дилюку. — Купили то, что необходимо, и продали все, что хотели. Кэйя мне очень помогает в этом деле. Сама бы я вряд ли управилась со всем. — Прекрати, матушка, — с другого угла комнаты ответил Кэйя, пока ополаскивал в воде фужеры. — Нет ничего особенного в том, чтобы помочь тебе. — Правда, нет никаких проблем? — чуть тише спросил Дилюк, обращаясь к Джинн. — Все хорошо, — ответила та. Кэйя нахмурился. — Вообще, — возвращаясь к столу, вмешался он, — нам не помешала бы соль. Желательно крупного помола. — Кэйя– — После жатвы необходимо подготовить мясо и овощи к зиме, — не дал договорить ей Кэйя. — С солью продукты вероятнее всего сохранят свежесть. Он с вежливой улыбкой смотрел вампиру в глаза, не испытывая никакого страха от того, что в каком-то роде требовал от него выполнения своей просьбы. Если Дилюк действительно любил Джинн – в чем Кэйя почти не сомневался – то ему должно стать приятно ответить на их просьбу. А если все-таки Дилюк рассматривал их отношения как услуга за услугу… что ж, Кэйя считал, что Джинн своей любовью к вампиру уже давно переплачивала, пусть Кэйе было и неприятно думать в таком ключе. — Хорошо, я достану для вас соль, — кивнул Дилюк. — Только в этот раз поторопитесь, овощи начнут портиться уже через несколько дней, — с усмешкой добавил он. — Кэйя! Хватит! — воскликнула пристыженная его наглостью Джинн. — Не слушай его, Дилюк. Нам ничего не нужно. К удивлению Кэйи, вампир немного усмехнулся. — Твой сын заявляет обратное, Джинн, — сказал он, переведя на нее глаза. — И я склонен ему поверить. Прислушивайся к нему иногда, и он сделает тебе только добро. — Я знаю, — пробурчала Джинн, глядя куда-то в сторону. Кэйя коротко посмеялся над ее выражением неловкости в лице. Когда Кэйя протер досуха фужеры, а Дилюк откупорил бутылку вина и разлил его для Кэйи и Джинн, Кэйя немного поколебался, решая, куда ему сесть. Вампир, как и в прошлый раз, когда Кэйя видел его, сел на его привычное место, к чему Кэйя на самом деле не имел никаких претензий, но он не знал, куда захочет сесть Джинн – за третий стул, что он принес и что стоял ближе к Дилюку, либо на свое обыкновенное место на другом конце стола. В итоге, она села напротив Дилюка, и Кэйя опустился на третий стул, по правую руку от вампира, и по левую от приемной матери. Забавно, но они расселись почти как семья. Джинн и Кэйя взяли свои фужеры, и тут Кэйя нахмурился. — Господин Дилюк, вы не желаете чего-нибудь? — Нет, спасибо, — поднял он ладонь в отказе. — Человеческая пища мне не по нутру. Но, прошу, не чувствуй неловкость. Я спокойно отношусь к тому, что я буду просто сидеть, пока вы едите, так что и тебе следует сделать то же самое. Кэйя понимающе кивнул и повернул голову к Джинн. — Скажешь что-нибудь в качестве тоста? Джинн резко вдохнула воздух, явно не ожидая такого предложения. Затем ее глаза метнулись к Дилюку, потом снова к Кэйе, и последний обнаружил, как к ее глазам подкатили слезы. На мгновение он забеспокоился, что сказал что-то не то, всколыхнув какие-то неприятные воспоминания, но это чувство сразу же пропало, когда Джинн счастливо улыбнулась. — Я так рада, что мы, наконец, собрались втроем. Я так давно мечтала, чтобы двое… моих любимых мужчин сидели рядом со мной, и мы бы разговаривали друг с другом. Спасибо вам. Кэйя искренне улыбнулся ей в ответ, а затем бросил беглый взгляд на Дилюка, замечая, что тот тоже улыбался, правда, сдержаннее, чем он сам, но, как успел понять Кэйя, он в принципе ограничено высказывал эмоции. Кэйя вновь посмотрел на Джинн, и они чокнулись фужерами. Кэйя приподнял фужер и в сторону Дилюка, высказывая ему знак уважения, и сделал небольшой глоток вина. Ему доводилось лишь один раз пробовать вино, потому что то стоило в их таверне бешеных денег, и почти все пили обыкновенный ячменный эль. И то, что тогда пробовал Кэйя, на вкус было кислятиной, от которой несло ничем кроме спирта. Однако это вино было совсем другим. В нем действительно ощущался аромат винограда, а на язык оно легло так мягко, что Кэйя совсем не почувствовал ни кислоты, ни обжигающего эффекта алкоголя в горле. — Потрясающее вино, — сказал Кэйя, не скрывая своей пораженности. — Как вы смогли его выбрать, если не переносите человеческую пищу? — Доверился экспертному мнению, — загадочно ответил Дилюк. — Я рад, что оно тебе понравилось. А теперь давайте я вам расскажу про фрукты, — он взял оранжевый плод из корзины, Кэйя, догадавшись, что тот сейчас им будет показывать, как его правильно есть, пододвинул ему свою тарелку и приборы. — Это абрикос. Он растет в более теплых регионах, например, в Ли Юэ или Натлане. Внутри него косточка, так что будьте осторожны. По правилам его сначала разделяют на две половинки, это допускается делать руками, но так как этот абрикос достанется вам, то я разрежу его приборами, — он аккуратно разрезал плод, который оказался совсем мягким. — Косточка вынимается и кладется на край тарелки, остальное съедается, как руками, так и с помощью приборов. Некоторые оставляют шкурку фрукта нетронутой, но это на ваше усмотрение. Все фрукты чистые, так что все должно быть в порядке. Дилюк вернул тарелку с приборами Кэйе, а Кэйя пододвинул корзину чуть ближе к Джинн, чтобы ей было удобнее тянуться к фруктам. Кэйя взглянул на разрезанный абрикос в своей тарелке, раздумывая над тем, как Дилюк рассказывал им о вещах, возможности о которых узнать у них никогда бы и не было, живи они обыкновенной жизнью, как и остальные местные. Кэйя не раз задавался вопросом, откуда Джинн умела читать и считать, ведь почти никто в деревне, за исключением служителей церкви, не умел ничего из этого, разве что сосчитать монеты до ста. Быть может, вампир был именно тем, кто научил ее этому. — Абрикосы часто встречаются в тех местах, где они растут? — спросил он у Дилюка. — Да, он растет подобно яблокам. В день жатвы деревья почти полностью покрыты их плодами. Кэйя поджал губы, стараясь не выдать возникшую в нем горечь. Он никогда не видел и не слышал об абрикосах, а если бы у них было больше денег, они бы могли есть их хоть каждый день или хотя бы путешествовать в те места, где их продавали. — Вкусно! — воскликнула Джинн. Ее голос вернул Кэйю обратно в настоящее, и он мысленно дал себе по затылку – было невежливо с его стороны сразу не попробовать фрукт. Он спешно насадил кусочек на вилку и положил в рот. Ах, действительно, вкусно. Дилюк рассказал им и о других фруктах и ягодах, что имелись в корзине: апельсины, бананы, клубника, гранат, киви и, конечно, виноград. Он также рассказал и про известные Кэйе сливы и яблоки, дополнив его знания о них правилами их употребления за столом. В промежутках между дегустациями Джинн и Кэйя пили вино, периодически чокаясь. В общем говоря, вечер, перешедший в ночь, прошел просто замечательно. Они испробовали вещи, о существовании которых даже и не подозревали. Хотя Кэйя полагал, что Джинн до этого пробовала некоторые из них, но та была счастлива поесть их вновь. За полночь Джинн окончательно разморило, и она начала клевать носом. А когда Кэйя повернулся к ней в следующий раз, чтобы предложить ей пойти поспать, та уже, подперев голову рукой, дремала. — Ох, — выдохнул Кэйя и хотел было подняться, чтобы перенести Джинн на кровать, но рука Дилюка придержала его. — Прошу, позволь мне, — попросил он. Кэйя немного смутился за свою недогадливость. Ему стоило помнить, что вампир приходил сюда не только ради самой Джинн, но и ради ее крови. Он молча кивнул. Дилюк поднялся и аккуратно взял Джинн на руки, чтобы отнести ее к кровати. Уже там он уложил ее на меха и укрыл одеялом. Хоть кровати и отделялись от остальной части дома деревянной ширмой, но ее было недостаточно, чтобы скрыть все происходящее там. Кэйя знал, что ему стоило отвести глаза, но его съедало любопытство. Однако вопреки его ожиданиям вампир не стал пить ее кровь. Как только он накинул на нее одеяло, он присел рядом с ее кроватью на колено и поцеловал в щеку, а потом какое-то время просто наблюдал за ее спящим лицом, перебирая светлые волосы на ее лбу. Когда он вновь зашевелился, выпрямляясь, Кэйя повернулся к корзине, подцепил одну из виноградин и с непричастным видом положил ее в рот. Вампир замер у стула, на котором сидел весь вечер и часть ночи, не решаясь сесть на него вновь. — Вам пора? — спросил Кэйя, как проглотил виноградину. — Если хочешь, я могу еще остаться, — ответил Дилюк. — Хочу. Дилюк сел обратно за стол. — Вам ведь нужна кровь, верно? Можете взять мою, если пожелаете. Кэйя откинул за спину свой хвост и наклонил голову в бок, открывая доступ к шее. Алые глаза вампира резко метнулись к открывшемуся участку кожи, и в его взгляде было нечто пугающее, что-то дикое и звериное, что у Кэйи даже промелькнула в голове мысль сожаления за его предложение. Но он быстро задушил это чувство, отказавшись отступать. Ему было интересно узнать каково это – укус вампира. Неожиданно, но вместо него отступил Дилюк. — Не нужно, — ответил он, закрывая глаза и отворачивая голову в сторону. Кэйя вернул голову в привычное положение. — Ваши глаза… чем ярче они горят, тем вы голоднее, верно? Вы голодны, господин Дилюк. Я не против поделиться с вами своей кровью. Можете воспринимать это в качестве платы за сегодняшний вечер. — Скоро день второй жатвы. Тогда и отдашь своей крови наравне со всеми, — ответил Дилюк. В день, о котором упомянул вампир, жители жертвовали часть своей крови в общий алтарь, который потом жрец из церкви относил к замку на вершине горы. Для Кэйи это станет четвертым разом, когда он жертвовал свою кровь, потому что дети, не достигшие шестнадцати лет, освобождались от обязанностей договора с вампиром. Однако… — Этот долг никак не касается этого вечера, — сказал Кэйя. — Сегодняшние фрукты, ягоды и вино это погашение моего долга перед Джинн. — Со мной у вас еще нет никакого счета, даже, скорее, это я вам должен, учитывая мое спасение в прошлом. — С детьми я не веду счета, — с долей раздражения в голосе ответил вампир. — Тогда за соль. Ее попросил я, уже вполне взрослый человек. Дилюк, видимо, утомленный спором, приоткрыл глаза и покосился на него. — Почему ты так хочешь, чтобы я испил твоей крови? — Потому что я хочу сделать вам добро в ответ. Вампир дернулся, выпрямляя спину, и убрал руку, которой подпирал голову. Кэйя увидел, как в его взгляде мелькнуло возмущение, а нос брезгливо сморщился, словно ему была противна сама мысль, которую озвучил Кэйя. — Это абсурд, — сказал вампир. — Я чудовище, прислужник зла, я несу только зло. — Я так не дума– — И окажешься дураком, — перебил его вампир. — Нет, Кэйя. Мне ни к чему твое добро. Кэйя не до конца понимал, почему вампир так категорично отказывался от его крови. А доводы, которые он приводил про возврат долга и про бессмысленность добрых поступков в сторону нечисти казались ему натянутыми и неестественными. Потому что, почему тогда он не мог дать в долг своей крови, чтобы вампир позже отблагодарил его? Или что абсурдного в том, чтобы делать добро, пусть и нечисти? Ведь если с той обращаться иначе, то неудивительно, что нечисть испытывала к людям ненависть, как слышал Кэйя. Выдохнув, он больше не стал продолжать эту тему, по крайней мере пока. Вместо этого он взял бутылку, вылил остатки вина в свой фужер и спросил: — Кстати, матушка рассказала мне о вашей первой встрече. Дилюк в заинтересованности вздернул бровью, ожидая продолжения. — На шабаше, — зачем-то уточнил Кэйя, — когда вы наказали ее мать за то, что она привела с собой маленькую Джинн. И сейчас в разговоре вы подняли тему детей. Почему вы так тревожитесь за людских детей? — Они еще не понимают, что они не центр мира, а также не могут дать моральную оценку происходящему, таким образом не осознавая, что они делают грех. — Все равно не понимаю. Почему это так важно? — пригубив вино, продолжал спрашивать Кэйя. — Участь человека – выбирать между добром и злом. А если за него это делают родители, пользуясь его незнанием и доверием, то ребенок может ступить на тропу, по которой нельзя будет вернуться назад. — Ребенок может сам захотеть что-то выбрать, как, например, Джинн захотела пойти со своей матерью на шабаш. — Верно. Но тогда ее матери следовало бы запретить ей. — Как это ложится на слова, которые вы сказали ранее про выбор ребенка? Ведь если родители запрещают, они тоже пользуются его незнанием и доверием, правда, для того, чтобы отговорить его делать что-то. — Да, и здесь играет роль то, что ребенок еще плохо осознает окружающий его мир. Для них во главе угла стоят они сами, и они не понимают, что люди вокруг них это не декорации, а такие же, как они, люди, со своими мотивами и волей. Например, когда я нашел тебя в горном лесу, ты был искренне убежден, что это твой отец потерялся, а не наоборот. Это имело смысл, подумал Кэйя. Его воспоминания о том эпизоде его прошлого были нечеткими, и, будучи сейчас уже взрослым, он с трудом принимал факт, что действительно заявлял и Дилюку, и Джинн, что его отец потерялся, ведь правда лежала совсем на поверхности. — Мне кажется, — сказал Кэйя, — дети значительно раньше, чем в шестнадцать, начинают воспринимать окружающий мир. — Избранная мною граница в шестнадцать лет довольно условна и зависит от личных способностей и опыта человека. Но чтобы людям было проще, я решил, что шестнадцать лет отроду наиболее подходящее число, — терпеливо объяснял вампир. — Но да, ты прав, дети начинают осознавать других значительно раньше. Однако я уже упомянул об их понятии морали, которое остается зыбким гораздо дольше. Они не знают, как проявляется добро, а как – зло. Скажи, как скоро ты понял причину, почему ваш с Джинн дом стоит особняком от остальной деревни? Кэйя нахмурился и поджал губы, не стесняясь выразить свое недовольство затронутой вампиром темой. Он не винил Дилюка, что он был одной из причин, почему к Джинн скверно относились местные, но в то же время он знал, что если бы вампир захотел, то все бы местные дрожали от страха перед Джинн и если и высказывали бы ей что-то в лицо, то только почтение. Однако вампир избрал сторону невмешательства. Наверняка Джинн его об этом лично попросила, если между ними когда-либо поднимался этот вопрос, но Кэйю бы это не остановило, имей он подобающую власть. — Прости, — быстро извинился Дилюк, заметив недовольство Кэйи. Кэйя только махнул рукой, давая понять, что это было неважно, и вернулся к их разговору: — Допустим. Но мне все еще непонятно, как родители должны подготовить своего ребенка ко взрослой жизни, когда тому придется выбирать. Он ведь будет совсем не готов принимать решения. — Если они будут запрещать все, то так непременно и случится. В этом и состоит сложность – воспитать ребенка так, чтобы он был готов делать выборы, но при этом не совершил необратимых выборов, которые он не сможет исправить и которые приведут ко злу. В этом помогает писание. Оно, по сути, инструкция по воспитанию. — Почему именно писание? Ведь можно и без него понять, какой выбор может обернуться плохим исходом. — Зло не всегда очевидно, Кэйя, даже после рубежа в шестнадцать лет. Тебе еще предстоит это понять. Джинн вот уже постепенно приходит к пониманию. Возможно, тебе стоит поучиться у нее и этому. — О чем вы? — в недоумении спросил Кэйя. Вампир в молчании потупил взгляд. Кэйя выдохнул, осознав, что пока он не поговорит с Джинн на эту тему, Дилюк ему ничего не расскажет. — Вы так и не ответили, причем здесь писание, — напомнил Кэйя, не став настаивать на ответе. — В писании записаны законы вселенной. Им подчиняются все. Кроме людей. — Почему? Дилюк вновь посмотрел на него, и на этот раз его уголки губ дернулись в подобие ухмылки. — Прочти и узнаешь. Кэйя немного пристыдился от этого замечания, потому что он действительно никогда не читал писания. Бывало пастор из церкви или Джинн рассказывали ему что-то, но все это было обрывками слов, которые, вероятно, упоминались в других частях писания, и размытыми образами героев, которых он не знал. Но из того, что ему довелось услышать, писание больше походило на какую-то сказочную историю, чем на свод законов вселенной. Он вообще не помнил, чтобы там были какие-то правила. — И все-таки, Кэйя, — продолжил тем временем Дилюк, — как часто ты ходишь в церковь? — Иногда, — Кэйя повторил свой прошлый ответ, когда вампир задавал ему подобный вопрос. — Это сколько? Раз в неделю? В месяц? — На рождество и на летнее солнцестояние, — ответил Кэйя. Дилюк с недоверием воззрился на него, явно не ожидая, что число будет настолько маленьким. Некоторое время он молчал, пока, видимо, обдумывал слова Кэйи. Кэйя и сам знал, что его нельзя было назвать прилежным верующим, но он считал, что тем самым он хотя бы был честен с собой – как можно доверять богам и почитать их, когда они сами жили под покровительством того, кто якобы противен богам. Кэйя считал, что таким способом высказывал дань уважения к вампиру, однако после сегодняшнего разговора он, возможно, пересмотрит свои взгляды. По крайней мере он точно возьмется за чтение писания, раз вампир так высоко отзывался о нем и раз, по его словам, тот был подвластен законам, что там записаны. — Джинн тебя не водила туда? — в итоге спросил Дилюк настороженным тоном. — Водила, — быстро вступился в ее защиту Кэйя. — Мы ходили туда раз в месяц, но когда я стал старше, я отказался посещать ее. — Ясно, — все еще пребывая в задумчивости, ответил Дилюк, а потом поднялся со стула, шурша одеждой. — Мне пора. Кэйя тоже подорвался с места и схватил вампира за руку в перчатке, прежде чем тот успел открыть дверь. — Подождите, господин Дилюк! — сказал он, накрывая второй рукой ладонь вампира. — Надеюсь, я не сказал ничего дурного? Простите меня, если что. Я не хотел ничего подобного. Дилюк, развернувшись к нему, посмотрел на их ладони, а затем на Кэйю. Его взгляд чуть дольше, чем простое скольжение, задержался возле его шеи, но уже в следующее мгновение он смотрел в глаз Кэйи. — Все нормально, — ответил он. — Я ценю твою искренность и желание защищать свою мать. — Вы ведь еще вернетесь? — Конечно. Как я и обещал. — Хорошо, — с облегчением сказал Кэйя и добавил: — Если вам когда-нибудь понадобится больше крови, то знайте, что я готов вам предоставить свою. Не по доброте, так в качестве долга, чтобы потом попросить у вас что-нибудь взамен. К его изумлению, Дилюк поднял свободную руку и, едва касаясь, провел кончиками пальцев в перчатках по его шее, а затем, словно опомнившись, быстро убрал свои руки от него, включая и ту, которую Кэйя сжимал в своих ладонях. Прежде чем вампир отвернулся от него, Кэйя успел заметить в его лице борьбу. — Я не одобряю твоего желания, но буду иметь в виду, — сказал Дилюк. — Соль доставят через два дня. Спокойной ночи, Кэйя. С этим он открыл дверь и вышел в темноту ночи. Он не стал обращаться в сову, как делал это ранее, возможно, потому что до рассвета было еще много времени. Вместо этого направился к лесу шагом сродни поступи хозяина этих земель, что, впрочем, так и было. Когда он окончательно скрылся за стволами деревьев, Кэйя перестал следить за ним и вошел обратно в дом. Уже вдали от чьих-либо взглядов его рука легла на шею, где ее касался вампир, и он подумал, что он, кажется, нашел чем себя занять в этой скучной деревушке.