Попробовать правду

Знаете, интересно слушать россказни людей о любви к литературе. Обыкновенно, что-то этакое, художественное, романтичненькое ещё и, как полагается, с сопливым финалом. Начинает проявляться какой-то удивительно подозрительный интерес в момент столкновения ней, любовью, яро и ярко выраженной. Доказывательной ещё для чего-то. А ещё забавнее, показушной. Показательные показатели. Но даже самый последний двоечник хоть одним глазом и частью уха слышал о «Пиноккио». Деревянный мальчишка, наделенный отцом человеческими чувствами. А в благодарность что? Враньё и длинющий нос. Да, за ложь во всех мирах расплачиваются жестоко. Теперь сказку читают, перечитывают – одним словом, вдалбливают в голову всеми возможными способами в надежде раз и навсегда избавить детскую душу от обмана и нездоровой наивности. В моей семье сие существовало как главный компонент вечернего ритуала. Но, даже находясь в первых рядах книжного шкафа и, как казалось по обшарпаному переплёту, из которого торчали десятки, а может сотни веревочных огрызков – уже давно отслужившая свое, она так и не произвела никакого должного впечатления. Столько бы попыток бесполезной борьбы ни обрушалось успешным провалом, я продолжала врать все так же невозмутимо. Детская непосредственность. Однажды пришло время поплатиться. Не самые приятные ощущения остались у  пятнадцатилетней девчонки от прорезающих десна клыков. Первое – легкого торнадо, которое не наносит губительного действия, сменялось самой настоящей бурей, порой вылетающей за рамки, сносящей все здравые мысли. Остреё на белых зубках появлялось точно по расписанию, за безстыдной ложью, даже самой безобидной и шуточной. Голова порой не выдерживала столь агрессивного изменения, чуть ли не в прямом смысле трескаясь на части. В шестнадцать я узнала о странной необходимости: человеку, пускай и не совсем стандартному, нужен человек.Совсем не для стандартного. Речи здесь не может вестись о дружбе, даже не о долгой и счастливой любви. К черту вашу любовь. Вампирам это не требуется. Он просто нужен. Унять боль от зудящих дёсен о чью-то хрупкую шею, забыть о том, что ты – не все. И нет здесь разницы какую. Но, определённо, утонченная мягкая женская кожа и почти коричневая жидкость – прекраснее вообразить трудно. Ненормально, необычно, но уже привычно. Алая кровь, тонкая струйка, медленно стекающая по ключицам вниз, несколько ярко выделенных следов. И всё. Спокойствие. Ничего, что мнимое. Каждый день одно и тоже. Очередная жертва. Смертельного ровным счётом ничего, но память «счастливчику» отшибает. А, может оно и к лучшему – не будет помнить этого позора. Отдышавшись, светловолосая отводит взгляд в сторону, ведет по губам слегка бедными пальцами. На улице такая погода, увы, даже не порадоваться. Человеческое тело падает без чувств. Блонда тянет брови к верху, и, изображая почти правдоподобное удивление, щупает пульс. Слабые толчки пытаются протиснуться к краешку кожи. –  Должно быть малокровный. Из здания медленным шагом выплывает пара молодых людей в чёрной форме, явно пристально следящих за своим внешним видом. Следом за железной дверью посовывается белобрысая голова. Мужчина поправляет очки в немом вопросе. – Порядок, работаем. – окрикнув парней, девушка переводит взгляд на дверь, – разберись. – в приказом тоне указывает на мирно покоящееся тело, – Он дышит. Должен. – невзначай добавляет она, скрываясь в павильоне. Репетиция всё-таки.