Гарри Поттер и эффект бабочки

Дневник Тома Реддла, который Люциус в своей неудавшейся попытке скомпрометировать Артура Уизли подкинул на их втором курсе Джинни. И который был уничтожен в Тайной комнате Салазара Слизерина Гарри Поттером. Кольцо Гонтов, обнаруженное Альбусом Дамблдором и в конечном итоге уничтоженное ценой собственной жизни директора. Конечно, Альбус не собирался приносить эту жертву – он всего лишь не смог сдержаться и надел перстень. Забавно, что как раз эту оплошность возвратившиеся в прошлое Гермиона и Поттер исправлять явно не намеревались. Любопытная деталь, если бы кто-то поинтересовался у Драко… Медальон Слизерина, в поисках которого в прошлый жизни золотое трио под оборотным зельем пробралось в Министерство магии, в результате при побеге посадив себе на хвост пожирателей и лишившись убежища на Гриммо 12. И судя по всему, который Грейнджер и Поттер в этой жизни уже нашли и держали при себе. Чаша Хельги Хаффлпафф, надёжно спрятанная в семейной ячейке Лестрейнджей в банке Гринготтс, и в альтернативной реальности добытая золотым трио при туманных обстоятельствах, о которых много судачили, но мало знали наверняка. Единственное, что Драко помнил точно - приключения Поттера и компании в Гринготтсе вновь включали оборотное зелье. Малфой начинал понимать, почему именно рецепт этого снадобья Грейнджер знала так хорошо. А от Нагини, живого Крестража Тёмного Лорда, Драко сходу предложил Поттеру как минимум три способа избавиться незаметно и не покидая Малфой-менора. В конце концов, от отравленных ядом Василиска мышей до надетого на шею какой-нибудь очередной уже мёртвой и предназначенной на корм Нагини жертвы клыка того самого Василиска, трансфигурированного в кулон. Поттер по какой-то с точки зрения Малфоя сентиментальной, но по мнению Гарри и Гермионы – довольно логичной причине настаивал, что змею должен как и в прошлый жизни убить мечом Гриффиндора Невилл Лонгботтомом. Диадема Ровены Рейвенкло, которую и предстояло отыскать в комнате потерянных вещей самому Малфою и Гермионе. В принципе, Драко можно было вообще ничего не делать: Поттер и Грейнджер полностью намеревались справиться с этим заданием вместе. В конце концов, на этот раз им даже не нужно было для подобного подружиться с Серой Дамой, хотя судя по всему, Грейнджер уже наладила контакт с призраком. Почему-то Гермиона считала, что если наводку на диадему не даст им сама Елена, то что-то может пойти не так. Словно признание дочери Ровены было так важно для благополучного исхода их предприятиям. Драко в конечном итоге не спорил, в равной мере предполагая, что может не быть осведомлён о каких-то нюансах, известных Грейнджер. Не до конца понимая, как именно работает созданная ими временная петля, что именно требуется для точного повторения событий, он был абсолютно чётко уверен, что даже если подружиться с Серой дамой было и абсолютно необязателено в конечном счёте, то и вреда не было никакого. И что намного более важно, этот момент плана никоим образом их не замедлил и не внёс никаких осложнений. А вот назвать последний крестраж Гермиона и Поттер отказались наотрез. Грейнджер сказала, что именно в отношении этого последнего, восьмого гвоздя в крышке гроба Тёмного Лорда, а ещё точнее – способов его уничтожить – она пока что не уверена. Точнее, работает над другими методами, отличными от прошлой жизни. Драко на самом деле не имел ни малейшего понятия, что именно подразумевали вмиг ставшие намного более хмурыми Поттер и Грейнджер, но и допытываться не стал. Более того, ему было предельно ясно, что в голове Грейнджер уже практически все было выстроено если и не в стройный и чёткий, то хоть какой-то план, и сейчас она работала над совершенно другими деталями. Обелить тех, чью репутацию нужно было спасать, переместить фигуры на шахматной доске Дамблдора в том порядке, который соответствовал её планам, и закончить всё с наименьшим количеством потерь. Даже если в результате слава её самой или Поттера, как спасителей волшебного мира, немного померкнет. А ещё по всему выходило, что Гермиона уже успела обсудить и некоторые личные моменты с Поттером, если судить по тем раздраженным, но беззлобным взглядам, которыми одаривал Малфоя Гарри с завидным постоянством. Что ж, следовало признать, что Малфой именно в личные намерения избранного подложил довольно существенную свинью, а точнее, просто срезал их на корню. Грейнджер оценила все прямолинейные шаги, принятые Драко в этой и прошлой жизни, и согласилась дать им шанс. – Я не помешаю? – внезапно раздался за спиной мягкий голос предмета его размышления, и в следующее мгновение Гермиона опустилась на стул возле него. – Никогда в жизни, – галантно приподнимаясь со своего собственного стула и помогая девушке сесть, провозгласил Малфой. – Всегда рад тебя видеть при любых обстоятельствах и по любой причине. Другими словами, ты мне никогда не помешаешь. – Отрадно, приятно, но так необычно слышать, – решив придать их разговору несколько шутливый тон, Грейнджер усмехнулась. – О чем задумался? Потому что я за тобой уже несколько минут наблюдаю, и ты настолько погружен в свои мысли, что даже если бы Хагрид вздумал подкрасться к тебе, ты бы вряд ли заметил. – Ни о чем и обо всём, – Драко пожал плечами. – Осмысливаю информацию о Крестражах, просчитываю детали твоего плана и пытаюсь понять, готов ли Поттер меня проклясть из-за угла. – А это ещё почему? Чем ты успел насолить ему в этой жизни? Ты даже не оскорбил его толком ни разу. – Только увел из-под носа ведьму его мечты, – Малфой всем телом откинулся на спинку стула, многозначительно приподняв бровь. - Я ведь прекрасно знаю, что Поттер имел довольно конкретные планы в отношении тебя. – Да брось, – Гермиона пренебрежительно махнула рукой, словно вся эта дискуссия выеденного яйца не стоила. – Гарри на тебя совершенно не зол, во всяком случае, не так сильно, чтобы разбрасываться проклятиями. Да и мы с ним уже переговорили, расставили все точки над «и». В конце концов, вторую жизнь уже идём рука об руку, и думаю, он и сам прекрасно понимает, что наши чувства скорее напоминают любовь членов семьи. Да, перед отправлением в прошлое он строил некоторые планы, которые ты слишком очевидно подслушал. Но во-первых, по-настоящему романтических чувств друг к другу мы с ним никогда не испытывали. Во-вторых, давно уже поняли, что наша дружба намного важнее, чем подобные эксперименты. В любом случае, можешь успокоиться. Он дословно мне сказал, что если ты каким-то образом умудряешься сделать меня счастливой, он только за. А если нет… – голос Гермионы стал задумчивым, и девушка помедлила, прежде чем закончить фразу. Безошибочно поняв, для чего именно Грейнджер сейчас подбирает слова, Малфой хмыкнул. – Но об этой части вашего разговора он осведомит меня персонально, отдельно и в намного более сильных выражениях, чем употреблял в вашей дискуссии. И вот именно тогда мне нужно будет опасаться даже не заклинания из-за угла, а чего-нибудь прямо в лоб. – Можно сказать и так, – Гермиона как-то слишком легко повела плечами, словно отмахивалась от всей этой дискуссии. – Впрочем, я и сама могу за себя постоять. – Грейнджер, даже если бы я не был зациклен на тебе вот уже вторую жизнь, сперва – как на том самом запретном плоде, который самый сладкий. Потом сознательно понимая, что безвозвратно влюблён. Притом, вздыхая по тебе всю взрослую жизнь в прошлой реальности и буквально с появления на свет в этой. Даже если забыть, что для меня на тебе элементарно и отнюдь не фигурально свет клином сошелся, в чистокровных семьях с пелёнок вбивают в голову, что договорной брак священен. Другими словами, дав клятву, по сторонам не смотрят. Так что я клянусь, что сделаю все от себя возможное, чтобы сделать тебя счастливой. – Ты сам ему скажешь, – несколько мгновений молча и в шоке смотревшая на Драко, проговорила Грейнджер. – Уверена, Гарри настоит на этом разговоре. – Гермиона, расскажи мне лучше про последний крестраж, – склонившись всем телом вперёд и глядя в самые зрачки Грейнджер, проговорил Драко. Его ладонь мягко, но уверено накрыла её предплечье. То самое, для того, чтобы оставить которое чистым, Малфой, как и Поттер, были готовы на многое. – Тише ты! Даже слова такие здесь не говори! – в ужасе округлив глаза, Грейнджер окинула библиотеку быстрым взглядом. – Ты что! Кто-нибудь может услышать! – Не волнуйся, – Драко не отстранился, лишь крепче сжал пальцы на её руке. – Я наложил вокруг нас заглушающие чары. Плюс, отводящие внимание. Да и вы с Поттером все эти годы не стеснялись, обсуждая очень даже интересные вещи. – Ты за нами следил, – это не было вопросом. Гермиона говорила медленно, слегка растягивая слова и прищурившись, словно в процессе прорабатывала информацию. – Более того, ты в курсе наших дискуссий, значит подслушивал. Но как? Гарри ведь использовал не просто обычные заглушающие, он ещё добавил пару коронных аврорских фокусов. Через подобные чары никто не мог по логике пробиться, даже истинный Аластор Муди. Как это удалось тебе? – Мне это не удалось, – Малфой пожал плечами. – Поттеровские чары были безупречны, никто бы ничего не услышал, как бы не старался. И нет, по губам я тоже не читал. К слову, его заклинания предотвращали и это. Да я и не умею… – Ты использовал какое-то прослушивающее устройство, – Гермиона в изумлении покачала головой. Снова не вопрос, лишь логическое заключение, даже не требующее со стороны собеседника кивка головы в знак согласия. Впрочем, Малфой в любом случае избрал этот самый кивок головой в ответ предоставить. – Ты воспроизвел «уши» близнецов Уизли! Невероятно! – Так уверена, что я просто не купил что-то в маггловсковском магазине для шпионов? – Драко насмешливо приподнял бровь. – Во-первых, такого магазина не существует. У них свои ресурсы и поставщики. Нельзя просто зайти в магазин «для шпионов» и что-то такое купить, – поучительно проговорила Грейнджер. – А во-вторых, их технологии в Хогвартсе просто не будет работать. Магия довольно быстро выбивает электрические приборы, а батарейки сжигает за минуту. – Ладно, я действительно воссоздал те самые «удлинители ушей» Уизли. Ещё когда близнецы в первый раз выложили их на продажу, разобрал на составляющие и основательно покопался во всех хитросплетениях чар. Любопытное волшебство. Ну, а потом при первой возможности уже в этой реальности записал все, что помню. С остальным поэкспериментировал, и теперь уверен, что конечный результат моего производства ничем не уступает гению мысли близнецов Уизли. И я говорю это совершенно без иронии или сарказма. Последние слова были добавлены абсолютно серьезным голосом и после того, как Малфой безошибочно распознал в глазах Гермионы на автомате поднимающую голову защитную реакцию. Прищурившись, девушка уже подбоченилась и с самым воинственным видом начинала открывать рот, чтобы выдать Малфою жёсткий ответ, в основном предназначавшийся, чтобы отбить любую охоту потешаться над близнецами или любыми другими представителями семейства рыжих. Впрочем, его последние слова Гермиону либо успокоили, либо она напомнила себе, что защищать честь Уизли в этой реальности не является её долгом и делом чести. Вместо решительного отпора, она заговорила совершенно о другом. – Малфой, я действительно не хочу пока обсуждать этот последний крестраж. Так будет просто безопаснее для всех, и в первую очередь для тебя. – По-прежнему не доверяешь? – бровь Драко вновь иронично поползла вверх. – Могу дать отдельный непреложный обет исключительно о крестражах. Просто я давно уже заметил, какую литературу ты листаешь. Каким-то образом ты хочешь уничтожить последний крестраж, не разрушая содержащую его вещь. – Драко, – голос Гермионы сейчас стал намного мягче. Малфой с изумлением сглотнул и уставился на магглорождённую волшебницу: она что, сейчас целенаправленно использовала его имя, чтобы отвлечь или сбить с толку? Даже так? Прибегая к таким откровенно не-гриффиндорским методам? Вот только её манёвр привёл к совершенно противоположным результатам: он дал большую подсказку. – Только это не вещь, – голосом, являвшимся практически копией интонации Гермионы, когда девушка внезапно приходила к какому-то крышесносному открытию, проговорил Малфой. – Ты хочешь уничтожить крестраж, не убив существо, в котором он заключён. Неужели тебе так важно спасти Нагини? – и вновь Драко прочёл свой ответ в глазах магглорождённой волшебницы. – Только это совсем не Нагини, не правда ли. Это… – Хватит, – в голосе Грейнджер сейчас ощутимо звенели все ледники мира. – Не произноси его имя. И да, как любит говорить Гарри, для этой информации тебе понадобится совершенно другой уровень доступа. Или выражаясь словами волшебного мира, отдельный непреложный обет. Который ты и принесёшь при первой же возможности. – Не спорю, – Малфой послушно кивнул, но Гермиона прекрасно видела: шестерёнки в его голове уже крутились совершенно в другую сторону и в правильном направлении. – И к слову, очень сильно подозреваю, что подобной информации наверняка в волшебном мире нет. Если Поттер на самом деле является последним крестражем, а ведь теперь все кусочки пазла действительно становятся на свои места, то он и Нагини наверняка единственные инциденты. Но если и существуют какие-то источники информации на эту тему, то они вполне могут содержаться в нашей библиотеке. В конце концов, семья моего отца испокон веков увлекалась коллекционированием книг по самым тёмным аспектам магии. Если где-то есть нечто подобное, эта информация будет среди нашего собрания. – Будь осторожен, когда будешь просматривать библиотеку, – сдаваясь, Грейнджер вздохнула и вновь скрестилась с ним взглядом. Но на этот раз намного более тёплым. – Но мне все больше кажется, что ты прав, и подобной литературы просто не существует. И тот способ, которым в конечном итоге пришлось воспользоваться в прошлой жизни, на самом деле единственный. – То есть, как и предсказала Трелони, только Тёмный Лорд мог его убить, – Малфой задумчиво кивнул. – Это логично. Ведь он его создал. Правда, я не совсем понимаю, почему Авада во второй раз Поттера не взяла. С первым разом разобрались, его мать защитила его силой любви. Пожертвовала собой. Но как насчёт второго? Мы ведь все прекрасно знаем, что Тёмный Лорд убил его именно этим заклинанием. Потому что нам рассказывали свидетели, конечно. – Там тоже был нюанс той самой силы любви, – Гермиона пожала плечами. – Во всяком случае, так считал Дамблдор. Гарри принял решение пожертвовать собой ради других, добровольно принял решение отдать свою жизнь. Теперь я уже не уверена, чего он хотел достигнуть на самом деле: неужели поверил в милость вашего Лорда? Что тот сдержит слово? Но в конечном итоге тёмное заклятие уничтожило именно эту сущность, частичку-крестраж, все это время скрывавшуюся в нём. Ведь Авада может одновременно забрать только одну жизнь. – И ты считаешь, что Дамблдор все это подозревал? – Более, чем подозревал, Драко, – сейчас Грейнджер целенаправленно отводила взгляд в сторону. – По всему выходит, что Альбус был практически уверен в этом с определённого момента. И как выразился в нашей прошлой жизни Снейп, растил Гарри на убой. Целенаправленно готовил его стать мартиром и пожертвовать собой. – И именно поэтому вы с Поттером решили не предотвращать его смерть в этой жизни, – Драко даже не спрашивал, хладнокровно констатировал факт. – Но что ещё более важно, – Гермиона избрала не отвечать на его конкретно поставленный вопрос. – Это наводит меня на мысль, что другого метода избавиться от Крестража в голове Гарри, не убив его, просто не существует. Иначе Дамблдор догадывался бы об этом или хотя бы имел какие-то теории. Ведь если ты вспомнишь, они с Гриндевальдом в молодости основательно окунулись в тёмную магию. Я бы сказала, пропитались ею по самые уши. Более того, на втором курсе, во время всей этой эпопеи с дневником Реддла, в организм Гарри попал яд Василиска. Его вылечили слёзы феникса, но крестраж не был уничтожен. – А яд Василиска как раз и является одним из самых верных способов уничтожить крестражах, – побледнев, кивнул Малфой, до конца осознавая весь смысл и значение её слов. – Да, – продолжила Гермиона, не дожидаясь дальнейших логических выкладок Малфоя и просто по привычке чеканя факты. – Как я поняла из рассказа Гарри, слёзы феникса были использованы на нём буквально в последний момент. Гарри чувствовал, как жизнь покидает его, ведь яд Василиска убивает сознание последним, это одно из его свойств. Из чего следует, что нужна фактическая смерть существа, содержащего в себе крестраж, чтобы все сработало. – Логично, если задуматься, – интонации в голосе Малфоя сейчас подсознательно копировали тот тон, которым обычно рассуждала вслух сама Гермиона. И Грейнджер совершенно не нужно было уточнять или переспрашивать, чтобы понимать: это не было копированием её маньеризмов. Малфой просто имел привычку точно так же рассуждать вслух, как и она сама. – Ведь это очень тёмное колдовство, и обычно подобные проклятия держатся за жертву до последнего. Избавлением является только смерть. – Конечно, я планирую продолжать изучать эту литературу, – на самой грани слуха и куда-то мимо Драко проговорила Грейнджер. – Но очень сильно подозреваю, что так оно все и есть. Что Гарри придётся пожертвовать своей жизнью, как и в прошлой реальности, и надеяться, что этого будет достаточно. Что он вернётся. – И что незнание положительного исхода для него самого не было каким-то условием этого самого возвращения. То есть, что он должен быть на самом деле готов пожертвовать собой, быть убеждённым, что он именно идёт на смерть. – И это тоже, – Гермиона кивнула. – Но только мне кажется, что тёмные заклинания изначально не могут предполагать подобную жертвенность, как спасение от них. То есть, все должно быть намного более буквально и прямолинейно. Исходом должна быть смерть, значит смерть должна произойти. А все эти остальные нюансы наверняка являются лазейками «света», а не заложенными предпосылками «тьмы». Например, защита силой любви и кровной магией, которую, и я думаю она сделала это вполне осмысленно, потому что я видела такие книги в библиотеке Блэков, использовала когда-то Лили Эванс. А ведь она была не менее талантливой, чем тот же Снейп, например. – Как и ты, – мягко вставил Малфой. – Ведь в табеле рангов она была на довольно высоком месте в своем потоке. – И после моих дискуссий с её сестрой Петунией я пришла к выводу, что Лили в свое время тоже считала, что ей есть, что доказывать волшебному миру. В некотором смысле она вела себя в точности, как я, только в отличие от меня, рядом с ней были Северус и его мать, чистокровная волшебница из старинного рода. Оба типичные птенцы факультета Слизерина. Вполне может быть, что именно они когда-то и советовали ей не быть таким бельмом в глазу, как я. – А ещё за её спиной стояли Джеймс Поттер и Сириус Блэк. А это тебе не твой эквивалент, Гарри и Уизли. Поверь мне, Джеймс наверняка с самых первых дней побеспокоился дать всем абсолютно чётко понять, что по сути её опекает. А Сириус разъяснил это на других факультетах, включая Слизерин. У этих двоих репутация была совершенно иной, чем у твоих друзей. С ними связываться никто бы не вызвался. – Уверена, что ты совершенно прав, – мягко проговорила Гермиона, и Малфой в очередной раз удивлённо приподнял бровь. Эта вернувшаяся в прошлое Грейнджер действительно была не чета своей одногодке-эквиваленту из прошлой жизни. Гермиона, которую он помнил по прошлой жизни, долго и упорно доказывала какие-то идеалы, а эта лишь молча соглашалась с довольно Слизеринскими выкладками. Пришла к этим выводам сама ещё в прошлой жизни, или настолько поменялась уже в этой? В конце концов, на этот раз расстановка сил тоже была совершенно другой. Впрочем, Драко не пришлось долго гадать. Грейнджер или прочитала его мысли, или вполне могла предположить всё, что он собирался сказать. – Да, ты совершенно прав, свой идеализм я в прошлое с собой не прихватила. А вот цинизм, который развился у меня в более старшем возрасте, в «будущем» я не забыла. Как и выученные слезами и кровью уроки. Если это обозначает, что на этот раз Слизерин мне подошел бы намного больше, что ж, какая по сущности разница? Когда-то в нашей прошлой жизни Дамблдор сказал Северусу Снейпу, что быть может, шляпа распределяет нас слишком рано. И знаешь, я с ним совершенно согласна, только с одной огромной поправкой. Что это распределение вообще субъективная чушь, и вероятнее всего намного больше является следствием нашего воспитания на тот момент, когда мы поступаем в Хогвартс. За исключением запрограммированных Основателями нюансов. Салазар Слизерин хотел видеть на своем факультете исключительно чистокровных или по крайней мере, наследников древних родов с предпосылками принять его философию. Не знаю, подразумевало ли это какие-то комплексы, злость и даже некоторую тьму в характере, плюс способность всецело отдаться какой-то идеологии? Ведь в конце концов, если взять Северуса, то никакого пресловутого честолюбия там вообще нет. А есть разбавленная кровь Принцев, есть довольно сильные способности к волшебству, и безусловно есть тенденция практически полностью отдаться какой-то идее или пожертвовать собой ради любимого человека. В конечном итоге всё это он и сделал в той реальности. Пожертвовал собой ради возлюбленной, а было ли это слизеринской преданностью семье или гриффиндорской глупостью – это уже зависит от взгляда. Более того, Снейп трудолюбив не хуже любого хаффлпаффца, а по уму не уступит ни одному «орлу» с факультета Ровены Рейвенкло. Но он никогда не стремился занимать первые позиции в ранге класса. Никогда не стремился к каким-то высотам. Где здесь с честолюбие «змей»? И так можно рассуждать довольно долго и практически о каждом из нас. – Ты права, – тяжело сглотнув, Малфой покачал головой. – Почему ты никогда не пробовала вообще избавиться от этого разделения на факультеты? Ты ведь была министром магии. Или пришла к этому выводу только сейчас? – Магглорождённая министр не может избавляться от слишком многих традиций одновременно, – Грейнджер растянула губы в саркастической улыбке. – В конечном результате нужно выбирать, что тебе по-настоящему важно. И в прошлой жизни разделение Хогвартса на факультеты у меня не просто было не на первом месте, оно вообще в приоритетах не стояло. Да и в этой не думаю, что займусь подобным всерьёз. Повторюсь, я смотрю на подобное, как на ещё один забавный скелет из прошлого. Кстати, в нашей альтернативной реальности Минерва в какой-то момент начала стирать границы между факультетами. И делала она это исключительно по упомянутой мной причине. Этой архаичности, созданной буквально тысячу лет назад, давно пора бы кануть в лету. Но для многих в волшебном мире именно эта дифференциация на факультеты становится самоопределением. В общем, это далеко не то, за что я собираюсь ломать копья или махать палочкой. – И ты хотела поговорить со мной не об этом, – улыбнувшись и кивнув в знак согласия со всеми её аргументами, проговорил Малфой. Разговор на эту тему был окончен, и Грейнджер однозначно дала это понять. – Да, я хотела обсудить другое. Мне кажется, нам нужно отыскать диадему Рейвенкло и сделать это как можно быстрее. Конечно, уничтожать диадему мы пока не намерены, но мне бы хотелось иметь все Крестражи разом. Продолжать эту фразу Гермионе было не нужно. Малфой и так все понял. Все Крестражи, за исключением Нагини.