***
Ребекка довела Мару домой и проверив, что та точно самостоятельно дошла к двери, отправилась уничтожать улики. Нужно было проверить и выключить камеры, внушить людям, чтобы при допросе они сказали, что девушки ушли раздельно. В итоге, ещё до утра, из убийства вампирша создала несчастный случай. Пьяная школьница возвращалась домой, споткнулась и неосторожно упала. Нет виновных и проблем. Майклсон была полностью довольна собой, но лишь неожиданно появившаяся совесть мешала насладиться утром. Клаус рисовал, Элайджи не было, а Ребекка хотела выпить и наконец расслабиться. Все хорошо, вышло даже лучше, чем предполагалось. Мара всегда пила медленно и небольшими глотками, поэтому наркотик, добавленный в стакан, начал действовать лишь через час, когда ведьма наконец допила. Петш невероятно удобно решила отвести Анну домой. В изначальном плане было лишь подгадать момент и создать несчастный случай, пока Мара едва ли могла что-то понимать. Но вышло куда лучше, манок оттолкнула подругу магией. Не сильно, та лишь сделала два шага назад, оставаясь на ногах. Даже в таком состоянии она все ещё управляла магией. В этом они с Элайджей всегда были похожи, контроль — их сильная сторона. Хоть Ребекку и расстроило, что Мара не в состоянии причинить вред рыжей, даже сейчас, но все с лёгкостью исправлялось. Вампирше нужна была лишь секунда, чтобы швырнуть Мэделин на лежащие инструменты. Анна все ещё была под действием наркотиков, поэтому не заметила присутствия вампира. Даже в таком состоянии, рыжая пыталась разрушить их дружбу, но так и не смогла произнести, что это сделала Ребекка. В прекрасном настроении первородная вернулась на вечеринку, Мара же сразу побежала за ней. В этот момент впервые за несколько недель Ребекка была счастлива. Теперь, когда у Анны больше нет друзей, она снова вернётся к ней. Все будет хорошо, как раньше. Майклсон даже успела увидеть, как Петш испустила последний вдох. Это длилось лишь две секунды, но они были чудесны. Но торжество прервала Мара, а точнее ее вид. Ребекка никогда не видела подругу такой. Она, конечно, знала, что Анна будет скорбеть, но подобная жестокость была необходимой. Случай с Баркитой научил Майклсон, что нужно более тщательней подходить к убийству. И первородная сделала все великолепно, но в тот момент, когда она увидела ведьму, больше не ощущала удовлетворения. Фейт будто убили рядом. Она была уничтоженной, растоптанной. Этого Ребекка не хотела, вампирша не рассчитывала причинить такую сильную боль. Это лишь смерть человека, Мара видела таких трупов тысячи, и чтобы они не творили, ведьма никогда не была в таком ужасе. — Сестра? — Элайджа застал Ребекку, застывшую возле камина с бокалом бурбона. Блондинка не двигалась, лишь смотрела на пламя как на личного врага. — Что-то случилось? — Нет, просто мысли. Теперь все будет хорошо. — Да, без отца чувствуется невероятная свобода.***
Анна бездумно закрыла глаза, чтобы перенестись в другое тело. Ей было наплевать куда попасть, даже в могилу, но к удивлению, девушка очутилась в воде. — Селеста, — труп тряхнули, на удивление, манок не ощутила боли. Но даже если бы было наоборот, ее все равно больше бы волновал знакомый голос. Открыв глаза, она увидела Элайджу. Мужчина изначально выглядел будто пережил горе. Опущенные уголки губ и брови. Но через секунду он уже улыбался. — Селеста, — теперь имя было произнесено не с ужасом, а с придыханием, облегчением. Губы Анны разомкнулись, чтобы разочаровать первородного, но она не успела. Майклсон тяжело выдохнул во все ещё холодные губы и поцеловал — глубоко, вязко. Обхватывает за поясницу, чтобы вытащить из воды. Фейт не пытается его оттолкнуть, позволяет на минуту окунуться в иллюзию, в которой дорогой человек не мертв. Манок бы отдала многое за искреннюю уверенность, что Мэделин жива. Было так непривычно видеть Элайджу таким, в основном он спокоен, а тут столько эмоций. Он растерян и возбужден — это какое-то ирреальное безумие. — Мне жаль, Элайджа, — Анна все ещё держалась за Майклсона, когда он разорвал поцелуй. — Но внутри не та душа, которая тебе нравится. — Мара, — вампир резко отступил и руки Фейт безвольно упали вниз. — С возвращением, — первородный вновь выглядел подавленным. Это настолько заметно — по той неловкости, с какой он поправил галстук отходя. — Извини, что расстроила, но я бы не смогла изобразить ее, чтобы больше продлить иллюзию. — Ничего. — Селеста… — Анна нагнулась над ванной. Из отражения в воде на неё смотрела темнокожая женщина лет за тридцать. Она стала очень красивой. В последний раз Фейт видела худого подростка, а теперь перед ней прекрасная женщина. — Меня не было лет двадцать? — Больше сорока, — Мара перевела удивленный взгляд на Элайджу. Теперь он на неё смотрел. — Ведьмы умеют замедлять старение. Через год Селесте было бы шестьдесят. — Похороним ее? — Да, можешь пока не менять тело? — Конечно, сколько пожелаешь. Это были странные похороны. Анна смотрела как первородный копал могилу для ее нынешнего тела. Было заметно, что Элайджа медлит. Наверное, именно в момент, когда дорогой человек погребён ты понимаешь, что это конец. Возможно, это была ещё одна причина побега Фейт, она бы не смогла быть на похоронах Мэд. Здесь, на заднем дворе небольшого одноэтажного дома Селесты, за два века до реальности создавалась некая иллюзия, и в ней даже дышать было проще. — У меня дежавю, — произнесла манок, когда Майклсон вылез из могилы. — Мы вновь хороним твою бывшую. — Только на этот раз ее убил Никлаус. Ведьмы набирали силу и Селеста их вела, поэтому брат руками людей вновь устроил охоту на ведьм. Думаю, нам стоит начать более приятную традицию, — первородный слабо улыбнулся. Это скорее была попытка сделать вид, что все в порядке, чем хоть капля радости. — И мы это сделаем, — Мара неуверенно коснулась к его руки в перчатке, запачканной землёй. — Больше не будем хоронить женщин, которых ты любишь, закончим все на ней. Мне правда жаль, я понимаю, как тебе сейчас тяжело. Хочешь, мы похороним ее позже. Я могу поддерживать целостность тела довольно долго, пока ты не будешь готов. Фейт хотела сказать, что планирует научиться воскрешать людей, но нет гарантий, что у нее получится, а давать подобную надежду слишком жестоко. — Знаю, что звучало недостаточно искренне, но я правда рад, что ты вернулась, — первородный накрыл ее ладонь своей, легко сжав. — Можешь покинуть тело? Я не хочу видеть, как ты ложишься в могилу. — Ты хочешь остаться один или мне можно присутствовать? — Я никогда не был против твоей компании. Анна попыталась переместиться в тело, которое было максимально близко, но не имея конкретного трупа, ее занесло к дому Майклсонов. Тело было женское, на посиневшей коже особенно выделялись глубокие укусы на запястьях и плече. Но не это волнует в первую очередь, когда просыпаешься на куче с четырех трупов. Боль и слабость в теле получалось игнорировать с трудом, но в отличии от прошлых раз Фейт уже могла нормально передвигаться. Теперь физическое состояние тела было таким же, как она чувствовала себя внутри. Уродливым, искалеченным, в крови, которая намертво въелась в грязную ткань и успела высохнуть на коже. Дом почти не изменился, разве что небольшие детали и освещение стало лучше. Горничная, которая вошла в комнату, держа в руках вазу с цветами воскликнула от шока упустив розы. Фейт бросила краткий взгляд на перепуганную девушку, начав подниматься по лестнице, та же быстро убежала, крича что-то о дьяволе. Манок решила найти Кола либо Ребекку, но к собственному разочарованию, со второго этажа к ней вышел Никлаус. Анна хотела его проигнорировать, не было желания вновь ссориться. Майклсон же не спешил что-то говорить. Он медленно сделал пару шагов к ней, не отрывая внимательного взгляда от ранее убитой прислуги. — Мара, — губы Никлауса растянулись в улыбке. Он смаковал имя, во время произношения. — Сердце мое, у тебя крайне подавленный вид. Для Анны эти слова звучали как издевательство. Поэтому она сделала резкий шаг в сторону, когда первородный полетел к подножью лестницы. — Это было больно! — Фейт закричала, вкладывая в голос всю ненависть. Вот только единственный человек, которому она сейчас желала мучений была она сама. — Как и всегда. Учись контролировать свои вспышки гнева иначе потеряешь всех! — Что с тобой? — на удивление, первородный был совершенно спокойным. Вот только его взгляд вновь стал таким же внимательным, как и минуту назад. — Ты меня убил, удивлен, что я зла? — Ты на грани истерики, — серьезным тоном заявил Клаус. Он начал медленно подниматься к ней по лестнице. — Я никогда не был причиной столь сильных эмоций. И вряд ли сделал что-то чтобы ранить настолько. Ее нижняя губа начала подрагивать от накатившихся слез. С Элайджей было проще, Анна переключалась на его боль и не позволяла собственной скорби вырваться. Но Ник был внимательным, он подмечал все. — Ты правда думаешь, что не сделал мне больно? — Не так. Я причинял физическую боль, но она тебя не ранит морально. Злость, разочарование, но не то, что с тобой твориться сейчас, — выровнявшись с ведьмой, он прокусил свое запястье и протянул ей. — Не надо, мне нормально. — Правильно, давай сразу найдем другое тело. Новое всегда лучше, — Ник опустил руку, но ни на мгновение не сводил взгляд. Берилловые глаза будто пытались что-то выискать. — Оно мне нравится, — Клаус отбросил часть порванной одежды, чтобы получше рассмотреть уродливые раны, образовавшиеся на шее, плече и ключице. Он нахмурился, будто изуродованная кожа — это её вина. — Где Коул или Ребекка? — Кого ты убила? — вопрос был настолько неожиданным, что Анна зависла на несколько секунд. Ей хотелось убежать, исчезнуть, но ноги будто приклеились к ступенькам. Фейт не хотела говорить, ведь вновь начнет плакать. — Как ты… — Потому что мазохизм без необходимости у тебя проявляется лишь как способ наказания для себя. Чтобы ты не сделала, это не повод мучать себя. Пошли, прогуляемся, ты должна оценить великолепие моего города, — первородный протянул ее к выходу не ожидая согласия. — К тому же где-то Кол… — Ник на мгновение замолчал, подбирая более верное слово. — Трапезничает. — Я удивлена, что он не в гробу. — Я более хороший брат, чем ты считаешь, — Клаус снял свой камзол, набросив на хрупкие плечи, чтобы немного скрыть плачевность состояния тела. — А где Ребекка? — Анна окинула быстрым взглядом дворик перед домом. — Ладно, я именно тот, кем ты меня считаешь. Новый Орлеан был прекрасен, как и каждый раз, когда Фейт была здесь. Под искусственным светом уличных фонарей и мерцание канделябров, французский квартал приобретал особенно загадочный вид. Кованые балконы и декоративные элементы зданий блистали в свете, создавая игру света и тени на узких улочках. — За что на этот раз? — Ребекка хотела уехать. С кем то, — Никлаус сказал это со злостью, даже его расслабленное лицо изменилось. — Сестра предпочла гроб, тому, чтобы назвать его имя. Кстати, о прекрасных блондинках. Впереди небольшой магазин закрывала миловидная девушка. Она была симпатична без бросающихся в глаза красивых черт лица. Светлая кожа, с розоватым оттенком, небольшие голубые глаза, средний нос с горбинкой. Она была скорее милой, чем красивой, а неброская одежда говорила о том, что блондинка была не из состоятельной семьи. Майклсон внушил ей не кричать и, отведя в сторону, задушил. Все было так просто и обыденно. — Сердце мое, время сменить наряд, а то люди на нас странно смотрят. И это не просьба, — с нажимом добавил первородный, едва манок успела открыть рот. Анна решила не спорить и тело упало на землю, ведьма же открыла глаза уже в руках вампира. — Умница. Не уходи, я уберусь за нами. Вокруг было немного людей. Время от времени проезжали кареты, прогуливалась пожилая пара, которая действительно пялилась на них и несколько прохожих котором не было дела до других. Когда Фейт прямо посмотрела на старичков, те отвернулись и где-то десять секунд старательно смотрели лишь вперед, а после вновь повернулась. Игра в гляделки быстро надоело ведьме, и она решила поднять книгу, которую держала в своих руках девушка, пока они не забрали её жизнь. — Он произвел фурор при выходе, — Ник положив руку на талию. — Портрет Дориана Грея, — с легким восхищением произнесла Анна, проведя рукой по обложке. — Я прочитала его в тринадцать, тогда появилась глупая мечта хоть раз пообщаться с автором. А теперь бы мне хотелось вернуться в прошлое, — с сожалением вздохнула девушка. Ведь тогда книгу купил ей отец, в тайне от мамы. Анна читала её украдкой, оттого текст был еще интереснее. — Почему ты убил Селесту? Манок положила книгу на одну из лавочек, которую они проходили, шагая в неизвестном направлении. — Она и несколько других ведьм начали набирать силу, чтобы сделать свой вид независимыми. В моем городе такого не будет. Ты видела Элайджу? — Да, кажется, он любил ее. Я бы хотела увидеть, как счастлив он был. — Походишь с ним в театр и увидишь. Он любит проводить с тобой время. — Это не одно и тоже. Они подошли к парку, свет фонарей тускло освещал зеленые насаждения и цветущие растения. — Ты права. Несмотря на всю страсть, Селесту он не подпустил к себе. Доверие — это более интимный процесс, чем совокупление. Пару недель и Элайджа не будет о ней вспоминать. — Если бы ты попросил Коула о помощи, до этого не дошло. Он имеет особый подход к ведьмам и держал бы их под контролем. — Чтобы он опять пытался разделить мой город? Фейт не смотрела на Никлауса, а рассматривала тенистую аллею под высокими деревьями. Сияние фонарей играло среди листьев, создавая игру света и тени. — Ему нужна была свобода и уверенность, что для семьи он дорог. Если бы ты проявил такое доверие к Коулу, он бы старался изо всех сил, как ребенок, который ранее не знал тепла и впервые получивший похвалу. У каждого из вас есть сильные стороны, и я не понимаю, почему нужно игнорировать такой талант. — Так что случилось? — время, которое дал Никлаус завершилось. — Я убила свою подругу. Она была для меня как сестра. Анне было сложно объяснить, насколько важной частью для нее была Мэд. Опорой, последним «нормальным», что было в жизни. Необходимым спокойствием, тем, за что Анна отчаянно держалась, чтобы оставаться собой и не раствориться в нынешних событиях. — Больше такого не произноси. Это выбесит Ребекку, в ревности ей нет равных. — Ты недооцениваешь свою сестру, — Анна сожалела, что так и не успела поблагодарить Ребекку. Несмотря на сложный характер, она была действительно хорошим другом. Манок не была достойной Мэделин подругой, но с Майклсон она не совершит такой ошибки. — Ребекка умеет быть сострадательной и с уважением отнестись к решению друга. Ник рассмеялся во весь голос, запрокинув голову назад, пока Фейт смотрела на его реакцию совершенно серьезно. — Ты больше веришь в нас, чем Элайджа. А я был уверен, что подобное невозможно. Ты удивительна, — первородный немного успокоился, хоть смотря на искреннюю уверенность Мары хотелось ещё смеяться. — Что сделала твоя подруга, раз заслужила смерти? — Виновата лишь я, — Анна опустила голову. Ей было стыдно смотреть в голубые глаза. — Мама говорила, что мне лучше приглушить силу, а Мэделин предлагала остаться у нее. Послушай я хоть кого-то, и все бы было хорошо. Но я не смогла отказаться от магии. Я опять начну болеть, стану слабой, даже сейчас, когда я собственноручно разрушила свою жизнь, у меня не хватает силы, чтобы сделать правильный выбор. После того, как Анна дала рвущийся силе выход внутри стало пусто. Единственное, что осталось — это отвращение. Убийство почти не запечатлелось в ее памяти, но вот тело, последние секунды Петш, когда она ещё была жива, эти воспоминания выжгли все остальное, как напоминание, что такое манок. — Выбор, в котором ты отказываешься от самого себя, заведомо неправильный, — Ник взял за подбородок, стараясь не быть грубым. — Ты убила человека и это факт, с которым придется жить. Помнить до последнего вздоха. Вина не станет меньше, но ты привыкнешь. Это станет частью твоей истории, ошибка, пройдя через которую сможешь стать сильнее. И ты их сделаешь ещё много. Одни будут незначительны, другие ранят — это неотъемлемая часть жизни. Но ты никогда не будешь виновата за то, кем являешься. Не мы приняли решение не быть людьми, поэтому никто не имеет права нас винить в действиях, которые совершены из-за нашей сущности. — У меня он был, — Анна сделала резкий шаг назад, отбросив его руки. — Я могла заблокировать силу, никуда не идти, не пить! Видишь? У меня был не один выбор и каждый раз я ошиблась. Я виновата полностью и во всем. И даже зная это, я настолько ничтожна, что смогла лишь сбежать. Даже на похороны ее прийти не могу, потому что… Это может уничтожить. Поставит точку, которую Анна сейчас не в состоянии пережить. — Я помню всех, кого убивал, но обходил могилы первых жертв. Сейчас я могу убить любого человека и ничего не почувствую. Но тогда, первые месяцы были самыми отвратительными за все почти девятьсот лет. Майкл смотрел с большим отвращением, чем обычно, мама, пусть и пыталась делать вид, что все нормально, но не могла сдержать порыва отвернуться, когда наша сущность вырывалась. Люди нас боялись, ненавидели, желали смерти. И чувство вины и отвращения к себе было настолько сильным, что казалось будто выдержать это невозможно. И среди этого безумства был лишь один человек, который смотрел также, как и раньше. Я очень сильно пожалел, когда тебя впервые убил. Только после я понял, насколько это было необходимо. — Это было заметно, — с насмешкой произнесла Анна. Она сразу вспомнила все убийства. — Гнев, какой бы сильный он не был, намного лучше, чем сожаление или презрение. Первому, чему учишься после обращения: сосредотачиваться на одном и игнорировать все остальное. Это хорошее упражнение не только для вампиров. В другой ситуации, эти слова невероятно тронули Фейт, но сейчас они не имели такого веса. Ведьма смотрела на мост вдали, но не на первородного, пока не почувствовала руки Ника на своем лице. — Мара, — это был первый раз, когда имя, которое за долгое время уже стало родным, было произнесено с таким трепетом и нежностью. Гласные оборачиваются вокруг согласных, и это звучало как музыка, которая успокаивала, заставляла раствориться в звучании. — Ты убила многих, — Анна подняла глаза, растерянно посмотрев на первородного. — Убьешь ещё больше, но если будешь помнить лишь их, быстро сойдешь с ума. Вместе со скорбью, всегда вспоминай, что ты не только ведьма. Ты сострадательна, верна, добра. Я встречал миллионы людей. Талантливых, жестоких правильных, но в моих глазах нет никого более удивительного чем ты, — тихо произнес Клаус, но он сказал это с такой уверенностью, что Фейт не могла возразить. — Скорби сколько необходимо, помни всегда, но не принижай себя, даже в собственных мыслях. Для этого никогда не будет оправдания, — Никлаус почувствовал, как чужой подбородок дрожал в пальцах. Медленно, нежно Майклсон обнимает ведьму, начинает гладить по волосам, прижимаясь губами к виску. — Ты можешь плакать, кричать, уничтожать. Это не признак слабости, лишь способ борьбы, — прошептал он, чувствуя напряжение Мары. Для Клауса подобные эмоции были оттенком былых веков, поэтому утешать кого-то он не любил и почти никогда не делал. Вампиризм убивает эмпатию, со временем оставляя лишь идеальное притворство и понимание слабости людей. Иногда наблюдать за ними отвратительно, переживания людей кажутся неинтересными. Самые большие страдания этого мира не заставляют мертвое сердце чувствовать. Но видеть Мару раздавленной Никлаус не желает. Она теряет всю жизнь, которая заставляла его чувствовать. Это слишком ценно, редко и необходимо. Словно воздух, который был так нужен столетия назад. Поэтому Майклсон готов сделать что угодно, лишь бы не потерять этот заразительный свет. Слушая рыдания ведьмы, он чувствует, как что-то болезненно сжимается у него в груди, и это чувство хочется вырвать и запомнить одновременно. Тихие всхлипывания превращаются в плач, когда манок наконец расслабляется в его руках, утыкаясь лицом в его грудь. Если бы он мог, то обратил бы необходимую ей смертную, пусть бы играла и была довольна. — Это так странно, что именно со своим убийцей мне хорошо, — тихо сказала Анна, когда немного успокоилась, но её голова все так же лежала на груди Майклсона. — Странно лишь по меркам людей, но мы не люди.***
Согласившись с Никлаусом, Анна легла спать. Ей действительно нужен был сон, к тому же, никто из Майклсонов до сих пор не вернулся, а кровать первородного была такой удобной. — Сердце мое, — холодные пальцы коснулись лба как раз в тот момент, когда Анна уже проснулась, но ещё не принимала попыток встать. — Кол остался дома, как узнал, что ты вновь с нами, а Элайджа со мной не разговаривает. Хочу, чтобы в этом доме было хоть одно существо, которое меня не ненавидит. — Я сегодня добавлю к любящей семье ещё Ребекку, — переборов сонливость, Анна все же открыла глаза. — Подумай дважды, мой младший брат с радостью тебя развлечет. А Элайджа… — Поможет перемыть косточки? — Клаус наигранно скривился, от такого завершения фразы. — Это всегда мне казалось очень странной традицией. Люди считали, что умерший человек, отягощенный множеством грехов, превращается в вампира. И, чтобы не дать этому случиться, через некоторое время покойников выкапывали, а их кости промывали чистой водой. И этот бред увековечился, превращаясь в не самое поэтические выражение. — Я все равно подниму Ребекку, — уверенно заявила Анна, сев на кровать. — Как пожелаешь, но терпеть ее гнев будешь сама, так как несколько дней я буду занят. — Снова кого-то убьешь? — без осуждения, скорее с интересом спросила ведьма. — В изначальном плане такого не было, но всегда есть сопутствующий ущерб, — первородный слегка ухмыльнулся, и глаза заблестели тем безумием, из-за которого прощалось много жестокости. — Это тебе, — он протянул небольшую прямоугольную коробку черного цвета. — Подарок в честь возвращения. Анна поспешно открыла крышку. Внутри, на белоснежной ткани, лежало зеркало на тонкой ножке. Фейт не видела ранее ничего подобного. На ручке и обратной стороне были вырезаны символы, которые девушка последний раз видела, когда первородные ещё были людьми. Само изделие было из дерева, но покрытое странной краской. Поверхность была не глянцевой и не шершавой, черный цвет будто поглощал весь свет вокруг, не отдавая и капли. — Так необычно… — восхищённо прошептала девушка, перевернув зеркало внутри. Ни одно отражение не нравилось ей настолько сильно. — Это венецианское зеркало. Его изготовляют с добавлением золота. Мастер не спал всю ночь, чтобы основа для него была именно такой, как я хотел. — Мне очень нравится, никогда не видела материала из такого черного цвета. — Раньше верили, что зеркало отражает душу. Поэтому если будешь опять плохо думать о себе, смотря на него, вспоминай меня и помни, что в моих глазах ты прекрасна, — Фейт было слишком приятно, когда на неё смотрели с подобной нежностью. От такого можно с легкостью потерять голову. — Черный — это твой цвет. — В этом и задумка. — Ты куда-то собирался, — войдя в комнату, Кол лишь на мгновение посмотрел на брата, но этого достаточно, чтобы заметить напряжение между ними. — Я уже боялся, что ты опять умерла, не просыпалась сутки, — повернувшись к Анне, он будто надел маску беззаботного весельчака. — У вас что-то случилось? — Фейт спрашивала в обоих, но Кол лишь отмахнулся, а Ник улыбнувшись, поцеловал ее руку. — Ну что ты, брат как никогда прилежен. Развлекайтесь, но не сожгите дом, — Никлаус выглядел расслабленным, но между ними что-то явно было не так. Поэтому, как только первородный ушел, Анна спросила ещё раз. — У тебя проблемы? — Нет, Ник сказал правду, я не создавал неприятностей почти сорок лет. Найдем тебе новое тело? — вампир галантно протянул ей руку. — Подарки от вас это что-то. Меня устраивает это, лучше, — Анна взялась за его руку, чтобы слезть с кровати. Босыми ногами она встала на холодный пол, — отведи меня к Ребекке, ей тоже время проснуться. Гробы по старинной традиции находились в подвале. Их было четыре, два из которых пусты. Будто напоминание, что при любой ошибке они разделят судьбу сестры. Фейт без промедления вынула кинжал и им же разрезала руку, занеся ее над Ребеккой. Первородная вернула живой облик более быстро, чем в прошлые разы. Когда светлые глаза открылись, Майклсон сразу остановила свой взгляд на манок. — Мара, — произнесла вампирша с лёгкой улыбкой. — В последнее время вы слишком быстро меня угадываете. — Только ты и Ник, когда решает, что достаточно меня помучил, — блондинка встала, осуждающе посмотрев на брата, — вынимаете кинжал. Лицо не имеет значение, тебя всегда можно узнать по действиям. Мне было одиноко, — перешагнув гроб, Майклсон обняла подругу. — Да, стоны ее горечи разлетались по особняку с завидной частотой, как только Ник покидал нас, — Кол с ухмылкой смотрел на сестру. Майклсоны никогда не пребывали в состоянии мира и понимания, скорее временного перемирия, где один или двое были злы. Но сейчас все было куда хуже: каждый был озлоблен на других. — Кстати, твой вампир уехал воевать, даже не попытавшись тебя вернуть. — Марселя нет? — удивилась Ребекка. — Ты проявила удивительную преданность какому-то мальчишке, вместо собственного брата, и что получила? — Майклсон наслаждался болью, которую причинял сестре. Предательство каждому из них приносило сильнейшую боль. — Коул, ты можешь принести Ребекке что-то поесть? — собрать их вместе было плохой идеей. Если дойдет до драки, Фейт вряд ли сможет оттянуть первородных, поэтому единственным безопасным вариантом было разделить. — Что не сделаешь для любимой сестры, — его тон, как и лицо, просто косились от насмешки. — Выбирай тщательней, не спеши, — слова Анны были скорее мольбой. Что угодно, лишь бы оттянуть ссору. Кол подмигнул ведьме и поднялся наверх. — Он прав, — Фейт повернулась к подруге. — Ты выбираешь мужчину, который регулярно причиняет лишь боль. Ребекка, ты прекрасна и заслуживаешь лишь самого лучшего, почему ты каждый раз возвращаешься к Марселю? — Марселю просто не всегда хватает храбрости, — Майклсон сделала резкий шаг вперёд. — Но что насчёт тебя и Ника? Он достаточно хорош? — У меня нет иллюзий касательно Клауса, как и мыслей о совместном будущем, поэтому сравнение неуместно. Лёгкая симпатия — это не те чувства, которые у тебя, — Ребекка ухмыльнулась так же, как минуту назад это делал Кол. — Но что хуже всего, ты причинила боль брату. Коулу нужна забота и ваша любовь, а не постоянные требования. — Он сам виноват… — Нет, — резко повысила тон Фейт. — Он такой, потому что вы не семья. Никто не пытается поднять других, потому что у вас нет единства. Вы лишь существуете вместе, может пора это менять? — Ты не Майклсон. — Смотря на то, в каком сейчас состоянии ваша семья, это лучший комплимент. Я всегда помогу и стану на твою сторону, но не в ущерб Коулу. — Ник убил тебя из-за него! — закричала от обиды Ребекка. — Клаус убил, потому что так захотел. Я попыталась оправдать Коула, потому что сама так решила. А ты сама выбрала рассказать обо всем именно Клаусу. — Хватит там стоять, — Майклсон обратилась не к ведьме, вампирша повернулась в сторону лестницы, ведущей на верх. — Я просто вежлив, — Кол появился перед сестрой в мгновение ока. Он швырнул к ее ногам все ещё дышавшего мужчину. — Можешь злиться здесь сколько хочешь, а мы с Марой пойдем веселиться. Ты какая-то грустная сегодня, — теперь уже первородный обращался к ведьме. Он смотрел на нее с искренним беспокойством, пытаясь понять, что же не так. — Нет, все хорошо, — Анна фальшиво улыбнулась. Естественно, играть сейчас ей было сложно. — Присоединяйся к нам, Ребекка, и извини если была грубой. Поверь я не хотела тебя обидеть. — Брось, — начал Кол, прежде чем сестра успела что-то ответить. — Они с Элайджей прекрасно побудут не в настроении дома. Майклсон поднял ее на руки и утащил наверх, так и не дав закончить разговор.***
Неделя спустя
На банкете в честь Ребекки, который Никлаус устроил, чтобы помириться с сестрой, Анна чувствовала себя лишней. Она медленно передвигалась по залу, беседуя то с первородными, то с людьми, всеми силами делая вид, что ей здесь хорошо. И кажется это работает, ведь подруга счастливо улыбается, Кол полностью переключился на кого-то из гостей. Фейт хотела побыть еще немного и уйти, когда Майклсоны будут достаточно увлечены и не заметят её пропажи. В течение недели она была достаточно отвлечена, ни на час не оставаясь одной, но сейчас, будучи предоставленной самой себе, Анна вновь чувствовала, как её накрывала апатия. Поэтому девушка начала медленно двигаться к выходу, пока её счастливая маска не разрушилась окончательно. Но когда оставалось лишь несколько шагов, ее остановили, схватив сзади за предплечье. Фейт, уже обернулась, чтобы возмутиться, но это был Никлаус, который только появился на организованный собой же праздник. Позади него стоял высокий брюнет. Анне пришлось поднять голову, ведь он был под два метра. Они были оба одеты в черный костюм, состоящий из темного пиджака и брюк, но человек все равно выделялся, особенно с цилиндром на голове. Брюнет казался знакомым, и ведьма пыталась понять кого он напоминает. — Мара, позволь представить моего нового знакомого, который согласился приехать к нам из Англии. Мужчина снял цилиндр, поправив густые волосы и очки, тонко подчеркивавшие интеллектуальность, добавляли законченность образу. — Разве можно отказать такому мужчине? — Анна едва ухмыльнулась. Пусть представляли брюнета и ей, но внимание джентльмена полностью принадлежало Клаусу. — Никлаус может быть крайне обаятельным, когда ему это нужно. — Совершенно, верно, Оскар Уайльд, — писатель едва коснулся руки Анны и столь же аккуратно поцеловал ее пальцы. Фейт перевела пораженный взгляд на первородного, который был крайне доволен собой. — Я много слышал о вас, — Мара как рыбка открывала и закрывала рот, её восторгу не было границ. — Хотел бы узнать подлинник. — Я… да… с радостью… Под одобрительный кивок хозяина дома, Оскар увел ведьму подальше от выхода, где часто проходили люди. — Ты им был так занят? — подошел к брату Элайджа. — Осужденный поэт, пришлось вытащить из тюрьмы так, чтобы не возникло подозрений, и ничего не привело Майкла к нам. Аккуратность требует времени. — Это да, но ты потратил столько времени на столь скучное занятие, — старший Майклсон с начала их разговора смотрел лишь на Мару. — Кажется она слишком им восхищена. Ты помнишь, чтобы хоть раз была такая реакция на нас? — Не ревнуй, в её глазах ты совершенен. — Я не понимаю, зачем такие усилия для одного человека? — Она улыбается, — лицо Никлауса моментально смягчилось, в глазах появились мягкие морщинки и уголки приподнялись. — Впервые искренне за долгое время. Это того стоило.