Адепт Тёмной Луны

      Дверь открылась тихо. Сидевший на татами мужчина, однако, даже не повернул головы, продолжая не то молиться, не то медитировать. Тяжелые шаги отбивали пугающий ритм, пока вошедший приближался вплотную к стоящему на коленях.       — Доброе утро, господин Джун. — Шепелявя, подал голос старик, когда мужчина за его спиной остановился. — Полагаю, с Вашей стороны было величайшей милостью оказать мне внимание после этой ночи. Осмелюсь, впрочем, предположить, что причина Вашего визита — это никак не беспокойство о моём здоровье.       Сзади послышалось шумное хмыканье, то ли удивлённое, то ли одобрительное:       — Я не умею врать, Господин Маи. Потому буду предельно краток.       Мужчина с громким стуком поставил низенький табурет и с явным облегчением сел.       — Вы не в казематах лишь по одной причине — прямые доказательства Вашего участия или причастности к ночному нападению ещё только предстоит найти. Но я допросил лейтенанта Шуана. Повторно. Он раскрыл некоторые детали, о которых умолчал ранее, а также упомянул вопросы, которые Вы ему задавали. По результатам допроса, Вам можно вменять в вину ведение интриг против действующего командования и шантаж офицера с целью получения личной выгоды. Также есть основания предполагать, что Вы сталкивались со Свежевателем раньше и знаете, что от Него ждать. Я не знаю причин, побудивших Вас скрыть эту информацию от командования. Это напрямую противоречит Вашей задаче — помочь в расследовании и поимке оного. Однако учтите, факт доказательства измены — вопрос времени, причём, не такого отдалённого.       Мужчина замолчал, переводя дух, с удивительной легкостью подавив в себе злобу на наглого старикашку. А ведь тот за всё время разговора даже не удосужился сменить позу! «Да, — подумал Носорог, предположив, что бы стало с говнюком, вздумай он провернуть подобное ещё вчера. — Ночь определённо была непроста». И тут его взгляд зацепился за непривычно белый цвет одежды. Только через секунду он понял, что нервировало его в облачение старика. Белоснежное ситаги. Символ отречения. Форма, аккуратно сложенная перед штаб-врачом, соседствовала с большим красным фонарём, на котором аккуратно было выведено имя владельца.       «Као».       Прежде, чем Носорог успел что-либо предпринять или спросить, Као Маи преспокойно развернулся к нему лицом, держа в руках свой именной фонарь.       — Наверняка Вас удивляет всё то, что Вы видите. Тысячи догадок и столько же вопросов, на которые если я и смогу ответить, то они едва ли Вас удовлетворят. Вы услышите лишь то, что захотите… или что сможете.       Као опасался, что уже после первых слов последует вспышка гнева, но вместо крика и ярости — от Носорога потянуло тягостным молчанием. Прокашлявшись для виду, он продолжил:       — Меня удивляет, как скоро Вы связали это, с позволение сказать, «нападение» с моей скромной фигурой и как мало Вам потребовалось, чтобы вменить мне в вину подобное преступление. Спешу Вас заверить и поклясться остатками чести, что в визите ночного гостя моей вины немногим больше, чем у Вас. Хотя признаю, мне стоило раньше предупредить Вас о фонарях. Хотя и это едва ли бы помогло. Есть вещи, которые зависят от нас куда меньше, чем мы привыкли считать. — Лекарь замолчал и затем подытожил. — Теперь, думаю, Вы вольны делать со мной что угодно.       Носорог сделал громкий выдох. Это, вопреки его привычке, был не способ подавить поднимающийся гнев — скорее усталость после «визита», от которой он старательно пытался избавиться. Сил на эмоции почти не было — те не-сны, далёкие вспышки и странное эхо, будто погрузили его в странное оцепенение из которого он никак не мог выйти и которое не давало разыграться буре, так привычно растекающейся по его венам обжигающим пламенем. Но командир обязан сохранять дух и силу.       Носорог кивнул. То ли своим мыслям, то ли подтверждая сказанное. И всё тем же преувеличено твёрдым голосом произнёс:       — Думаю так: я предоставлю Вам возможность рассказать всё самостоятельно. Но учтите, господин Маи, не перепутайте моё благодушие со слабостью. Начнёте тратить моё время — я найду в себе силы исправить допущенную оплошность в отношении Вашей «скромной персоны». И буду трясти Вас до тех пор, пока ответы не удовлетворят лично меня.       — Я не собираюсь тратить Ваше время, господин Джун. Тем более, у меня его осталось преступно мало.       Носорог вопросительно поднял бровь, и на его лице проявилась озабоченность. Као усмехнулся, успокоительно подняв руку:       — Нет-нет, не думаю, что Он наведается сюда ещё раз, а если такое случится — ни Вы, ни гарнизон в этом Ему не сможете помешать. И десять несчастных солдат, погибших этой ночью — только отголосок того, что бывает, когда Он выходит убивать.       Джиан неожиданно подался вперёд, пристально заглянув в глаза лекаря*. Као невольно отпрянул, ошарашенный таким напором. Не дав тому опомниться, Носорог спросил:       — Что Ему нужно? Каковы причины и предпосылки нападения?       — Верите или нет, — Као запнулся, однако быстро взял себя в руки, — но я не могу знать ни первого, ни второго. Хотя насчёт второго у меня есть предположение. — Выдержав паузу и дождавшись быстрого кивка, он продолжил: — Думаю, это ответ. Брось камень в воду — полетят брызги, разойдутся волны. Только в нашем случае, мы послали более полутысячи человек, и Ему это не понравилось. Видимо, ему нет до нас дела до тех пор, пока мы его не потревожим. Или не позовём.       — Что значит: позовём? Точнее.       — Я… говорил с Ним, Джиан. — Голос Као задрожал, а сам Носорог заметил, как заблестели от влаги кончики глаз. — Спустя столько лет, находясь у смертного одра, но не желая отправляться за грань, я поговорил с Ним. В месте, которого нет, за гранью двух миров. Всё пошло не так как я думал, однако куда лучше, чем я мог себе представить. Я не помню всего, но я будто… — он замялся, — будто родился заново. Или обрёл недостающую часть. Это чувство, будто ты обретаешь то, что давно потерял, а на месте вечной боли, с которой свыкся, вдруг приходит… покой. Будто ответы на вопросы, которые ты ищешь, приходят сами собой, и всё становится на свои места. Это можно описать одним словом — упоение, прозрение и понимание. Всё становится прекрасным, естественным. Как день и ночь, как…       — Это куда больше одного слова. — Резко оборвал его Носорог, успев пожалеть, что дал Као свободу отвечать не по форме. — Зубов у Вас тоже не прибавилось, господин Маи, так что меньше пафоса. Вы сказали много высопарного, но ничего — толкового. Потому что ничего из сказанного никак не отвечает на вопрос: как эта тварь слышит то, что её зовет? Что нужно сделать, чтобы обратить на себя его внимание? Что он — дух? Человек?       — О, — воодушевление на лице Као сменилось растерянностью и даже печалью. — Не думаю, что могу точно ответить хотя бы на один из этих вопросов. Опять же, могу предположить, что для призыва просто достаточно находиться в непосредственной близости от Него или знать о Его существовании. Есть определенные ритуалы по Его призыву. Но, по Его словам, погасшие фонари чаще следствие Его прихода, а не причина. Хотя, в некоторых легендах, пустой фонарь фигурировал именно как приглашение. В моём случае, возможно, Его призвал мой гнев — или же моя обида.       — Вы подыхали, господин Као. Вам было явно ни до чего больше. — Без пиетета заявил Носорог. — Лекарь, осмотревший Вас, сообщил, что Вы впали в забытье и до утра не доживёте. Сердце. Однако Вы живы и даже вполне здравствуете. А десять здоровых мужчин погибли. Как Вы объясните это странное совпадение?       — Скажу больше, это не совпадение, господин Джун. Но не могу сказать, что именно послужило причиной их смерти. Возможно, когда я упорствовал в разговоре с Ним, это как-то отразилось на солдатах гарнизона, а возможно, они стали жертвой чего-то, о чём ни я, ни Вы не имеем никакого понятия. И разговор об этом мне кажется бессмысленным. К слову, о разговорах. Я слышал кое-что от часовых под окном. Как я понимаю, весь гарнизон испытал нечто похожее на зов.       Носорог протёр рукой лицо и принялся поглаживать кончик острой бороды. Болтуны постоянно ошиваются именно возле тех, кто не должен знать того, о чём они треплются?       Взглянув исподлобья на обеспокоенное лицо Као, он, подумав пару секунд, наконец-то выдал, не заботясь о формальностях:       — Досталось всем. Это был кошмар. Горячечный бред. Каждому виделось что-то своё, но везде, всегда и повсюду — тени. Что-то тяжелое и злое, что преследует из толщи воды. Оно, или они, везде. Нельзя ни вдохнуть, ни пошевелиться. А эта срань снуёт вокруг тебя. Понимаешь — пошевелишься, пикнешь — сдохнешь. Ну и видения, куда ж без них. Кто-то видел картины собственной смерти, кто-то говорил, что падал в бесконечную пропасть. Кто-то переживал фрагменты кошмаров из прошлого. Всё худшее собиралось в новую мозаику. Но хуже всего то, что ты знаешь, что за тобой наблюдает нечто настолько огромное, что страшно от одной мысли просто представить это самое… нечто.       Носорог замолчал, прогоняя вставший перед глазами образ жены, пожираемой заживо тенями. Она что-то кричала. Он не помнил, что именно, однако её крик до сих разносился у него в голове, вызывая приглушённую боль во всём теле.       — И это всё? Всё, что произошло за ночь?       Вопрос был задан некстати и обычно вызвал бы только приступ ярости, но сейчас Джиан чувствовал только опустошение и холод. Ночь и впрямь не покинула его полностью.       — Нет. — Коротко отрубил он, замолчав. Лекарь мастерски увёл разговор в сторону, и теперь ему предстояло вернуть беседу в нужное ему русло. Продолжил он спустя минуту и Солнце ведает как тяжело ему было это говорить: — Нет, не всё. Эта тварь порезвилась снаружи. Все внешние укрепления и причал уничтожены. Стены повреждены паводком. Река вышла из своих берегов, и сейчас мы, фактически, отрезаны от всего мира. Я отправил сообщение в соседние форты. Ответ пришёл пока только от одного. Сообщили, что у них вода убыла. Обещали прислать помощь, однако сроков не уточнили. Форт Касуй сообщил, что наши силы должны оказать помощь в форсировании рукава этой сраной реки — остатки армии и наёмников подорвали мост и седьмая застряла. Преследование невозможно — контроля над рекой у нас нет. Пока инженеры из седьмой наведут переправу — землекопы свалят. Если погода продолжит портиться и сезон дождей начнётся раньше ожидаемого — наступление может быть вообще сорвано.       — Это… довольно подробный доклад для того, кто без мгновенья должен быть в кандалах. Это не касается, — Као замялся, — Свежевателя, так что, вероятно, Вам интересно знать что-то другое. Или Вы пытаетесь что-то предложить?       Носорог снова пристально взглянул на Као, заставив мурашки на его спине бегать втрое быстрее. Ответил он медленно, напрочь проигнорировав последний вопрос.       — Вы не так всеведущи, как Вам хотелось бы. Меня интересует всё то же, господин Маи: когда от него ждать нападения и что он такое. — Носорог встал и направился к небольшому окошку и принялся расхаживать по комнате. — Он умён и опасен, Као, возможно даже больше, чем мы предполагаем. Кузон чудовищно ошибся, видя в нём лишь бездумное чудовище. А я — что видел в нём только хитроумного и умелого вояку.       — Боюсь, мы видим в нём то, что есть в нас самих.       — Без лирики. — Сухо оборвал его Носорог. — Я не закончил. Я раскрыл вам тактическую обстановку не просто так, господин Маи. Ваш Свежеватель одним движением сорвал планы по наступлению на этом участке фронта. Что касается меня… я не могу принять решения таким образом, чтобы оно прямо или косвенно не навредило ещё больше. Остаться здесь — означает умереть. Гарнизон малобоеспособен, шансов выстоять против новой атаки — нет. Судя по тому, как прошло нападению этой ночью — мы даже не успеем выслать сигнал о помощи. Оставив крепость, мы обнажаем участок фронта, на котором ещё ведутся бои, предоставляя клефтам почти полною свободу действий, и открываем им путь к линиям снабжений. А возможно и самому Свежевателю. Также этим самым мы подставляем под удар ещё ряд крепостей, оставляя переправу без наблюдения. И это тоже в Его интересах. В добавок, я не вижу никаких препятствий для атаки по переправляющимся. Похоже, вода для Него не помеха; начав же подготовку к эвакуации прямо сейчас, мы закончим хорошо если к вечеру. И всё это время, если вода не сойдёт, а она не сойдёт, мы будем лишены какого-либо манёвра, предоставляя противнику такую свободу действий, что не воспользоваться этим Он не сможет. А не Он — так клефты своего не упустят. И теперь, зная всё это, как одному из немногих, кто сохраняет ясность ума в текущей ситуации, я предлагаю Вам послужить гарнизону ещё раз. Возможно, в последний.       Носорог нагнулся к доктору — и тот увидел в тусклых карих глазах то, чего никак не ожидал: надежду. Он надеялся вопреки тому, что уже давно разуверился в её существовании, но по-прежнему, то ли из упрямства, то ли от скрытого отчаянья искал её. Он искал что-то ещё, что-то важное для него самого. Као не знал, что именно, однако понял, что то, что стоит за этой надеждой толкнуло упрямца на этот шаг.       — Вы предлагаете мне… шанс? — переспросил он, выигрывая секунды для размышления. — И какую же службу я должен сослужить? И не Хозяину Огня, не Вам, но… гарнизону? Солдатам?       Носорог, всмотревшись в растерянное лицо штаб-лекаря, и, видимо, найдя там для себя нечто удовлетворительное, выпрямился и сложил руки за спиной. Као съежился, почти догадываясь, к чему этот официоз:       — Штаб-лекарь третьей отдельной пехотной дивизии Као Маи. — Последовала небольшая пауза и резкий приказ: — Встать! Я, комендант крепости Дзёмон, Джиан Джун, властью, дарованной чином, и находясь под твердою рукою хозяина Огня Созина, назначаю Вас ответственным на переговорах с враждебной стороной, известной как Свежеватель. На время проведения переговоров все обвинения с Вас снимаются. Я, комендант крепости Дзёмон, Джиан Джун, беру на себя всю ответственность за содержание, ход и результаты переговоров, а также предоставляю дополнительные полномочия во и на время проведении переговоров. Вопросы? — И не дав время Као одуматься, тут же закончил. — Вопросов нет.       Вновь выдержав короткую паузу, он проорал:       — Вы трое за дверью! Зайти и засвидетельствовать!       — Переговоры?! — Као не верил своим ушам. От такого поворота событий его зашатало, и он вновь сел на татами, пытаясь понять, что солдафон увидел в нём, из-за чего решился на такой шаг. Пальцы против воли вцепились в фонарь. На появившуюся троицу он внимания не обратил, бездумно повторив: — Переговоры?       — Я тихо разговариваю? — не выдержал Носорог, повысив голос достаточно, чтобы в нём почувствовалась злость и скрытая угроза. — Или Вы хотите сказать, что я настолько выжил из ума, что мне нужно напоминать мною же сказанное? Отвечайте, по форме, штаб-лекарь Као! Есть возражения — говорите.       — Вы посылаете без мгновенья изменника к врагу. — Не слыша его, бормотал тот, не обращая внимания на бубнение вошедших, скрип перьев и их заверения сказанного. — Берёте на себя такую ответственность…       — Вопросы должны звучать как вопросы, господин Као. В порядке исключения, отвечу. Вы поедете не один. С Вами или без Вас — переговорщика сопровождают двое добровольцев. Лично Ваша задача — привлечь Его внимание. Как — решать Вам. Сохранность Вашего сопровождения крайне предпочтительна, но, в случае невозможности, не обязательна. Основная задача переговоров — снятие водной осады и перемирие по меньшей мере на день-два. Лучше три. Боевые действия на это время должны быть прекращены. У Вас одна попытка. Затягивать переговоры не имеет смысла, потому, если потребуется — идите на запрашиваемые уступки. По тактическим и стратегическим нюансам переговоры от моего имени будет вести лейтенант Изаму. Если уцелеет. Нет — Вам необходимо убедить… ЭТО, что на данный момент у нас в планах нет намерений вести наступательные действия и что мы воздержимся от них на оговорённый период, но оставляем за собой право закрепляться на текущих позициях. Последнее, впрочем, тоже предмет торгов. В дальнейшие детали, на случай неблагоприятного исхода для сопровождающих, Вас введет лейтенант Изаму. Необходимые материалы просмотрите сразу, как приступите к исполнению.       Носорог замолк, давая лекарю усвоить сказанное. Однако, решив про себя, что перестраховаться никогда не бывает лишним, добавил:       — Вкратце: мы оставляем за собой форт, но не предпринимаем активных действий. Причина: уничтожения форта и/или его гарнизона — тактическая, а не стратегическая победа, и на данном участке у них/него слишком мало сил для закрепления и последующего масштабного боестолкновения, которое неизбежно. В долгосрочной перспективе, любой исход будет в пользу наших сил. Настаиваете на обоюдовыгодной стороне перемирия — возможность перегруппироваться, отступить на подготовленные рубежи, помочь раненным, пополнить запасы и т.д. Каким именно способом Вы достигнете поставленной задачи — значения не имеет. В пределах интересов страны Огня, разумеется. О типах сигналов про результаты переговоров Вас уведомят на месте. Если до захода солнца мы не получим сигнал, переговоры считаются проваленными. Лично Вам даруется амнистия, как погибшему при исполнении важного задания. Позор смыт кровью. Вопросы?       — Вы говорите так, будто я уже дал согласие, комендант Джун.       — Ваше согласие — условность, господин Као. Мне нужно было лишь убедиться, что Вы не станете возражать сразу и в состоянии понять и принять сказанное. Не более. Будь у меня больше времени и при иных обстоятельствах — этот разговор был бы дольше и вёлся бы иначе. Но время не ждёт. Та тварь — тоже. Если у Вас есть замечания — самое время их озвучить.       — Мне непонятна Ваша уверенность в сопричастности Свежевателя и клефтов. Даже если мне удастся договориться конкретно с Ним, насчёт чего я питаю сильнейшие сомнения, не думаю, что Он напрямую взаимодействует с клефтами. И тем более командует ими.       — Такой исход рассматривался. — Подчёркнуто формально ответил Носорог, пока троица усаживалась на угловую лавку. Дождавшись, когда стихнет шум, он продолжил:       — Пока мы в кольце воды, а клефты без надлежащих средств для штурма по воде, это не принципиально. Ключевая фигура — Свежеватель. Договаривайтесь в первую очередь с ним. Спешка продиктована природными обстоятельствами. Паводок вредит стенам. Бригады рабочих направлены на ремонт и поддержания стен в надлежащем состоянии. Успехи оставляют желать лучшего. — Пронзительный взгляд в сторону одного из сидящих, под которым бедолага только сильнее начал пялиться в пол. — Все плавсредства на причале уничтожены, однако у нас сохранился запас комплектующих. Это к вопросу о транспорте для парламентеров. Ещё вопросы?       Као бросил взгляд на поникшую троицу, тихо сидевшую в углу. На их фоне Джиан казался самым настоящим воплощением решимости.       — Мне непонятно Ваше доверие, комендант Джун. Вы не допускаете мысли…       — Что Вы можете предать снова? Переметнуться к этой твари или передать важные сведенья? — Джиан пожал широкими плечами, вновь наплевав на этикет и формальности. — Господин Маи, то, что я солдат, не делает меня идиотом. Я привык считать противника в лучшем случае, не глупее меня. Свежеватель умён, расчётлив и беспощаден. Всё то, что вы услышали здесь, ему, предположительно, известно. Даже если предположить худший исход переговоров — мы всё равно уже покойники. Я готов встретить свой конец, Као. Но никто и никогда не скажет, что я был легкой добычей. Как и те, кто был под моим командованием. Все свободны. Приступить к исполнению. Немедленно!       Троица опрометью бросилась прочь, спешно отдавая честь. Носорог только коротко качнул головой, когда последний из них скрылся за дверью. Као даже не пошевелился, чем уже действительно выбесил его, но и в этот раз гнев словно ударился о невидимую преграду — истончившуюся, однако достаточно прочную, чтобы сдержать порыв.       — Я очень надеюсь, господин Маи, что Вам есть что сказать; нечто настолько важное, что Вы нарушили прямой приказ.       Као встал. Поднял голову и впервые за долгое время посмотрел в глаза другому человеку.       — Предположим, господин Джун, что условием перемирия станет сдача крепости. Но каждый, кто не покинет её к определенному сроку, будет убит. Каждого, кого Он когда-либо встретит вновь, ожидает смерть.       Носорог молчал секунду. И так же, не сводя глаз, ответил:       — Значит, останусь я. И те, кто ещё может сражаться или захочет этого.       Као моргнул и отвёл взгляд.       — Это…       — За тридцать два года я не отдал ни одного приказа, которого бы не выполнил сам, господин Маи. Мне приказано удерживать крепость любой ценой. И я удержу её. Если потребуется — в одиночку. Если потребуется — договорившись с врагом. Даже если это грозит мне казнью.       — Вы так печетесь о солдатах, что готовы…       — Стадо испуганных баранов. Мальчишки и мужичьё. Напуганные отпором неизвестного противника трясущиеся от каждой тени вояки. Привыкшие к резне мясники. Здесь почти нет солдат. Эта ночь показала, кто мы такие. И никому из них, кроме последних, нет места здесь. Я — солдат, господин Маи. Всегда им был. Не пытайтесь найти во мне мягкость или трусость. Я не пойду на сделку с Ним дальше необходимого.       — Люди не рождаются солдатами, Джиан. Ими только умирают. Остаются ли они при этом людьми… Я не знаю. Я не смог.       Носорог дёрнулся. Внешне он оставался на удивление спокойным, но под сердцем вдруг противно заныло. Перед глазами мелькнул образ жены и чего-то ещё. Чего-то зелёного.       — У Вас есть приказ, штаб-лекарь Маи. Вам и так дозволили сказать больше необходимого. — С нажимом сказал Носорог, надеясь, что проклятый старикашка не заметил заминку. — К исполнению указаний приступить немедленно.       — Разумеется. Только просьба. Я поеду без формы. И с этим фонарём.       Као выпалил это одним духом, не давая времени коменданту послать его куда подальше. Тот раздумывал недолго и кивнул, указывая на выход. Когда штаб-лекарь уже собирался выходить, Джиан нашёл в себе силы спросить:       — Разрешаю. Но я не видел фонаря с Вами раньше. Где нашли? И кто Вам его дал?       Смущение лекаря перешло в стыд и столь же быстро в печаль. Носорог от такой непосредственности был готов ударить себя по лицу, дабы увериться, что перед ним действительно Као Маи.       — А, это. Знаете, нашёл впотьмах. Давно потерял, а сегодня нашёл. Как и всё самое ценное — оно всё это время было под носом. Подарок отца.       В последних словах было столько невысказанной муки, что её почувствовал даже Джиан. Прищурившиеся глаза чуть смягчились. Как бы странно это не звучало, однако подарок отца… Джиан сглотнул, пытаясь избавится от сухого комочка в горле. Подарок отца свят…       — Вот о чём Вы просили… — ни к кому не обращаясь, произнёс он.       Као, услышав это, задержался у порога и, подумав, бросил:       — Мы многое бы могли рассказать друг другу, Джиан. В этом плюс тех, кто на пороге смерти. Нет смысла уже что-либо скрывать. Ложь теряет свою ценность, точнее, мы понимаем, что её ценность — пустая фальшивка. И напротив: каждое мгновенье превращается в подлинное сокровище. Подумайте, Джиан. Может оказаться, что вы не только солдат.       Носорог резко развернулся, со злостью уставившись на лекаря.       — Вы ещё здесь? Марш отсюда, пока я сам Вас не вышвырнул!       Као поклонился и, уходя, успел сказать:       — Приглядитесь к вспышкам. Возможно, там есть не только ужас.       Дверь с грохотом захлопнулась.       Джиан устало сел за стол. Разговор выпил из него почти все силы. Быть может поэтому, он не сразу обратил внимание на аккуратную стопку бумаг и пару свитков. Ещё вчера ничего этого не было, а значит, их оставил штаб-лекарь, причем, явно надеясь, чтобы их прочитали тогда, когда его здесь не будет. Спустя пару минут чтения, Джиан едва сдержался, чтобы не садануть кулаком по столу.       Мысль срочно позвать обратно штаб-лекаря — точнее уже бывшего штаб-лекаря — и заставить того объясниться, у него даже не возникла.        — Идущий на смерть. — Вслух прочитал Джиан. Он был не высокого мнения о штаб-враче как о человеке или как о солдате, и в иной ситуации без зазрения совести рассмеялся бы от прочитанного… Но теперь, всё выглядело иначе. Совсем иначе. Он бросил взгляд на свитки — Для чего и почему? Ты ведь мог. Действительно мог…       Ему вдруг вспомнились слова штаб-лекаря. «Солдатами не рождаются… В вспышках есть не только ужас». Странно, однако именно эти две строчки вгрызлись в память, не давая мыслям соскользнуть в привычный омут забот.       Дзынь!       Мелодичный, отдающий странным звучанием звон заставил его подскочить. Неясный звук, раздавшийся у окна, затих так же резко и внезапно, как и возник. И Джиан списал бы всё на усталость и дурную ночь, если бы не одно «но».       Ветер. Залетевший в окно ветер принёс не речные запахи, пополам с вонью от гниющих тел. Ветер пах тем, о чём Джиан давно забыл.       Так пах молодой виноград на его родине. Так пах его дом.       Перед глазами пронеслась вспышка. Страх вновь вонзился в кости, но то был лишь тёмный отголосок того, что он пережил этой ночью. И Джиан понял, что значила эта зеленая вспышка.       Зеленые виноградники, поддетые желто-алой каймой на фоне уходящего солнца.       Ветер пах тем, о чём Джиан давно забыл. Или, быть может тем, что давно искал?       Ему стоило больших усилий устоять на ногах. Снаружи снова потянуло гнилью и дёгтем. Шёпот ветра заглушили визг пилы и матерщина солдат. Вместо заката в окно заглядывала серая обескровленная высь. Обычное утро его обычной жизни.       Носорог мотнул головой, прогоняя, пусть и приятное, но наваждение. У двери он отчего-то остановился, пристально оглядывая комнату, будто ища незримого убийцу. Взгляд упал на поникшее под окном растение в каком-то нелепом горшке. Джиан точно не помнил, откуда привёз эту дикарскую несуразицу и на кой ему она вообще нужна: ни практичной, ни красивой эта образина не была, при нём так не разу и не зацветя.       Почему он взял эту дрянь в руки, а не выкинул через окно, он так и не понял:       — Пойдём-ка отсюда, дружок.       Вырвавшиеся слова резанули страшнее любого клинка.       Нечленораздельный рык самую малость опередил звук разбивающего на мелкие кусочки горшка. Тонкие длинные листья, ещё блестевшие от влаги, беспорядочно рассыпались по полу. Беспомощные. Слабые. Ранимые и невинные.       Вбежавший на шум денщик наблюдал странную картину. Его командир, взбешенно грозивший кому-то, что такими фокусами его не пронять и что некто распоследняя паскуда, если решил сломать его именно таким образом, что, разумеется, тщетно. И как вершина абсурда — разбитый горшок и беспорядочная кучка земли, под которой виднелось несчастное растение.       Секундное замешательство прошло, едва Носорог повернулся на шум открывающейся двери.       — Мой господин, прошу, успокойтесь, мой господин. — Зачастил денщик, прекрасно понимая, что иначе имеет все шансы разделить судьбу растения. — Вы на ногах с поздней ночи. Отдохните немного. Вашими силами, люди пришли в себя, работа кипит вовсю, указания выполняются, всё будет к сроку! Не утруждайте себя понапрасну. Прошу, отдохните, мой господин. Ваш покорный слуга всё приберёт.       Носорог ничего не ответил, выйдя из своих покоев.       Денщик, посчитав шаги, облегченно выдохнул и приступил к уборке. Осторожно вытянув растение из-под земли, он с удивлением обнаружил, что, вопреки всему, оно не сильно пострадало — весь удар, очевидно пришёлся на ту скорлупу, в которой оно было посажено.       «Пересадить бы тебя куда подальше, — подумал он, очищая тонкие веточки от земли, — Носороги цветы только жрать горазды. А что не цветешь… ну так не твоя вина, что таким кривым уродился. Он, видать, никогда с твоим братом дел не имел»       Денщик не мог знать, что, спускаясь по тёмной лестнице, Носорог не чувствовал затхлости помещения, не видел даже ступеней, по которым шел. Перед его глазами вспышками возникал виноградник. То зеленый, то горящий.       Денщик не мог знать, что всю дорогу Носорог старался не дышать. Ведь в нём ещё играл запах винограда.