Ничего, кроме музыки

— Ну, рассказывай. — Что рассказывать? — Чимин удивленно смотрит на Чон Хосока, своего соседа по комнате, партнера по танцам и вообще хорошего приятеля. За прошедшие два года близкими друзьями они так и не стали, поскольку, кроме совместного проживания и танцев, никаких других общих интересов у них нет. Но как раз благодаря этой дистанции Чимину с Хосоком очень легко: с ним он может расслабиться и не заморачиваться. Чимин рассказывает Хосоку то, чего никогда бы не стал говорить никому другому. Хосок надежный, как сейф “Винчестер”. Ничто между ними никогда не выходит за пределы этой комнаты или танцевальной студии. — Как с тобой случился Чон Чонгук, — улыбается Хосок, красиво и мягко. Чимин в который раз думает, что влюблен в его улыбку. Но Хосоку об этом лучше не знать. И так Чимин благодарен ему, что Хосок не задает никаких личных вопросов, хотя в курсе всех тех слухов и сплетен, которые бродят по университету о Чимине и его ориентации. Хосока это не волнует: он уже второй год спокойно дрыхнет на соседней кровати, выставив напоказ свою голую задницу, потому что спит без нижнего белья. И никто еще на его мужские честь и достоинство ни разу не покусился. Чимин тяжко вздыхает. Ему не хочется говорить о Чонгуке. Потому что он и так вынужден думать о нем постоянно. Они видятся почти каждый вечер, и Чимину к этим встречам приходится готовиться в течение дня: подбирать материал, повторять темы, которые он помнит недостаточно глубоко, готовить тесты для контроля. В общем, работы у Чимина прибавилось. Но он не жалуется. Ему страшно оставаться наедине с собой и своими мыслями, потому что там слишком много Чонгука и связанных с ним переживаний и проблем. Так что в равновесии Чимин способен пребывать лишь в трех состояниях: когда сосредоточен на учебе, когда упахивается на танцах и когда (иногда) спит. — Все уже знают, да? — удрученно спрашивает Чимин у Хосока. Тот с виноватой улыбкой пожимает плечами, будто это он распространял сплетни и оказался пойман с поличным. — Вас часто видят вместе в библиотеке… Учитывая повышенный интерес представительниц слабого пола к Джей-Кею, ты тоже попал под прицел, — Хосок перед ним словно оправдывается, хотя Чимин знает, что тот ни в чем не виноват. Кто виноват, так это он сам. Надо было быть умнее и сразу послать Чонгука туда, откуда тот пришел. Чимину почему-то кажется, что с нижних уровней Ада. — А что Сокджин-хён? Как он отреагировал? — Нормально, — отвечает Чимин, но не уверен в своем ответе на все сто. Сокджин скорее игнорирует проблему, чем пытается ее решить. Он с Чимином больше о Чонгуке после того раза по телефону не заговаривал. Да и что он скажет? Запретит Чимину натаскивать Чонгука по предметам? Велит ему держаться от него подальше? Сокджину скоро будет двадцать пять — он явно не в том возрасте, чтобы заниматься подобной ерундой. У него есть много других более важных дел, чем всеми силами, правдами и неправдами изолировать отбитого Чон Чонгука от нормального общества. — Меня Юнги спрашивал, как у вас дела, — честно признается Хосок. — Он с Чонгук-и поговорить не может, потому что тот психанет — у него успеваемость больная тема. Попросил меня поговорить с тобой. Чимин снова вздыхает. Хосок и Юнги хорошие друзья. Возможно, Хосок в принципе единственный друг Юнги — со стороны кажется, что с членами своей группы, Тэхёном и Чонгуком, Юнги не слишком близок. Юнги, сколько Чимин его видел, создает впечатление одинокого, замкнутого и погруженного в себя человека. Тем удивительнее для Чимина то, что Юнги дружит с Хосоком — этим вечно неунывающим и гиперактивным парнем, который своим заразительным хохотом может и покойника воскресить. Похоже, противоположности таки притягиваются. — Я думал, что Чонгук совсем дурак, но нет. Надеюсь, промежуточные экзамены он не завалит. Он вроде действительно решил за ум взяться, — отвечает Чимин, конечно же, для успокоения Юнги. — Спасибо, что помогаешь ему, — искренне благодарит Хосок. Он вхож в тусовку группы, потому что постоянно ошивается рядом с Юнги, а тот — с Тэхёном и Чонгуком. Чимин предполагает, что Хосок и Чонгук могут быть на короткой ноге. Хосок, как друг Чонгука, лично заинтересован в том, чтобы тот решил свои проблемы с учебой. — Не за что, хён, — отвечает Чимин, убедительно улыбаясь. Никто не знает, чего ему стоит проживать все эти занятия с Чонгуком. И дело не в умственной нагрузке. Неожиданно тяжело Чимину становится морально. Он не хочет Чонгука знать и узнавать. Но с каждой их новой встречей все чаще ловит себя на мысли, что этот незаурядный и по-своему загадочный парень ему по-настоящему интересен. Чимин изо всех сил старается себя тормозить, потому что им с Чонгуком совершенно точно не по пути. Чон Чонгук не тот человек, с кем Чимин может сойтись без последствий, а он не в том положении, чтобы еще больше все усугублять. Но и бросить Чонгука, когда тот так старается, Чимин тоже не может. Если бы Чимин не получал отдачи и не видел результата, он бы давно прекратил тратить свое время на бесполезную затею — наставлять кого-то, вроде Чон Чонгука, на путь истинный. Но Чонгук хочет учиться, а Чимин хочет ему помочь. Он получает от этого удовлетворение и в какой-то степени удовольствие. Может, Чонгук и отморозок, но с Чимином он ведет себя иначе. Вообще, если не кривить душой, Чонгук довольно милый. И забавный. И Чимин ненавидит его за это еще больше.

***

"Хосок. Чон Хосок. Ты. Козел. Надеюсь, ты сейчас икаешь. Очень сильно. Ненавижу тебя". Чимин чувствует себя преданным. Потому что он не готов к тому, чтобы пускать Чонгука в свою жизнь. Но из-за их общих знакомых он лишается возможности защитить себя и свое право на тайну личной жизни. Когда дверь в студию открывается, Чимин ожидает увидеть Хосока. Кого же еще? Сюда так поздно приходят только они двое. Но вместо Хосока Чимин видит Чонгука. Тот заходит без стука и спроса и с интересом оглядывается. Танцевальная студия просторная, одну стену занимают зеркала, другую — большие окна. Днем здесь светло и уютно. Вечером, как сейчас, когда выключен основной свет и горят точечные диоды, в студии интимно тихо и уединенно. Чонгук бесцеремонно вторгается в его мир, и Чимин буквально видит, как тот рушится у него на глазах — и он ничего не может сделать. Этот парень намерен превратить его жизнь в руины — растоптать то, что еще может уцелеть, и уйти по своим делам. А Чимин останется. Если от него вообще что-то останется. — Что ты здесь делаешь? — голос Чимина не слушается. Он одет, но обнимает себя руками, словно прикрывает наготу — он чувствует себя абсолютно обнаженным и беззащитным перед Чонгуком. Сначала Чимину пришлось пустить Чонгука в свою библиотеку. Теперь Чонгук приперся в студию. Неровен час, когда тот завалится к Чимину в комнату в общаге, как к себе домой, и попросит его за дверь. К горлу подкатывает тошнота, а изнутри рвется отчаянный крик. А все этот, черт бы его побрал, Чон Хосок! Как он мог сказать Чонгуку, где Чимин?! Сдал его не моргнув и глазом! Чимину теперь даже спрятаться негде, чтобы избежать встречи с Чонгуком. Его всего трясет от гнева и обиды. И еще больше от наглой, смазливой физиономии Чонгука, взгляд которого после изучения студии останавливается на Чимине. — Ты не брал трубку, так что я решил тебя поискать, раз все равно задержался после репетиции. Хосок-хён сказал, что ты можешь быть здесь. — Чонгук закрывает за собой дверь. Чимин машинально делает шаг назад. В библиотеке он чувствует себя куда уверенней, чем здесь. В студии он словно оказался заперт в одной клетке с диким и опасным зверем. Чонгук непредсказуем. Но еще больше Чимин боится себя. — Я тебе звонил, хотел сказать, что нас завтра пригласили выступить в одном клубе, и я не смогу прийти на занятие… Я помню про наш договор, — поспешно добавляет Чонгук. Но Чимин не собирается ничего говорить и внимательно слушает. — Поэтому хотел попросить тебя сделать исключение завтра. Мне правда жаль, но я не могу отказаться от выступления, даже если знаю, что мы договорились о занятии в это время. Мы можем нашу встречу перенести? Пожалуйста. Чимин все еще молчит. Это его шанс все закончить. Сказать Чонгуку прямо в лицо, что его не волнует, какие у него там появились срочные дела. Хочет выступать — пусть выступает. Но дальше ему придется самому заполнять пробелы в своих знаниях и сдавать экзамены. Чимин открывает рот. Чонгук словно чувствует, что ему могут отказать, поэтому быстро говорит: — Ты можешь прийти завтра в клуб. У меня будет время, чтобы позаниматься, может быть, даже без перерывов получится. Тебе ведь все равно, где меня учить? В комнате отдыха обычно тихо, а парней можно попросить побыть где-нибудь в другом месте, чтобы нам никто не мешал и не отвлекал. Что скажешь? Внутри Чимина все еще трясет. Видеть Чонгука здесь, в его студии, которую он эти два года делил исключительно с Хосоком, дико и неправильно. Чонгуку здесь не место. Как Чимину — не место в мире Чонгука. И идти с ним в клуб, чтобы не пропускать их занятие, плохая идея. Но во взгляде Чонгука просьба, и когда он так смотрит, Чимин не в состоянии ему отказать. Он об этом пожалеет. Он уже об этом жалеет, но все равно соглашается: — Хорошо. Я могу прийти завтра в клуб. — Может, тогда и на выступление останешься? — тут же расплывается в широкой улыбке Чонгук. — Наша музыка звучит в живую куда круче, чем на записи. Ты когда-нибудь бывал на концертах? Чимин поднимает руку и указывает на дверь позади Чонгука. — Если это все, уходи. Чонгук удивлен его холодностью и резким тоном, учитывая, что Чимин пошел ему навстречу, а теперь ведет себя так, словно видеть его больше не хочет. — Извини, что помешал, — говорит он. — Ты танцуешь? Чимин не ответил ему про концерт и вряд ли на этот вопрос тоже даст ответ. Хотя тот и так очевиден: что еще ему здесь делать? — Не твое дело, — уже привычно огрызается Чимин на Чонгука. Тот весело улыбается: почему-то Чимину кажется, что все его попытки напасть и отпугнуть кажутся Чонгуку очень милыми и забавными. И Чимин бесится из-за этого только сильней. — Если это все, за чем ты пришел, то проваливай. — Можно я останусь? Я хочу посмотреть, как ты танцуешь. От такой наглости Чимин лишается всех цензурных слов. На языке у него крутятся только особо изощренные проклятия и грязно-сочные эпитеты в адрес Чонгука, но вслух он их не произносит. Все еще цепляется за образ показательно-примерного, хорошего мальчика. — Я не танцую при посторонних, — деревянно отвечает Чимин. — Я тоже посторонний? Я думал, мы уже познакомились. — Чонгук не уходит. Он скидывает рюкзак у входа, рядом пристраивает футляр с гитарой и прислоняется лопатками к стене, сунув руки в карманы рваных черных джинсов. И вызывающе смотрит на Чимина. Чимин глядит на него исподлобья, кусая губы изнутри — никак решиться не может, что ответить, чтобы сразу Чонгука на хуй не послать. Чонгук криво улыбается. — Я не буду танцевать, когда ты здесь, — категорично чеканит Чимин. — Ты можешь сделать вид, что меня тут нет, — миролюбиво предлагает Чонгук. — Или ты так плох, что стесняешься мне показать свой танец? Такого Чимин стерпеть уже не может. Он подлетает к Чонгуку, хватает его под локоть и тащит к дверям, собираясь силой вышвырнуть вон. Но разница в росте у них приличная, а в габаритах и весе — еще больше, и сдвинуть Чонгука с места, когда тот не хочет, оказывается не так-то просто. — Вали отсюда! — Чимин не знает, как еще этому наглому и бессовестному парню объяснить, что ему здесь не рады. — Уйду, только если ты станцуешь. — Чонгук и не думает сдаваться. Чимин понимает, что сила не на его стороне — и вообще у него рычагов давления на Чонгука нет. — Если не уйдешь, я с тобой больше заниматься не буду. — Он использует последний козырь. — Это угроза? — веселится Чонгук, глядя на разъяренного Чимина сверху вниз. — Такого в изначальном договоре не было. Ты не можешь его расторгнуть потому, что не хочешь передо мной позориться. Чимин раздраженно выдыхает. Закрывает на пару секунд глаза, призывая себя к спокойствию. — Ладно, — цедит он сквозь зубы, сжимая кулаки. — Один танец. И ты идешь на хрен отсюда. — Договорились, — соглашается Чонгук и садится на пол у стены, приготовившись быть зрителем. Чимин раздраженно шлепает босыми ногами к музыкальному центру. Он зол, как чертова фурия! Ему этого Чон Чонгука голыми руками придушить хочется! Чон Хосок, чтоб тебе пусто было! Чимин включает музыку, под которую ставит хореографию последний месяц вместе с Хосоком. Но на сцену Хосок выйдет один. Чимин не может. Не может выступать перед людьми. Но Чон Чонгук не человек. Он чертов дьявол и просто маленький говнюк. Так легко взял его на слабо, что взвыть хочется. Чимин встает к зеркалу на начальную позицию. Он видит в отражении темную фигуру одетого во все черное Чонгука — тот не сводит с него глаз, не моргая. Он больше не улыбается. Чимин не переживает из-за того, что его высмеют, если он ошибется или споткнется — Чонгук ни черта в танцах не смыслит, чтобы судить об уровне его мастерства и владения телом. Чимина напрягает сам факт того, что на него смотрят. К Хосоку Чимин привык. К Чонгуку не сможет привыкнуть никогда. Как только заканчивается проигрыш, Чимин начинает двигаться. Он повторял эту хореографию день за днем на протяжении четырех недель. Все движения уже отточены до автоматизма — он не считает про себя такт, только слушает музыку. Первые секунд десять он о Чонгуке еще помнит. Потом забывает. Чимин любит танцевать. Не только потому, что у него очень хорошо это получается, но и потому, что ему не надо прикладывать для этого особых усилий — для него это не пытка и не испытание, как с учебой. Он танцует, потому что ему это нравится, а не потому что он должен. В танце он может отключить голову, расслабиться и быть самим собой. В другое время такая роскошь ему недоступна: чтобы выжить, он постоянно должен контролировать себя и то, что происходит вокруг. И ему бы следовало оставаться настороже и сейчас, когда он не один в студии, но Чонгук сидит тихо, не шелохнувшись ни разу, и Чимин не думает о нем целых четыре минуты, что длится песня. Он останавливается и, положив руки на бока, усиленно и тяжело дышит, разгоняя кислород по крови, в которой ощущается его острая нехватка. Хореография, которую они с Хосоком придумали и поставили, технически очень сложная и требует огромных затрат физической силы и выносливости. Для зрителя со стороны все движения и связки кажутся легкими и плавными, но по тому, как Чимин задыхается спустя всего четыре минуты, становится очевидно, что даются они ему совсем не так легко. Чимин долго и много работал над тем, чтобы его техника создавала ложное впечатление простоты исполнения. Не в этом ли и состоит суть мастерства? Когда всем кажется, что тебе ничего не стоит танцевать что угодно столь непринужденно и изящно. Чимин слышит хлопки: Чонгук ему аплодирует. Стоя. Чимин бросает на него быстрый взгляд, все еще согнувшись в три погибели, опираясь о дрожащие, ватные ноги, и видит, что Чонгук восхищенно улыбается. — Вау! Обалдеть! Это было круто! Как ты это делаешь?! Никогда бы не подумал, что ты так можешь. — Спасибо, — едко выдыхает Чимин. Чонгук смущается и извиняется: — Прости, я не в том смысле, просто… Почему ты не выступаешь с Хосоком? Ты танцуешь даже лучше, чем он. — Неправда, — хмурится Чимин. Хосок для него учитель и кумир. Если бы не Хосок, Чимин бы вообще никогда танцевать не начал. Он бы никогда не узнал, что вообще может и умеет красиво двигаться под музыку. Хосок занимается танцами с детства. Он выиграл много конкурсов еще со средней школы и в университете продолжил совершенствоваться и развиваться. Чимин примазался к нему случайно: забыл ключи от их комнаты, позвонил Хосоку, пришел к нему в студию и залип на танцующего хёна на несколько часов. Он не сразу решился попробовать. Хосок уговаривал его долго и в итоге взял хитростью: слезно умолял помочь ему отрепетировать танец, который он должен был исполнять в рамках коллаборации с девушкой-танцовщицей из другого университета, и Чимину необходимо было исполнить ее партию. Чимин согласился. И с тех пор из студии не вылезает. Поначалу Чимину было тяжело: у него многое не получалось, не хватало сноровки, растяжки и физической подготовки. Но несмотря на все это, Чимин не сдавался, продолжая упорно тренироваться. Благодаря Хосоку, его поддержке, вниманию и заботе, Чимин смог достичь того уровня, на котором он сейчас. И большая заслуга в этом Хосока, как его наставника и тренера, а не Чимина. — Для меня лучше, — мягко говорит Чонгук, который много раз смотрел выступления Хосока на университетских конкурсах и праздниках. — Артистичней? Не знаю, как объяснить. Ты создан для сцены. Так почему я ни разу тебя на ней не видел? Ты стесняешься? Или боишься? Чимин не дает себя во второй раз взять на слабо. Он открывает бутылку воды и жадно пьет, утоляя жажду, после чего вытирает мокрое и горячее лицо краем футболки. Когда он смотрит на Чонгука, тот быстро отводит взгляд — пялился на его голый живот. Чимин смущается, неловко оправляя футболку. — Не твое дело, — говорит он спокойно. — Ты уходишь? Я жду. — Ладно, — снова уступает ему Чонгук. Все-таки у них уговор. Чимину странно, что Чонгук настолько крепко держит слово. Чонгук производит впечатление ветреного и ненадежного человека. Но на деле, похоже, куда более осознанный и ответственный, чем хочет казаться. — Спасибо, что разрешил посмотреть. Мне правда очень понравилось. Ты крутой, — он показывает ему большой палец. Чимин молча указывает на дверь. Чонгук слушается. Берет свои вещи и уходит, уже за порогом бросив еще один быстрый взгляд через плечо на Чимина. Дверь за ним закрывается. Чимин выдыхает, опускается на колени и закрывает лицо руками, собираясь с мыслями. Он думает, лучше бы Чонгук его высмеял. Пережить это было бы проще, чем принять то, что Чонгуку его танец понравился. Чимин чувствует себя так, словно танцевал специально для него. И это смущает и дезориентирует. Потому что он не должен был этого делать. Он хочет оставить танцы только себе. Он хочет, чтобы Чонгук навсегда исчез из его жизни; хочет, чтобы все было как прежде — понятно, предсказуемо и безопасно. Но уже ничто не станет как раньше. Чимин это чувствует. Он падает вниз, упирается горячим лбом в прохладный пол и стонет. Если бы он мог, он бы закончил все здесь и сейчас. Потому что ему страшно узнать, что будет дальше. Но в то же время он этого хочет.