Ничего, кроме музыки

Чимин суетится больше, чем обычно. Чонгук должен прийти с минуты на минуту, а он борется с искушением сбежать. Он сам не знает, почему так нервничает. Из-за своего признания утром? Из-за того, что Чонгук его принял? Из-за того, что Чимин сам пригласил его вечером в студию? Из-за того, что это все так странно, что хочется лезть на стены и начать рвать волосы на голове? Еще как назло перестает работать музыкальный центр. Он барахлит давно — с того момента, как кто-то из занимающихся здесь в дневное время студентов грохнул его со стола на пол. Чимин даже знать не хочет, что они делали на этом столе. Сегодня центр ушел в отказ окончательно. Чимин уже несколько раз выключал его из сети, переподключал провода, но все без толку. Он убил на реанимирование не подающего признаки жизни музыкального аппарата то время, что мог бы репетировать хореографию — и плевать, что без музыки. В этот раз Чонгук стучится. Чимин внутренне напрягается, потому что думает, что пришел кто-то другой, но расслабляется, когда видит знакомую растрепанную голову в проеме и покачивающийся за ней гитарный футляр. — Привет, — широко улыбается Чонгук и заходит. Чимин наблюдает за ним. Чонгук оставляет свои вещи у входа. И сам остается там же. Убирает привычным жестом руки в карманы джинсов и смотрит на Чимина в ответ. — Он сломался, — говорит Чимин, указывая рукой на центр. — Давай посмотрю. Чонгук охотно вызывается помочь. Он неплохо разбирается в музыкальном оборудовании — профессия обязывает, — хотя без инструментов вряд ли сможет что-то починить или настроить. Юнги уже закрыл музыкальную студию, где есть нужные инструменты, и отнес ключи на вахту. Они звали Чонгука с собой поесть и выпить в их любимой уличной едальне по дороге домой, но он отказался. Чонгук даже не стал ничего придумывать, чтобы соврать убедительно: нет и нет. Вопросов не последовало. Чимин отходит, уступая Чонгуку место. Тот наклоняет центр, изучая контакты и провода — их он тоже проверяет на предмет повреждений. В конце концов, Чонгук приходит к неутешительному выводу, что необходимо вскрытие, дабы установить причину смерти пациента. Чимин смеется, оценив черное чувство юмора Чонгука. И это первый раз, когда он смеется из-за Чонгука. — Отлично, — саркастично выдыхает он. — Тогда тренировка отменяется. — Я могу сыграть, — предлагает Чонгук альтернативное решение возникшей проблемы с музыкальным аккомпанементом. Чимин колеблется. — Мне нужна определенная музыка… — Какая? Может быть, я ее знаю. Чимин идет за своим телефоном. Теоретически, он может включить музыку на нем, но его телефон такой старый, что разрядится быстрее, чем она доиграет до конца, а зарядку он благополучно забыл дома. Он ведь Пак Чимин. Он все время что-то забывает. Чимин находит нужный трек в плейлисте, ставит максимальную громкость и включает его. Чонгук слушает и узнает песню по первым аккордам. Это странно. Они с Чимином такие разные, но им нравится одна и та же музыка. Чонгук сразу же идет за своей гитарой и просит Чимина включить трек еще раз, чтобы взять нужную тональность. Это не так важно, как ритм, но ритм у Чонгука никогда не хромает, а вот играть на басу то, что по-хорошему предназначается для сина или на крайняк для акустической гитары, — испытание не для слабонервных. Но Чонгук с ним справляется. — Ну что, готов? — спрашивает он у Чимина, удобно расположившись на краю стола вместе с Сильвией. Чимин кивает и встает лицом к зеркалу на исходную позицию. У него много связок с движением назад, и он надеется, что не упадет. Потому что падает он часто. Как-то не хочется Чонгука разочаровать, когда он так старается ему помочь. Чимин улыбается его отражению в зеркале, хотя Чонгук этого не видит, сосредоточившись на грифе. Он точную последовательность аккордов не помнит, пускай и играл эту песню не раз, и приходится импровизировать. Зато он точно помнит текст. И когда он начинает петь, сердце Чимина бьется быстрей. Он говорит себе, что от физической нагрузки — безбожно врет и краснеет. Чонгук поднимает на него глаза. И Чимин не сбивается только чудом. Ему очень сложно сосредоточиться на танце, потому что он весь в музыке, переплетающейся со звучащим тихо, но ярко голосом Чонгука. От низких, вибрирующих басов и нежного пения у Чимина мурашки по всей коже. Чонгук играет последние аккорды, а Чимин уже лежит на полу, таком прохладном и неподвижном — идеальном, когда нет сил шевелиться и немного кружится голова. Им несколько раз приходилось начинать заново: Чимин ошибался и пропускал движения. И в итоге танец, который должен длиться три с половиной минуты, занял целый час — Чимин не помнит, сколько было повторений. — Эй, ты живой там? Чимин не слышит приближение Чонгука, но слышит его голос прямо над собой и открывает глаза. Чонгук сидит рядом на корточках — голые коленки торчат в разрезах джинсов — и с улыбкой рассматривает его. Без очков Чимин выглядит непривычно — намного младше. Ему все еще не продают алкоголь и приходится везде носить с собой паспорт. Никто не верит, что ему скоро двадцать три. — Это было круто, — улыбается Чимин. Под живую музыку танцевать совсем иначе. Чимин думает о том, как они могли бы выступить вместе с Чонгуком и его группой на университетской сцене. Можно поставить какой-нибудь клевый и интересный номер с Хосоком… но не в этой жизни. — Да, — соглашается Чонгук. — Ты крутой. — Ты тоже, — смущается Чимин, делая вид, что вытирает потное лицо о рукав футболки. — Какой у тебя минус? — неожиданно спрашивает Чонгук. — Три? — отвечает неуверенно Чимин. Он давно не был у офтальмолога. Очки, которые он носит, ему выписали год назад. Что-то Чимину подсказывает, что постоянное сидение за учебниками и книгами зрение ему не улучшило. — Ты плохо видишь без очков, да? — Чонгук неожиданно наклоняется ближе. Чимин пропускает выдох, задерживая дыхание. — На таком расстоянии тоже все мутное? Чимин глядит на Чонгука во все глаза. Если тот приблизится еще, Чимин решит, что Чонгук хочет его поцеловать. Он смотрит на него так пристально своими темными, бархатными глазами, что Чимина пробирает до нутра. Он паникует. И не придумывает ничего лучше, как оттолкнуть Чонгука и вскочить с пола. Дрожащие ноги заплетаются, и он едва не падает обратно. — Меня полностью устраивает, что без очков я не вижу твоей опостылевшей морды, — говорит он, быстро идя к столу под предлогом взять бутылку с водой. — Опять начинаешь? — вздыхает Чонгук, поднимаясь на ноги. — Что начинаю? — едко спрашивает Чимин. — Включать режим стервы, — криво улыбается ему Чонгук, пока Чимин глушит воду с такой отчаянной решимостью, словно втихаря вместо минералки налил туда соджу. Он так спешит надраться, впасть в невменяемое состояние и все забыть, что почти давится. — То есть, для тебя все люди, которые не сходят по тебе с ума, автоматически причисляются к стервам? — спрашивает Чимин. — У тебя случаем не звездная болезнь? — Ладно, — смиренно выдыхает Чонгук. Он не хочет с Чимином ругаться, поэтому прощает ему все выпады в свою сторону, не отвечая агрессией на агрессию. — Скажи мне, что тебе во мне не нравится. Чимин скептически оглядывает Чонгука с головы до ног. — Перечислять слишком долго, — тянет он. — К утру не управлюсь. — Я никуда не тороплюсь, — ехидно и тонко улыбается Чонгук. Он медленно подходит к Чимину, и Чимин оказывается загнан в угол между столом, стеной и неумолимо приближающимся Чонгуком. — Давай, назови хотя бы три вещи, которые первыми приходят на ум. Только честно. Обещаю не обижаться. Чимин сердито сопит. Но не спешит отвечать. — Вот ты мне нравишься, — делает неожиданное заявление Чонгук. — Даже когда вредничаешь и ерепенишься. Ты все равно милый. Чимин моргает. Но Чонгук не растворяется, как его больная фантазия. Он реальнее некуда. И произносит вещи за гранью восприятия Чимина. — Ты издеваешься сейчас надо мной? — тихо спрашивает он. — Нет, — удивляется Чонгук. — Я правда так думаю. — Ты так подумал после того, как я сказал тебе, что гей? — ядовито уточняет Чимин. — Я так с самого начала подумал, когда ты очаровательно на меня нарычал. — Чонгук старается не улыбаться, чтобы не злить Чимина еще больше. Еще вызверится, решив, что он несерьезен и просто с ним играется. — Может быть, я тоже тебе нравлюсь? Поэтому ты такой противный специально для меня? — смешливо улыбается он. Чимин весь вспыхивает. Но он и так весь красный после тренировки, и его это спасает. Ему адски жарко. И близость Чонгука забирает последний раскаленный воздух. — То, что я гей, не значит, что я должен влюбляться в каждого встречного парня! — возмущается он, скрывая свое смущение. — По твоей логике, все натуралы обязаны перетрахать всех без разбора девушек! Это так не работает, болван. — Ладно, но почему я тебе не нравлюсь? — продолжает докапываться Чонгук. Вот приставучий! — А почему должен?! — восклицает Чимин. Он на грани отчаяния. Чонгуку требуется время, чтобы придумать достойный ответ: — Ну… моя музыка тебе нравится. — Я стараюсь не думать, что она твоя, — заявляет Чимин ему в лицо. — Вот это сейчас было обидно. Чимину становится неловко. Он понимает, что сказал лишнего, хотя вовсе так не думает, и бегает взглядом по студии, не решаясь взглянуть на Чонгука и увидеть, что эти жестокие слова действительно его задели. — Скоро уже отбой. — Чонгук вспоминает о времени. — Пора закругляться, я думаю. Ты пойдешь в душ? Чимин кивает. — Я подожду тебя. — Нет! — Чимин снова против того, чтобы Чонгук его ждал и провожал до общаги. Чонгук закатывает глаза: начинается… — Это был не вопрос. — Он ставит Чимина перед фактом. — Ты невыносим. — Причина номер раз, — кривенько ухмыляется Чонгук. — Ты наглый, как танк, упертый, как баран, самовлюбленный, как Нарцисс… — заводится Чимин, и его, кажется, уже не остановить. — И прекрасный, как Аполлон? — смеется Чонгук. Он Чимина вообще всерьез не воспринимает! — Закатай губу обратно! Неотразим, как Горгона, — раз взглянешь и сразу каменеешь! — Чимин решительно обходит Чонгука, намеренно задев и толкнув его плечом, и хватает свои вещи, пылая праведным гневом. Чонгук, посмеиваясь себе под нос, следует за ним, на ходу убирая гитару в футляр, потому что Чимин не намерен его ждать. Чонгук, продолжая тему Горгоны, может спошлить про каменный стояк, но чувствует, что для таких шуток еще слишком рано. Чимин выключает свет в студии и запирает после Чонгука дверь. — Прекрати лыбиться! — приказывает Чимин, когда Чонгук продолжает преследовать его на пути к раздевалке у спортзала. В коридоре темно, пусто и гулко — идеальные декорации для фильма ужасов. Чимин в нем главный герой, которому предстоит кроваво сдохнуть. Чонгук за очаровательного маньяка, видимо. — Не могу, — миролюбиво произносит Чонгук. — Когда ты рядом, мне все время хочется улыбаться. Чимин то ли рычит, то ли стонет, и ускоряет шаг. Он влетает в раздевалку и захлопывает прямо перед большим носом Чонгука дверь. В этот раз Чонгук намек понимает с первого раза и послушно остается ждать в коридоре. Чимин ополаскивается ледяной водой — просто чтобы остыть. Этот Чон Чонгук! Ащ, что за парень — он его с ума сводит! Чимин до последнего надеется, что у Чонгука за время его отсутствия появились срочные дела, но нет. Чонгук терпеливо дожидается его за дверью, и они вместе идут к выходу из университета. Чимин начинает к этому привыкать. Хотя, наверное, не стоит. Сокджин прав: Чимин повторит судьбу Соён, и это разобьет ему сердце вдребезги — после Тэхёна наверняка. Рано или поздно Чимин Чонгуку надоест, и он найдет себе игрушку поинтереснее. Чимину не стоит к нему привязываться. Наверное, лучше послушать Сокджина и найти себе нормального парня. И речь идет точно не о Чонгуке. — О чем думаешь? — спрашивает Чонгук. Уже долго они идут по пустынной ночной улице молча. И лицо у Чимина сложное. Чимин внезапно останавливается и пристально смотрит Чонгуку прямо в глаза. Чонгук глядит на него в ответ в растерянности. Он опять что-то не так сделал, да?.. — Я нравлюсь тебе? — спрашивает Чимин. Вот так в лоб. Но Чонгук не собирается все отрицать после того, как уже признался. Он пожимает плечами и повторяет: — Ты мне нравишься. — Как парень? — уточняет Чимин. Это важный момент. — Наверное, — осторожно отвечает Чонгук. Бровь Чимина скептически дергается: — Ты не уверен? — Мне нравится проводить с тобой время и болтать, — Чонгук пытается объясниться. — Вернее, пикироваться? Мне нравится тебя слушать и заниматься с тобой в библиотеке… И мне нравится смотреть, как ты танцуешь. Как поправляешь очки. И волосы. Как прикусываешь кончик ручки, когда задумываешься. Как… — Хватит. — Чимин поднимает руку, останавливая этот поток сознания. — Значит, ты хочешь со мной дружить? Чонгук понимает: вопрос с подвохом. Он пытается прощупать варианты: — А мы можем не только дружить? — Ты же сказал, что я нравлюсь тебе, но не как парень, — едко напоминает ему Чимин. — Я этого не говорил. Я сказал “наверное”. — Чонгука голыми руками не возьмешь. Чимин раздраженно выдыхает. — Хочешь выяснить это наверняка? — спрашивает он. Чонгук открывает рот, хотя, если честно, ответ придумать не успевает. Чимин хватает его за ворот футболки и тянет на себя, привставая на носочки. Он целует его в щеку, почти в уголок губ. Губы Чимина теплые, нежные и мягкие. От него знакомо пахнет чем-то вкусным и едва уловимым. Чимин отстраняется так же быстро, как длится это прикосновение. Чонгук приходит в себя с секундной задержкой и растерянно смотрит на мрачного Чимина. Это какая-то проверка? На склонность к гомосексуальности? Или Чимин что-то хочет ему доказать? Что Чонгук неправ? Что он себе все придумал? — Чтобы наверняка... — говорит Чонгук и кладет руку на плечо Чимина, чтобы удержать его на случай, если тот шарахнется. Он наклоняется и целует в его щеку. Приятный запах, который Чонгуку так нравится, пропитал нежную кожу. Крем? Чимин дергается, но Чонгук держит крепко — не сбежишь. Он задерживает губы на бархатной щеке Чимина дольше, чем было бы прилично. — Это было посвящение в геи? — спрашивает Чонгук весело. Ему смешно, потому что у Чимина такой взъерошенный и потерянный вид, что хочется затискать его до смерти. — Иди ты. — Чимин толкает его в грудь, избавляясь от тяжести чужой руки на плече, и спешит слинять. Чонгук смеется и нагоняет его без труда, сделав шаг чуть шире — ему даже на бег переходить не приходится. Удобно иметь длинные ноги. Чонгук всю дорогу до общаги улыбается, как умалишенный. Чимин сердито пыхтит, проклиная род Чонов до седьмого колена. У ограды территории общежития они вынуждены остановиться. Чимин поворачивается к Чонгуку и заранее выставляет руку, чтобы тот не смел больше к нему приближаться. — Ты знаешь, что об этом пожалеешь? — спрашивает Чимин у него, давая последний шанс одуматься и обойтись малой кровью. — Я готов рискнуть, — говорит Чонгук. Чимин шумно вздыхает, теряя всю спесь, его руки бессильно повисают вдоль тела. — Ты совсем с головой не дружишь, да? — уныло спрашивает Чимин. — Я потерял голову с того момента, как ты пытался испепелить меня своим яростным взглядом, — улыбается Чонгук. — А потом безжалостно заколол меня своим острым язычком. — Завтра в шесть, — с каменным лицом произносит Чимин и уходит, не прощаясь. — Спокойной ночи, — улыбается Чонгук его сердитому затылку. Чимин ускоряет шаг, позорно спасаясь бегством, и слышит, как ему в спину летит тихий смех. По изначальному плану он должен был найти нормального парня. Но что-то в жизни Пак Чимина снова пошло не так. Он будет сожалеть о сделанном выборе до конца своих недолгих дней.