Ничего, кроме музыки

"не приходи" Чонгук роняет сигарету изо рта. Он несколько раз перечитывает сообщение от Чимина. В нем всего одно короткое слово с отрицательной частицей, но Чонгук не понимает. Он в замешательстве. Они с Чимином трындели всю ночь — и последнее в их утренней переписке, как они пожелали друг другу доброго утра и хорошего дня. Чимин даже прислал милый смайлик в конце. А теперь все выглядит хуже некуда. Чонгук уже собирается ему звонить, как Чимин присылает еще одно сообщение, будто мысли его читает: "я позвоню" Окей, это уже не похоже на расставание. Но Чонгук отчего-то начинает нервничать только сильнее. Он накручивает себя на ровном месте, думая, что с Чимином случилась какая-то беда. На него совсем не похоже отменять их встречу за каких-то полчаса до ее начала. И Чонгук, притащившись заблаговременно, чтобы ни в коем случае не опоздать и заныкавшись с сигаретой в кустах за территорией университета в попытках скоротать время, теперь стоит и думает, что ему делать и как жить дальше. Ему ничего не остается, как ждать звонка Чимина. Время уже шесть. Они должны были сесть заниматься в библиотеке. Чимин неизвестно где, Чонгук ходит по дорожкам в парке туда-сюда. Он пробовал сидеть на скамейке, но у него мандраж. С одной стороны, он не хочет доставлять Чимину хлопот, если припрется в неподходящий момент, когда его попросили этого не делать. С другой, он действительно боится, что у Чимина неприятности. Может быть, из-за Гинхо. Когда Чонгук об этом думает, его всего трясет — представляет, как переломает этому ублюдку все 200 костей в его теле, если только увидит, как тот тянет к Чимину свои грязные руки. Чонгуку стоит огромного труда сохранять самообладание и ждать звонка. Наконец телефон оживает. Чонгук не выпускает его из рук и реагирует мгновенно, принимая входящий вызов. — Где ты? — выпаливает он, не давая Чимину даже возможности что-то сказать. — Все в порядке? — Да, — голос Чимина звучит сначала удивленно, а потом мрачно: — Но у нас проблема. — Какая? — Чонгук так напряжен, что у него начинает болеть голова. Последние сорок минут догадок, сомнений, метаний и беспокойства даются ему тяжело. — Мы больше не можем заниматься в библиотеке, — устало отвечает Чимин. — Сокджин-хён теперь меня пасет. Они с Намджун-хёном притащились и не хотели ни уходить, ни меня отпускать. Еле вырвался. — О… — Чонгук мысленно выдыхает. Не Гинхо. Ладно, эта тварь еще поживет. — Нам нужно найти другое место? — Да, и лучше подальше от универа. У Сокджин-хёна много знакомых. Если нас увидят вместе, сразу доложат. — Понял. Чонгук на самом деле понимает, почему Чимин не хочет, чтобы у Сокджина появился лишний повод докопаться до них обоих. Самому Чонгуку плевать: он не боится ни Сокджина, ни Юнги, ни всех, кто против него с Чимином, потому что их мнения никто не спрашивал. Но если Чимину так спокойней, Чонгук согласен сделать, как он хочет. Ему в принципе все равно, где проводить время — главное, что вместе. — Можем засесть в каком-нибудь кафе, которое работает допоздна, — предлагает альтернативу Чонгук. — Ты знаешь такое? — Чимин, кажется, не против. — Да, есть одно место. Но придется ехать. Зато шанс, что туда завалится кто-то из универа, близок к нулю. — Отлично. Давай встретимся у ворот. Я скоро буду. — Жду тебя. Чимин отключается первым. Чонгук массирует виски. Голова раскалывается. Остается надеяться, что она пройдет, иначе еще одно занятие будет потрачено впустую. Чонгук видит Чимина еще издалека и заранее начинает улыбаться, как идиот — он ничего не может с собой поделать. И не хочет. Чимин смущен. То ли тем, что заставил Чонгука ждать; то ли поведением своих излишне опекающих хёнов; то ли внеземной красотой Чонгука. На последнее рассчитывать, правда, сильно не приходится. Они обсуждают нейтральные темы, пока идут к остановке. Автобус до центра приходится ждать долго — они пропускают два, прежде чем приезжает нужный. Чимин большую часть времени молчит, смотря куда угодно, но не на Чонгука. Тишина между ними какая-то неловкая. Чонгук пытается понять, что не так, но лишние вопросы задавать опасается: Чимин вполне может его послать куда подальше и уйти домой заниматься своими делами или развлекать Хосока. В автобусе они садятся на заднее сиденье. Кроме них и водителя, едут всего три пассажира. На них никто не обращает внимания. Чонгук молча предлагает Чимину второй беспроводной наушник. Чимин благодарно улыбается и забирает его. Чонгук включает свою любимую подборку треков — хотя бы в отношении музыкальных предпочтений Чимина у него сомнений нет. Во всем остальном… их больше, чем уверенности. Чимин смотрит в окно. Чонгук наблюдает за ним краем глаза. Ему кажется, что Чимин рассматривает его в отражении в стекле — слишком неподвижный у него взгляд для того, кто следит за мелькающими городскими пейзажами. Чонгук почему-то наивно полагал, что если признается Чимину в симпатии, это поможет им быстрее наладить отношения и начать доверять друг другу. Но, кажется, это усложнило все только больше. Чимин его не то чтобы избегает… Но видно, что старается выдерживать дистанцию. Когда Чонгук на повороте придвигается ближе, Чимин почти вжимается в автобусное окно, сведя колени, чтобы избежать контакта их бедер. Чонгук усмехается. О, он уже играл в эти игры со стеснительным девчонками, которым нравился настолько, что они от его близости впадали или в полный ступор, или вот так же старались отползти подальше, не справляясь со своими эмоциями. Если Тэхён был единственной и, к сожалению, несчастной любовью Чимина, то опыта у него в отношениях нет никакого. Чонгук знает, как себя вести, хотя с Чимином не совсем, потому что тот все-таки не девушка. Чимин же вообще понятия не имеет, что ему делать и, самое главное, что делать с Чонгуком. Чонгук придвигается еще ближе и обнимает Чимина за плечи. Тот, ясное дело, сразу же начинает яростно его отпихивать, шипя что-то про людей и “увидят же”. Но трое одиноких пассажиров сидят к ним спинами и им откровенно насрать на то, чем заняты двое парней в самом конце автобуса. — Чем больше ты дергаешься и шумишь, тем больше привлекаешь внимания, — насмешливо замечает Чонгук, не давая скинуть свою руку. Чимин замирает. Смотрит на него сердито, а потом демонстративно отворачивается к окну. Чонгук улыбается своей маленькой, но победе над вредным мальчишкой. В какой-то момент Чимин сам жмется ближе к его боку, пригревшись — и потому что сидеть в напряжении, отклонившись в сторону, устает. У него легкий румянец на лице, которое он от Чонгука прячет. Но это скорее из-за довольно развязного трека с откровенным текстом, который звучит в наушниках. А Чонгук еще и мурлычет его себе под нос и неотрывно смотрит при этом на Чимина. Эффект это дает неожиданный: Чимин утыкается ему лицом в плечо и так замирает. Чонгук осторожно, почти боязливо, кладет руку на его голову и начинает мягко гладить по волосам. Пальцы дрожат от волнения. Если из-за Чимина у него начнется хронический тремор, то прощай карьера гитариста. Чонгук усмехается своим мыслям и зарывается носом в приятно пахнущие волосы, пользуясь тем, что Чимин тихий, покорный и не вырывается. Чонгуку безумно жаль, что им ехать остается всего две остановки. Он хотел бы кататься на этом автобусе по кругу до самого утра и не выпускать Чимина из своих объятий ни на секунду. На улице после салона автобуса прохладно, и они спешат поскорее добраться до кафе и спрятаться там от ветра. — Ты бываешь в таких местах? — Чимин оглядывается пораженно: Чонгук не устает его удивлять. Чонгук смущается и ведет рукой по волосам. Ему неловко говорить Чимину правду: — Я нет… Но Соён-и здесь нравилось. Чимин бросает на него быстрый взгляд — в нем нет осуждения или ревности. Скорее, Чимин проверяет, настолько же неуверенно выглядит Чонгук, как звучит его голос при упоминании его бывшей девушки. — Мне здесь тоже нравится, — улыбается Чимин, снимая повисшее между ними напряжение, и идет к дальнему столику у окна. — Я давно хотел найти книжное кафе, но одному приходить не хотелось. — Я рад, что могу составить тебе компанию. Они садятся за столик в углу, отгороженный от остального помещения книжным стеллажом, на котором стоят горшки с цветами, создавая атмосферу домашнего уюта. Чимину здесь правда очень нравится: его глаза блестят, когда он, развернувшись на диване, рассматривает корешки книг на полках. — Можем что-нибудь заказать, — предлагает Чонгук. — Кофе. Чонгука не удивляет, что вкусы на кофе у них не сходятся. Его больше поражает, как Чимин в состоянии пить, не морщась, двойной эспрессо без сахара и даже без сливок — горькая несусветная гадость. Себе Чонгук заказывает шоколадный молочный коктейль, и Чимин хихикает над ним и дразнит тем, что это могут пить только дети и девушки. Чонгук фыркает: он на такие провокации не ведется. Он на девушку даже со спины не тянет, хоть волосы отрастил уже почти до подбородка. — Я могу спросить? — Чимин со смущенной улыбкой рассматривает Чонгука поверх горячей кружки, обняв ее обеими руками и согревая замерзшие пальцы. — Спрашивай. — Чонгук удивленно приподнимает брови. С каких пор Чимину требуется его разрешение задавать неудобные вопросы? Чонгук весь внимание. Даже прекращает тянуть свой девчачий коктейль через трубочку. — Почему вы с Соён расстались? — Чимину неловко. Все-таки это личное и его, по-хорошему, не касается. — Мне, как и остальным, казалось, что вы хорошая пара. Чонгук ждал этой темы, потому что она все равно рано или поздно бы всплыла. Но только Чимину он готов открыться. — Странно, что ты не спросил, почему я ее бросил, — криво усмехается Чонгук. — Именно так звучит официальная версия. — Ладно, — Чимин не собирается отступать, раз уже решился. — Почему ты ее бросил? Чонгук смотрит в окно. — Это сложно, — наконец произносит он и все-таки пробует объяснить: — Она первая подошла ко мне и захотела познакомиться. Следила за мной в соцсетях и приходила на наши концерты… Я знал, что она младшая дочь в семье Кимов, но согласился с ней встречаться не поэтому. Я был удивлен, если честно, что ее родители так легко приняли меня, хотя у меня нет ни денег, ни родословной, ни богатых или известных родственников. Наше социальное неравенство было слишком очевидно. Но ни ее, ни ее семью это не смущало. Чимин внимательно слушает. Чонгук не хочет вдаваться в подробности и обрисовывает только общие черты: — Соён-и мне нравилась. С ней было интересно и весело. Она вдохновляла меня писать музыку. Но потом… — Чонгук ведет рукой по волосам и разминает шею. Голова все еще болит, но уже не так сильно. — Честно, я просто не думал, что все зайдет так далеко. Что она влюбится в меня по-настоящему. Что начнет строить планы… Я был не на своем месте. Я всегда это знал и понимал. Но до последнего не решался причинить ей боль. — Понятно, — тихо говорит Чимин, опуская взгляд в свою кружку. — В общем, когда она в начале лета уже начала планировать свадьбу… — Чонгук неловко пожимает плечами. — Я решил, что будет лучше сказать ей правду сейчас, чем сделать ее самой несчастной женой на свете, которую не любит ее собственный муж. Я не хотел ломать ей жизнь. Она еще молоденькая, у нее все впереди. Она точно найдет себе куда более достойного спутника жизни, чем я. — Мне кажется, ты хороший человек, — внезапно говорит Чимин, подняв голову на Чонгука. — Я могу ошибаться, но я так чувствую. Твоя любовь могла бы сделать ее самой счастливой женщиной на свете. — Но любви не было, — тихо говорит Чонгук, и Чимин вздыхает: — Да… сердцу не прикажешь. Раз уж они заговорили о личном и наболевшем, Чонгук решается задать встречный вопрос: — А что ты? Как ты понял, что любишь Тэхёна? Чимин моргает. У него на лице немой вопрос: “как ты узнал, что я люблю Тэхёна”? Но почему-то выяснять, кто Чонгуку рассказал, Тэхён или Хосок, не собирается — это не так важно, как то, что Чонгука волнует эта тема. Чимин собирается с мыслями, не пробует отшутиться или ловко перевести тему. Он готов ответить откровенностью на откровенность. — Тэ был со мной всегда, — тихо произносит Чимин. — Он был словно частью меня. Для меня мы были единым целым — я не представлял, как могу существовать без него. Сейчас я понимаю, что это была не совсем здоровая привязанность, но тогда… Я жил жизнью Тэхёна и никогда не жил своей. Я словно был рожден для него, чтобы всюду следовать за ним, заботиться о нем, поддерживать и любить его. У меня не было никаких других желаний и целей, кроме как быть с ним рядом. Чонгуку почему-то некомфортно от того, как отстраненно Чимин говорит о своих переживаниях, будто рассказывает историю жизни чужого ему человека, никогда не переживая все те чувства и эмоции, которыми она была наполнена. — В какой-то момент я просто понял, что хочу стать к нему еще ближе. Когда Тэ начал встречаться с нашей одноклассницей в средней школе… Я с ума сходил от ревности. Не мог спать по ночам и срывался на всех. Это было ужасно. — Чимин улыбается с какой-то легкой грустью, вспоминая себя в те годы. — И дальше все становилось только хуже. Чем больше я подавлял свои чувства, тем яростнее они рвались наружу. Мы с Тэ начали постоянно ссориться и конфликтовать… К тому моменту, как мы заканчивали старшую школу, мы уже почти не общались. Я был весь в учебе, а Тэ — весь в своих девчонках и в вашей группе. — Почему ты тогда решил ему признаться? — Чонгук честно пытается понять. Взаимоотношения Чимина и Тэхёна до сих пор кажутся ему какими-то слишком запутанными. И Чонгук может не признаваться в этом даже самому себе, но глубоко внутри он переживает из-за того, что Чимин все еще может Тэхёна любить. Такая сильная привязанность, формировавшаяся годами почти с самого рождения, не может пропасть за какие-то пару лет, так ведь? — Я был пьян, — криво улыбается Чимин, но не его глаза. Его лицо пугает своей холодностью. — Надрался на его дне рождения, потому что он мне руки выкрутил, чтобы я пришел, а сам весь вечер только и делал, что сосался со своей девушкой, Саран, и лез к ней под юбку. Когда я психанул и сказал, что иду домой, он, ясное дело, обиделся, побежал меня догонять, начал на меня кричать и хватать за руки, ну и… — Чимин резко вздыхает. — С языка сорвалось. Я вообще не собирался ему ничего говорить. Просто так вышло. Чонгук кивает. Он знает, как это бывает. И как потом бывает мучительно стыдно за то, что не вышло держать язык за зубами. — Но я даже рад, — внезапно признается Чимин, — что сказал ему. Как камень с души свалился. Больше не надо было контролировать свое лицо, взгляды, слова и жесты, чтобы ничем себя не выдать. Я испытал облегчение… И, не знаю, меня будто отпустило? — Ты все еще что-то чувствуешь к нему? — тихо спрашивает Чонгук. Чимин качает головой: — Мне пришлось хлебнуть много дерьма — и по вине Тэ в том числе. Мои чистые и невинные чувства были втоптаны в грязь и уничтожены… — Он внезапно выглядит виноватым. — Не говори ему, пожалуйста, но, на самом деле, я до сих пор видеть его не хочу. — Потому что все еще любишь. Чимин не спорит. Наверное, все-таки понимает. Он может это отрицать головой, но… сердцу не прикажешь. Чонгук старается справиться с досадой, горечью и грустью. Он допивает тошно-сладкий коктейль и предлагает начать заниматься. Здорово, конечно, просидеть тут до самого закрытия, но все же стоит поспать, учитывая, что они из-за друг друга не спали всю предыдущую ночь, обмениваясь сообщениями. Как ни странно, несмотря на неприятный осадок, оставшийся после разговора, им удается продуктивно поработать. Возможно, как раз потому что они стараются убежать от своих мыслей и переживаний, полностью погрузившись в учебу и сконцентрировавшись на ней. Когда они выходят из кафе, у Чонгука уже не болит голова, но неприятно ноет за грудиной. Он снова чувствует себя больным. И внезапно начавшийся дождь расстраивает еще больше. — Твою мать, — говорит он, стоя под козырьком рядом с Чимином. — Льет как из ведра. Чимин ежится. На улице и так не май месяц, а теперь еще сыро и промозгло. Сразу хочется вернуться в теплое и уютное книжное кафе. — Я живу неподалеку, — внезапно говорит Чонгук и смотрит на Чимина. Будь он девчонкой, Чонгук бы такое предлагать не стал, но они оба парни, и это не должно стать проблемой. — Можешь у меня на ночь остаться. Чимин смотрит на него широко распахнутыми глазами, забыв закрыть рот. — Ну нет! — категорически отказывается он. — Какая разница, мокнуть до общаги или до твоего дома? — Разница в том, что у меня дома можно сразу душ принять и переодеться, а ты в мокрой одежде еще будешь ехать полчаса до кампуса, — немного раздраженно разжевывает Чонгук Чимину, как маленькому. — Заболеешь, не сможешь ни учиться, ни танцевать. Выбирай. Все равно зонта у нас нет. Мокнуть придется по-любому. Чимин упрямо поджимает губы и решительно шагает под дождь. Втягивает голову в плечи, потому что ледяные капли попадают за шиворот, и это особенно холодно и мерзко, и спешит к пешеходному переходу. Остается перейти на другую сторону и добежать до остановки. — Эй! — Чонгук с запозданием его догоняет. Он вообще хотел снять косуху и хоть как-то Чимина от дождя защитить, но тот успевает промокнуть, когда они еще стоят на светофоре и ждут переключения сигнала. Чимин отряхивается, как воробей, оказавшись под навесом автобусной остановки. Он дрожит с головы до ног. — Ты такой… упрямый! — рычит на него Чонгук и хватает за руку. — Иди сюда, бестолочь. Чимин сопротивляется, но не сильно, потому что ему холодно, а Чонгук горячий, как печка. — Да стой ты уже, не дергайся! — раздраженно приказывает Чонгук. Нашел, когда из себя неприступную крепость строить! Чимин для виду ерепенится еще немного, но стоит Чонгуку обхватить его обеими руками, обнимая со спины и хоть немного прикрывая от ветра по бокам своей курткой, застывает. Чимин жмется лопатками к груди Чонгука. Его зубы отстукивают чечетку друг об друга. А автобус все не едет. — Пойдем ко мне, — снова предлагает Чонгук, смотря на мокрую макушку перед собой. — Чимин-а… — Нет. — Почему нет? — упрямо допытывается Чонгук. Чимин уже знает, каким он может быть настойчивым. Проще сдаться сразу. Чимин не отвечает. Его хватает еще минуты на две. С транспортом в вечернее время всегда беда… Если бы у Чимина были лишние деньги, он бы давно вызвал такси. В конце концов, он вынужден согласиться: — Ладно, пойдем к тебе. — Давно бы так, — бурчит Чонгук, но радуется тому, что Чимин в итоге прислушался к замерзшему голосу разума. Чонгуку очень не хочется, чтобы по его вине Чимин простыл и ослаб. Им снова приходится бежать под дождем. Но теперь их хотя бы греет мысль, что через пару минут они окажутся в сухом и теплом помещении. Чонгук съехал от родителей летом — как раз после того, как пожил три недели в гараже Тэхёна и понял, что ему очень нравится быть одному, ни от кого не зависеть и жить так, как ему хочется. Эту квартиру ему помог найти и снять Юнги, за что Чонгук до сих пор ему благодарен. Он проживает по блату в студии, которую за те деньги, которые он платит за аренду и коммуналку, снять почти в центре города попросту невозможно. Хоть Чимина привести не стыдно. — Раздевайся и дуй сразу в ванную. — Чонгук сует Чимину свои мягкие тапки, а сам босиком идет к шкафу. Достает комплект новых полотенец, шерстяные носки и долго ищет среди кучи неизменно черных шмоток — другого цвета одежда у Чонгука не водится — шорты для бега и свой зимний свитшот с термоподкладкой. Самое то для мерзлявого Чимина. Когда Чонгук возвращается в прихожую, Чимин все еще топчется на месте — только разулся и куртку снял. Чонгук начинает на него злиться. Хватает его за руку и тащит в ванную насильно. Сразу закрывает дверь, чтобы не думал сбежать, и начинает его раздевать. — Прекрати! — Чимин вырывается, не давая себя трогать. — Ты, блин, дурак, — выдыхает Чонгук раздраженно, все равно стягивая с него мокрую толстовку через голову. — Не собираюсь я к тебе приставать. Я не хочу, чтобы ты заболел. Чимин обиженно надувает губы. Глядит на него с укором, будто Чонгук его изнасиловать пытался, воспользовавшись моментом слабости. Чонгук невозмутимо снимает с его носа покрытые каплями воды очки и кладет на полку под зеркалом. Чимин подслеповато моргает. — Я сам, — отрезает он и дрожащими, непослушными пальцами расстегивает джинсы. Чонгук больше с помощью не лезет и быстро избавляется от своей мокрой одежды. Чимин резко отворачивается и очень интересуется узором на кафеле, чтобы даже краем глаза не видеть Чонгука голым. Он все еще медлит со своими джинсами, а сам дрожит, как осенний лист на ветру. Чонгук раздраженно выдыхает — Чимин балбес, — и регулирует воду перед тем, как первым зайти в душевую кабинку. Чимину требуется время, чтобы собраться и решиться. Чонгук его не торопит, хотя так и хочется на Чимина рявкнуть, чтобы тот уже вышел из образа монашки-девственницы. За кого он Чонгука принимает? За озабоченного маньяка? Чимин все-таки стягивает джинсы, но трусы оставляет — все равно мокрые. Преодолевая смущение и подгоняемый холодом, он присоединяется к Чонгуку. Тот сразу же уступает ему место под горячими струями. Он хочет Чимина растереть, но, вспоминая, как тот от него шарахался, опасается, что Чимин, попытавшись от него сбежать, поскользнется и навернется. Еще расшибется… Сокджин ему этого точно никогда не простит. Сам Чонгука в лепешку раскатает. Чимин его стесняется. Не поворачивается к Чонгуку лицом, зажимается и почти не двигается, чтобы случайно его не задеть. Чонгук воспринимает это нормально: он старается Чимина не смущать своими взглядами и лишний раз не касаться. Чимин, выйдя из душа, закутывается в большое махровое полотенце — черное. Чонгук, взяв второе, сразу начинает сушить ему волосы. Как ни странно, Чимин не вырывается и не огрызается. Оттаял под горячим душем? Чонгук повязал только полотенце на бедра, и Чимин украдкой, но с интересом, рассматривает его татуировки. Видно, что хочет спросить, но почему-то не спрашивает. А Чонгук уже ждет от него стандартных вопросов типа: “а почему ты решил их сделать?”, “а что они значат?”, “а ты думал, как в старости выглядеть будешь?”. Смешно, конечно, потому что Чонгук вообще рукав набил на спор, а рисунок выбрал просто из тех, что ему в каталоге первым понравился. Какой глубокий смысл? Какие мысли о будущем? Вы кого об этом вообще спрашиваете? — Спасибо... — Чимин наконец решается посмотреть Чонгуку в глаза — впервые с того момента, как они выскочили из кафе под дождь. — Пойду сделаю что-нибудь горячее. Надевай. — Чонгук вручает Чимину теплый свитшот, а сам идет на кухню ставить чайник и рыться в шкафах в поисках чего-нибудь приличного. Но что-то ему подсказывает, что в последний раз, когда они тут тусовались с Тэхёном и Юнги, эти двое выхлебали весь сортовой чай, который сами же ему и подарили. Иметь заботливых друзей так здорово. Чимин не сразу присоединяется к нему на кухне. Вряд ли столько времени ему требовалось, чтобы всего-то через голову натянуть на себя свитшот, надеть шерстяные носки и сунуть ноги в тапочки. Чонгук думает, что проблема явно не в этом. К тому моменту, как Чимин все-таки решается выйти из своего укрытия, Чонгук уже успевает не только трусы напялить, но и домашние спортивные штаны. — Тебе не холодно? — спрашивает Чимин, присаживаясь за барную стойку. Чонгук чувствует его взгляд на своей обнаженной коже, но позволяет Чимину себя рассматривать. — Мне всегда жарко. Чонгук, пока чай заваривается, снимает с плеч полотенце и продолжает сушить свои волосы. От воды они завиваются еще больше. Чимин сначала смущенно смотрит куда-то в сторону, но надолго его выдержки не хватает, и он снова пялится на голого по пояс Чонгука. Чонгуку приятно: он, конечно, не для Чимина старался сиськи и пресс качать, но восхищение Чимина его телом льстит. И это с Чонгуком, наверное, впервые. Чимин в его одежде слегка утопает, но выглядит так трогательно и по-домашнему уютно, что Чонгуку отчего-то становится неловко — и приходит его очередь брать таймаут в ванной. Когда Чонгук возвращается, развесив мокрые полотенца и вещи сушиться, то молча оседает на барный стул. Чимин поразительно быстро осваивается и уже хозяйничает на его кухне. Чонгук видит две парящие кружки, полные чая, и Чимина, изучающего недра холодильника. Там холодно и пусто, как в бескрайних просторах Антарктиды. — Как ты еще жив? — спрашивает Чимин, изучая продукты на полках. — Фастфуд, пиво, просроченная молочка… Чонгук. — Он смотрит на него через плечо. Чонгука аж передергивает: как будто свою маму видит. — Мне что, переехать к тебе, чтобы ты начал нормально питаться? — Я не против, — говорит Чонгук не раздумывая. И понимает, что, хоть и не успел в полной мере насладиться одинокой холостяцкой жизнью на съемной хате, Чимина ему хочется видеть не только в университете и на их дополнительных занятиях. Чимин замирает. Потом быстро отворачивается и закрывает дверцу холодильника. — Хосок-хён меня не отпустит. — Я твой парень, а не Хосок, — замечает Чонгук. Чимин вспыхивает, и опять начинается: — Ты не мой парень! Я с тобой встречаться не соглашался! — Думаешь, надо обязательно вслух озвучить то, что и так очевидно? — насмешливо спрашивает Чонгук. Ему безумно нравится Чимина беззлобно журить и ставить в неловкое положение. Он такой милый, когда возмущается, пытаясь не показывать, насколько смущен. — Ничего не очевидно! — Чимин берет обе кружки и ставит одну на барную стойку перед Чонгуком. Сам садится на высокий стул напротив. — Ладно. — Чонгук остается невозмутим. Если Чимин этого еще не понял, то он конкретно попал, умудрившись понравиться кому-то, вроде не умеющего сдаваться Чон Чонгука. В нем это попросту природой не заложено — уступать, проигрывать и признавать поражение. — Давай встречаться, Мин-а. Ты будешь моим парнем? Чимин утыкается с носом в чашку и делает глоток. Шипит, поторопившись и обжегшись горячим чаем, и, когда Чонгук начинает над ним смеяться, обиженно восклицает: — Это ты виноват! — Я во всем виноват, — миролюбиво соглашается Чонгук. — И в том, что нравлюсь тебе, тоже. Я не специально, но рад, что получилось. — Ты мне не… — начинает Чимин, но потом умолкает. Вздыхает. Ему тяжело, но он вынужден капитулировать. — Хорошо. — Значит, ты согласен? — уточняет Чонгук. Мало ли что “хорошо”. Чимин сказал одно, Чонгук понял другое, и они опять будут ходить вокруг да около. Чонгук это терпеть не может. — Тебе будет со мной тяжело, — слышит он вместо конкретного “да”. — Я ревнивый. И требовательный. И характер у меня мерзкий. И чувство юмора саркастично-специфичное… А еще я твой фанат, а это значит, что у меня не все в порядке с головой. Видишь, какое приданое богатое. Чонгук не знает, то ли смеяться, то ли обижаться. За своих фанатов, конечно же. Хотя Чимин прав. У некоторых и правда не все дома, в чем Чонгук убеждается на каждом концерте и при личной встрече. Психов мало, но они такие шумные и буйные, что кажется, будто их реально тьма тьмущая. — Надеюсь, ты не думаешь, что я подарок небес? — осторожно спрашивает Чонгук. Чимин похож на реалиста. Вряд ли он глядит на Чонгука сквозь розовые очки. — Ты мое персональное проклятье, — нисколько не сомневаясь, отвечает Чимин. — И многое в тебе мне не нравится, но… — Он смущенно кашляет в кружку. — Нравишься ты мне сильней. Улыбка сама собой появляется на лице Чонгука — он ее не контролирует, даже когда уже начинает ломить скулы. — Значит, мы все решили? Чимин кивает. Чонгук идет ва банк: — Остался тогда последний вопрос. Жизни и смерти. Раз мы теперь официально встречаемся… Ляжем в одну кровать? — НЕТ! — ожидаемо слышит он возмущенный и почти гневный вопль Чимина. И начинает ржать, за что сразу получает ногой по голени. Охая, Чонгук трет место ушиба, но продолжает угарать над Чимином и его очаровательно красными щеками. — Извращенец гребаный, — бурчит Чимин и еще долго зыркает на Чонгука опасным взглядом “не приближайся — убью”. Чонгук уступает ему кровать, а сам ложится на диван. Он узкий и ужасно неудобный, спать на таком может только Юнги, который точно втихаря ото всех увлекается йогой или чем-то пожестче. Чонгук ворочается, вздыхает и никак не может заснуть. Не спит и Чимин. Слушает все эти тяжелые вздохи и шуршание одеяла. И, в конце концов, не выдерживает. Сокджин, блин, прав: он совсем бесхребетный. — Все, хватит. Иди сюда. Чонгука дважды звать не надо. Он тут же хватает подушку и одеяло и спешит к Чимину на кровать, пока тот не передумал. Кровать евро, и места на ней двоим хватает с лихвой — даже случайно не прижмешься под предлогом тесноты. Чонгук борется с искушением Чимина обнять, прикинувшись Тэхёном, который не в состоянии заснуть, если не зажмет кого-нибудь или свою подушку-обнимашку. Но Чонгук не Тэхён. Внутри саднит и тянет. Чонгуку больно дышать, хотя он не понимает причины. Ведь Чимин согласился быть его парнем. Они спят в одной кровати. И все вроде бы хорошо. Чимин сказал, что больше Тэхёна не любит, но… Чонгук ему не верит. И это разрывает его глупое, влюбленное сердце на части. Чимин сам подбирается к нему ближе и обнимает рукой поверх одеяла за живот. Утыкается носом в плечо и тихонько дышит. Чонгук чувствует, как напряжение постепенно отпускает. Он осторожно прислоняется щекой к мягким и пушистым после душа волосам Чимина — от них пахнет его, Чонгука, кондиционером. Это странно и волнительно, но Чонгуку нравится. Он улыбается бездумно и, сам не замечая, проваливается в сон, сколько ни старается как можно дольше удержаться в этом моменте. Он все отдаст и сделает, лишь бы он повторился.