***
Они возвращаются домой за полночь. После флешмоба организаторы сняли ресторан, чтобы вместились все участники, и они отлично провели время: вкусно поели, надорвали животы и связки от непрерывного хохота, кто-то напился от души и решил станцевать еще — буквально до упаду. Хосок в их числе. Юнги снизошел до того, чтобы дотащить его бренное тело до общаги — они ушли одними из первых. Следуя их примеру, под шумок тихонько свалили и Чимин с Чонгуком, пока Тэхён не организовал еще одну спонтанную автограф- и фотосессию. Видео флешмоба уже сверстали и слили в сеть, туда же давно попали и ролики случайных людей, оказавшихся в самом эпицентре событий. Чимин пересматривает их все, пока они едут домой в такси. Чонгук тоже смотрит, положив голову ему на плечо, и забавно комментирует некоторые моменты. У Чимина уже нет сил смеяться, но он все равно смеется. В нем так много энергии — он думал, что отдал ее всю во время выступления, но обратно получил еще больше. Он переполнен эмоциями. Это был один из самых ярких и запоминающихся дней в его жутко унылой и печальной до встречи с Чонгуком жизни. Чимин сам не знает, почему таким был: замкнутым, отстраненным, весь в учебе и своих мыслях. Чонгук словно спас Чимина от него самого. Они (чудом) не целуются на заднем сиденье такси. Терпят до последнего — а взгляд, как примагниченный, то и дело опускается к чужим губам. Но едва заходят в подъезд, как Чонгук сразу же зажимает Чимина у стены. Прижимается к нему всем телом, твердым и горячим, и терзает его губы, жадно и несдержанно. Одному Богу известно, как он терпел и не прелюбодействовал на публике столько часов. Чонгук сам удивляется своей армейской выдержке. Но она кончается в тот миг, когда прохладные руки Чимина забираются под его рваную футболку и с нажимом проходятся по спине. Резко спускаются вниз и ныряют под пояс джинсов и резинку боксеров. Чонгук хрипло смеется в губы Чимина, восторгаясь его резвостью, и притирается бедрами к его бедрам, зная, как завести его еще больше. — Чимин-ши… — соблазнительно понизив голос, выдыхает он жарко и томно в его губы. — Вы такой негодник. — Чья же это вина, Чонгук-ши? — в тон ему отвечает Чимин, сам не зная, как еще не сползает вниз по стене. Он один сплошной сгусток возбуждения. Он уже настолько не в себе, что готов отдаться Чонгуку прямо на лестничном пролете. — Каюсь, мой господин, и готов ее искупить. Игнорируя возражения Чимина, Чонгук подхватывает его под задницу, сажая себе на талию, и несет наверх. — Чонгук-а, твоя нога… — пробует образумить его Чимин, испуганно вцепившись в его плечи, но Чонгук не хочет ничего слышать. Чимин не боится, что Чонгук его уронит: он переживает, что тот себе вредит, поднимая на пятый этаж лишние шестьдесят кило веса. Но Чонгук справляется с повышенной нагрузкой без проблем — даже не запыхался. Прижимает Чимина к стене рядом с входной дверью, не собираясь его отпускать и наваливаясь всем весом, чтобы освободить одну руку, и достает из кармана ключи. Чимин, вновь расслабившись, когда нога Чонгука благополучно переживает подъем по лестнице, целует его в горячую шею — так, как только он умеет, моментально выключая у Чонгука мозги. Он попадает в замочную скважину только с шестой попытки — сам не верит в свою удачу. Раздеть друг друга у них получается куда быстрее и ловчее, чем самих себя, и Чимин только пьяно (хотя он особо не пил) хихикает, когда Чонгук от досады кусает его за бедро, потому что не может справиться со слишком узкими стрейч-джинсами. Чонгук тщательно вылизывает место укуса, вскинув на охнувшего и затихшего Чимина темные и голодные глаза — Чимину резко становится не до смеха. Он ищет поддержку и опору в стене — в ней он уверен больше, чем в своих ногах и вестибулярном аппарате. На самом деле, ему все еще немного страшно, потому что это его первый опыт и он не знает, как все будет. Но страх необъяснимым образом только сильнее подстегивает: щекочет и так раскаленные возбуждением нервы и затягивает пульсирующий узел желания внизу живота. Когда рот Чонгука оказывается на его члене — бесстыжие губы обхватывают головку сквозь ткань топорщащихся трусов, — Чимин так резко закидывает голову назад, что ударяется затылком о стену. В глазах темнеет от боли, на глаза мигом наворачиваются слезы. Чонгук слышит глухой звук удара пустой черепной коробки Чимина о бетон: он тут же вскакивает на ноги и с беспокойством заглядывает ему в лицо. — Ты в порядке? — он щупает и массирует его затылок, отстранив руку Чимина, потиравшего место ушиба, и Чимина прорывает. Он начинает смеяться над своей потрясающей “ловкостью”. Благодаря смеху градус стресса стремительно падает. Чонгук ощущается таким, каким Чимин его всегда привык видеть. Но сегодня ночью он хочет увидеть другое его лицо. — Я не в порядке с тех пор, как встретил тебя, — шепчет Чимин, притягивая Чонгука ближе к себе за бедра. На Чимине только трусы и носки, на Чонгуке — расстегнутые джинсы, которые Чимин еще не успел с него стянуть. Он собирался, но Чонгук оказался быстрей и проворней, сразу опустившись перед ним на одно колено. Но не для того, конечно же, чтобы сделать ему предложение. Если только непристойное. — Но мне нравится жить в твоем хаосе. Чонгук усмехается. — Мне придется взять за это ответственность, как твоему мужчине, — так же жарко шепчет он в ответ. — А мне — принять душ. Чимин ускользает, дразнясь. Бросает на напряженно застывшего Чонгука игривый взгляд через плечо и скрывается за дверью ванной. Щелкает замок. Чонгук усмехается, качая головой. Что-то ему подсказывает, что из ванной Чимин уже не выйдет. По крайней мере, точно не в ближайшие минуты. Чонгук идет на кухню: попить холодной воды из холодильника и остыть. Думает, что бухать пиво с парнями после флешмоба было плохой идеей. Из-за большой мышечной массы и быстрого метаболизма Чонгуку не так-то просто опьянеть. Но. От Чимина его ведет и так, а вкупе даже с небольшим градусом этанола в крови… Лучше не рисковать. Возбуждение начинает спадать. Но джинсы все еще жмут, так что Чонгук их снимает. Собирает разбросанные в прихожей шмотки, отряхивает их, складывает и убирает по местам: что-то в шкаф-купе, что-то в комод. Пока он наводит порядок, то и дело поглядывает на закрытую дверь в ванную комнату. Слышен шум воды. Чонгук не засекал специально время, но уверен, что минимум минут десять уже прошло. Чимин решил еще раз целиком душ принять? Они помылись в танцевальной студии, куда заехали вместе с другими участниками флешмоба перед рестораном. Чонгуку пришлось, потому что Тэхён на сцене вылил на него бутылку — и ладно воды, так нет, содовой. Чимин в машине успел слизать сладкое послевкусие с его шеи. Чонгук до сих пор не знает, как пережил этот вечер. Но эту ночь, наверное, он уже не переживет. Потому что Чимин выходит в одном полотенце, которое обычно повязывает на бедра, но сейчас кутается в него весь — оно едва-едва прикрывает верх бедер. Его молочно-белая, влажная кожа буквально светится на черном фоне — Чонгук не может оторвать от нее глаз. Чимин подходит к барной стойке. Поворачивается к Чонгуку лицом, позволяя полотенцу спасть на пол, и упирается руками о стойку позади. Подтянувшись, садится на ее край. Чонгук громко сглатывает. Но не опускает взгляда никуда ниже лица Чимина, словно тот не сидит сейчас перед ним абсолютно голый. Как самое аппетитное и изысканное блюдо, которое Чонгук в состоянии представить и возжелать так же сильно. Чимин ждет реакции. Чонгук застыл, как статуя, держа в руках тарелку: он не может вспомнить, хотел ее помыть или, уже помыв, убрать на место. В голове приятная, ничему не обязывающая пустота. Чонгук смотрит на Чимина и думает только об одном — насколько тот прекрасен. С этими розовыми волосами и покрасневшими от поцелуев губами он выглядит, как падший ангел, поддавшийся страстям и похоти, но еще не утративший внутренний свет и пленительную чистоту. Чимин такой нереальный и в то же время настоящий. Чонгуку страшно к нему притронуться — он уверен, у него галлюцинации. Но Чимин на ощупь именно такой, каким выглядит: гладкий, упругий, восхитительно горячий. Чонгук сам не замечает, как, расставшись с тарелкой, подходит и опускает руки на его колени. Ему приходится смотреть на Чимина снизу вверх — непривычно, но почему-то правильно. Чимин кладет свои маленькие и нежные ладони на его напряженные плечи и ненавязчиво массирует. — То, что ты сегодня сделал… Ты не представляешь, как много это значит для меня, — говорит Чонгук тихо, завороженно смотря на лицо Чимина. После флешмоба рядом постоянно были другие люди, и у них не было возможности поговорить наедине. Поэтому им так не терпелось вернуться домой. — Ты не представляешь, как много ты сделал и делаешь для меня, — тихо говорит Чимин в ответ. — Я рад, что смог исполнить твое желание. — Я сделаю все, что ты захочешь. Любое твое желание, — шепчет очарованный и порабощенный Чонгук, с нажимом ведя руками вверх по бедрам Чимина. Тот сам раздвигает ноги, и Чонгук делает полшага вперед, вставая между ними. — Ты знаешь, чего я хочу, — так же тихо выдыхает Чимин в ответ, переходя с плеч на шею Чонгука и сцепляя сзади пальцы замком. — И дать это мне можешь только ты. Мне нужен только ты, Гукки. Чонгук подтягивает Чимина за бедра ближе к краю столешницы. Но не для того, чтобы подхватить и унести на кровать. Он целует его в ямочку между острых ключиц и медленно спускается к груди. Чимин наблюдает за ним, не смея отвести глаз, и позволяет себе только взволнованно дышать, боясь Чонгука спугнуть. Он все еще не уверен, что тот решится. Когда-то это все равно произойдет. Но Чимин не хочет терять время. После аварии Чимин словно торопится жить, чтобы не упустить ни единой возможности сделать то, что хочется и что ему необходимо. Чимину нужен Чонгук — живой и здоровый. Все остальное совершенно неважно. — Хочу сделать татуировку, — внезапно говорит Чимин, и Чонгук вскидывает на него удивленный взгляд. Он явно не ждал, что Чимин решит настолько радикально поменять себя и свою жизнь. Как говорится, с кем поведешься... — Моя имя? — тут же спрашивает Чонгук, и Чимин смеется: — Мистер засранец? — Так вот как Вы меня зовете, Чимин-ши, пока я не слышу? Какой Вы плохой мальчик. — Можете меня наказать, Чонгук-ши. Чимин наклоняется для поцелуя. Ему не нужен ответ: он все видит во взгляде Чонгука. Чонгук сделает для Чимина все, о чем тот ни попросит. Поэтому ему нужно быть очень осторожным в своих желаниях. Чимин обнимает Чонгука за шею, когда тот уверенно подхватывает его на руки. Они не прерывают поцелуя — неторопливого и размеренного, словно оба хотят замедлиться и подольше насладиться моментом, — даже когда падают на кровать. Чимин сразу же оказывается снизу. Он уже знает, что делать. Улыбается в губы Чонгука, забираясь шаловливыми руками под резинку его боксеров, и с силой сжимает пальцы на его твердых, горячих ягодицах, ближе притягивая его бедра к своим. Чонгук трется об него, целуя все более пылко и властно, и Чимин уступает ему инициативу во всем. У него было время подумать. Представить все возможные варианты развития событий. Решить окончательно и бесповоротно, что он готов целиком и полностью довериться Чонгуку. И даже если все будет совсем не так, как ему хочется и мечтается и как он все себе представляет, это неважно — важно то, что это Чонгук. И последний барьер между ними падет сегодня. Чимин все решил. Он нетерпеливо кусает губы Чонгука, который гладит его всюду, избегая паха — дразняще проходится по чувствительной внутренней стороне бедер — и снова мимо. Когда Чимин от досады царапает короткими ногтями его лопатки, Чонгук вынужденно выгибается, вдавливая застонавшего Чимина в кровать, и тут же перехватывает руки, заводя их за голову и прижимая к подушке. Он удерживает скрещенные руки Чимина одной рукой. Чонгук отстраняется и смотрит на Чимина. Тот тяжело дышит, как и он, и так же плохо фокусирует взгляд. Облизывает пульсирующие губы, и взгляд Чонгука сам собой опускается к ним. — Я остановлюсь, если вдруг… — начинает Чонгук — его голос непривычно сиплый и низкий. Но Чимин не желает ничего слышать: — Не останавливайся. Пожалуйста, не останавливайся. Это звучит так, с придыханием и на выходе, словно Чонгук уже в нем — и Чимин на грани. Он едва успевает вдохнуть, как Чонгук набрасывается на него, несдержанно и жадно. Его язык сразу же проникает в рот, и пальцы на скрещенных запястьях сжимаются почти до боли. Но Чимин ее не замечает, потому что вторая рука Чонгука уже внизу, между его ног. Обхватывает его сочащийся смазкой член, трет большим пальцем головку, задевая чувствительную уздечку, проходится по бороздке, и это так мучительно медленно и хорошо, что Чимина всего выгибает и ломает. Чонгук выпускает его руки, и они тут же оказываются на его груди. На секунду Чонгуку кажется, что Чимин сейчас оттолкнет его. Но подрагивающие маленькие ладони скользят вверх, к шее, ложатся на нее с обеих сторон, и Чонгук уступает Чимину инициативу в поцелуе — дает возможность ощутить призрачный контроль. Он не хочет быть слишком напористым, каким привык быть. С Чимином ему хочется быть другим. Но Чонгук все еще не уверен, что у него получится. Чонгук вынужден прерваться. Он злится, Чимин это чувствует и замирает. Чонгук раздраженно встряхивает длинными волосами и резко отталкивается от кровати. Чимин едва успевает испугаться, что тот сейчас встанет и уйдет, но Чонгук только тянется к тумбочке, дергает верхний ящик, точно помня, что зашвырнул туда смазку, и ищет ее на ощупь. Чимин почти не дышит. Скользит взглядом по напряженному телу Чонгука и останавливает взгляд на его эрегированном, крупном, налитом кровью члене. Не думая, Чимин тут же берет его в руку. Чонгук чертыхается и закрывает глаза, позволяя себе на пару секунд выпасть и погрузиться в свои ощущения. Ладонь Чимина холодная от волнения, но становится горячей от все ускоряющегося трения. — Мин-а… — Чонгук еще помнит, как Чимин довел его до разрядки за рекордное время в минуту, облизав его член и едва взяв его в рот. Так быстро Чонгук кончал, наверное, только лет в четырнадцать. Чонгук не хочет, чтобы все кончилось, не успев начаться. Чимин тоже, но ни взгляда, ни руки от члена Чонгука оторвать не может. Он хочет его, в себя, так глубоко, как это возможно, чтобы Чонгук заполнил его собой — и больше в голове Чимина нет ни одной другой мысли. Чонгук по его расширенным зрачкам и прерывистому дыханию понимает: говорить бесполезно, — и просто позволяет всему происходить так, как происходит. Чимин тянет его обратно к себе, взяв обеими руками за бедра. Чонгук слушается. Снова ложится сверху, как только Чимин раздвигает ноги. Целует его, на ощупь справляясь с лубрикантом, и Чимин замирает, слыша щелчок крышки. Знакомый звук, но сейчас все иначе. Чимин не хочет зажиматься, но так волнуется, что почти себя не контролирует. Рука Чонгука, приласкав яички, опускается ниже. Чимин вздрагивает всем телом, стоит пальцам Чонгука погладить его вход, и тот останавливается. Снова отстраняется и внимательно смотрит на Чимина. Хочет убедиться, что тот не передумал. Теперь, когда Чонгук на него смотрит, Чимину расслабиться еще сложнее. Он весь горит от стыда — несмотря на всю решимость, он ужасно смущен своими ощущениями. Чимин быстро и нервно облизывается. Хочет сказать Чонгуку, чтобы тот продолжал, но не успевает: Чонгук решительно его целует, увлекая обратно в поцелуй и отвлекая. Чимин громко всхлипывает в его рот, не справляясь со своими эмоциями, когда палец Чонгука сразу проскальзывает внутрь. Сначала на фалангу, потом на две — и входит до самого конца. Это совсем иначе, чем когда Чимин делал это сам, и он старается не концентрироваться на своих внутренних ощущениях. Вместо этого он расслабляет ноги, перестав так судорожно сдавливать бока Чонгука — спасибо, что тот крепкий и на дискомфорт внимания не обращает, — и начинает осознанно отвечать на поцелуй. Пытается поймать ускользающий язык Чонгука и тянет его за волосы, не позволяя отстраниться. И уже не замирает, когда Чонгук, и так сильно тормозя себя и сдерживая свои порывы, добавляет уже второй палец. Благодаря обильной смазке Чимин не чувствует боли. Ему просто странно. Ощущения спорные. Он не уверен, что сможет испытать физическое удовольствие от процесса, но совершенно точно знает, что хочет доставить это удовольствие Чонгуку — и получить взамен куда больше, чем то короткое время, что ему придется потерпеть и подстроиться. Пальцы Чонгука, твердые и длинные, скользят в нем, раздвигаются, растягивая, и давят изнутри. Чимин елозит ногами по скользкому покрывалу, и ему все хуже удается отвлекать себя поцелуем: центр его внимания все чаще опускается вниз. И Чимин, сколько ни пытается сбежать от своих ощущений, в итоге все равно оказывается их заложником. У него мелькает полуосознанная мысль, что лучше бы приходилось терпеть боль — так проще было бы абстрагироваться. Но все движения Чонгука очень плавные и бережные, чего Чимин от него не ждал. Чонгук делает ему куда приятней, чем Чимин готов пока признать. В какой-то момент пальцев в Чимине уже три, но он едва ли обращает на это внимание, потому что Чонгук десятком секунд ранее наконец нашел нужную точку внутри, заставив Чимина трепетать, пылать и плавиться. Чимин дрожит и задыхается, но Чонгук целует его все настойчивей — и раз за разом, снова и снова давит подушечками пальцев на простату, стимулируя и уверенно подводя к разрядке. И когда внезапно пальцы из Чимина выскальзывают, он не сдерживает разочарованного, почти капризного стона. Но подчиняется воле Чонгука: послушно выгибается, когда его рука проскальзывает под спину, и позволяет прервать поцелуй. Чонгук переворачивается вместе с Чимином. Приподнявшись на ватных руках, Чимин с трудом фокусирует на лице Чонгука мутный взгляд. Он не понимает, почему Чонгук не стал сразу в него входить — думать сейчас вообще очень сложно. Мысли Чимина примитивны и повторяются по кругу: о том, какой Чонгук красивый, как безумно Чимин его любит и как сильно хочет. Он инстинктивно притирается к его паху в попытках сбросить напряжение, но делает только хуже. Чонгук кладет руки на его задницу и мнет ягодицы, оставляя на коже холодно-влажные следы лубриканта. Чимин не успевает сформулировать вопрос, как пальцы Чонгука снова оказываются в нем. Чимин безотчетно стонет и, уже совсем не думая о целомудрии и приличии, сам насаживается на них глубже. Какая-то часть сознания, которая еще способна трезво мыслить, напоминает Чимину, что Чонгук в самый последний момент может дать задний ход. Или у него сорвет крышу, и неизвестно, что хуже. Чимину сложно взять себя и ситуацию в руки, но он понимает, что это то, что он должен сделать — и это то, чего Чонгук от него хочет, сменив их позу. Для Чонгука это единственная возможность хоть как-то оставаться вменяемым и не действовать импульсивно и необдуманно. Когда-нибудь он сможет целиком отдаться во власть своим желаниям и потребностям, но совершенно точно не в их первый раз. Он боится Чимина напугать, физически травмировать или психологически ранить. Сейчас Чонгуку нужно полежать тихо и спокойно, почти не двигаясь, и позволить Чимину делать все в том темпе, в каком ему комфортно. Чонгук хочет в первую очередь думать о нем — и не думать о том, чего хочет сам. Он это получит рано или поздно, если проявит терпение. Это то, что было ему никогда несвойственно и недоступно и чему Чимин его научил. Чимин научил его любить — и Чонгук хочет показать ему свою любовь и подарить ее столько, сколько Чимин готов принять. Чимин выпрямляется, упираясь руками в твердую грудь Чонгука. Тот кажется обманчиво спокойным, но его грудная клетка движется быстро и обрывисто. Пальцы Чонгука из него выскальзывают, когда Чимин сдвигается с его живота ближе к бедрам. Он чувствует себя точно так же, как во время флешмоба, когда из-за парализующего страха не смог выступить. Но потом он все же это сделал. Потому что Чонгук ждал от него этого. Потому что Чимин ему обещал. Потому что ради Чонгука Чимин, кажется, готов на все. И он готов отдать ему всего себя. Чимин смотрит Чонгуку в глаза. И вновь видит этот взгляд: гремучую смесь из обожания, восхищения, жажды и голода. Еще днем ранее Чимина бы это испугало. Но теперь придает сил и уверенности. На лице сама собой появляется маленькая улыбка от сиюсекундного осознания, что Чонгук все-таки сдался и теперь целиком и полностью в его власти. Чимин словно окончательно приручил дикого и опасного зверя. И, взявшись за член Чонгука и быстро размазав по нему лубрикант, Чимин точно знает, что сам сорвется — и позволит сорваться с цепи Чонгуку. Потому что это то желание, которое читается во взгляде Чонгука и которое он никогда не озвучит вслух. Но Чимин все равно его исполнит. Он перестает дышать, когда приставляет горячую и скользкую головку ко входу. Чонгук лежит спокойно, но спокойствием от него и не веет. Он очень напряженный, и все же ему удается каким-то чудом себя контролировать — только его руки все резче и ощутимей проходятся по бедрам Чимина, сдавливая упругую плоть. Чимин протяжно стонет, кусая губы, пока медленно, сантиметр за сантиметром, насаживается на твердый член Чонгука, придерживая его дрожащей рукой. Чонгук вторит ему коротко и хрипло, стоит головке целиком оказаться внутри — в тесном, жарком, пульсирующем и сжимающем его нутре. — Мин-а… — сипло выдыхает Чонгук. Видит, что Чимину больно, и хочет попросить его остановиться, но Чимин, словно зная об этом наперед, решительно опускается вниз, принимая Чонгука в себя до конца. Они оба рвано дышат. Чимин низко опускает голову, удерживая себя на вытянутых руках, которыми опирается о подушку по обе стороны от головы Чонгука, и держит глаза закрытыми несколько секунд — собирается с силами и мыслями. Рука Чонгука, которая уже не кажется такой горячей, потому что Чимин весь горит, оказывается у него сзади на шее. Чонгук тянет его к себе, преодолевая секундное сопротивление, и встречает губы Чимина на середине пути, подавшись ему навстречу. Он целует его так нежно и осторожно, что внутри все тут же сладко сжимается, екает и трепещет. Чимин выдыхает. Пробует двигаться, легонько покачивая бедрами, притираясь, стараясь привыкнуть и адаптироваться, и большие ладони Чонгука тут же начинают хаотично скользить по его напряженной спине, помогая расслабиться. Чимин позволяет себе отпустить все мысли. Ни о чем не думать. Просто двигаться — ритмичней, быстрей, наращивая амплитуду. Ему приходится прервать поцелуй и снова выпрямиться. Ноги дрожат и не слушаются, но многочасовые убийственные тренировки по танцам научили Чимина лучше понимать и контролировать свое тело, даже когда оно уже находится на пределе. Чимин хочет узнать, как далеко он способен зайти на этот раз. Чонгук снова ловит его в плен своего темного, опасного взгляда — и больше не отпускает. Чимин не смеет отвести глаз. Он все еще никак не может разобраться в своих ощущениях, но подстегивает его больше всего сам факт того, что Чонгук сейчас в нем. И это то, чего Чимин так долго хотел, но получить не мог. А теперь Чонгук весь его. И это большее, о чем Чимин смел мечтать. Как только Чимин замедляется, начиная уставать, Чонгук тут же подхватывает. Чимин кусает губы, чтобы не стонать — и все равно стонет от резких, но до дрожи приятных толчков. Он пробует откинуться дальше назад, принимая Чонгука максимально глубоко, и удерживает бедра приподнятыми, давая ему возможность свободно двигаться. Чонгук крепко держит его за талию обеими руками, помогая и поддерживая. В какой-то момент он резко садится. Чимин удивленно распахивает глаза, когда Чонгук впивается несдержанным поцелуем в его шею и обхватывает обеими руками, крепко прижимая к себе. Чимину жарко. И уже совсем нечем дышать. Он безвольно запрокидывает голову назад, хватается за скользкие плечи Чонгука, пытаясь удержаться, и теряется в своих ощущениях окончательно и бесповоротно. Он летит в бездну. Но не испытывает страха — только эйфорию. Парит в невесомости, окутанный тьмой. Тело ему больше не принадлежит — он лишен воли и контроля. И наслаждается этим. Наслаждается Чонгуком и их близостью. Стонет громче, цепляясь за его волосы, когда они оба ускоряются, и повторяет снова и снова его имя — кончая с именем Чонгука на губах. Чонгук внезапно останавливается. Опрокидывает Чимина на спину, почти швырнув на кровать, берет под коленями, приподнимая бедра, и снова входит до упора — до громкого шлепка голых тел друг об друга. Чимин приоткрывает глаза и видит, каким взглядом Чонгук на него смотрит — только на его лицо, не моргая, с пугающей сосредоточенностью. Но вместо того, чтобы испугаться, Чимин безумно улыбается. Он знает, что пожалеет об этом утром, когда не сможет встать — и ходить, скорее всего, тоже. Но все равно подстегивает Чонгука двигаться еще более несдержанно и жестко своими сбивчивыми стонами и этим постоянно срывающимся с искусанных губ “да”: — Да… Да, да, да... Гукки, да… Чонгук выглядит абсолютно невменяемым — с этим остановившимся на лице Чимина взглядом. Он двигается в одном темпе, мощно и без остановок, словно не человек, а робот, не знающий, что такое усталость. Чимин весь горит: уже не только снаружи, но и внутри. Он думает не о том, что Чонгук его затрахает до смерти, а о том, что хочет кончить еще раз, потому что он уже снова возбужден. Чонгуку достаточно было всего немного поменять угол проникновения, чтобы заставить Чимина скулить и умолять его не останавливаться, только не сейчас, пожалуйста, еще, еще! Чонгук не позволяет ему кончить раньше: отпускает одну ногу, освобождая руку, и жестко пережимает член Чимина у основания. Чимин пытается сопротивляться, но тщетно: у него не хватает сил разжать чужие пальцы. И чем больше он демонстрирует непокорность, тем жестче и агрессивней становятся фрикции. Чимин сдается. Позволяет Чонгуку делать с собой то, что тот хочет. И стоит ему уступить, как Чонгук ослабляет хватку. Он быстро двигает кулаком по стволу, подстегивая и так обостренные до предела ощущения, и Чимину хватает ровно пяти секунд, чтобы взорваться. Чимин даже не понимает, что Чонгук кончил вместе с ним — осознает это только в тот момент, когда Чонгук останавливается и наклоняется, упираясь подрагивающими руками в кровать. Чимин смотрит на его опущенную голову — растрепанные волосы, спав вниз, скрывают лицо. Он видит только раскрытые губы. Слышит дыхание Чонгука, загнанное и неровное, как его собственное. Еще секунду спустя Чимина нагоняет другое осознание: Чонгук кончил внутрь. В который раз кожа покрывается мурашками. Чимин не знает, почему его так волнует это, ведь он не девушка, которая или боится, или хочет залететь. Но есть в этом что-то, чего Чимин объяснить себе логически не может. Ему просто хорошо. Так хорошо, что он точно не планирует вылезать с Чонгуком из кровати в ближайшие сутки. Это чревато последствиями, но Чимин готов рискнуть своим здоровьем. Сегодня он поставил себе цель определить максимум своей выдержки — и физической, и психической. — Гукки… Иди ко мне… — урчит Чимин и тянет Чонгука к себе, взяв его за запястья. С заминкой, но Чонгук слушается. Ложится на Чимина сверху, как тот от него хочет, и утыкается лицом в его плечо. Чимин нежно гладит его по волосам. Он чувствует, как Чонгук устал — больше бороться с собой, чем работать мышцами. Это совершенно точно не предел его выносливости, хотя он еще не до конца восстановился после травм. — Спасибо, — шепчет Чимин ему на ухо, массируя кожу головы. — За исполнение моего желания. Теперь снова моя очередь выполнять твое. — Последнее? — глухо спрашивает Чонгук. Он помнит, что уже загадал два. — Предлагаю новый договор, — улыбается Чимин. — Будем загадывать желания по очереди. У кого первым кончатся желания, тот и проиграл. — Какой приз получит тот, кто выиграет? — Чонгук любит игры. И не любит проигрывать. Чимин это про него уже давно понял. Он прижимается щекой к его щеке и улыбается шире: — Он получит все, что пожелает. — Мне нравится наш новый договор. — Чонгук улыбается Чимину в плечо. Поворачивает голову и целует его в шею. Скользит губами по подбородку, привставая, и доходит до улыбающихся губ. Медленно и нежно целует и после смотрит Чимину в глаза. Чимин знает, что проиграет: у него уже не осталось никаких желаний. Он загадал все, что хотел — и получил все, чего желал. Чонгук и его любовь делают Чимина самым счастливым человеком на свете. И Чимин сделает все, чтобы видеть улыбку Чонгука каждый день, до самого конца. Чимин дает себе клятву: "я буду любить тебя в радости и горести, пока смерть не разлучит нас". И он никогда ее не нарушит.Часть 18
7 сентября 2021 г. в 22:08
Чонгук симметрично выбривает виски, украсив шрамированную кожу кельтским узором. Чимин почему-то думал, что Чонгук не может выглядеть еще более круто, брутально и сексуально, но, черт возьми, может. Господи, выжить бы.
Недолго думая и, как обычно, поддавшись сиюминутному порыву, Чонгук решает, что рукава и кучи пирсинга в ушах ему мало, и пробивает бровь. Чимин не может смотреть на это — особенно иглу в опасной близости от правого глаза Чонгука — и сидит за перегородкой, в ужасе вслушиваясь в веселую болтовню Чонгука и пирсинг-мастера. Словно ждет перед кабинетом стоматолога, когда услышит включение бормашины и крики жертвы. Но Чонгук не издает ни звука, а выйдя из-за перегородки, предстает перед Чимином со счастливой лыбой на все лицо, покрасневшей кожей над глазом и двумя круглыми металлическими шариками штанги под и над бровью.
Раз уж Чимин мужественно составил Чонгуку компанию, выбравшись с ним в тату-салон и по совместительству парикмахерскую, Чимин решается (пять лет спустя) и делает по проколу в каждом ухе. Чонгук держит его за руку во время этой пытки и старается не смеяться, поэтому просто отчаянно хрюкает, за что потом огребает: Чимин его лупит, а Чонгук только ржет, даже не отбиваясь.
Когда самое страшное уже позади — в Чимине лишние две дырки, в которых сверкают аккуратные гвоздики, — он выдыхает: сгорел сарай, гори и хата. Вытравливает только-только модно подстриженные волосы и сразу красит их в леденечно-розовый цвет — того вызывающе-яркого оттенка, который невозможно пропустить на улице, даже если смотришь в другую сторону.
Чимин не знает, что это за человек, чье отражение он видит в зеркале напротив, но он ему очень, прямо очень нравится. Чимину до сих пор с трудом верится, что он отважился на нечто подобное. Но он совершенно не жалеет. Сейчас он больше похож на самого себя, чем все предыдущие двадцать три года своей жизни. Чонгук улыбается его отражению, стоя позади салонного кресла и положив руки на ему плечи. Откровенно любуется им. И стоит Чимину потерять бдительность, а стилисту отвернуться, быстро наклоняется и чмокает Чимина в щеку.
— Красота моя, — успевает шепнуть он, а лицо Чимина уже стыдливо горит. Он никогда не привыкнет к проявлению Чонгуком чувств на публике.
Чимин так думает до того момента, как они оказываются в торговом центре, где готовятся к флешмобу. Чонгук постоянно обнимает его за плечи — как приклеенный. Костыль ему давно не нужен, но для остальных он все еще прикидывается немощным инвалидом, и твердое и надежное плечо критически необходимо ему для того, чтобы передвигаться. Чимин первые полчаса не сдается: пытается незаметно Чонгука отпихнуть, выскользнуть из-под его руки, сбросить ее. Но в итоге добивается только того, что Чонгук после непродолжительной борьбы беспардонно обхватывает его сзади обеими руками, обездвиживая, и нагло кладет голову на плечо. Чимин все еще ершится, поэтому Чонгук целует его в шею, заставляя в ужасе застыть. И если до этого момента у кого-то еще оставались какие-то сомнения или вопросы касаемо того, в каких они состоят отношениях, то они отпадают сами собой. Друзья Чонгука, которые еще не в курсе, что он встречается с парнем, выпадают в осадок. Им явно требуется больше времени, чем Чимину, чтобы прийти в себя.
Проходит еще полчаса. И Чимин привыкает. На самом деле, ему даже приятно. В объятиях Чонгука тепло, хорошо, уютно. И когда Чонгук вынужден его отпустить, чтобы пойти вместе с остальными проверить аппаратуру, Чимин инстинктивно следует за ним. Останавливает себя, замирая на месте, и анализирует свои ощущения: холодно, дискомфортно, как-то боязно и одиноко.
— Эй, не грусти. — Вместо тяжелой руки Чонгука на его плече оказывается рука Хосока, и тот наклоняется, участливо заглядывая в лицо. Чимин следит взглядом за Чонгуком, не отрываясь. Хочет подойти и повиснуть на нем. Попроситься на ручки. И начать умолять пойти домой. Чем ближе подходит время начала флешмоба, тем больше он начинает нервничать и бояться не справиться.
— Чимин-а, — зовет его Хосок, выдергивая из омута мыслей. — Мы рядом, все будет круто, я тебе обещаю. Просто делай, что тебе нравится и как тебе нравится. У тебя все получится. Меньше мыслей и заморочек, больше драйва и кайфа!
“Мне нравится Гукки и быть с ним”, — думает Чимин и трясет своей модной розовой головой. Так, все, надо собраться. Думать не о Чонгуке, а о выступлении. Забавно, что чем больше пытаешься о чем-то не думать, тем усиленней в голову лезут мысли именно об этом. Зато это спасает Чимина от мандража. Организаторы флешмоба уже распределяют участников по своим местам по оговоренной заранее схеме. Чимин старается запомнить тайных операторов, которые будут их снимать. Он все еще боится что-то забыть, перепутать и облажаться.
Чимин садится на скамейку у ларька с мороженым и следит за тем, как Чонгук, Юнги и Тэхён заканчивают последние приготовления на собранной небольшой сцене. Чонгук, словно чувствуя его взгляд, тут же находит Чимина и подмигивает ему с так хорошо знакомой блядской улыбкой. Чимин отчаянно краснеет и утыкается в свой телефон. Он изображает из себя одного из скучающих покупателей. Следит за временем.
Видя кучу оборудования, проводов, усилителей и сцену, на которой трое парней возятся с музыкальными инструментами, люди начинают потихоньку собираться. Администрация торгового центра и охрана держат все под контролем. Среди посетителей оказываются и фанатки группы, которые уже пищат и подпрыгивают от нетерпения и восторга, снимая парней на камеру, но не подходят — уважают личное пространство мемберов и ответственную подготовку к выступлению.
“ты дышишь?” — приходит сообщение от Хосока. Хосок на втором этаже, у эскалаторов, ждет отмашки к началу. С высоты ему хорошо виден Чимин и куда постоянно направлен его взгляд.
“нет” — коротко отвечает Чимин. Растирает ледяные пальцы. Чувствует, как ему не хватает горячих рук Чонгука, чтобы согреться. Вздыхает и закрывает глаза, сосредотачиваясь на дыхании. Ему нужно успокоиться. Он убеждает себя, что в отличной физической форме. Кроме того, вокруг него будет танцевать куча других людей, хореография очень простая, даже запутаться захочешь — не сможешь. Они репетировали перестроения десятки раз. Чимин справится. Он обещал Чонгуку. И он делает это ради него.
Тэхён берет слово. Приветствует посетителей, желает всем прекрасного вечера, и они начинают играть. Людей стягивается все больше. Но главное фойе с фонтаном, у которого расположили сцену, очень просторное, поэтому плотность не такая большая. Есть где развернуться. Чимин следит за сообщениями в общем чате участников флешмоба: пока никаких перестановок нет. Если что, придется импровизировать.
Чимин точно знает, что должен выйти ко второй песне. Но прирастает к скамейке. Кровь бешено пульсирует по всему напряженному до предела телу. Оператор поворачивает спрятанную в рюкзаке камеру, и Чимин пропускает свой выход. Он встает на онемевшие ноги и смотрит, как другие танцоры сбрасывают свое прикрытие и начинают выходить к центру. Они включаются в танец, отрываются по полной и зажигают своей энергией приятно удивленных зрителей. Хосок со своими ребятами офигенно круто съезжает по эскалаторам, присоединяясь к остальным — даже Чимин забывается на пару секунд, смотря на их феерическое появление. И тут же бросает быстрый взгляд на сцену — Чонгук смотрит в его сторону, но теряет в толпе собравшихся людей. Он уверенно играет и вступает в свою партию после Тэхёна, но продолжает искать Чимина среди танцующих. Не находит.
Чимин чувствует себя ужасно: он всех подвел, струсив в самый последний момент. Он подвел Чонгука, расстроив его вместо того, чтобы обрадовать. Зато теперь он побывал в его шкуре и испытал то, что вынуждал Чонгука чувствовать постоянно, когда его домогался. Чимин огорчен и зол. Он хочет уйти и дождаться парней на наземной парковке у торгового центра, как они договаривались, но не уходит. Не может отвести от Чонгука глаз. Их вот-вот готова застелить пелена злых слез.
Чонгук подает Тэхёну и Юнги условный знак. Они берут минутный перерыв вместо того, чтобы сразу продолжить играть следующую песню. Музыка кончается, и танцоры пребывают в растерянности несколько секунд, а потом устраивают танцевальный баттл друг с другом. Сразу видно профессионалов, которых ни одна внештатная ситуация не может вывести из равновесия. Хосок отжигает круче всех — он в своей стихии.
Чонгук, Тэхён и Юнги быстро обсуждают смену репертуара. Вместо одной песни они начинают играть другую. Сердце Чимина заходится: он знает, что должен сделать. Чонгук дает ему второй шанс, начав исполнять тот трек, под который Чимин долгое время ставил хореографию и не показывал ее никому, даже Хосоку. Это было что-то личное, созданное в порыве вдохновения от песни, которой Чимин одержим. Он вдруг осознает со всей ясностью: этот танец всегда предназначался Чонгуку. И пришло время ему его подарить.
Проигрыш короткий до начала основной партии. У Чимина есть всего семь секунд, чтобы выйти из своего укрытия на свободное пространство перед сценой. Не колеблясь ни секунды, он снимает с себя куртку с бейсболкой и максимально быстро и осторожно пробирается через толпу зрителей.
Он перехватывает взгляд Чонгука и видит его широкую улыбку, которую сразу слышно в его голосе, когда он начинает петь. Чимин улыбается ему в ответ и, заняв исходную позицию прямо напротив сцены, начинает танец, пропустив только вступление. Он танцует спиной к Чонгуку и лицом к зрителям. Чимин не видит его взгляда, но знает, что Чонгук смотрит только на него. Так, как умеет смотреть только он. Энергия музыки и пения, словно материальный поток, окутывает тело Чимина и проникает теплом сквозь его кожу, придавая ему сил и уверенности. Он выкладывается на все двести процентов, как и парни на сцене. К Чимину на подтанцовку подтягиваются остальные танцоры: они сменяют его, когда песня кончается и Чимин полностью выматывается. Он быстро отходит на задний план, исчезая из поля зрения людей и камер, проскальзывает, согнувшись, мимо сцены, и успевает перехватить еще один взгляд Чонгука. В нем так много всего: восторга, восхищения, признания, благодарности, любви и нежности, что Чимин на мгновение замирает. Жалеет, что не может подняться на сцену и броситься Чонгуку на шею. Подхватывает со скамейки свою куртку и бейсболку, надвигает на лицо козырек и, избегая быть пойманным людьми, которые очень хотят ему что-то сказать лично, спешит к туалетам.
В уборной он долго умывается ледяной водой из-под крана, стараясь остыть. Смотрит на свое отражение в зеркале. Из-за светлых линз взгляд кажется невменяемым. Чимину до сих пор не верится, что он это сделал! Вышел и выступил перед сотней, а то и больше незнакомых людей, снимавших его еще и на камеры. У Чимина леденящий холод проходит вниз по позвоночнику: панический страх догоняет его только сейчас. Но он дышит, вспоминая взгляд Чонгука и его улыбку, и его постепенно отпускает. Ладно, он не опозорился, даже ни разу не споткнулся, не упал и не запорол сложные связки, на которых упорно лажал все это время. Чимин справился. И ему правда есть, чем гордиться. Но если бы не Чонгук… он бы в жизни не решился на эту безумную авантюру. Чонгук заразил его своей смелостью. И отбитостью. Страшно представить, что еще он ему передаст — только уже половым путем.
Чимин правомерно считает: раз он первым исполнил желание Чонгука, Чонгук должен исполнить его — и отказа Чимин не потерпит. Он точно знает: они оба готовы.