Ты — это я, только наоборот

      У Осаму настроение вполне сносное, было таковым, пока он не зашёл в общий кабинет Двойного Чёрного и не увидел цветы на столе. Явно послание от тайного поклонника, и хоть Осаму осознавал свою объективную привлекательность, он не думал что они для него.        — Чего застыл?       В спину впечатывается миниатюрный ботинок с далеко немаленькой силой, и Осаму опрокидывается вперёд. Падение смягчает ковёр. Тьма перед глазами потому что ворс чёрный, а не от удара головой. Осаму совсем не реагирует, когда напарница проходится по нему в кабинет: её каблучки бьют прямо по рёбрам. Дазай уверен что нарочно. Он поднимает голову, наблюдая за скольжением ног напарницы.        — И почему ты не любишь юбки, Чуя-чан? Все враги были бы повержены, стоит тебе в очередной раз поднять ногу до уровня моей спины.       Ноги тормозят и резко разворачиваются.        — Захлопнись, извращуга.       Осаму поднимает взгляд на красное лицо Накахары и посмеивается: её так легко смутить.        — И хватит ржать!        — Я совершенно искренен в своих словах.       Дазай строит соответствующие словам серьёзное выражение лица — Чуя цыкает и вздергивает подбородок. Её взгляд аккурат падает на стол: тонкие брови взметаются вверх, а алый рот чуть приоткрывается.        — Это..?       Осаму выкрикивает:        — Мне!       Чуя криво усмехается. Она медленно подходит к букету и склоняется к пышным камеям, изящно перенося вес на одну ногу. Дазай хочет сказать «Распутница» — он только смотрит на её бедра в тесных брюках. Чуя резко разворачивается, и Осаму совершенно не спешит смещать взгляд от тела напарницы.        — Тут записка.       Дазай лишь краем глаза взглянул на сложенный листок между изящными пальцами.        — И что там написано?       Чуя уже заметно бесится от его откровенного разглядывания, но держится — пахвально.        — «Дорогая Накахара-сан, я глубоко сражён Вашей красотой и силой. Я смиренно прошу принять этот скромный знак моих симпатий. С любовью мистер Д.», — Чуя брезгливо отбрасывает листок, — как слащаво. Но букет красивый.       Осаму совершенно плевать, просто ему интересно кто этот идиот.        — Есть подозрения? Кто этот мистер Д? Ммм, Малышка Чу?       Накахара смотрит на него, как-то странно. Может вспомнила, что случалось с теми, кто проявлял к ней интерес ранее, но всё это было лишь стечение обстоятельств. Чуя выдыхает спустя целых тридцать секунд, прислоняется к столу бедрами и скрещивает ноги: она дёргает носком сапога и её взгляд следует за ним. Вверх вниз, вверх вниз.        — Нет, откуда.       Осаму поднимается, игнорируя глухую боль в спине, и обходит стол, садясь за него. Он трогает алые лепестки и смотрит в напряженную спину напарницы.        — Я уверен, что это кто-то из новеньких. Может из твоих, ммм?       Чуя резко разворачивается, упирается ладонями в столешницу и склоняется прямо к Осаму. Он может видеть каждый разряд молнии в глубине её глаз и даже заглянуть за декольте.        — Даже не смей.       Шипит самой настоящей фурией, охраняющей своих тупых овечек. Чуя всегда была такой. Человечной.       Дазай сама невинность.        — Что именно?       Он улыбается ей в лицо, сплетает пальцы и ложит на них подбородок.        — Если кто-нибудь опять себе что-нибудь сломает, слетев по лестнице, или врезавшись в окно. Я сломаю что-нибудь тебе, — чеканит каждое слово ртом, ярко очерченными этой дрянной красной помадой.        — Я не виноват, что они такие неуклюжие.       Дазай отмахивается ото всех обвинений движением подбородка и сладкой улыбкой.        — Не заговаривай мне зубы, идиот!       Чуя поддаётся вперёд, стукаясь своим лбом об лоб Осаму.        — Малышка Чу, не будь такой грубой.       Дазай зарывается пальцами в затылок напарницы и тянет её на себя, носком ноги отталкиваясь от стола. Чуя упирает ладони ему в плечи, но безрезультатно. Все падают на пол: Чуя прямо в объятия Осаму, а злосчастный букет на пол.        — Твою мать, Скумбрия!       Накахара резво подскакивает на четвереньки — её лицо прямо напротив лица Осаму, а красная помада размазана по губам, и Дазай уверен, что часть красной краски осталась на его щеке.        — Я знаю кто это, Чуя-чан.       Накахара хмурится, всё так же нависая над ним, явно заинтересованная.        — И-и-и кто?       Осаму лишь улыбается, сгибая ногу в колени, чтобы Чуя ощутила как тесно сплетены их ноги: его бедро между её ног, а её прямо на его паху.        — Ты скоро сама поймёшь.        — Тупая Скумбрия, только попробуй поколечить кого-нибудь из моих людей опять.       Она чуть смещает ногу в сторону, определённо понимая, что так делает только хуже — это должно выглядеть как попытка выпутаться из двухсмысленного положения. Осаму смеётся.        — О, Малышка Чу, твоих людей я никогда не колечил.       В отличии от своих за подобные выкиды.        — Ври больше.       Она склоняется к нему, напирая не только словами, но и физически. Дазай поддаётся вперёд, впечатываясь в алые губы Накахара своими.