***
В квартире пахнет особенно. Такой запах ни с чем не спутаешь, потому что тут витает аромат дома, родного и уютного. Было бы оно так, если бы не молчаливая пустота и одиночество, пропитанное зябкой осенней сыростью. Антон лежал на кровати, обняв объёмную подушку руками и ногами, пытаясь хоть немного заполнить пустующее место рядом с собой. Атрибут для сна хоть и не мог заменить реального человека, но на какое-то время изгонял одиночество из сердца юноши. Тохе не нужен был человек, к которому он привязался бы. Не сейчас. Не в тот момент, когда с расставания прошло меньше месяца и он всё ещё не забыл те счастливые годы, что провел вместе со своим бывшим. Воспоминания хлынули лавиной, стоило Антону подумать об этом. Парень ещё больше сжался, цепляясь за мягкую ткань так, как тонущий цепляется за надежду, рассчитывая на скорейшее спасение. Шастун продолжал сжирать себя мыслями о его бывших отношениях, хоть и старался поскорее забыть, поскорее скрыть от самого себя тот факт, что до сих пор влюблён, до сих пор не может выкинуть ту мразь из своего сердца, хоть он и причинил Шастуну огромную боль. Антон помнит, как в шестнадцать впервые поцеловался. Тогда же случился и первый раз в этой самой квартире, на этой самой кровати. Эпизоды из памяти просто душат, не давая снять с себя оковы прошлого, что цепко и неумолимо тянут Антона вниз, куда-то в бездну отчаяния. Кажется, будто Тоха вот-вот заплачет, но слезы закончились еще летом, в тот день, когда он проснулся утром, не помня ничего о прошедшем вечере. В момент пришло осознание того, что его любовь закончилась, что осталась где-то далеко-далеко и теперь можно радоваться лишь воспоминаниям. Жизнь именно с того момента разделилась на «до» и «после», хотя особо ничего парень для этого не сделал. Он лишь напился с горя в ближайшем к дому баре, а потом, каким-то сверхъестественным чудом, оказался в своей кровати с внушительным провалом в памяти. Тогдашнее утро он не забудет точно еще очень долго: как он бегал от кровати к белому другу, как жадно пил из графина воду, не сумев налить её даже в стакан, а потом снова возвращался в постель, ведь ему было настолько херово, как не было никогда. Алкоголь помог ему, помог провести четкую грань, но вот что было тем вечером? Антон до сих пор не вспомнил, хотя не раз думал об этом, забывая на долгие часы о своем бывшем и о боли, что томится в душе до сих пор. Резко поднявшись, отбросив подушку в сторону, он проходит на кухню. Его шаги тихие, крадущиеся, но в этой тишине слышны отчетливо. Антон пропустил обед. Не хотелось ничего есть после возвращения из школы. Чем это было обусловлено – не ясно. Никак из мыслей не выходит Арсений Сергеевич и его меняющая эмоции рожа. Пронзительные серо-голубые глаза, похожие на кусочки льдинок, взирающее на парня пристально, словно не веря в то, что это именно тот, кто сидит перед ним. Антон помнит каждую мелочь, связанную с тем моментом, который надолго выбил его из колеи. Сейчас он испытывает тупое непонимание, но тогда был встревожен, взволнован и немного рад такому повышенному вниманию со стороны учителя. Поздний обед или ранний ужин. Парень что-то готовит себе с большой неохотой. Пусть желание поесть и присутствует, но еще больше не хочется, чтобы стошнило. Какое-то шестое чувство подсказывает, что Тохе станет плохо. Возможно, это от того, что он не успел позавтракать утром и ходил голодный вот уже почти сутки. А может просто мысли влияют и на физиологическую работу организма. Размышления об этом всё равно не могут точно сказать, что произойдёт дальше, так что проще выяснить это на практике. Антон нормально не питался уже полтора месяца, с того самого момента, когда в его отношениях наступил некий переломный момент, послуживший началом когорты не очень приятных событий. Ссоры, крики, пьянки почти каждый вечер. Что-то помешало им идти по правильному пути в отношениях. Хотя, какие нормальные отношения между геями? Антон громко ударил по столешнице кулаком, почувствовав резкую боль и от того облегчение. Громкий хлопок вывел парня из задумчивости, а неприятные ощущения после приземления руки на твердую поверхность помогли избавиться от навязчивых мыслей в голове. Пришла идея, что было бы неплохо прогуляться по парку, который находился недалеко от дома или просто сходить куда-нибудь. Если Шастун ещё немного побудет в этом душащим одиночестве, где его мысли начинают возвращаться к прошлому, кажется, будто он сломается под этим грузом. За окном ещё стояло светлое время, без намеков на приближающуюся ночь. Стрелка механических часов на стене перевалила за шесть, а он до сих пор даже к урокам не приступал. Хотя, какие уроки в первый учебный день, там только по алгебре задание дали и на этом всё. Надо бы его сделать. Антон не мог вспомнить, когда он в последний раз делал домашку по математике, да он даже не мог вспомнить, когда его посещали мысли об этом. Шаст точно боится Арсения Сергеевича, раз задумался на эту тему. Преподаватель так сильно повлиял на него? Да быть того не может! Лишь урок, лишь гребанные сорок пять минут, из которых Арсений минут пять смотрел на ученика. Не может же быть, чтобы такой дефицит внимания сыграл весомую роль. Антон готов взвыть от этих колющих ощущений. Парень возненавидел препода, который не вылезает из его мыслей даже после окончания учебного дня. Такими темпами, Сергеич ему и сниться будет, чего парню вот точно не хочется. Пора бы что-то предпринять. Шаст быстро расправляется с приготовленным омлетом, запивает всё это яблочным соком и врывается в свою комнату, намереваясь переодеться. На столе осталась грязная тарелка и стакан. Потом помоет, если не забудет. В крайнем случае, утром он всё равно пойдет на кухню и уберет это. С такими мыслями Антон, уже переодев домашнее, в холле натягивает белые кроссовки и выходит из квартиры. Замок тут автоматический, так что все закрывается само. Главное, не забыть ключи, а то потом не сможешь зайти.***
В ресторане пахнет свежеприготовленными изысканными блюдами, которые официанты разносят ожидающим посетителям. Приглушённый свет, тихая живая музыка. Скрипач играет потрясающую мелодию, наполненную чувствами тоски и грусти. Скрипка поёт о расставании, о потере кого-то дорогого, о жизни без цели. Так Арсению слышится, так он воспринимает игру музыканта. На столике, за которым сидит мужчина горит одинокая свеча. Такая стоит абсолютно на всех столах, но на том, за которым никто не сидит, свечу не зажигают. Посетителей сегодня достаточно. Занята почти добрая половина зала. В выходные и вечера пятниц здесь бывает аншлаг. Сегодня же понедельник. Удивительно, что собралось уже такое количество народу. Арсений неприязненно осматривает бокал с красным вином, с нежеланием берёт его правой рукой и подносит к губам. Пригубить неприятный для него алкоголь очень просто, а вот сделать глоток труднее. Разговор о выпивание целого бокала тут вообще не заходит. - Арс, ты хоть попробуй. Шикарнейшее вино! Такое подают только здесь, – звучит восторженный, но достаточно тихий, чтобы не отвлекать других посетителей, голос друга. Голубые глаза недобро поблескивают. В них отражается огонек свечи, придавая золотистый оттенок, добавляя в голубизну лучи солнца. Арсений отставляет бокал, даже не прикоснувшись губами. Он не пьёт не из вредности или упрямства. Попов просто не переносит алкоголь, в принципе, можно сказать прямо, даже от легкого шампанского мужчине становится плохо. И это не физическая болезнь, а психологический блок. Давняя история, повторения которой он точно не хотел бы. С алкоголем у Арса всегда было туго, а тут хороший друг, который прекрасно осведомлен об этом, предлагает выпить. Где тут логика? - Паш, ты вообще, чего меня сюда уломал прийти? – недовольно вопрошает мужчина, которого неожиданно выдернули из дома, притащили сюда и теперь вино предлагают. - Давно мы с тобой не сидели вот так, просто в дружеской атмосфере, – парирует Павел, отмахиваясь от Попова рукой, которая не была занята бокалом, уже опустошенным наполовину. - Ага. Только это больше на свидание похоже, чем на дружескую встречу, друг ты мой, – раздраженно отвечает Арсений, потирая переносицу, а затем складывает руки на груди. - Перестань! Меня жена дома ждет. - И дети, – добавляет новоиспеченный учитель, усмехаясь чему-то понятному лишь ему одному. - Во! Ты мне расскажи, как прошёл первый день в школе, – переводит тему Паша, шепотом восклицая при этом так, словно увидел НЛО. - В тебе погиб актер… - со скорбью на последнем издыхание произносит Арсений, а потом переходит к главному. - Да нормально мой день прошёл. Я бы сказал, что незаметно пролетел. Знакомство с классами, на мой взгляд, самая простая часть в этой работе. Дальше будет сложнее. - Да ладно. Ты родился для того, чтобы стать учителем! – без стеснения провозглашает Паша, а потом резко уводит разговор совсем в другую, более интересную сторону. - Присмотрел уже себе любимчиков в классах? – заинтригованно вопрошает сидящий напротив и допивающий свой бокал вина. - Перестань! – копирует недавнее Пашено высказывает Арсений, а потом произносит. - Ты бы еще спросил, кому я пять в четверти поставлю за «красивые глазки»… - И кому же? – без намёка на сдержанность спрашивает друг, тихо начиная подхихикивать. - Да иди ты… - Попов запинается, оглядываясь вокруг, а потом одними губами добавляет. - Нахуй. Павел беззастенчивости тихо смеётся, а Арсений возмущенно косится на него и продолжает в молчании наблюдать за постепенно успокаивающейся истерикой друга. Официант наконец подаёт горячее, чего они ожидали уже добрых сорок минут и тогда разговоры постепенно сходят на нет. Арс голоден, хотя и перекусил после возвращения из школы, а Паша просто привык есть молча, наслаждаясь вкусом еды, а не пустой болтовнёй, которую оба забудут в скором времени.***
Вечер наступил постепенно, погружая улицы города в полутьму. Зажглись теплые огни фонарей, освещая дорогу и прилегающие к ней территории. Редкое дуновения прохладного северного ветра поглаживали лицо, игрались прядями волос и скрывались где-то в неизвестном направлении. Антон уже несколько часов гулял по кругу, в задумчивости не замечая, как стремительно идет время. Парень пожалел только о том, что нацепил лишь кофту, под которой даже не было майки, потому что уже начинал подмерзать. Пора было возвращаться домой, но парк манил его своим спокойствием, своим уютом, словно тут было больше дома, чем в квартире, где он жил уже не первый год. В наушниках играла песня «Если тебе будет грустно – Rauf & Faik, NILETTO». Уже какой раз она звучит, стоя на повторе. Но до сознания слова все равно не долетают. Тоха слышит привычную мелодию, но не разбирает слов. В общем-то, он и не старается их понять, снова и снова усиленно думая над чем-то своим. Только по истечению нескольких часов прогулки, Шастун понял, что, выйдя гулять в одиночестве странно было бы рассчитывать на избавления от гнетущих размышлений. Здесь он тоже был одинок, так что нет разницы, где находиться. Это привело к тому, что он всерьез задумался о нехватке друга, с которым он мог бы весело провести время, забыв о тяжёлых переживаниях.***
На следующий день, в стенах учебного заведения, сидя на втором уроке, Антон понимает, что устал. Он серьёзно не выспался, не успел позавтракать, потому что долго не мог поднять тяжёлые веки и вылезти из-под одеяла, да к тому же с каким-то неприятным возбуждением ждал урока алгебры. Это состояние словно преследовало его и в реальности, и во сне. Тревожная тьма, в которой он находился, пытаясь забыться беспокойным сном, была холодной, как атмосфера на кладбище. Шаст ворочался в кровати, никак не мог найти удобное положение. Ему было то жарко, то холодно. А утром, как обычно, кровать казалось единственным на всей планете местом, где возможна жизнь. И удобно, и тепло, и мягенько. Успешно отключив ту кучу будильников, что установил с вечера, Антоха благополучно проспал подъем и подскочил за двадцать минут до начала первого урока. Он не опоздал, но бежать до школы спросонья – сомнительное удовольствие, знаете ли. Да еще и когда тебе в лицо сыпятся миллионы тоненьких игл, норовя толи глаз выколоть, то ли просто испортить, и так, херовое настроение. Вот за это Антон и ненавидит осень, за эту чёртову морось, встречающую тебя с утра пораньше. На втором уроке волосы уже высохли, но кофта по-прежнему была влажной сверху. От этого настроение у Тохи были поганое, если очень сильно приуменьшать. Учитель что-то вещал у доски, рассказывая про восстание в Испании или в Италии, Антон особо не вникал, а потом пересказывал, почти дословно, параграф из учебника, описывая во всех красках, как у народа начался какой-то голод или дефицит чего-то другого. История никогда не была предметом, который Антон хоть как-то учил. А если говорить совсем честно, то из предметов, которые парень воспринимал всерьёз, были только литература, русский язык и немецкий, который был вторым дополнительным иностранным в их школе, на ряду с французским и испанским. Все остальное для парня не имело значения, но только до прошедшего года, сейчас-то предстояло наверстывать упущенное по математике, которую ему сдавать через девять месяцев. Будто рожать, ей-богу. Вчера, вернувшись с прогулки, Шаст действительно сел за домашнее задание по математике. Этот день можно было отметить красным в календаре и праздновать так же, как Новый год. Честное слово, он открыл учебник, тетрадь, взял ручку, посмотрел на задания и… он пытался, всё что тут можно сказать. Тоха посмотрел, как это решается в интернете, попробовал применить указанные формулы, даже что-то смог сделать, а потом арифметическое выражение стремительно становилось все длиннее и объемнее, так что парень просто оставил эту затею, решив, что лучше двойка, чем это дерьмо, которое совсем не укладывалось в его голове. Вот на том моменте юноше даже стало на минуту нравиться, что Арсений Сергеевич его игнорировал, может и сегодня домашку не проверит, решив, что там не Шастун, а пустое место. Во всём нужно уметь находить плюсы, друзья мои. Со звонком одиннадцатый класс поспешил высыпаться в коридор. Перед алгеброй был ещё целый урок. Антон не торопился в кабинет химии, ощущая мнимую свободу, как бы его не сковывали эти уродские жёлтые стены, в которых он, словно в клетке. Мимо пронеслись двое детей, класса второго, а может и первого. Вопрос – что они забыли на третьем этаже, на котором располагались кабинеты для учеников с пятого по одиннадцатый класс, остался открыт. Хотя, возможно, они спешили с английского, который тут проходил и для некоторых младшеклассников. Но дети были без учебников, как успел заметить Антон, наблюдающий за ними ровно до того момента, пока они не скрылись за дверью на лестницу. Да черт с ними, решил одиннадцатиклассник, бредя дальше. Не забивать же голову какими-то непослушными младшеклассниками, играющими в догонялки на этаже старшеклассников. И откуда в детях столько энергии, думал Антон, когда заметил Арсения Сергеевича, выходящего из кабинета математики. Учитель тоже заметил парня, даже не отвел глаз, проходя мимо, поздоровался, как будто всё было в норме. Антон растерялся, даже не ответил подобающе, а выдавил из себя только: «Доброе…» и на этом успехи в развитии речи закончились. Он обернулся, увидел отдаляющуюся спину преподавателя, проследил его путь до мужской уборной и в этот момент раздался звонок. Тоха поспешил в кабинет химии, обдумывая настолько спокойное поведения учителя. Химия. Когда-то он собирался её сдавать на ОГЭ, думал о поступление в медицинский, расписывал свою будущую жизнь врача и даже мечтал о белом халате, в котором бы ходил по большой современной больнице, убрав руки в карманы. Но всё это розовое наваждение спало, когда начался девятый класс. Через месяц он уже ничего не понимал. Интерес к этой науке исчез в неизвестном направлении. Тогда Шаст перевел свой взор на литературу, чем ошарашил классную руководительницу, тогдашнюю учительницу литературы и некоторых одноклассников, которым было интересно, что собираются сдавать другие. В каком-то плане решение не было спонтанным, он пришел к нему плавно, начав с того, что за лето прочитал около десяти книг. Да Антон и до этого брал в руки произведения великих писателей, просто дальше чтения названия обычно дело не заходило. Хоть в его квартире и стоял стеллаж с внушительной, для его семнадцати лет, коллекцией книг, парень почти ничего из этого не читал. В общем, тогда на ОГЭ он сдавал литературу, русский и, конечно, математику, которую еле вытянул до проходного. Зато был одним из лучших по баллам за русский и, конечно, лучшим по литературе, которую, в общем-то, сдавал единственный из всего класса. Сейчас же, Шасту нужно поступить в хороший университет, так что не прокатит сдать математику на отвали. Придётся постараться. Ну так ему все говорят, по крайней мере. Хотя, он искренне не въезжает, каким таким местом на факультете журналистики нужна математика, даже базовая. Литература – это да, русский – без него никак, а вот математика… Ну зачем? Хорошо хоть, что можно сдавать три предмета – два обязательных и один по выбору – а то если бы еще и четвертый нужно было выбрать, была бы полная жопа. Парень даже не предполагает, что ещё мог бы в теории взять. Биологию? Которую он сдавать хотел вместе с химией и которую, до сих пор хоть немного понимает. Возможно, а больше вариантов-то и нет. За окном нарастает гроза. Утренний моросящий дождь превратился в ливень и не хватает лишь грома с молниями. Вот такая погода Антону не то, что нравится, а просто завораживает, раскрывает перед ним силу стихии.