***
Разбитое стекло в переходах подземки выглядит завораживающе. Проходя мимо, невольно бросаешь на такое взгляд. Для меня это, например, удивительная паутина переплетающихся трещин, которые составляют некую целостную картину. Но если разбилось стекло, то его можно без проблем заменить, главное, чтобы на это были деньги. Зато, когда разбито твое внутреннее состояние деньги тут мало чем придутся к делу. Душа Антона к вечеру все еще смутно напоминала разбитое стекло, которое вот-вот рассыпется на миллионы маленьких осколков. Слова Арсения Сергеевича засели где-то глубоко в подсознании, косвенно намекая на свое присутствие тупой болью в районе сердца. Парень никак не мог перестать утопать в воспоминаниях. Перед глазами мелькали эпизоды относительно недавнего прошлого. Возможно, эта боль, эта грусть, эти переживания – все это уже стало неотъемлемой частью парня. Он упивался отрицательными эмоциями, наслаждался, снова и снова наполняя сознание воспоминаниями. Это было наркотиком, к которому Шаст давно пристрастился. Парень жаждал ощутить муки и отчаяние, но вместе с тем он хотел избавления от этого, хотел кого-то, кто сможет в миг забрать навязчивую потребность в самоповреждении. Одиночество начинало сжирать все, что еще осталось в сердце Антона. Крупицы светлого, что тлели на дне бездонной пропасти жаждали былого сияния, но жизнь не давала парню повод, чтобы снова начать подпитывать их счастьем, радостью или другими положительными эмоциями. Последний раз о матери Антон вспоминал летом. Как сейчас он помнил тот вечер. В который раз за неделю Шастун набрал алкоголя в каком-то чертями забытом ларьке за углом, в котором спиртное не продавали единственное тем, у кого совсем денег не было даже на самое дешевое отвратное пойло. В квартире было тоскливо и пустынно, к чему парень уже успел начать привыкать. Не став даже включать свет, Тоха небрежно сбросил кроссовки и легкую кофту, которая полетела куда-то на пол, сейчас он уже этого вовсе не помнил, и поплелся на кухню. В пакете звенели три бутылки с красным вином, которое мальчик от чего-то очень полюбил, еще бутылка виски и даже литр водки, который Тоха взял просто, типа, а почему бы и нет. Сгрузив весь этот багаж в холодильник, Антон переоделся, помыл руки и даже собрался перекусить. Честно говоря, его состояние было гораздо более пугающее в тот момент, чем у человека, которому минуту назад, например, разбили сердце. Шаст был бледен, глаза стеклянные, хотя он не пил, а губы почти в кровь искусаны. Все его хрупкое тощее тело вот-вот норовило сломаться пополам. Ему было все равно. Он устал. Устал думать, переживать, что-то делать. В тот момент Антон взглянул на жизнь под другим углом. Ему казалось, словно между ним и реальностью выстроилась странная стена, поглощающая любые звуки или другие сигналы. Все, что было в тот момент действительно важным для парня, это пустота, что образовалась на месте всех его внутренностей, будто переполняя тело. Антон достал из холодильника кастрюлю с макаронами на автомате, потом тертый сыр, тоже не особо отдавая отчет в своих действиях, затем положил еду в тарелку и машинально поставил греться в микроволновку. Он не видел, не слышал, не чувствовал ничего своими руками. Приятный холод посуды, когда он доставал тарелку из сушки, остался незамеченным. В тот вечер Шаст не поел нормально. Он даже не попытался. Пока микроволновка работала, а на таймере мерно уменьшалось время разогревания, телефон парня вдруг завибрировал в заднем кармане джинсов. Тоха для начала вытащил еду, которая вовремя закончила вертеться за затемненной дверцей и раздражающе начала пищать, требуя внимания, а затем уже решил проверить свой сотовый. На иконке сообщений горела цифра один. Смутные подозрения уже тогда начали закрадываться в душу подростка, оставаясь так и неосознанными. Сообщение было от контакта «Сережа». Дрожащие пальцы упорно не хотели слушаться, когда Антон с остановившемся сердцем хотел открыть и прочитать. Потребовалось точно минута прежде, чем юноша наконец решился сделать этот шаг. На экране тут же высветилось все, что написал ему Серега: «Блять. Ты хера свалил? Еблан недоделанный! Мы не закончили разговор!» В две строчки уместилось больше, чем во весь тот разговор, который они ранее тем же днем и не закончили. Антон молча опустился на стул, снова и снова пробегаясь глазами по строчкам короткого, но емкого текста. Антон не дышал, слыша лишь спокойный стук своего сердца. Парень чувствовал холод. Его ступни заледенели, словно он опустил ноги в ледяную воду. А руки, что удивительно, больше не дрожали. Он просто замер, не в силах двинуться с места, и все сидел бы так дальше, если бы в этот миг, после сотого прочтения полученного сообщения внутри Антона окончательно что-то не надломилось. Шастун подскочил. Все его тело просто трясло от нахлынувшей ярости. Сердце бешено застучало, поддерживая общий ритм организма. А потом на пол полетела тарелка с едой, специально сбитая парнем со стола. Грохот и десятки разнообразных осколков разбежались по всей кухне. Поверх этого были аккуратно собранные в кучу макароны, хотя что-то разлетелось по сторонам, напоминая солнечные лучи на детском рисунке. Антон стоял, уперевшись ладонями в стол. Он словно пытался спрятать голову на груди, но гибкости шеи хватало лишь на то, чтобы низко ее опустить и невидящим взглядом смотреть куда-то толи в пол, толи в стол. Антону потребовалось минут десять, чтобы справиться с накатывающими волнами гнева и ненависти, в первую очередь, к самому себе. Парень устал обвинять всех вокруг в той боли, которую испытал. Проще было найти причины в себе, а если их нет, то никогда не поздно начать развивать воображение и напридумывать кучу недостатков. Антон снова уселся на стул, потому что в голове вдруг возникла фраза, некогда сказанная ему мамой: «В ногах правды нет, Тоша». И именно после этого возникло неотвратимое желания предаться размышлениям о прошлом. Первая бутылка вина улетела за десять минут. Парень еле сдерживался, чтобы не пить из горла. Бокал за бокалом наполняли тело алкоголем, согревающим и разгоняющим кровь по венам. Антон чувствовал легкое опьянение, когда переходил на следующую бутылку. Ему это было нужно, жизненно необходимо, чтобы хотя бы на вечер заглушить все чувства, притупить боль и уменьшить этот поток воспоминаний.***
Третье сентября нещадно наступило. Будильник разрывался громкой трелью уже раз третий, но Антон отключал его, даже не открывая глаз. Телефон вот-вот полетел бы в стену, но Шаст понимал, что продолжать валяться в кровати просто не вариант. Если он опоздает на урок, то получить нагоняй и от предметного учителя, и от классной, которая неведомым образом узнает обо всем еще до того, как это случится, как бы странно не звучало. Единственная утренняя отрада для Антона – душ. Как же классно оказаться под теплыми струями воды, почувствовать, как вода стекает по телу, как согревает и мягко поглаживает кожу. Парень действительно ради этого смог поднять зад с кровати, немного замерзнуть, пока плелся в ванную, а потом с довольной мордашкой выходил оттуда, закутавшись в теплый бархатный халат. С мокрых и взъерошенных волос все еще капала вода, но Тохе это ничем не мешало. Завтрак упорно не лез в горло, и парень смог заставить себя выпить лишь чашку кофе прежде, чем схватить собранный рюкзак и уйти в школу. Он знает, что к третьему уроку почувствует неприятный, привычный голод, но переживания об этом не посещают парня. Его мысли витают вокруг урока литературы, который станет отдушиной в этом пасмурном школьном дне.