Два капитана

      Нельзя сказать, что у Алексея было уж слишком много девушек. Хоть родители и старались воспитывать его в чопорных, православных традициях, но всё же легкомысленное, либеральное окружение, в котором, как в собственном соку, варилось в то время современное общество, сделало всё возможное, чтобы из чопорного, воцерковленного мальчика вырос безнравственный и праздный ловелас. Не вышло ни того ни другого. Лёшенька слишком любил своих родителей, чтобы сделать им слишком уж больно. А потому, даже если это ему не нравилось, каждое воскресенье безропотно посещал церковь, где окольцованный обетом безбрачия отец Григорий, как-то раз умудрился таки затащить несовершеннолетнего отрока в свои покои. После нескольких насквозь неудачных попыток спасти свою невинность, юноша был вынужден вверить свою судьбу Господу Богу, который, видимо, решил, что член священника внутри строптивого мальчишки — это благо, и на несколько месяцев полностью забыл про него. Через год же, ввиду нового поступления в церковный хор юных и прелестных отроков, Лёха был напрочь забыт и в храм приходил только под нажимом родителей. В оконцовке же правда всё-таки выплыла наружу, когда почтенного служителя церкви один из родителей застукал с собственным сыном в очень пикантной позиции. Наутро батюшку обнаружили задушенным собственной пуховой подушкой, а подробностей сего гнусного происшествия — так никто и не узнал. Проснувшись утром ни свет ни заря и с удовольствием вспомнив вечернюю схватку, Лёшка потянулся в мягкой постели и с удовольствием прижался к горячему Саниному боку, осторожно поцеловав его в щёку, проклиная капитана за непробиваемую тупость, так как он всю ночь пытался всеми частями тела выразить ему свои чувства. И даже схватившись за шпагу, он бился не столько за себя, сколько за то, чтобы Саша обратил на него больше внимания… Ломбард они, как ни настаивал Голицын, так и не сожгли (во-первых, судя по замку на дверях, еврея в лавке не было, а искать его по всему городу не местным жителям — пустое занятие, а во-вторых — не стоило привлекать к себе внимание столь мелкой местью), а потому город после их ухода остался в целости и сохранности, о чём жалел капитан и что было безразлично мальчишке, чьи мысли и чувства были сейчас далеко от земных забот, а вот тот, кого они касались напрямую, ни сном ни духом об этом не ведал. Шагая по таёжной тропинке как робот, он думал только об одном, как бы скорее попасть домой, а слёзы и грустную улыбку на лице мальчика сопоставлял с раздумьями о потерянной семье и невнятным будущим, где Александр, прямо скажем, занимал незавидное место. После трёх часов пути по нехоженому лесу решили немного отдохнуть. Остановились у чистого холодного ручья на красивой зелёной полянке. Перекусили, чем Бог послал, и завалились подремать, спасаясь в тени могучего столетнего кедра от жаркого летнего солнышка. — Саш, расскажи мне о себе, — жуя во рту какую-то травинку, неожиданно попросил Лёшка. — Зачем тебе? — с удивлением повернул голову к лежащему рядом мальчишке капитан. — А мне мамка не велела с плохими людьми связываться, — лукаво улыбнулся мальчик. — Хорошо, — после некоторого раздумья согласился Голицын, — только баш на баш. В ответ ты мне выкладываешь свою историю. Только настоящую. И не надо мне заливать про купца. Что-то я не верю, чтобы купеческий отпрыск так ловко умел орудовать шпагой. Да и говор у тебя не крестьянский и вообще, все твои движения — по учёному «локомоторика» — выдают в тебе, как минимум, дворянина. Ну, что, согласен? — и, увидев утвердительный кивок головы, начал рассказ. Рассказал всё, начиная от эпопеи отца и заканчивая собственными приключениями уже здесь, в Сибири. Речь лилась спокойно, даже меланхолично и Саша сам себе удивлялся, что имея за плечами кучу алмазов, до донышка испражняется перед совсем ему неизвестным, по сути, мальчишкой. Ведь ничего не помешает парню ближайшей ночью просто перерезать капитану горло и стать владельцем баснословного состояния… Рассказ Алексея был не столь интересен. По сути, это была типичная история ещё короткой жизни сына захолустного бедного дворянина, который был вынужден зарабатывать на жизнь, осваивая профессию купца. Родители в отпрыске своём души не чаяли и отказывая себе в самом необходимом, наняли ему гувернёра-француза, который помимо школьных предметов, обучил его ловко владеть шпагой, а также обстоятельно просветил мальчика в амурных делах. Дело дошло до практики и однажды ночью наставник привёл к устроившемуся ко сну на сеновале Лёшке крестьянскую девицу, лет пятнадцати от роду, которая во всех известных ей позициях показала тринадцатилетнему отроку, каким образом можно получить лучшее в жизни наслаждение, а также сделать детей. Первый опыт до того понравился Алексею, что он, самостоятельно сговорившись с девушкой, регулярно, дважды в неделю, к немалому удивлению предков, отправлялся ночевать на сеновал… Когда Лёшка закончил рассказ и обнаружил, что его попутчик сладко спит, то он придвинулся к капитану под бок, обнял его правой рукой и тоже задремал. Шли молча, вот уже часа два. Каждый думал о своём. Капитан мысленно костерил себя за неуместную и даже опасную откровенность. Мальчишка же с нежностью вспоминал бивуак, свою руку, лежащую у Него на груди, и тихое, чистое дыхание любимого человека. В конец размечтавшись, Лёша не заметил здоровенную, присыпанную ветками и листьями яму, в которую благополучно и улетел. Вытащив охающего страдальца наружу, Голицын осмотрел подростка и с сожалением констатировал, что идти тот не сможет, ввиду того, что левая нога или сломана или сильно повреждена. А потому, наложив, на всякий случай шину, не долго думая взвалил парнишку на загривок и потихоньку тронулся в путь. Место для ночёвки не выбирали, а просто уставший, как негр на плантации, капитан плюхнулся на пятую точку. — Оставь меня здесь, Саша, — неожиданно сказал мальчик и, хоть в темноте и не видно, но Александр понял, что он плачет, — со мною ты пропадёшь, — а я себе этого никогда не прощу, — и разревелся в голос. — Что ты, глупый, — обнял мальчишку Саня, — я тебя ни за что не брошу. В жизни подлостей не делал и начинать не хочу. — Только из-за этого? — с надеждой спросил Лёшка. — Нет, мой мальчик. Сам не знаю почему, но привязался я к тебе. Тянет со страшной силой. Знаю, что мысли это греховные и не пристало православному человеку об этом думать. Сопротивляюсь изо всех сил, но, на сколько их хватит, не знаю. — Глупый, иди сюда, — выдохнул парень и, притянув к себе Александра, сочно и крепко его поцеловал. Ночью спали обнявшись и, хотя греховные мысли вулканом колобродились в умах одного и другого, ввиду плохого состояния Лешкиной ноги, а может из робости, но ничего из того, что оба страстно хотели, не произошло. Утром, наспех перекусив, Алексей уже привычно взобрался к Александру на закорки и счастливая парочка под шум просыпающейся тайги отправилась в неизвестно что суливший им, но точно опасный путь.