Два капитана

— Слушай, малыш, — перелезая через кучу валежника, — сказал капитан, — можно я тебе неприятный вопрос задам? — От тебя хоть сотню, любимый, — сложив губы дудочкой и послав парню воздушный поцелуй, ответил мальчик. — Как твои родители погибли? — Как сейчас погибают, — грустно заметил Лёша, — теперь же принято грабить богатых. Хотя какое у нас богатство, одни долги да фига в дырявом кармане. Но бедняки же считают раз дворяне — значит при деньгах, вот и налетела, в один не прекрасный день какая-то банда. Отца на пороге убили, когда он пытался эту шайку дуэльным раритетом остановить. А маму… её на кухне… зарезали, а перед этим… Лёшка уткнул голову Саше в плечо и совсем по-детски разревелся. — Меня родители успели в погреб засунуть, — вытер слёзы платком Алексей, — а сверху половик постелили. Дом, конечно, полностью разграбили, а потом подожгли. Я и сам не помню как из этого пожара выбрался. Затем трое суток по тайге, словно неприкаянный, слонялся. Я, видать, от всего пережитого в уме повредился. Потом к городку вышел, где с тобой и встретился, — сквозь снова появившиеся слёзы улыбнулся мальчишка и нежно поцеловал оторопевшего от такого рассказа Александра. — Как же ты жил-то до меня, — участливо спросил Голицын, в свою очередь целуя его руки, — без денег, без семьи. — Подрабатывал то тут, то там, — ответил успокоившийся мальчик (на время рассказа они присели под пушистою елью и Лёшка свернулся калачиком у Сани на коленках). Мы дома ведь даже без прислуги обходились, не по карману было. До революции купецкий извоз ещё кое-как помогал сводить концы с концами, а теперь боязно ехать. Кругом грабят и убивают. Француз моментально расмикитил что к чему, быстренько собрал манатки и укатил к себе домой, когда понял, что платить мы больше не в состоянии. Был ещё старый хохол Грицко, который худо-бедно в саду управлялся, но тот месяца с два до пожара помер. Была у него такая привычка в бане самогонку прятать. Отец мой очень строгий насчёт пьянки был, мог сгоряча и старику плетей всыпать. Вот однажды дедушка баньку затопил и нахлебался горилки от души, а вот вылезти из парилки не смог, там и угорел. Так что отнюдь не белоручка тебе достался. Я по дому всё делал и при надобности смогу и обед сготовить, и лошадь запрячь. — На все руки ты у меня, но лучше всего в постели, — констатировал капитан, целуя белобрысую макушку и ласково погладил мальчишку по непослушным волосам. В конце концов пригревшийся на коленях у капитана Алексей крепко заснул, а за ним задремал и Александр... Обстановка в камере была самая что ни на есть спартанская: стол, лавка, она же кровать, накрытая какой-то дерюгой, и воняющее на всё крошечное, три на три, помещение прикрытое деревянной крышкой отхожее ведро. Первое время Голицын пытался стучать в двери и требовать кого-нибудь из командиров, на что заглянувший на огонёк часовой посоветовал их благородию заткнутся и не мешать отдыхать другим, в отличие от хулигана, благовоспитанным и примерным заключённым и, к тому же, своим неподобающим дворянину поведением, он подмывает безупречную репутацию Всероссийской Чрезвычайной Комиссии. Их арестовали на выходе из леса, а виноват был как раз сам капитан, который, увидев людей с красными звёздами на странных головных уборах, чуть ли не вприпрыжку побежал к ним навстречу. Красноармейцы же незваным гостям отчего-то не сильно обрадовались, а крепко связали им руки веревкой, обзывая их белогвардейскими шпионами, посадили на телегу и после двух часов тряски доставили в самую настоящую тюрьму, где Александра и Алексея без всякого объяснения посадили в разные камеры. Когда в маленьком, зарешеченном окошке стемнело, двери открылись, и зевающий часовой с винтовкой наперевес, приказал узнику идти на выход. После недолгого блуждания по узким и сырым коридорам, привёл его в чистую и светлую комнату, где за покрытым зеленым сукном массивным столом сидел мужчина, одетый в кожаную куртку и фуражку с прикреплённой на ней красной звездой. Часовой вышел, а сидевший небрежно бросил на стол донельзя знакомый Голицыну полотняный мешок. — Что это такое? — спросил мужчина и прикурил длинную папиросу. — Алмазы, — спокойно ответил Саня. — Откуда? — Из Африки. — Ага, — усмехнулся чекист, — а ты, наверно сын Рокфеллера. — Нет, к сожалению, — пожал плечами собеседник, — живу я там. — Допустим. Ну а здесь, в Сибири, какого лешего забыл? — Отец мой сиих мест уроженец, камушки эти мне завещал, вот я за ними и приехал. — А поумнее ничего не придумал? — следователь затушил докуренную до фабрики цигарку в консервной банке. — Извините, — развёл руки в стороны Александр, — другой истории нет. — Странно, — задумчиво посмотрел в потолок красноармеец, — мальчишка то же самое поёт. Хотя какая к бесу разница. Брюлики эти советской власти без надобности. Да и деньги скоро на растопку пойдут, так как трудовой народ работать бесплатно будет. В общем, так. Через пару часов мы с этого городишки уматываем. С собою вас брать резона нет, уж больно мутные вы. Часовой! Этого и мальчишку в расход. Возиться с ними некогда, того гляди Деникин пожаловать соизволит… «Вот и всё», — с грустью подумал Голицын, когда их с Лёшей вывели на улицу и поставили спиной к грязной кирпичной стене, — нашла все-таки меня безносая в Сибири. Мальчишку жалко. И не пожил то ещё. — Может, хоть ребёнка отпустите? — на всякий случай попросил капитан. — На изготовку, — зычным голосом рявкнул, видимо, старший наряда, и трое солдат подняли винтовки, а Саня горячей рукой вытер бегущие ручьем из Лёшкиных глаз слёзы. — Ты прости меня, мой мальчик. Втравил я тебя в эту историю и тем самым к смерти привёл. — Не вини себя, Саша. Я вот избушку вдруг вспомнил. Ты знаешь, если бы можно было переиграть — я бы этого не сделал. Прощай. Голицын сильно сжал Лёшкину руку и зажмурил глаза. Прошла минута, другая, но выстрелов почему-то не было. В конце концов оглянувшись, изумлённый капитан увидел, что расстрельная бригада куда-то испарилась, а к ним подошёл давешний чекист, со сконфуженным видом сунул Александру в руки его рюкзак и молча вывел их из здания тюрьмы на улицу, при этом лихо отдав честь. — Послушайте, — перед тем как попрощаться, спросил ошеломлённый капитан, — я, конечно, безмерно вам благодарен, что вы сэкономили на нас несколько пуль, но всё же умоляю, скажите, или меня до конца жизни будет мучить вопрос: почему вы нас отпустили? — Потому что меня попросил тот, кому я не могу отказать, — усмехнулся мужчина, указав рукой на стоявшую у ворот знакомую донельзя фигуру…