Выжившие

      Все полтора часа, которые занимала дорога до дачи Вадима, царило абсолютное молчание: у каждого были свои поводы полностью уйти в мир всяческих мыслей. Самойлова мучили воспоминания о брате, теперь уж точно потерянном навсегда, о тех счастливых мгновениях, что проживали, чувствовали вместе, и о крупных ссорах, в которых произносились самые страшные слова. В один день они и вовсе стали пророческими: Глеб и Вадим действительно возненавидели друг друга и пожелали совсем забыть о том, что являются родными братьями, обязанными взаимно любить, взаимно беречь и помогать.       Глаша (являющаяся на самом деле Глебом), спустя столько лет обид, злости и напрасной ненависти, вдруг начинала осознавать величину своей вины в тяжёлом продолжительном конфликте. Чем больше она думала, тем большее чувство стыда испытывала за своё поведение, за непоколебимую гордость, за неумение прощать, за каждое язвительное высказывание и всю грязь, что успела вылить на Вадима. Глаша понимала: брат — единственное, что у неё осталось в этом погибающем мире. Единственное и родное! Она навсегда уничтожила его любовь из-за своей глупости и дурного характера, но теперь стала сожалеть о том с необыкновенной силой, ведь безумно боялась чувства одиночества. И резко вновь проснулась потребность в разговорах с Вадимом, в его прикосновениях и в нежном, заботливом отношении. Время, когда это было и в избытке, стало казаться лучшим за всю долгую жизнь. А лучшее, как известно, всегда так хочется вернуть…       Значит, Глаша должна встать на путь исправления. Себя, своих крупных ошибок. Она решила, что больше никогда не станет вести себя как противный, глупый Глеб, однако никогда не признается в том, что когда-то им и была. Она вернёт Вадима, завладеет его сердцем, душой и по-прежнему (зачем уж скрывать) влекущим телом. Она попытается забыть прошлое и привыкнуть к себе новой. Это необходимо сделать. Ради брата, ради того, чтобы чувствовать себя опять любимой и нужной. Стоит научиться жертвовать ради обретения счастья, и тогда всё получится. Обязательно получится. В душе загорелся маленький, но яркий огонёк искренней надежды.

***

      Дача Вадима мало чем отличалась от тех дач, что покупали и строили большинство москвичей среднего класса. Небольшой ухоженный участок с теплицей, грядками, островками цветов, теперь пожелтевших и поникнувших, беседка с мангалом, где Самойлов любил готовить вкуснейшие шашлыки, сарайчик и уличный туалет. Дом был двухэтажным, обитым светлой вагонкой, скромно, но уютно обустроенным внутри. Здесь совершенно отличная от города атмосфера, которую Ева чувствовала и которая ей нравилась. Даже сейчас, когда никто не находил в себе сил испытывать нечто похожее на радость или удовлетворение.       Осмотревшись, девушка отправилась готовить обед: желудок давно и настойчиво требовал наполнения. Она также попросила помочь Глашу, однако та отказала, заявив, что абсолютно не умеет готовить. Не спасло.       — Я сама не шеф-повар, Глаш. Это всё несложно, я научу. Идём. — Зеленина всё-таки потащила красноволосую белоручку на кухню. Готовить решили гречку по-купечески с индейкой и томатной пастой.       Ева думала и надеялась, что Глаша исключительно из-за лени и отвратительного настроения не хотела помогать в приготовлении обеда-ужина, но, оказалось, готовить она действительно не умела. Причём ни черта.       —Ты хоть нож в руках держала когда-нибудь? Ты сейчас пальцев, блин, лишишься! Кто так режет-то?       — Я так режу! Не кричи на меня! — Глашу, в душе являющуюся пятидесятилетним мужчиной по имени Глеб, возмущало до крайности, что какая-то девчонка чуть за двадцать повышает на неё голос. — Сама этим всем занимайся, если мои услуги не устраивают, — буркнула Глафира, бросив нож на стол. Преображение преображением, но тяжёлый характер из себя не выкинешь…       — Ева, давай я помогу? — прозвучал приятный низкий голос за спиной, и Зеленина сразу поняла, что это Саша. Она слегка улыбнулась.       — Буду очень благодарна тебе. — Радченко без лишних слов принялся за нарезку лука, тёрку моркови и пассеровку, пока Ева занималась мясом и гречкой. Вместе они управились за час; получилось, кстати, достаточно вкусно. Вадим и Глаша дали блюду высокую оценку громким чавканьем и протяжным довольным «м-м-м».       Подкрепившись на славу и не найдя важных дел для выполнения, все четверо приняли решение разойтись по комнатам. Ра и Ева ушли сразу, а вот Самойлов обещал убрать со стола и помыть посуду, поэтому остался на кухне.       — Помочь? — поступило неожиданное предложение. Вадим повернулся и вновь увидел перед собой привлекательную женщину, соблазнительно распустившую волосы и растегнувшую верхние пуговицы рубашки так, чтобы была видна красивая, без единой родинки грудь. Хороша Глаша, грех тут спорить.       — А посуду-то мыть умеешь? — с ухмылкой спросил Самойлов, и на такой вопрос уж очень хотелось обидеться. Но сейчас это будет лишним.       — Если не умею, не предлагаю. — Вадим впервые обратил внимание на голос новой знакомой. Для женщины он грубоват, слишком низок, но однозначно было в нём что-то цепляющее, заставляющее хотеть слушать и слушать, внимать и внимать… Чёрт, интонации Глеба! — Так помочь? — И Самойлов как с цепи сорвался. Мужчина резко, без объяснения причин покинул кухню, схватившись за голову и оставив в полном недоумении Глашу. Вадиму казалось, что он сходит с ума, ведь в каждом движении, в каждой черте лица этой красноволосой красивой женщины, в каждой мелочи он видел и хотел видеть своего младшего брата. Молодого и любящего Самойлова до беспамятства. Желающего его до дрожи во всём теле… «Нет Глеба в живых больше, нет! Отпусти, забудь его! Живи своей жизнью, никак от него не зависящей! Иначе точно скоро крышей поедешь…»       Тем временем Глаша вымыла всю посуду и отправилась отдыхать. Она не могла знать о душевных мучениях, мыслях и неумирающих чувствах Вадима. Она просто верила, что тот должен принадлежать ей и только ей. Остальное не имело никакого значения.

***

      Рискуя испортить зрение из-за плохого освещения, Ева читала книгу. Роман «О дивный новый мир» одновременно затягивал и отталкивал её. Про «новый», выдуманный мир Олдоса Хаксли читать было до жути противно: полная стандартизация общества, культ потребительства, презрение ко всему чистому и высокому, которое заменяется примитивным, грязным и пошлым, наркозависимость, разврат, деградация… Еве иногда казалось, что человечество стремилось именно к такой жизни. Всё меньше оно заботилось о чём-то, кроме себя и своих удовольствий, всё большим грехам предавалось, меняя любовь на похоть, духовное на материальное, истину на выгодную ложь. Но тенденция к превращению людей в одинаковых простейших существ, по мнению Зелениной, лишь губила человечество. Люди уже не знали, что взять с планеты, как использовать её богатства для удовлетворения растущих потребностей. Глобольное загрязнение атмосферы, гидросферы, литосферы, — вот что стало причиной катастрофы, вот из-за чего образовалось неизвестное, чрезвычайно опасное вещество. Люди, убив планету, убили и самих себя. Ева с детства знала: эгоизм никогда к добру не приводит.       Так её воспитывали родители, прививая любовь и бережное отношение ко всему окружающему: природе, животным, людям. Они учили искать счастье в простом, в мелочах, но при этом всегда стремиться к чему-то большому, к своей мечте, не заботясь о том, что скажут или подумают другие. Зеленину часто считали скучной и слишком «правильной», но она чётко знала: ей необходимо не нравиться всегда и всем, а найти себя, своё предназначение. Люди приходят и уходят, а Ева у себя — одна-единственная. Она не должна прожить свою жизнь, не сделав ни капли полезного. Зеленина хотела быть нужной, потому и решила выбрать необычную профессию эколога в качестве дела всего своего существования.       Поняв, что больше не может полноценно вникать в содержание романа, Ева отложила книгу. Решила спуститься вниз, попить чаю и, может, завести с кем-нибудь разговор. Ей вдруг смертельно захотелось общения.       На веранде был Радченко, затягивающийся сигаретой и выглядящий задумчивым. Зеленина невольно засмотрелась на то, как симпатичный мужчина втягивал дым, прищуривая глаза, и затем густым серым потоком выпускал его изо рта. Плевать уже, что Ева по образованию эколог и что она не очень хорошо относилась к курению! Ра с сигаретой — то, на что почему-то хотелось смотреть…       — Ев, ты там стоишь? — Саша улыбнулся, заметив девушку. — Скучно стало?       — Да, немного. — Она села напротив Радченко, испытывая неловкость и думая, что могла помешать наслаждаться уединением. Но мягкое выражение лица мужчины позволило неожиданно быстро расслабиться. — Читала, читала, и не смогла больше. Тяжело читать про новый мир, когда старый навсегда гибнет… Я вот думаю: может, всё ещё возродится? Но не будет ли новая реальность похожа на ту отвратительную, которая описана в романе?       — «О дивный новый мир» читаешь что ли? — Ева кивнула, улыбнувшись. — Ознакомлен с содержанием. Но я не столь впечатлителен, как ты. А может, не столь умён, чтобы думать о глобальном. — Зеленина отвела глаза в сторону и почувствовала, что её щёки чуть порозовели.       — Я думаю, ты достаточно умён. Просто у каждого своё восприятие и понимание прочитанного. — Девушка вдруг почувствовала себя нехорошо: она физически не могла вдохнуть.       — Да, это безусловно, и всё же… Ева? Ева, ты в порядке? Чёрт, что с тобой?! — Зеленина хваталась за руку Саши, будто это могло стать её спасением. — Ева! — Ра был совершенно без понятия, что он должен сделать и как помочь.       — Саша… — Девушка падала в руки Радченко, успевшего подбежать и поймать её.       — Что происходит? Что с Евой?! — Вадим выбежал из своей комнаты, догадавшись: происходит неладное. Глаша тоже приползла на кухню.       — С ней происходит то же, что происходило со мной во время того проклятого телефонного разговора… Но вдруг она не очнётся? Вдруг погибнет всё-таки? — бормотал себе под нос Ра, неся на руках Еву и направляясь в её комнату.       — Что случилось с тобой? Когда? О чём ты? — Самойлов был полон переживаний насчёт Зелениной, но неспособность Саши объяснить свои слова заставляла испытывать раздражение. — Саша, объясни мне! — Он игнорировал. — Саша!       — Да что ты орёшь? Ну не хочет говорить… А ты не переживай: думаю, девушка может очнуться и выжить. Если судьба ей умереть, то это случилось бы раньше. Надо ждать, значит, — с максимальным спокойствием заявила Глаша и осторожно приобняла Вадима за плечи. — Раньше времени не стоит хоронить человека. — Её голос вдруг стал таким мягким и ласковым, подобно мёду для ушей.       — А если ты ошибаешься, Глаш… Совсем молоденькая, такая хорошая девочка… Жалко же.       — Не думай об этом. Она очнётся. — Глафира была почему-то на сто процентов уверена в своих словах. — Пойдём покурим, Вадик. — «Вадик…» — повторял у себя в голове Самойлов. Его никто не называл так, кроме брата. То нежно и любовно звучал «Вадик» из его губ, то язвительно, с презрением. Как в последние годы.       — …Не называй меня Вадиком, — стиснув зубы, произнёс Вадим. Внезапной и мощной волной на него накатила злость, смешанная с многолетней обидой. На уже усопшего навсегда человека.       — Почему? — удивлённо спросила Глаша, чуть выпучив и так большие голубые глаза.       — Раздражает. — Это прозвучало настолько резко и холодно, что женщина вздрогнула. — Очень раздражает, Глаш. — «И неужели так же сильно раздражаю его я, родной младший брат? Впрочем, сам в этом виноват…»       — Извини, больше не буду.

***

      На следующий день Ева очнулась в своей постели, чувствуя себя вполне нормально. Прямо на её милое молодое личико с беспокойством смотрели красивые карие глаза Ра, зашедшего проверить девушку. Теперь эти глаза улыбались, будто бы слегка светились, как и их обладатель, от искренней радости.       — Я верил, что ты останешься с нами. Как себя чувствуешь? — спросил Саша.       — Удивительно обычно. Словно ничего и не случилось, словно мне лишь приснился дурной сон… Так странно.       — Да уж, странно. И знаешь, мне это очень знакомо. — Зеленина нахмурилась, показывая, что совсем не понимает мужчину. — В один день я тоже резко начал задыхаться и потерял сознание. Я очнулся на следующий день, чувствуя лёгкость в мыслях и теле, хотя накануне мне казалось, что я встречаю смерть. — Рассказ Радченко дал Еве пищу для размышлений. Она очень долго молчала, пытаясь составить в голове логическую цепочку.       — Как давно это было?       — Я очнулся в день, когда начались массовые смерти от странной серой пыли, которая теперь витает в воздухе. То есть, недавно, очень даже.       — Понятно… Всё может быть связано, не так ли?       — Чёрт знает! Но если ты права, то тогда я нашёл ответ на свой вопрос: почему могу быть жив, здоров? Не очень-то рад этому…— Саша грустно усмехнулся.       — Смотри тогда, что получается. Неизвестное вещество вызывает у людей отёк дыхательных путей, то есть сильнейшую аллергическую реакцию, которая быстро возникает и быстро убивает. Значит ли это, что нам повезло и наши организмы не воспринимают странную пыль как сильнейший аллерген?       — Воспринимают. Скорее, нам повезло в другом: наши организмы нашли силы для борьбы. Говоря на языке COVID-19, теперь у нас есть «антитела» и мы «переболели». — Оба рассмеялись, вспомнив панику и страх, вызванные коронавирусом. Теперь он казался таким ничтожным по сравнению с последними жутчайшими событиями.       — Интересно, и почему же я так запоздала с тем, чтобы «переболеть»? У тебя сразу всё произошло, у меня — нет… Это вещество реально как вирус: может какое-то время сидеть в организме, не выдавая себя?       — Без понятия. Я вообще далёк от медицины, экологии, вирусологии, биологии, химии… Короче говоря, я всегда не особо интересовался умными вещами. Ничего не мог и не хотел делать. От безысходности стал музыкантом. — По комнате вновь раздался смех.       — Ничего себе. Так ты у нас музыкант? — удивилась Ева. — Что поешь, на чём играешь?       — Давай поговорим об этом попозже. Надо сообщить Вадиму и Глаше, что ты очнулась. Пусть не волнуются. — Радченко покинул комнату и спустился на первый этаж. Обрадовал новостью, заставив облегчённо вздохнуть, также рассказал об интересной теории Зелениной. Глафира рассказала, что испытала подобное пару дней назад, поэтому предположения Евы вполне могли оказаться верны.       Единственное, Глаша скрыла ото всех один важный и самый странный факт — она очнулась лишь через несколько дней и аж человеком противоположного пола. Глафира не знала, связывать ли это с «приспособлением» к новым условиям жизни (выживания) или нет. Да наверное, никто не знал и не смог бы дать адекватного развёрнутого комментария.