***
Встав с утра пораньше и приведя себя в порядок, Ева решила пройтись в одиночестве до речки, заодно искупаться и освежить голову, вновь наполненную мучительными мыслями. Девушке стало казаться, что она слишком помешана на теме любви и это будто бы… Стремительно губит её как личность, обязанную стремиться к развитию, к деятельности, приносящей пользу самой себе или окружающим людям. Хотя есть ли для кого и для чего работать, стараться, расти душой? Человечество вымерло: нет больше ни работы, ни учёбы, ни каких-либо интересных развлечений. Ограниченная, изолированная от полноценности, красок и разнообразия жизнь, в которой единственной радостью могут быть любовь или её жалкое подобие. Чувства превратились в вещь, способную как-либо занять, спасти от смертельной скуки. Это — полная душевная деградация. И даже приятная тёплая вода не помогала расслабиться. Всё ещё мучил вопрос: что будет завтра? Может ли что-то поменяться? Какая судьба теперь ждёт планету? Возможно, на ней появятся новые люди, а возможно, Земля спасёт себя от их эгоистичного существования. «А вдруг мы, выжившие, созданы для того, чтобы… возродить человечество? — вдруг подумалось Зелениной. — Вдруг мы вчетвером должны породить и воспитать таких людей, которые сберегут новый мир и будут жить в гармонии с природой?» Девушке показалась эта мысль и эта роль чрезвычайно глобальными, но в то же время логичными. «Кто, если не мы? Если больше никого не осталось?» Она выбралась из воды и оделась. И ещё никогда в жизни двадцатитрёхлетняя Евочка Зеленина не чувствовала на своих хрупких плечиках такой большой ответственности. «Может, я слишком много думаю и слишком усложняю всё?» В воздухе стоял невероятный аромат, привлекающий и дурманящий, отвлекающий от череды серьёзных мыслей. Ева повернулась в сторону, откуда доносился приятный запах. Прямо у неё на глазах на пышном кустарнике распускались крупные розовые цветки, а в их серединках произрастали алые круглые плоды, так и вызывающие желание попробовать. Зеленина не нашла нужным сопротивляться соблазну. Причудливый фрукт (или причудливая ягода) не оказался сладким и сочным. Наоборот, горьковатым, и рот стало неприятно вязать. Но манящий аромат заставил подумать девушку, что необычный плод она просто не распробовала. Ева съела ещё пару красных кругляшков и пошла дальше, в направлении дома. Там уж Глаша, Вадим и Саша заканчивали утреннюю трапезу. — Евочка, ты где пропадала, милая? — поинтересовался Самойлов с улыбкой, встав в дверном проёме, держа красноволосую за руку. Видимо, куда-то собрались (скорее всего, на берег реки: идеальное, в нынешних условиях, место для размышлений, а также свиданий). — Завтрак остыл и уже не такой вкусный! — Как видишь, Вадим, успешно направляюсь к столу. Не ты ли случайно возился с ним, раз так волнуешься? — О нет, сегодня готовила наша Глаша. — Он довольно посмотрел на Глафиру, и та успешно сделала вид, что смутилась (на самом деле, в ней тут же взыграла гордость). Ева подмигнула красноволосой. — Здорово. Пойду попробую, как вышло. — Она хитро улыбнулась Глаше и зашла в дом, не желая стеснять новоиспечённую парочку и рушить их нескромные, наверное, планы. — Привет, Ев. И куда они? — с наигранным равнодушием спросил Саша. Странно наигранным. Будто ему далеко не всё равно на происходящее. — Да так, просто искупаться. — Зеленину едва не рассмешила собственная нелепая попытка соврать. — Ага, конечно, просто искупаться… — А вот Ра не был в приподнятом настроении. Неожиданно раздражён, хотя пытался сдерживать эмоции. — Саш, что с тобой? Не с той ноги встал? — Ева медленно подошла к возлюбленному, осторожно приобняла его со спины, прошептав на ухо: — Неужели не понравилась наши безумные ночь и вечер? Никогда не поверю: они были божественны. Я бы повторила… — Поняв, что ничего не меняется, что она не способна успокоить и улучшить настроение, Зеленина решила оставить Сашу наедине с мыслями. — Ладно-ладно, побудь один. Потом можешь поделиться своими переживаниями, если вдруг надо. — Радченко кивнул и нехотя приподнял уголки губ, как бы улыбаясь в знак благодарности за беспокойство и заботу. Еве улыбаться больше не хотелось: её крайне расстраивало состояние любимого мужчины. Неужели он не чувствует себя счастливым после произошедшего? Неужели их близость… ничего не значила? «Нет-нет-нет, это было бы слишком жестоко! Он любит меня, должен любить!» Только одно ты забываешь, Евочка: никто никому ничего не должен…***
Через час спокойного чтения интересной книги Зеленина вдруг почувствовала слабость и тошноту. Она едва добралась до туалета, даже не закрыла дверь: голова кружилась невероятно, а перед глазами плясали странные фиолетовые тени. От прочищения желудка легче не становилось: не проходили галлюцинации, качество зрения ухудшалось, чувствовался жар. — Ева, что случилось? Ты в порядке? — Саша, единственный находившийся в доме на тот момент, прибежал на напрягающие звуки из туалетной комнаты. Перед глазами предстала жутчайшая картина: обессиленная девушка с изменившими цвет губами и лицом лежала на полу почти без сознания. Проанализировав увиденное и услышанное, Радченко понял: у Зелениной сильнейшее отравление. Поставленный диагноз его максимально сильно напугал. Мужчина поспешно отнёс девушку в ближайшую комнату, поставил таз, принёс три стакана воды, надеясь, что проводимые неприятные процедуры помогут избавить организм Евы от опасных веществ, что ей в итоге станет легче. Однако ни промывание, ни пять таблеток активированного угля не помогали. Температура продолжала подниматься, Зеленина бредила, хватаясь за руку Саши, а он пытался сдерживать слёзы, постепенно понимая, что… Уже не сможет помочь. Ева в муках покидала мир. Навсегда покидала. Лучик света для каждого проживавшего в этом доме. Молодая женщина, так отчаянно и трогательно полюбившая Ра всем сердцем, с такой благодарностью отдавшая себя в последний раз. Саша — её последний мужчина, последняя искренняя любовь в жизни… На мгновение Ева вдруг перестала бредить, пугающе замолчав, и Радченко едва не похоронил её мысленно. Раньше положенного времени. Девушка угасала медленно, тлела, как уголёк в костре, отчаянно продолжавший мерцать среди пепелища. Точно так же тлели в ней остатки глупой, уже совсем бесполезной надежды. — Ты вот не сказал мне: любишь или нет. А я хочу, очень хочу знать. Не мучай больше меня, Саша. Скажи, что любишь, пожалуйста, скажи. Но не ври, если я ошибаюсь. Ненавижу ложь… — Ра грустно улыбался, крепче сжимал запястье Зелениной. Стыдливо молчал. — А… Да, как не догадалась: не любишь. Ах, уже не жаль… Нет сил плакать, я не могу, я ничего не могу больше… — Он целовал её горячий лоб, руки, жалея, даря прощальную нежность. Извиняясь за обман, за укрывание тяжёлой истины. — Прости, Ев, что так вышло. Но я не пользовался тобой, ни в коем случае! То, что было между нами, — это… Для тебя. Как бы глупо ни звучало… Ты так любила и хотела, что невозможно оказалось произнести «нет». Прости. — Саша тяжело вздыхал, решаясь поделиться самым личным и тайным. Ева всё равно уже никому не сможет рассказать об этом… Но она должна узнать правду. — Как бы ни было подобное странно и противоестественно, я люблю мужчину. Мужчину, которого долго считал лишь кумиром и из-за которого я в итоге узнал, что, оказывается, не только женщинами интересуюсь. — Радченко горько усмехнулся. — Жизнь ужасно непредсказуема. Вот сказал бы мне кто-нибудь, допустим, в детстве, что я всерьёз полюблю Вадима Самойлова… Господи, плюнул бы в лицо да послал куда подальше! Ну а теперь думаю: зачем плевать, если такое возможно? Если всё возможно… — Ева устало смотрела на возлюбленного, не имея сил выражать и испытывать какие-либо эмоции. Она чувствовала себя живой лишь наполовину, но не пугалась этого. Просто смиренно ждала, пока совсем уснёт… — А, вот оно как у тебя… Ха. Прав был всё-таки Вадим: мы оказались похожи. Оба глубоко несчастные от своей безнадёжной любви. — Девушка как-то нашла силы улыбнуться. — Саш, Саша… Только ты не умирай рано, хорошо? Я верю, что тебе стоит жить, что ты ещё будешь любим… Почему-то. Может, я просто наивна… — Её затихающий голос, весь её измученный вид говорил мужчине «прощай». «Дождалась, всё же дождалась, несчастная девочка, » — думал он, слыша последний вздох, чувствуя последний стук совсем молодого сердца, укрывая мёртвое тело с головой. Погружаясь в самое мрачное и отвратительное состояние из всех возможных. Сколько смертей уж Ра пережил, сколько страха, ужаса и боли! Один беспокоящий вопрос к небесам, к Богу, если он есть и не совсем равнодушен… За что? За что им это всё?!