Моя вебкам-модель.

piss baby: Хорошо, дай мне 5 минут. Щелчок двери, и вновь знакомая кровать. Закрывая окно плотными шторами, он снова включает тона фиолетового, чувствуя, как тот облегает всё его тело. Словно чужие руки, нежно и не спеша, но уверенно и желанно прикасаются к чужой нежной коже. Самое время расслабиться и принять выбор. Наконец-то взять ту надежду и поддержку в руки, что преподносят почти на блюдце. Нужно лишь протянуть руку и схватить. Достаточно терпеть эту боль от воспоминаний, и плевать, что дальше — хуже, а позади — страшно. Сейчас он включает камеру на ноутбуке, садится на постель и… — Выглядишь не важно, — разносится грубоватый, но знакомый голос, и Джордж чувствует, как по нему прошёлся чужой взгляд. Вроде бы обычное чувство, но сегодня словно что-то не так. Не может же быть дело в его покрасневших глазах и возможно выступивших под теми впадин, что неон тщательно старался скрыть, не оставляя и следа. — Хотел поговорить. Поговорить о чём? — карие глаза поднимаются прямо в камеру, словно Фаунд видит насквозь, заставляя плечи Дрима вздрогнуть. Словно эти тёмные очи, сравнимые с ночью в лесу, видят его. Настолько те были полны уверенности, что на мгновение показалось, что вот и всё, тайна раскрыта. Показалось, заставляя пересмотреть каждый свой шаг и ещё раз сто задуматься где он мог так глупо оплошаться, спалив свою личность, а затем и спалив в огне их дружбу. — Кажется, ты себя не очень хорошо чувствуешь, и я лишь хотел понять почему, а теперь я убеждён в этом и настаиваю на том, чтоб ты выговорился мне. Ну же, Джорджи, что случилось, что привело тебя к такому? Забудь о звании вебкам-модели и побудь сегодня просто… Моим другом. Джордж метит взгляд в пол, поджимая губы, чувствуя желание сейчас просто встать с постели, закрыть ноутбук и уйти плакать бесшумно в другую комнату. Зачем он только язык повернул и что он теперь скажет? Правду? Правду о том, как почти десять лет назад его трахнул какой-то ублюдок, разрушив всю жизнь в том злосчастном городе? Правду о том, что это просто сломало его и продолжает разрушать по сей день, заставляя раз за разом раздеваться перед другими? Как же жалко. Тем не менее, Джордж вытирает запястьем слёзы, что хотели начать стремительно скатываться по щекам, поблёскивая от яркого света. — Джордж. Скажи мне, что тебя гложет? — видеть, как твой лучший друг находится в ужасном смятении, уже не в новинку, но сейчас всё словно было иначе. Всё было по-другому. Сейчас обычному мягкому свету комнаты нашли замену в пурпурных неонах, а прежнему кожаному креслу, что скорее всего будет снова скрыто за хромакеем, предпочли мягкую постель. И сейчас вместо возможной улыбки на лице после неприятного чувства растерянности, на чужих бледных веках выступили слёзы. Сидеть сейчас на стуле в давно знакомой себе комнате, зная, что ты сейчас ничего не можешь, кроме как быть рядом, стало как пыткой. Не важно, что они договорились о трёх днях, не важно, что Дрим мог бы так спалить себя, хотелось просто, не думая поехать сейчас в аэропорт, сесть на самолёт и через пару часов тут же ворваться в дом к старшему, не раздумывая хватая того в охапку нежных объятий. Но это лишь мечта, нарисованная сознанием под давлением эмоций. А сейчас в действительности он не может ничего. Смотреть на подобное ужасно больно. Во всех смыслах. Видеть, как уже не в состоянии держаться, слёзы мокрыми дорожками стекают по бледновато-розовой щеке, ужасно сдавливает всё внутри, заставляя сердце биться сильнее, а руки сжиматься в кулаки. Словно Тэйкен был готов узнать имя каждого обидчика и каждому надрать жопу за то, что те хоть подумали о том, чтобы прикоснуться к его другу. К его Джорджу. Гнев пытался охватить тело, но разум сопротивлялся. Ведь оба знали, что сейчас тем самым обидчиком был он. Тот самый пацан чуть меньше Джорджа, что воспользовался своей невинностью и совершил ужасный грех. Но даже в тот момент уже возлюбив эти тёмные локоны, глаза, тонкие запястья и пальцы. — На самом деле… Мне кажется я просто запутался, потерялся. Именно в себе, — Джордж осторожно закидывает ноги на кровать, не поднимая взгляда. — Через три дня должен приехать мой лучший друг и я не знаю, что мне делать. Мой отпуск был окончен недавно, а увольнение… Кажется, словно оно равносильно потере себя. Боже, Найтмер. Я просто не знаю, как мне быть. — Хэй, для начала. Этот человек очень тебе дорог? — Фаунд одобрительно кивает. Кивает, словно уже раз сто обдумал это и каждый раз отвечал сам себе: «Да». От подобного жеста невыносимой боли внутри наступало щекочущее чувство, а на щеках выступало приятное тепло, что разрасталась, словно лианами, дальше по всему телу. — Насколько сильно он тебе дорог? — грубый голос медленно сдал на шёпот. И этот шёпот сейчас был словно сладостной и желанной колыбелью для ушей. Просыпалось желание сейчас лечь на эту злосчастную кровать и просить Найтмера говорить так, пока тому не надоест. Просто хотелось окунуться в нотки этого, вроде как грубоватого голоса, вылавливая знакомые моменты, что заставляли каждый раз дёрнуться, вновь и вновь подставляя тело неимоверной тряске. — Иногда, когда мы остаёмся одни в звонке, мы молчим. Молчим не потому что нам нечего сказать друг другу, а молчим словно потому что просто наслаждаемся, что есть друг у друга. В такие моменты, кажется, что нет этого прежнего «Я» и «Ты», есть новое «Мы», — Джордж горько усмехается, понимая, что сейчас словно признаётся в собственных чувствах. Что ж, да будет так. Достаточно вечных тайн, к тому же. Кто знает, быть может, это его последние смены. — Это глупо… — Ты должен сам принять это решение, Джордж… Ты должен наконец-то найти ту грань между своими желаниями и чувствами и подумать: «А стоит ли продолжать это всё?» — Дрим тяжело вздыхает, как тут же чужие тёмные глаза медленно поднимаются на камеру, спустя долгий промежуток времени, учащая биение его сердца. — А ты любишь кого-нибудь? Казалось бы, конечно любит. Любит настолько сильно, что всё тело начинает трясти от одной мысли, что с этим человеком сейчас кто-то другой, а не он. Настолько сильно, что всё внутри сжимается, знай он, что кто-то сделал ему больно или заставил плакать. Любой человек посчитал бы Тэйкена психом или настоящим маньяком, ведь такое безумное влечение часто до добра не доводит. Стал бы человек в здравом уме искать любую информацию о любимом человеке, лишь бы узнать ещё и ещё. Стал бы сталкерить сутки на пролёт все его аккаунты, дай бог, что-то новое увидеть. А, быть может, просто в лишний раз убедиться, что его милый шатен сейчас занят своими делами или нежится в постели, погружённый в царство Морфея. Он был одержим Фаундом. Не как любая школьница текла по своему идолу, а как почти самый настоящий наркоман. Словно бы эти карие глаза стали настоящим наркотиком, а приятный голос ещё одной дозой. Стоило получить всё в одном и сразу, как у Дрима просто сносило башню. Ему не нужен никто. Ему нужен Джордж. Он хочет его видеть, он хочет его слышать, он хочет его чувствовать. Он хочет его. Тем не менее, единственное, что волновало Дрима на данный момент в их отношениях — чтоб Джордж не нашёл ему замену. Он стал единственным самым близким человеком в его кругу и, как бы очевидно это не было, он не желал делить это звание с кем-то другим. Его возможной девушкой или членами семьи. Нет. Только он, он один единственный. Дрим и… Найтмер. Он знал ответ, конечно. Но сейчас, сидя не Дримом, а Найтмером, он чувствовал, как дышать стало тяжелее, а мысли стали сворачиваться комом. Если он скажет правду, ничего не случится. Всё же они разные люди. Так ведь? Бояться нечего, а если что-то и случится, он всё ещё тот же прежний Дрим. Не нужно забывать это. Хотя в последнее время, стоило в комнате погаснуть свету, оставляя светловолосого на произвол тусклому свету от монитора, как весь мир словно переворачивался наизнанку. Будто стоило солнцу зайти, как Найтмер беспощадно убивал оригинал, вновь и вновь, раз за разом, усаживаясь в тёмное кожаное кресло и включая видео звонок со «своей моделью». — Да, очень. Не представляешь, насколько сильно, — руки произвольно сжимаются в кулаки, словно сдерживая какую-то слабость. Так и было, ему не стоит говорить того, о чём он позже будет долго жалеть. Фаунд осторожно проходится ладонью у глаз, смахивая слезинки, а после усмехаясь:  — Это девушка? С того конца разносится резкий тяжёлый вдох. Джордж обеспокоенно глядит в камеру, сравнимо с провинившейся дворняжкой. Карие глаза тепло блестели от неона, учащая чужое сердцебиение, а заодно и путая мысли. Вот ты и попался, Дрим, вновь в эту ловушку. — В этом и дело, что… Нет, не девушка. Но проблема не только в этом, — собеседник чуть качает головой в знак понимания и готовности выслушать, а, быть может, по возможности и помочь другу. Другу? Жаль, что подобную образовавшуюся тонкую ниточку, вот-вот разрежут безжалостно ножницы. — Мне не правильно любить. Не в этой ситуации. Я совершил ужасный грех, разрушив не только свою жизнь, но и чужую. Мне стыдно за это по сей день, но ты не представляешь, насколько сильно я люблю человека, что стал моей жертвой. Это ужасно… — Хэй-хэй, а что такого… случилось? — лучше бы вам остановиться. Сами не подозревают какую могилу себе роют. Тэйкен опускает взгляд, зная, что не сможет ничего сказать, смотря в эти шоколадные глаза, что имели отлив карамельного оттенка. Глаза, что не заслужили подобного почти десять лет назад. Того, от чего по сей день страдает не только жертва, но и обидчик. — Я уже не помню сколько мне тогда было. Да это и не важно особо. В этот день была очередная школьная вечеринка в доме каких-то богатеньких детей. Мы тогда собрались компанией и сильно набухались, просто в дрова. О боже, Джорджи, как же мне стыдно за то, что случилось потом. Один из нас предложил сыграть в дебильную игру, знаешь, она схожа с «Правда или действие», но мы крутили бутылочку. И вот, когда горлышко указало на меня, мне выпало задание. Ужасное задание. Знаешь, о моей ориентации на тот момент много кто знал, поэтому подобное не должно было как-то отразиться на моей карьере. Лишь вызвать огонь азарта в игре и желание продолжать, не останавливаясь. Мне нужно было подойти к одному из чудиков нашей школы и поцеловать. Ну знаешь, те заучки или отличники. Я выбрал своего одноклассника, он, кстати… На тебя был похож… — внутри Джорджа резко всё замерло, точно сотни игл вонзили ему в тело и любое движение сопровождалось ужасной болью. На вид он сильно встревожился, но молчал. Вдруг это ошибка? Вдруг догадки ложны? Не хотелось бы выглядеть глупо, но всё это было так близко к реальности. — И вот, мы идём в одну из комнат и я целую его, а потом словно что-то ударяет мне в голову и я- — Изнасиловал его? — подняв резко зелёные глаза на монитор, Дрим замирает. Что же он наделал? Замирает, видя, как из чужих глаз пропало всё тепло, заменяя то безразличием и холодом. — Школьная вечеринка в честь дня рождения лидера футбольной команды, вот это да. Едкий неон и громкая музыка, а потом. Потом ты. — Джорджи, я- — Ты чёртов больной ублюдок! — стоит шатену вскочив с кровати, пальцы светловолосого впиваются в ручки стула. Он чувствует, как разрушил то доверие, что пытался построить на протяжении каждого их звонка. На протяжении ёбаного месяца. Стоило потерять хватку и всё, ты потерял друга. Ему повезло, что сейчас он Найтмер, но как знать, надолго ли эта защита? — Ты просто больной псих! Трахнул меня десять лет назад, решил поиздеваться и сейчас? Что с тобой блять не так, почему нельзя было просто оставить меня в покое?! Почему вообще я? Ты разрушил мою жизнь, ты лишил меня всего о чём я мечтал, и после такого ты зовёшь меня своим другом?! Я ненавижу тебя! Я ненавижу эту работу! Довольно с меня! — последняя фраза стала, как выстрелом прямо в лоб меж этих грязно светлых бровей. Это конец? Тёмноволосый резко закрывает ноутбук, падая на пол и хватаясь руками за тёмные пряди. Плевать, если его после этого уволят, он и сам готов уже поставить подпись в нужном месте, автоматически попадая в чёрный список компании. Он не виноват. Нет, это не его вина, и они оба это знают. Виноват Найтмер.