Ключ от ее сердца

POV Егор.       Поднимаясь на террасу на крыше своего дома, я застал там Валю. В тоненьком топике и короткой юбке, она стояла ко мне спиной, усердно не оборачиваясь на звук шагов. И я знал, почему.       Сейчас мы оба прекрасно понимали, чем закончится этот вечер и наш разговор. Что, сегодня спать нам будет непривычно холодно, ведь мы ляжем уже не в обнимку, а в разных постелях, и в статусе до боли родных незнакомцев.       Нам было суждено влюбиться, но, видимо, у Вселенной на счет нас оказались совсем другие планы, поэтому, нам не суждено будет остаться вместе. И возможно, высшее проявление любви как раз таки в том, чтобы дать любимой/му свободу. В том, чтобы найти в себе силы, чтобы отпустить того, кого ты любишь, только для того, чтобы он был счастлив. Даже, если его счастье — без тебя.       Меня страшно добивали мысли о том, что я не смог. Я не смог её уберечь, не смог защитить и укрыть от всех проблем, я не смог сберечь нашу любовь и нас, которые так больно разбились, не найдя понимания друг в друге, не умея найти общий язык. И пускай у нас больше не будет общего «завтра», одно я знаю точно — все наши «вчера» того стоили. Даже не смотря на то, что мы оба на выходе остались без крыльев, не смотря на то, что ступни теперь изрезаны осколками наших разбитых сердец, не смотря на то, что идти дальше предстоит теперь порознь и по битому стеклу. Я ни разу не пожалел о том, что когда-то сделал этот выбор. Что когда-то заглянул в волшебные карие глаза и погряз в них настолько, что теперь имею то, что между нами происходит.              Медленно подходя к перилам, я смотрел на нее, словно в первый раз, но, увы, я слишком четко понимал, что этот раз — последний. Она была всё так же чертовски красива, так же обаятельна, и я бы влюбился в нее ещё сотню, даже тысячу раз, только вот, проблема в том, что сейчас её черты мне были совершенно незнакомы. Потухший взгляд волшебных карих глаз, скрытых линзами, был устремлен вдаль. На подсвеченные в темноте сумерек высотки Москва-сити.       Как иронично, что прощаться нам приходится глядя на ту же картину, как и тогда, когда я впервые понял, насколько она дорога мне. Когда мы впервые гуляли вместе на набережной у этих самых высоток, даря друг другу первые сладкие поцелуи, смотря на звезды. Эта история начиналась одним дождливым днем и им же она и заканчивается. Теперь этот дождь вечно будет хранить на душе капли воспоминаний двух влюбленных, в миг ставших друг другу незнакомцами. Двух незнакомцев, которые так и не смогли друг друга разлюбить, но их любовь дошла до того, что теперь отравляла друг друга хуже, чем самый едкий на свете яд. И лишь сейчас, поймав Валин безразличный взгляд я понял, насколько сильно я всё же люблю её. Бешеная душевная боль сковывала все внутренности, заставляя сердце стучать медленно и больно, ударяя по внутренностям, словно шар на башенном кране, но точку ставить было просто необходимо. — Здесь холодно, надень, простудишься. — опуская на её хрупкие плечи джинсовку, тихо произнес я. Валя резко повела плечами, не позволяя куртке опуститься на них. Стоя с сигаретой, опираясь локтями на перила стеклянного ограждения, она впервые при мне курила. — Мне не холодно. Не трогай меня, я просила. — недовольно протянула девушка, делая новую затяжку сигарет, намерено выпуская дым в мою сторону, неосторожно выронив сигарету из рук. Её кожа тут же покрылась мурашками от холода, я видел, что Валя чертовски замерзла, но до сих пор она всячески сопротивлялась любому моему проявлению заботы в её адрес.

Моя маленькая, до жути упертая девочка.

      Окидывая меня каким-то странным взглядом, словно я, по её мнению, виноват во всех смертных грехах, задерживаясь на глазах на несколько секунд, Валя достала подрагивающими пальцами из пачки ещё одну тонкую сигарету. Демонстративно прикуривая и оставляя зажигалку на поверхности перил, она плавно выпустила сигаретный дым сквозь приоткрытые пухлые губки.        То, что она без угрызения совести, теперь, курила при мне, меня, конечно, задевало. Но именно с этим действием я понял, насколько же всё потеряно. И насколько моей девочке сейчас хуево. Слишком четко я сейчас осознавал, что больше не имею права как-либо комментировать её действия и что-либо запрещать. Я молча следил за действиями Вали, поджав губы. — Знаешь, верно говорят, что разбивая чью-то душу вдребезги, нужно быть готовым, что её осколки непременно порежут и тебя. — устало смотря вдаль каким-то неизвестным мне взглядом, произнесла Валя, выпуская струйку дыма, жмуря глаза и нервно облизывая искусанные, пересохшие губы. — Не говори так, мы ведь пытались. — устало выдохнул я, сглотнув подходящий к горлу неприятный комок, поведя плечами, всматриваясь в черты лица девушки, чувствуя, как бешено стучит сейчас сердце. — Ну, и к чему привели эти наши попытки? — невесело усмехнувшись, тихо произнесла Валя, обреченно смотря вниз, смахивая пепел с тлеющей сигареты. — Проебали мы свой второй шанс в никуда, Егорка. Я ведь знала, что так будет, знала ведь… — шумно и резко вдыхая, нервно рассмеялась она, покачивая головой, проворачивая фильтр сигареты в тонких пальчиках, ногтем сбивая пепел. — Я знаю. Я ждал, что ты именно так и скажешь. — задерживая дыхание, а потом выпуская весь воздух из легких, произнес я, чувствуя, как волнами накатывают симптомы давно забытой панической атаки. Сердце стучит по вискам, подкатывая пульсацией к горлу, оглушающим звоном в ушах заглушая мысленный поток. — Но, мы ведь пытались. Пытались решить проблемы, пытались любить друг друга и вопреки всему быть вместе. И были счастливы. Какое-то время. И что бы ты не сказала, но были ведь, Валь…? — прикрывая глаза, нахмурившись, произнес я, ощущая, как сильно дрожит сейчас дыхание, как перехватывает горло и как путаются мысли. Я пытался доказать ей что-то, в очередной раз сталкиваясь с её неверием мне. — И что? И что, что были? Итог-то всё равно один, Егор. Стоила та причиненная боль тех недолгих мгновений счастья? — усмехнулась она, затушив сигарету о край перил, качая головой в стороны. Она пыталась дышать размеренно, но на деле, я знаю, ей хотелось рыдать в голос. — А по-твоему, нет? Да, после этих чертовых съемок всё скатилось в пизду настолько, что в итоге мы сейчас с тобой стоим здесь. Но, неужели то, что было до того не стоило? — сталкиваясь с её безразличным взглядом, произнес я, едва не задыхаясь от её слов. — А что стоило? Что? Мои истерики и порезы? Твои гребаные бесценные бывшие? Наши вечные скандалы? Пьяный секс? Потраченные нервы? То, до чего ты меня довел? Что именно из этого «того стоило», Егор? — опустив голову, прикрывая глаза, нервно дыша, произнесла Валя, продолжая шокировать меня своими словами. — Это то, о чем я тогда тебе говорила, Егор. Я не хотела тебя любить, потому что знала, что в итоге всё будет вот так. Что в итоге, мы просто добьем друг друга. Я не знаю, может быть и стоила игра свеч, может нет…. Какое теперь это имеет значение? — от каждого произнесенного ею слова я терялся, забывался и переставал контролировать свои эмоции. Так же как и она, я невесело усмехнулся. — Весело-то как, пиздец. — шумно выдыхая через рот, произнося это вдруг охрипшим голосом, я передернул плечами, ощущая во всем теле легкий, но очень неприятный озноб. — А, скажи, почему ты вспоминаешь только самое плохое, Валь? А как же любовь, Валь? А чувства? А всё то время, проведенное вместе, нежности эти, все дни вместе, которые, как мне казались, были самыми счастливыми? Почему ты опускаешь сейчас это, как что-то абсолютно бессмысленное и несуществующее? — с нажимом произнес я, едва пытаясь не кричать, хмуря брови. Удивленно глядя на убийственно спокойную девушку, я покачал головой, обалдевая от того, как легко она сейчас обесценила все наши отношения. — Да потому что! Всё то, что было после — затмит любые счастливые моменты, как ты не понимаешь. Это всё сразу было обречено на провал… Только мы, зачем-то, всё равно решили нырнуть, прыгая в бездну, заранее зная, что мы на мели и только разобьемся. А потом еще и этот второй шанс…не стоило, не надо было вообще, блять… — физическое состояние брало верх, и Валя плавно скатилась по поверхности прозрачных перил, опираясь на них спиной, запрокидывая голову вверх, подставляя лицо моросящему дождю. Я видел, как дрожат плечи девушки, и вновь, уже насильно натянул на неё джинсовку, не слушая её сопротивления. — Заткнись. Пожалуйста. Хоть, сука, раз в нашей с тобой жизни, заткнись и услышь меня. — процедил я через зубы, свирепо смотря в её глаза, источающие абсолютное, пугающее сейчас, безразличие. Делая несколько шагов по террасе, запустив ладонь в волосы, я заметил, что дождь стихает, а на небе появляется красно-оранжевый закат, подсвечивая город кровавыми оттенками.       Говорят, что когда умирает художник — Бог разрешает ему последний раз раскрасить небо в его любимые цвета. У меня же было другое мнение на этот счет — таким алым закатом заливается небо тогда, когда умирает большая любовь. Смотря на небо, я искренне не знал, куда себя сейчас деть.

Словами ранила больно, оказалось смертельно. Счастье было так близко, и мы это знаем. Себя виню я за это, ведь мы ценим, когда теряем. *

      Резко обернувшись, измученно глянув на девушку, я улыбнулся уголками губ, сам не зная почему. Она сидела, оперевшись спиной на стеклянное ограждение, дрожа, как осиновый лист на холоде октябрьского ветра. Из-под моей джинсовки на пару сантиметров выглядывала её коротенькая юбочка и покрытые мурашками, худющие голые ножки, обутые в массивные кроссовки. И изо всех я хотел подбежать, согреть её замерзшие ручки, тряхануть её за плечи и прижать к себе, крикнув «дурочка, ну что ты с собой творишь, зачем ты рушишь всё, зачем ты убиваешь нас?». Но я больше не мог. Я использовал все возможности на 101 процент из 100 возможных. — О чем ты сейчас думаешь? — грустно усмехаясь, произнесла Валя, подтягиваясь руками и вновь поднимаясь на ноги, опираясь спиной на край перил, складывая руки на груди, чтобы дрожать меньше. — О том, что мы нихуя не вывозим, Валь. И я тысячу раз проклял эти чертовы гастроли, в которые с тобой произошло всё это. И, что, если бы я знал тогда, к чему всё в итоге приведет, как сильно мы раним друг друга, как тебе от этого будет плохо — я бы нахуй тогда отменил все концерты и полетел бы с тобой на твои съемки, или не отпустил тебя. Я бы сделал хоть что-нибудь… что бы не потерять тебя. — судорожно ответил я, сглатывая ком в горле, с трудом произнося последнюю фразу, сильно сжимая болящие глаза, я резко выдохнул, не позволяя панической атаке сейчас взять надо мной власть. — Вот не надо сейчас, пожалуйста. Давай без красивых слов, ладно? Ты всё прекрасно знал, Егор, и, если бы ты хотел сделать хоть что-то — ты бы сделал. — снова вставая в нападение, сопротивляясь и не веря мне, произнесла Валя, прищуривая взгляд и сделала шаг назад. — А этот второй шанс… Это ведь и не шанс был вовсе, это мы с тобой просто пытались убедить себя, что каких-то «нас» ещё можно сохранить. По кусочкам собрать и склеить то, что и так было обречено разбиться. А ведь всё давно уже посыпалось… — спокойно смотря сквозь поверхность, произнесла Валя каким-то не своим голосом, словно, за нее изнутри что-то говорило. Я не мог поверить в то, насколько безразлично она всё это говорила. Не может быть, что ей настолько всё равно. Просто не может быть. — И снова у тебя своя правда: что бывших люблю, что не сделал ничего, что не любил тебя никогда. — сжав кулаки до боли, произнес я, так же смотря сквозь пространство в никуда, опираясь на перила. — Ты так и не попыталась даже попробовать услышать меня, Валь. Я больше не могу так, правда. Я изо всех сил пытался спасти нас, спасти тебя, пытался удержать, не расстаться и решить проблемы. Но у меня не получилось. — шумно вздыхая через рот, пытаясь успокоить внутреннюю тряску поделенную пополам с паникой, произнес я, покачивая головой. — Из-за нашего непонимания и невозможности услышать друг друга, мы сделали друг другу слишком больно. И потому слишком больно и тяжело нам сейчас. Мы тупо губим друг друга, Валь. — доставая из кармана подвеску, которую я снял с шеи минутами ранее, поднимаясь по лестнице, ведущей на эту злополучную террасу, я провел пальцами по ключику, внимательно смотря на него.       Валя предательски молчала, смотря в никуда и медленно моргала, прерывисто дыша. Я знал, что ей тоже очень сложно. Что она до безумия сломлена, но я изо всех сил чувствовал, что она хочет уйти. Всеми силами, всем своим поведением она добивалась этого последние недели. И я обязан был предоставить ей эту возможность. Я обязан ее отпустить, раз она так рвется. Ей со мной плохо. А мне плохо от того, что я вижу, что со мной она несчастлива. Я собственными руками пробудил в ней то, с чем не смог в последствии совладать.       Ужасно. Мы столько всего не смогли друг другу сказать. Помещение буквально пропиталось нашим неразговором. — Знай, что ни дня я не пожалел о том, что когда-то я сделал выбор в твою пользу. Ни дня не пожалел о том, что мы были вместе. Даже, когда нам было супер-сложно, я не пожалел, что был рядом с тобой. И может быть, однажды, я когда-то смогу подумать о ком-то другом, когда услышу твое имя. — осторожно взяв её руку за запястье, я медленно опустил в её раскрытую ладошку ту самую цепочку с ключиком, крепко зажимая её ледяные пальцы вокруг украшения, не выпуская её ладонь из своих рук, по привычке пытаясь её согреть. — Возьми, пожалуйста. Я не смог. Я не сберёг твое сердце от новой боли и не смог уберечь тебя. Изо всех сил я пытался, малыш, но не получилось, сама же видишь. — я запрокинул голову к небу, пытаясь совладать с дыханием, чувствуя, как глаза начало щипать. Набирая воздух в легкие, я вновь взглянул на неё, не отпуская её подрагивающей руки. — Я очень люблю тебя, моя маленькая, но на этом стоп. — Ты ведь обещал мне. Обещал, что будешь рядом, что бы ни случилось, обещал, что не откажешься. Вот — цена твоим словам. — с удушающей пустотой во взгляде, произнесла Валя, не глядя вытягивая сжатый кулак вперед, над проезжей частью, она перевернула раскрытую ладонь, с которой в мгновение соскользнула подвеска с ключиком, летя вниз. — Я же поверила тебе. — Мы убиваем сами себя. Так больше нельзя. — отрицательно покачивая головой, смотря в её абсолютно чужие глаза, произнес я, сам не веря в то, что на самом деле это говорю. — На этом всё. Прости меня, моя родная девочка. Если у тебя хватит сил, Валюш, прости меня, слышишь, малышка? — через силу произнес я дрожащим голосом, заключая в ладони её щечки, поглаживая большими пальцами по холодной коже, до боли в челюсти сжимая зубы. И в первый раз за весь наш диалог здесь, я увидел, как в её взгляде наконец-то промелькнула хоть какая-то эмоция. — Прости меня, мой котёнок. — искренне и так чувственно я в последний раз коснулся её дрожащих губ своими, не дожидаясь никакого ответа и разрывая этот недопоцелуй, не сталкиваясь больше глазами, быстрым шагом я поспешил на выход. И я знал, что она не пойдет за мной, я знал, что не станет останавливать. Этого было и не нужно.        Я ушёл, оставив её наедине с целым кладбище потухших звезд её души, которые когда-то сам зажигал одной своей улыбкой.

Если бы мы знали, как влюбляться, Тогда наверняка бы выбирали себе теплых людей, А не обложки глянцевые,

если бы умели разбираться, Не пришлось бы страдать и болеть.

Если бы мы знали, как расстаться, Тогда наверняка бы не пришлось умирать однажды. Не довелось бы драться за каждый брошенный вслед взгляд Да только этому научат навряд ли.

И только ты умела окрылять, Только ты запрещала пить до утра вчерашний коньяк. Мы разобранный конструктор,

но выскользнув из рук вмиг Станем осколками из дружбы и любви.

В один клик давай лети, Такая карма у двух потухших светил. Ты мне расскажешь про салюты,

я — про никотин И так уж вышло, что кому то нужно уходить.

Уходи. Попробуй не обернуться, За твоей спиной я дышу так тяжко. И ты слышишь, как громко бьется пульс мой, И как за соседней дверью

кто-то закашлял.

Уже не важно кто чего стоит, Если связаны судьбой, значит ей нужно. Такси давно уже ждет,

наматывая простой, Так что, быстрее выходи наружу.

Если не привыкли бы вот так скитаться, То давно бы обозначили места для постоянства. Не поддаваться бы на провокации — ссорам по пустякам, Чтоб не случаться так часто.

Если на запчасти бы любовь не разбирали, То тогда наверняка не поломали бы детали. Не так ли? Из глаз какие-то капли — навряд ли этот механизм в полном порядке.

Он работает не правильно,

сбои в программе, Расстроены параметры,

мы на грани, поломанные. Как на зло и слов нет,

арестованы дома мы, Как в тюрьме, лицом к стене.

И каждый день как на войне, Бесконечные попытки применить свой гнев, Примирить врагов мне,

возможно, по такой погоде Остается гордо лицезреть,

как ты уходишь.

В стакане лед, в горле дрожит кадык, В кухне дым, а в коридоре ты. В квартире полумрак, вокруг бардак, Табурет на полу, вмятина в стене,

где был кулак.

Но все уже сказали друг другу в очень спокойных тонах, Но оглушало как будто бы в рупор. Взгляд, рот, мат и все по кругу, Атмосфера конфликтная — аромат с руганью.

И ты не плачешь, ну а я как всегда не причем, Кровь по кости течет. Но я молчок, я алкоголик и торчок, И дернул черт выпалить в ответ, что твой просчет не будет прощен.

Потом еще и еще Двуличная дура: ну, и где твоя вера,

ну и где моя планка, Да вот упала, времени мало, Но сейчас мне его не жалко.

И ты не прощай меня в последний раз, И ты не ищи причин вернуться в мой дом хоть однажды. Двери не заперты были, как не было нас, так и не было шансов, Чтобы теперь всё стало по-нашему.

Режь меня заживо, вешай петлю на шею, Утопи меня в ванной,

или сожги, я не стану мешать, Сопротивляться тебе не смогу уже я, делай что всё, Что захочешь, только останься.*

      Садясь в машину, я судорожно выдохнул, изо всех сил сжимая руль руками, впиваясь пальцами в кожаное покрытие до боли. Прикрывая глаза, делая несколько глубоких, нервных вдохов, я откинулся на сиденье, закрывая лицо руками. Мне казалось, что моё сердце просто вырвали с корнем, заставляя смотреть, как потом его скармливают пираньям, а затем туго связали и бросили в обжигающе ледяной прорубь, позволяя льдинам больно впиваться в кожу, рассекая её острыми краями. И намерено не позволяют мне нырнуть, чтобы наглотаться воды и утонуть, дабы прекратить эти мучения.

Никогда в жизни я не чувствовал того, что чувствую сейчас.

— Маленькая, прости меня, моя маленькая девочка. — тихо прошептал я в тишину, опуская голову на сложенные на руле руки, заставляя машину оглушительно протяжно засигналить во весь двор.       Сил не было даже на то, чтобы о чем-то думать, не говоря уже про какие-либо действия. Но, просидеть в машине в собственном дворе оставшуюся ночь я не мог, потому что, подобное было обречено на новую встречу с Валей, которую я попросту больше уже не выдержу.             Нервными движениями заводя двигатель автомобиля, я тут же сорвался с места, неосторожно выезжая на дорогу, вдавив педаль газа в пол. Ловко лавируя между рядами, я, кажется, собрал совершенно все камеры Москвы, фиксирующие превышение скорости, потому что, меньше 160 км/ч мой спидометр не опускался.       Я потерялся. Я совершенно потерялся, запутался и я больше не знаю, что мне делать и как вообще дальше продолжать жить. Ещё совсем недавно у меня было всё, а потеряв её — я потерял себя. У меня больше нет той девочки, которую я так люблю, но хуже всего — осознание того, что я ничего не мог сделать. Не мог исправить ситуацию. Не помогло бы взять, приехать с цветами и попросить прощения, сказать то, что она хотела бы услышать. Ничего бы не было по-другому. Ничего бы не поменялось. Да, может быть, я выиграл бы лишь время, пару дней, не больше, но исход всё равно был бы точно таким же. Но, теперь, я каждую гребаную ночь буду винить себя за то, что соврал ей. Что не уберег её, не спас нас. Ведь я обещал ей, что не уйду, что буду рядом, что не оставлю её одну, что не откажусь от неё, что мы всё вместе преодолеем.

Научи меня больше не любить твои глаза. Научи меня больше не любить. Ведь не бывает как тогда, Одна любовь — одна судьба. Я прошу себя больше не любить тебя.

Научи меня больше не любить твои глаза. Научи меня больше не любить. Ведь не бывает как тогда, Одна любовь — одна судьба. Я прошу себя больше не молить тебя. Больше не молить тебя о нас…*

      Пролетая очередной перекресток на красный, бездумно вылетая на встречку, я еле успел вернуться в свой ряд, за секунду до того, как в меня на полной скорости влетел бы огромный внедорожник, размазывая, например, мои мозги по асфальту. От страшного сигнала, раздающегося со всех сторон, ревущих тормозов и запаха стертой об асфальт резины резко закружилась голова. Ощущая, как по телу проходит предательская дрожь, словно меня ударяют мелкие разряды тока, я нервно сглотнул. Симптомы панической атаки, к которой я добровольно шагнул самостоятельно, окончательно накрыли с головой. Чудом припарковывая автомобиль вдоль улицы вторым рядом, я открыл дверь, выставляя на асфальт ноги, заземляясь таким образом и высунулся наполовину, опустив руки на колени, пытаясь отдышаться. Грудную клетку сдавливало до такой степени, что я не мог сделать даже небольшой полноценный вдох, судорожно хватая губами воздух. В ушах страшно звенело, а перед глазами летали мушки, из-за которых в глазах всё плыло и медленно темнело всё сильнее и сильнее. — Вам плохо? Астматик? Дышать можете? — мужчина солидных лет похлопал меня по плечу, протягивая бутылку воды. — Скорую вызвать?       Отрицательно покачав головой, я непослушными пальцами открыл бутылку, делая несколько больших глотков воды, постепенно приходя в себя. — Молодой ж ещё, ты чего хоть? Лучше? — садясь на корточки, смотря за моим состоянием, произнес мужчина. — Да, лучше, спасибо. Что-то поплохело. — помотав головой, ответил я, всё ещё слыша в ушах страшный звон. — Ты б за руль не садился, парень, убьешься же. — задирая рукава моей толстовки, он прощупал пульс, отсчитывая его в течении 15-ти секунд, очень многозначно поглядывая на царапины на руке. — Я бывший медик. У тебя пульс шкалит. Паническая атака? — Да, похоже на то. Очень давно их не было и вот шарахнуло внезапно резко. — ответил я, опуская рукава и поднимаясь на ноги, вновь делая глоток воды. — Спасибо. — протягивая ладонь мужчине, я искренне был благодарен ему за помощь в трудный момент. — Да не за что. Поправляйся, давай. — пожимая руку и похлопав меня по плечу, произнес мужчина, одаряя меня легкой улыбкой и удалился, садясь в свой автомобиль.       Возвращаясь в автомобиль, садясь на сиденье и шумно выдыхая, я понял, что рисковать на сегодня достаточно. Перспектива красиво влететь кому-нибудь в лобовое и слечь в могилу после расставания с девушкой, меня не очень манила, как бы больно мне не было, но не сегодня. Зажав кнопку выключения в телефоне и выбрав команду «экстренный вызов», под котором была записана одна из самых важных девушек в моей жизни, я поставил вызов на громкую связь и откинулся на сиденье, устало прикрывая глаза. — Бессовестный ты, Крид! У меня выходной вообще-то, я тебя слышать сегодня не планировала. — послышалось на том конце провода уставшим голосом со смешком, девушка явно была не одна и не дома, и я честно не хотел ее отвлекать, но вариантов сейчас у меня абсолютно не было. — Ты очень нужна мне. Пожалуйста, Машуль… — тихо произнес я в трубку не своим голосом, шумно выдыхая, понимая свою беспомощность и обреченность. Я так обращался к девушке только в экстренных случаях и знал, что она сразу же поймет, что ситуация совсем не рядовая. — Что произошло? Ты где? — тут же меняясь в голосе, обеспокоенно произнесла девушка. — Я скоро буду, гео прислать сможешь? — На Садово-Триумфальной, возле Джонджоли. Прости, я знаю, что у тебя выходной, но, кроме тебя, мне больше некому позвонить, Маш. — с закрытыми глазами произнес я, слыша, как же предательски сильно трясется мой голос. — Господи, хороший мой, что случилось? — растерянно произнесла Маша, явно бегом собираясь. — Я сейчас буду, потерпи, ты… ты в порядке? — 15 минут назад меня на 160 на встречке чуть не снес внедорожник, размазывая по асфальту мои мозги, потом накрыла паническая атака, а еще я немножко, совсем чуть-чуть, расстался с Валей. — нервно усмехаясь, я рассмеялся в голос, чувствуя, как остатки нервов сдают, образуя новый ком в горле. — Я сейчас буду, совсем скоро, держись, слышишь? Стой на месте и не вздумай заводить машину. — строго наказывая произнесла Маша, судя по звукам, уже садясь в машину, хлопнув дверью и заводя двигатель. -… хорошо. — глубоко вздыхая, пытаясь успокоить новую волну внутренней паники, ответил я, сбрасывая вызов.       Спустя бесконечно долгих 12 минут впереди меня припарковался знакомый черный автомобиль, из которого, не заглушив двигатель, вылетела брюнетка, на каблуках и в красивом платье с разрезом на ноге. Черт, я ведь дернул её в выходной, наверняка, с какого-то мероприятия или, быть может, дня рождения, свадьбы, я же даже не уточнил, занята ли она. — Ты живой? — открывая дверь, она присела на корточки возле меня, заглядывая в глаза снизу вверх.       Заторможенно переводя взгляд на девушку, замечая её обеспокоенный взгляд, я поджал губы и уголками губ болезненно улыбнулся ей. Поднимаясь с места, обнимая её, я прикрыл глаза. — Ты такая красивая, Машуль. Прости, что я сорвал тебя. Я не должен был… — начал я, искренне восхищаясь тем, как она выглядит, но девушка меня мигом перебила. — Прекрати быстро! Я буду рядом с тобой всегда, когда тебе плохо, хоть Новый год там, хоть вручение Оскара, хоть назначение в президенты. — поглаживая меня по плечам, произнесла девушка так искренне, что внутри болезненно кольнуло. — И это я тебе говорю сейчас не как твой менеджер, а как твой друг, понял меня? — Ты лучшая, правда. Прости, что я так редко тебе это говорю. — честно признался я, крепко обнимая девушку, ощущая от нее невероятное человеческое тепло, которое мне было жизненно необходимо сейчас. — Давай ключи, я отгоню машину во двор и поедем домой. Идет? — отстраняясь, девушка протянула руку вперед, ожидая ключи. — Садись ко мне пока. — кивая в сторону своего автомобиля, произнесла брюнетка. — Только не ко мне, пожалуйста. Куда угодно отвези меня, только не домой. — взмолился я, отпуская в её протянутую ладошку ключи от машины и предельно послушно забрался в автомобиль девушки, обессиленно ложась на заднем сиденье.                    Оказываясь в квартире Маши, где я был ранее от силы два раза и то — на пару минут, я устало плюхнулся на диван в кухне-гостинной, ожидая, пока она что-то делает в коридоре. В голове стоял чертовский гул, заглушая сейчас все мои сжирающие меня мысли. И это было мне даже немного на руку.       Сидя на диване, сверля взглядом выключенный телевизор, я вдруг резко ощутил, как о мои ноги аккуратно потерлась бочком дымчатого цвета пушистая кошка, оглядывая меня своим изучающим взглядом, гипнотизируя ярко-зелеными, очень умными глазами. — Бонни, не приставай к нему. — шикнула на кошку Маша, дефилируя по кухне, что-то доставая из разных ящичков. Но вместо этого, кошка грациозно запрыгнула на диван, садясь рядом со мной, укрывая свои лапки пушистым хвостом и внимательно разглядывала меня, необычным, словно человеческим, взглядом. Погладив её по спине, давая понюхать руку и запомнить запах, я отвлекся на Машу, отвечая на её рядовые вопросы и не сразу заметил, как пушистая красавица уже забралась на меня, по-хозяйски располагаясь на животе, доверчиво поджимая лапки. Склонив голову мне на грудь, она прикрыла глаза и громко замурчала. — Она чувствует, когда кому-то плохо. — грустно улыбнулась Маша, оглядывая эту картину, продолжая что-то делать за барной стойкой. — Чивас или Джони Уокер? — оборачиваясь на меня с двумя бутылками виски в руках, задала вопрос девушка. — А всё сразу можно? — поглаживая кошку по голове, слушая, как она размеренно мурчит, лапками переминаясь у меня на груди, цепляя коготками за ткань худи, произнес я. — Сегодня можно всё. — глубоко вздыхая, произнесла Маша, ставя обе бутылки на кофейный столик. — Бонни, не хулигань, мы с тобой за его кофту будем год бесплатно работать. — оглядывая кошку, недовольно покачивая головой, произнесла Маша, делая ей замечание. — Да отстань ты от ребенка, чего привязалась? Пусть делает, что хочет, я ей потом эту кофту подарю. — буркнул я, следя за пушистой девочкой. На секунду сложилось ощущение, что она таким образом тихонечко забирает часть моей бесконечной боли.       Ничего не отвечая, хихикнув, Маша поставила на столик два невысоких бокала без ножки, наполненных льдом и тарелку с закусками. Демонстративно ставя телефон на беззвучный режим, откладывая его в сторону, она наполнила оба бокала напитком, протягивая один мне. — Откуда я тебя такую красивую выдернул-то? — всё-таки поинтересовался я, еще раз оглядывая блестящее красное платье на девушке и завитые в локоны волосы. — Ну, чего ты меня смущаешь опять? День рождения у подруги был. Ты, между прочим, прям в долю секунды успел. — прокручивая льдинки в бокале, смотря на содержимое, хихикнула Маша. — Когда ты позвонил, я собиралась сделать хороший такой глоток вискаря. Так что, возмещаем сейчас. — Прости, что дернул тебя. — выпрямляя спину и забирая со столика бокал, спуская Бонни на колени, произнес я, неловко поджимая губы. — Прекрати, всё нормально. Честно говоря, я тебе за это даже благодарна, потому что, я уже очень сильно хотела побыстрее оттуда свинтить. — хихикнув, поднимая бокал в воздухе, жестом «чокаясь» со мной, Маша сделала глоток, медленно переводя взгляд на меня.       В два глотка осушая бокал, я даже не поморщился, продолжая лишь поглаживать кошку, лежащую на коленях, всячески не желающую сегодня покидать мое окружение. — У вас прям любовь, я смотрю. — хихикнула Маша, тут же поджимая губы, сталкиваясь с моим убитым взглядом. — Что случилось, рассказывай. — Можно я пока лучше выпью? Я ещё не готов трепать себе душу и тебе нервы. — произнес я, вновь осушая бокал виски, только что наполненный Машей, не зная, как собраться с силами, чтобы всё ей каким-то образом рассказать. — Да подожди ты меня хоть, куда погнался-то. — тихонько рассмеялась Маша, наполняя бокалы напитком, не позволяя мне раньше времени забрать бокал. — Я пойду переоденусь, чтоб не смущать тебя совсем. Жди меня, только попробуй налакаться в мое отсутствие! Бонни, проследи за ним. — строго приговаривая, шикнула Маша, на ходу завязывая волосы в пучок и удалилась с кухни. — Кстати, пока ты ещё трезвый, напоминаю, что через две недели у тебя выступление в Питере, где ты обязан быть. — возвращаясь в помещение в спортивных штанах и рубашке, Маша села на диван рядом со мной, поджав ноги под себя, забирая со столика бокал с виски. — Вот честно, выступления — это последнее, о чем я сейчас думаю. — осушая свой бокал, ставя его на стол, произнес я, устало облокачиваясь спиной о спинку дивана, поднимая взгляд в потолок. — Я понимаю, мой хороший, но тем не менее, в виду твоей профессии у тебя есть некоторые обязанности, которые, нужно выполнять, что бы не случилось в жизни. Я понимаю, что тебе сейчас очень херово, что не хочется ничего делать. Но у тебя еще есть жизнь дальше, которую нужно жить, вопреки всему. — осушая свой бокал, размеренно произнесла Маша, тихонько поглаживая меня по руке. — Нахуй такую жизнь, Маш, вот правда. — сжимая руки в кулаках, разглядывая в разводах глянцевого натяжного потолка свое отражение, шумно выдохнул я, уже ощущая, настолько поплыла голова от алкоголя. — Не разбрасывайся словами, Егор. Что бы ни случилось — жизнь у тебя всего одна и ее нужно жить дальше! Для чего-то, значит, даны были тебе именно эти события, чтобы ты извлек из этого какой-то урок, чтобы научился чему-то. Ты поймешь это позже и обязательно будешь счастлив. — вновь наполняя бокалы крепким напитком, как-то убаюкивающе произнесла Маша, протягивая мне бокал. — Да в пизду, Маш, такие уроки. У меня ощущение, что я потерял сразу весь мир, когда оставил Валю там, одну. Мне нахуй не нужно ничего, если в моей жизни больше не будет её. До этих сраных гастролей у меня было всё: у меня была любимая девочка, желание просыпаться по утрам, желание вообще что-то делать и чем-то заниматься. А потом всё покатилось в такую пизду, что страшно представить. Я, как наивный болван, изо всех сил пытался спасти её, спасти нас, не дать этой любви умереть, но всё, блять, бестолку абсолютно. Она убивает себя, убивая этим и меня. Я больше не могу так, просто не могу, но и оставить её совсем одну… это просто какой-то пиздец. А самое идиотское, что здесь нет правильного решения, здесь любой вариант будет неправильным и больным. — судорожно выдавая дозировано информацию, я продолжал смотреть в потолок, ощущая, как дико внутри разрывается душа от боли. Чувствуя, словно мне ломают все кости одновременно, медленно измельчая их в ручной мясорубке. — Я решил расстаться. Или Валя меня вынудила. Я даже не знаю. Но без меня ей будет лучше. Как только теперь самому без неё не сдохнуть-вопрос. — Эти отношения давно переросли в больные и токсичные. Ты всё правильно сделал, Егор. Я знаю, что тебе сейчас очень плохо, но поверь мне, ты всё сделал правильно. Всё же, лучше ужасный конец, чем ужас без конца. — делая глоток виски, продолжила Маша, не позволяя мне ничего возразить. — Валюша ещё совсем юная девочка и сейчас ей нужно наладить свои взаимоотношения с самой собой, прежде, чем вдаваться в какие-то отношения. А ты не обязан никого спасать, Егор. Даже если очень хочется. Особенно, если тонущий человек не хочет быть спасённым. Я знаю, что это сейчас может очень жутко и страшно слышаться с твоей стороны, но посуди сам — она же не хотела решать ни одну проблему, судя по всем твоим рассказам. Валя продолжала тонуть в этом всём и тянуть за собой и тебя. Ты знаешь, вот Бог не Антошка, видит немножко — не зря она в ноябре родилась. Вылитый скорпион же: эта пакость жалит себя до смерти и даже будучи уже мертвым, продолжает жалить всех, кто до него коснется. — поглаживая меня по руке, подвела страшный итог Маша, разбирая всю мою путаницу в голове по полочкам, наводя там порядок получше любого психотерапевта. — Валя — второй человек, кто так беспощадно зацепился за мое сердце, Маш. Я обещал ей любить, обещал сберечь её от новой боли, обещал не разбивать её сердце, просил забыть прошлые переживания и довериться мне. А как итог… я просто добил её. А она добила меня. А сейчас, всё, о чём я думаю — как она, где она, добралась ли она до дома и что с ней сейчас. — ответил я, ощущая, как удушающая пустота внутри не позволяла даже спокойно дышать, так больно отбиваясь пульсацией во всем теле. Я чувствовал какую-то бесконечную вину за то, что оставил её. — А она считает, что не стоило даже начинать это всё. Она жалеет о том, что было между нами. По её мнению, игра не стоила свеч и все моменты нашего счастья полетели в пизду, накрываясь той жестью, которая произошла за время после гастролей. А самое, блять, дебильное, сука, она серьезно считает, что я ее не любил, Маш. Не любил, блять. — всплеснув руками в воздухе, удивляясь глупости от произнесенной фразы, я усмехнулся. Поворачиваясь лицом к Маше. — Блять, не любил её! Если бы она только знала, как я мечтал о ней, как, блять, влюбился до знакомства, задрачивая телефон, бесконечно листая её ролики, как я готов был писаться от счастья, как девчонка, когда я почувствовал от неё взаимность. Вот скажи мне, почему я такой идиот, почему, блять, когда я становлюсь наконец-то счастлив, происходит вот это?! Неужели, я на самом деле такой хуевый и не заслужил простого человеческого счастья? Чтобы с гастролей меня встречала любимая девушка, не со скандалом и такими трансформациями, не с изрезанными ногами и телом, а объятиями со словами о том, как она соскучилась?! Неужели, блять, я и правда такой мудак, что не достоин этого? — истерично произнес я, не сдерживая эмоции, шмыгнув носом, смотря на Машу стеклянными глазами, в уголках которых стояли слезы обиды и отчаянья.

Не грусти, родная, я так тебя люблю Расстояние боли, снова хочу Твои нежные губы, родные глаза Не грусти моя зая, я с тобой навсегда Не грусти, baby, я так тебя люблю Расстояние боли, снова хочу Твои нежные губы, родные глаза Не грусти моя зая, я с тобой навсегда Я не забыл наши секреты, зая Я знаю, как ты ждешь и любишь, понимаю Тяжело, но все закончится, поверь, родная Меня тут греет твое сердце, мы ждем Моя baby, готов разделить с тобой весь мир Кругом твои силуэты, бороться без сил Снова смотрю в твои глаза и так же грущу Не любить ее, не жить, лучше умру Вовеки ты моя принцесса, мой спаситель Моя единственная девочка, моя обитель Ты снова улыбнешься сказочно И я спрошу: «Ты меня любишь? «, а в ответ услышу: «Люблю»

to be continued…