Behind My Smile

Бывает такое – вот снится тебе какой-то ужастик, а наутро просыпаешься – и чувствуешь нечто вроде охренеть какого облегчения от того, что все, что там происходило – всего лишь сон, субъективное восприятие образов, возникшее в сознании человека в течение дня/недели/последних нескольких лет, и к реальной жизни это дерьмо не имеет никакого отношения. Везёт же таким ублюдкам. Хотел бы он, чтобы вчерашний день, а ещё лучше – последние три недели – тоже были всего лишь кошмаром. Утро Сугавары Коуши начинается не с кофе и не с кусочка тортика, приготовленного по случаю его дня Рождения – хотя, вообще-то, он именно сегодня: блядского, мать его, тринадцатого июня. Ему сегодня исполнилось шестнадцать, но кому какое дело: вечно витающий в облаках папа, поди ж, даже не вспомнит – хотя в свете последних событий Коуши не мог его винить, итак человек страдает, а близнецы ещё слишком маленькие, чтобы запоминать у кого когда день Рождения. Но и ладно бы с этим: Коуши и без всей этой мишуры, наверно, чувствовал себя сносно, если бы не проворочался с пол-ночи в своей постели, убеждая сам себя, что то, что он испытал, когда Мегуми-сан поцеловала Дайчи, было просто реакцией на то, что его ученик, так сказать, опередил своего сенсея в делах амурных. Ну, серьезно: вот они только недавно общались по телефону и Савамура уверяет его, что ни с кем и никогда, а вот – раз! – и целуется прямо посреди улицы, да ещё и так виртуозно, как будто каждый день это делает. Мыслей о том, чтобы самому взять так же и поцеловать Шимизу, у Коуши не было и в помине – да, она ему нравилась, но поцелуи… Нужно же сначала признаться в чувствах, начать дарить цветы, конфеты (о, Коуши, как никто, разбирался в этом: подобный опыт у него уже был с той самой Айко-любительницей-баскетбольных-чтоб-их-черти-драли-красавчиков), приглашать на свидание, смотреть вместе фильмы и все такое… Но у Киёко такая аура – не подступиться, и дело даже не в том, что он трус или что-то такое. Киёко всем своим видом изначально дала понять, что настроена исключительно на нейтральные дружеские отношения, а вчера он ещё и осознал, что его привлекает, оказывается, не только она. Это. Что за. Вашу мать. Коуши со стоном откидывается обратно на подушку: шесть утра, голова раскалывается от недосыпа, а ему ещё предстоит утренняя тренировка, на которой придется встретиться с Дайчи, общаться с ним, вести обычные светские беседы, дружески подначивать на свидания с Мегуми-сан, и… Вашу мать ещё раз. Хорошо, представим, что то, что вчера было – ни что иное, как обычное житейское «запутался в чувствах». Что мы имеем? Во-первых, никогда прежде Коуши не замечал за собой интереса к своему полу. Он всегда, с самого детского садика, постоянно с кем-то тусовался из мальчишек, у него было немеренное количество друзей, приятелей, знакомых, но чтобы интересоваться ими в этом самом плане – ни-ни. Девочки, только девочки: хрупкие, нежные, красивые создания. Во-вторых, если допустить, что да, окей, его всё-таки заинтересовал кто-то из парней – вкусы и предпочтения никуда не денешь, и вот здесь мы вновь возвращаемся к «хрупкие, нежные, красивые», а Дайчи ни под один из этих пунктов не подходил: он не был ни хрупким, ни нежным, даже особой красотой не отличался, чего уж там греха таить. В-третьих, характер Дайчи до сих пор оставался для Коуши большой загадкой: вот, он тихий и спокойный, ничем его не пробьёшь, а вот какой-то триггер – и лови его, пока кого-нибудь не покалечил, вон, хоть вчерашний случай возьми: еле, блин, удержал! И куда только попёр – один на троих здоровенных бугаев, герой, блин, нашего времени… И ведь накостылял бы как миленьким – всем троим, в этом Коуши почему-то был уверен на все сто. В-четвёртых, если отбросить теоретические чувства Коуши к своему – однокласснику? сокоманднику? другу? – и взять за константу чувства самого Дайчи – такого сурового и брутального даже для своих пятнадцати лет – разве можно хоть на секундочку предположить, что ему могут нравиться парни? Коуши издаёт громкий истерический смешок, представив себе Савамуру, целующего какого-то безликого парня: это кажется таким же странным, как есть картошку-фри и мороженое одновременно. Несовместимые вещи, просто несовместимые. В-пятых… Будильник звенит повторно, вынуждая Коуши тихонько зарычать от досады: свои резервные пятнадцать минут, предназначенные для досыпания, он потратил на мысли о Савамуре – как будто ему мало было бессонной ночи! На тренировке точно кое-кому не жить… И пофигу, что сегодня, вроде как, его день – спасибо Савамуре, никакого праздника у него сегодня не будет. Донельзя раздражённый, Коуши одним рывком сдирает с себя одеяло и начинает быстро собираться, чувствуя, что привычные вещи выводят его из себя больше, чем обычно: то форма не желает нормально складываться, то оказывается, что он где-то потерял свой охлаждающий спрей, то… На полу под кроватью валяется ветровка Савамуры. Та самая, которой он тогда укрыл мерзнущего Коуши – ещё перед всеми теми ужасными событиями, которые произошли после. Как Коуши мог о ней забыть? Впрочем, он сам себе на него и ответил ранее – за все теми же ужасными событиями и забыл. А Дайчи и не напомнил. А учитывая – тут Коуши чувствует ощутимый укол совести – как часто он прибирался в своей комнате сам, без напоминания мамы – понятно, почему он не находил эту ветровку ранее. Шуршащий материал скользит между пальцами, пока Коуши поднимает вещь с пола: это самая обычная темно-синяя ветровка с белой полоской поперёк спины, он видел такие сотни раз на других парнях: ничего особенного. У Савамуры вообще не было замечено особого вкуса в вещах: одевался он весьма просто, к помощи аксессуаров, в отличие от того же Коуши, не прибегал, даже пуговицы на его рубашке и гакуране всегда были застегнуты до скучного обыденно. Коуши поднимает ветровку на уровень глаз и, упершись локтем в своё колено, подпирает подбородок, хмуро ее разглядывая. По-хорошему, нужно бы вернуть ее законному владельцу, но почему-то эта, с какой стороны ни посмотри, правильная мысль, вызывает у Коуши какую-то необъяснимую тоску. Почему, в чем его проблема? Сегодня же возьмёт и отдаст – делов-то! А, постирать же сначала нужно, а то… Коуши подносит шуршащий материал к лицу, чтобы убедиться, что это действительно стоит сделать – мама всегда учила отдавать одолженные у кого-то вещи назад чистыми – и никак иначе, и замирает. Ветровка пахнет Дайчи. Она пахнет этим его ужасным гелем для душа с, чтоб его, ароматом «бодрящего ментола и вулканической сажи» - таким невероятно гадким, противным, резким… …таким невероятно сексуальным, когда он исходит, чуть подвыветрившись, от кожи самого Савамуры… Нет, не сексуальным. И сам Дайчи – не сексуальный, обычный соляной столб, наивняк, который даже за отличающимися не самым высоким уровнем интеллекта амбалами проследить не смог, весь вечер заигрывая с малознакомой девушкой… …но какой же у него невероятный голос – такой глубокий, чувственный баритон, особенно по телефону, особенно – когда он смеётся – над его, Коуши, шутками… Коуши сползает спиной по стене на пол возле своей кровати, продолжая вдыхать аромат Савамуры через ткань его ветровки – он и рад бы остановиться, но не может, просто не может… Незнакомое чувство охватывает все его естество – с одной стороны, ему до безумия странно от того, что происходит все это именно с ним – ещё вчера он свято верил, что влюблён в Киёко Шимизу, а сегодня – у него туман перед глазами от осознания, что у него в руках вещь, принадлежащая Дайчи, пахнущая им так, что все связные мысли в голове запутываются в клубок и утекают куда-то за грань сознания. Вдох. «Человеческая фантазия – очень интересная вещь», - отчётливо звучит голос Савамуры в его голове. Коуши как в тумане трясёт головой, резко отбрасывая ветровку Дайчи и глядя на неё расширенными, непонимающими глазами, не в силах поверить, что это все – взаправду. Ему же не нравился этот запах, не нравился голос, прическа, не нравилось всё в Савамуре ещё каких-то два с половиной месяца назад! Быть того не может, не может! Не может! Ветровка снова оказывается в руках Коуши – он только проверить, убедиться… Фантомный Дайчи сидит напротив него на корточках, расслабленно свесив уложенные на колени предплечья, с усмешкой глядя прямо ему в лицо. Вдох. «Даже мой шестилетний брат ведёт себя взрослее», - ехидно замечает фантом, вынуждая Коуши буквально зарычать от раздражения: вот уж, нет, ему всё-таки не нравится Савамура. Совершенно точно, не нравится. И все же, почему-то он снова с этой его чертовой ветровкой в руках, вдыхает пропитавший ее аромат так глубоко, что легким становится больно, а голова начинает кружиться. Вдох. Вдох. Вдох… «… так, будто ты мной интересуешься…», - напоследок улыбается, прежде чем раствориться, фантом, и Коуши со стоном утыкается в свои сложенные ладони в полнейшем отчаянии: почему в реальной жизни нет кнопки «Стереть файл» и просто выключить эти чувства?? *** На утреннюю тренировку он приходит без ветровки Дайчи – ну, как же, надо же постирать, после занятий он обязательно это сделает, вот придёт и первым делом… Коуши снова погружён в свои мысли настолько, что едва здоровается с самим обьектом своих утренних грез – пока не вижу тебя, сделаю вид, что ты просто не существуешь: мне нужно время, чтобы разобраться в себе. Он уверен, что Савамура не будет допытывать его вопросами, потому что – это же соляной-столб-Савамура, но… Он ошибается. — Что, не выспался? – Звучит у Коуши прямо над ухом, и он невольно вздрагивает, отодвигаясь – снова этот запах, только не здесь и не сейчас… - Все ещё отходишь после вчерашнего? О, да. Можно сказать, мой мир поделился на «до» и «после» - а все этот чертов вчерашний день… Коуши заставляет себя улыбнуться – нужно вести себя как обычно – и поднимает на него глаза: — Можно и так сказать. А ты, я смотрю, бодрячком. Как там Мегуми-сан поживает? Дайчи воспринимает это как их привычные подколки с обучением и загадочно хмыкает, раскручивая мяч на указательном пальце. Сегодня он подвернул рукава на своём спортивном джерси, и Коуши старается не отвлекаться на его перекатывающиеся при этом движении под кожей, пусть и не большие, но уже такие рельефные, мышцы. Старается, но… — Тебе правда это интересно или ты просто снова вжился в роль моего наставника по амурным делам? — А почему мне не может быть интересно? – Взгляд Коуши против воли прикипает вместо мяча все к тем же злосчастным мышцам Дайчи и категорически отказывается смещаться оттуда, кажется, ближайшие несколько лет. Ну, ладно, допустим, тело у Дайчи действительно что надо, но не слишком ли стремительно сам Коуши падает в этот омут? А можно ему звонок другу или, там, на худой конец, помощь зала? А ещё подумать? Он не готов влюбляться в – парня, господи боже – Савамуру. Не готов, но… — Может быть, я расскажу тебе, если проснёшься и начнёшь раздавать нормальные пасы. - Задумчиво смеряет его взглядом Дайчи и, отвернувшись, уходит обратно на свою сторону сетки – капитан снова поделил команду на две части, и на этот раз Коуши снова играет против Дайчи. Савамура нагибается, проходит под сеткой и, распрямляясь, поворачивается лицом к соперникам, рассеянно разминая своё плечо, делая круговые движения согнутой и сжатой в кулак рукой. Коуши усилием воли заставляет себя не смотреть больше на его руки и взглядом ищет Шимизу: ему надо кое в чем убедиться. Вон она, стоит, рассеянно заправляя выбившуюся прядку за ухо, что-то изучает в своей тетрадке, в которой ведёт записи по их игре. Интересно, там ведь наверняка есть какие-то пометки – хотя бы краткие - обо всех игроках в команде? Что она написала о самом Коуши? Вот бы посмотреть: ему правда было интересно, что она думает об его игре. Коуши сам понимал, что звёзд с неба не хватает: он только-только научился нормально принимать мяч, а его пасы все ещё были технически корявыми, хотя та тренировка с Дайчи все же принесла свои плоды и они все-таки немного, но улучшились. Если в тетрадке у Шимизу и есть какие-то характеристики их волейбольной команды, то Дайчи и Курокава наверняка там стоят на первом месте – именно у них наиболее выдающиеся навыки. Только Курокава страшенный, как задница гамадрила, а вот Дайчи… Так, стоп-стоп-стоп… Это теперь всегда так будет? Коуши переводит мрачный взгляд на виновника беспорядка его мыслей: тот как раз встал на подачу после Азумане, привычно раскручивая мяч между пальцами. Теперь, когда Коуши вынужден следить за его движениями, он подмечает, что с момента их первой встречи с Дайчи тот очень заметно изменился, и если на самой первой тренировке у него не было замечено какой-то выдающейся мускулатуры, то теперь он стал намного спортивней, рельефней, и, если хотите, аппетитней… Нет, он точно сходит с ума. Этого просто не может быть. Так резко взять и влюбиться в Дайчи – нет, это точно какая-то ошибка, гормоны, там, ему же шестнадцать, в конце концов. И ведь не спросишь никого: единственным человеком, с которым он ещё мог бы решиться на такой разговор, была его мама, но теперь… Коуши срывается вперёд, слегка сгибает ногу в колене, выставляет руки вперёд, складывая их так, как учил Дайчи – и у него с трудом, но получается отбить эту подачу – и свои предплечья. Капитан в его команде одобрительно кивает ему и тут же подбирается: надо ещё грамотно разыграть мяч. Он пасует мяч асу, и тот делает попытку сброса, но Асахи в команде Дайчи вовремя подстраховывает своих. Он даёт пас Курокаве, и вот тот уже показывает, что такое настоящий сброс. Коуши досадливо морщится, когда мяч приземляется по их сторону сетки. У него складывается ощущение, что там, где он, команда никогда не побеждает. Ощущение подкрепляется уверенностью, когда и в следующем розыгрыше мяча им снова забивает команда Дайчи. К слову, Савамура и забивает, красиво выполнив пайп с задней линии. Капитан искренне хвалит сложный приём, пока Коуши судорожно утирает набежавший пот полой своего джерси. — Сугавара, нам нужны хорошие пасы, - бросает ему капитан, и Коуши почему-то теряется от этой его фразы: ему нужны его хорошие пасы или просто хорошие пасы? То есть, Коуши, конечно, знает, что его игра – не идеальна, но что именно имеет в виду капитан? Чертов Дайчи занял все его мысли, поэтому соображает он сейчас как полено – аж самому стыдно. С этим можно бороться, он просто не будет лишний раз смотреть в сторону триггерного объекта. Вот. Все просто. В том, что ни хрена это не просто, он убеждается, когда их команда пытается заблокировать Курокаву. Получив пас, тот делает вид, что хочет пробить, но в последнюю секунду отдаёт этот мяч Савамуре. Нужно ли и упоминать, что на стороне поля, где решается исход этого небольшого поединка, оказываются только Савамура и сам Коуши? Мяч только летит в сторону Дайчи, а время, казалось, приостанавливается. Коуши как в замедленной съемке следит за траекторией мяча – Курокава всегда пасует высоковато, видит, как напрягаются мышцы шеи Дайчи, когда тот поднимает голову и руки над ней. Его рот плотно сжат, а подбородок упрямо выдвинут вперед, брови нахмурены, а лицо такое сосредоточенное, как будто это не небольшой внутрикомандный поединок, а самый настоящий матч. Взгляд темных глаз на секунду смещается с мяча вниз, чтобы оценить дальнейшие действия, натыкается на Сугавару и рассеянно скользнув по нему сверху вниз, снова возвращается к мячу. И за эту одну секунду – кто знает, может, и меньше – Коуши, считывающий языки тела на интуитивном уровне, понимает, что Дайчи расслабился, увидев, что там стоит именно он, а не кто-то из его команды. Ах, вот как, значит? Я для тебя шутка, да?.. Истрепанная за ночь нервная система пепельноволосого даёт сбой, но вовсе не так же, как у обычных людей – а мгновенной, кратковременной вспышкой малопонятной самому Коуши ярости. Не дожидаясь, пока мяч соприкоснётся с ладонями Савамуры, он инстинктивно подбегает ближе к сетке – практически вплотную к ней, и влево. При этом он снова ловит взгляд Савамуры и слегка прищуривает свои глаза: давай. На мгновение глаза Дайчи слегка удивлённо округляются, и прежде чем он осознаёт, мяч уже летит точно в сторону Коуши. Тот отбивает его без особых проблем и резко отворачивает от Савамуры голову, следя за дальнейшей игрой. Команда Коуши все-таки проигрывает, и вымотанные тренировкой волейболисты по очереди идут мыться. Коуши хочет подгадать момент, чтобы не идти одновременно с Дайчи дабы не искушать лишний раз судьбу, поэтому нарочно долго копается в своих вещах, сделав вид, что что-то усиленно ищет, но Савамура, как назло, тоже задерживается, разговаривая о чём-то с капитаном и Шимизу. Плюнув на свои заморочки, Коуши поспешно хватает полотенце и проносится мимо беседующих прямиком в душевые – в надежде не пересечься все-таки с Дайчи, пока он занят, моля про себя все известные ему высшие силы, чтобы он задержался там подольше. И едва он заходит в душевую кабинку и включает воду, как понимает, что за всеми своими загонами забыл взять свой гель для душа из шкафчика. Его и без того не особо благодушное с самого утра настроение моментально падает до нулевой отметки: придётся, как идиоту, топать назад и брать распроклятый гель для душа – а ведь он уже успел намочить голову. Замотавшись в полотенце, он возвращается к своему шкафчику и вытаскивает оттуда свою сумку, когда к нему подходит явно воодушевлённый Савамура: — Нашу вчерашнюю игру видел бывший тренер волейбольной Карасуно, кажется, он хочет прийти на нашу следующую игру перед летними каникулами, познакомиться. Это очень крутой дед: если ты не видел запись матчей, когда он ещё тренировал, то советую тебе посмотреть – былые Карасуно могли размазать без преувеличения кого угодно. — Здорово, - рассеянно тянет Коуши, все ещё злясь на себя за оплошность с гелем для душа: ну, вот, похоже, мыться они с Дайчи все-таки пойдут в одно время – сам себя, что называется, перехитрил. — Сомневаюсь, что ты хоть услышал, что я только что сказал, - слегка обиженно произносит Дайчи, подцепляя большими пальцами горловину своего спортивного джерси и стягивая через голову. – Все ещё не проснулся, да?.. Коуши неопределенно мычит и хватает свой гель, снова разворачиваясь к душевым. Дайчи с улыбкой поднимает брови, когда он проходит мимо него: — Забыл, что ли? Говорю же: весь день спишь на ходу. Коуши фыркает: с одной стороны, ему хочется как-то оригинально ответить, а с другой – боится, что это опять перерастёт в их ставшие такими привычными подколки на грани флирта, вроде тех с «сенсей». Он твёрдо решил игнорировать те непонятные чувства, которые вызывал у него последние несколько часов Савамура в надежде, что это всё-таки какой-то баг его, Сугавары Коуши, программы. Он снова встаёт под струи и щедро выливает на себя свой гель для душа, чтобы заглушить мгновенно разнесшийся по всей душевой аромат геля Дайчи, который беспощадно заглушает все остальные запахи в комнате. Намыливая свои волосы, Коуши невольно думает о том, что через две кабинки от него – да, он невольно обратил внимание – Дайчи делает то же самое. Переводит взгляд вниз, на стекающую по своим бледным животу и бёдрам пену – и невольно представляет чужие – смуглые – бедра, и как белая пена красиво стекает по ним. …Дайчи оттягивает большими пальцами своё джерси, когда снимает его через голову? Зачем, боже, зачем делать это так сексуально? А его мышцы на руках и ногах? Законно ли вообще - иметь такое тело в пятнадцать? Если бы Коуши мог, он бы застонал от бессилия и злости – чертов Савамура всё-таки прочно обосновался в его мыслях, вытеснив оттуда все установки и ограничения насчёт себя до обидного легко и просто, можно сказать, играючи. И ладно бы это были просто мысли – тело - чертово тело - моментально реагирует на образы, на запах, будь он трижды неладен, на – ощущение досягаемости Дайчи. А когда из душевой выходит Азумане, и Коуши понимает, что они с Дайчи буквально остались сейчас наедине в одной комнате – ощущение опасности и какого-то напряженного ожидания – предвкушения – становится ещё различимее. Чего же хочет Коуши? Не хочет. — Слушай, а чего ты так надулся, когда отбил тот мой мяч? – Голос Дайчи застаёт пепельноволосого врасплох, и он крупно вздрагивает от неожиданности. Его физиология итак творила с ним какую-то злую шутку – иначе как объяснить, что у него уже наполовину затвердел только лишь от картинок, что он себе напредставлял – а тут ещё и голос Дайчи, напрямую обращающийся к нему. — Не понимаю, о чем ты, - стискивает зубы Коуши, когда струи прохладной воды – которые он выкрутил на максимум, чтобы не возбуждаться – касаются его разгоряченной кожи. — Да ладно, - не верит Дайчи, нарочно растягивая последнюю гласную, от чего Коуши сильно жмурится и несколько раз больно ударяет сам себя сгибом большого пальца по переносице, чтобы не воспринимать это как стон. Он хочет послушать ещё, как стонет Савамура Дайчи. Не хочет. — Серьезно, не понимаю, - твёрдо произносит Коуши и едва слышно вскрикивает, когда, решившись, включает совсем уж ледяную воду. Савамура молчит, и до Коуши не сразу доходит, что вода в его кабинке перестаёт шуметь: Дайчи закончил мыться. Коуши поспешно разворачивается к стене, чтобы Дайчи, когда будет проходить мимо его душевой кабинки, не дай боже, не углядел его стояк. Он слышит шаги Савамуры, которые останавливаются прямо у него за спиной. Коуши активно делает вид, что не замечает этого, намыливая свои волосы, кажется, третий или четвёртый раз подряд. — А мне кажется, ты что-то скрываешь, - хмыкает, наконец, Дайчи, и тон его голоса вызывает мурашки. Или это от холодной воды? — Савамура-кун, подглядывать – нехорошо, - изо всех сил стараясь, чтобы голос не дрогнул, произносит Коуши и сам с себя морщится: получилось как минимум октавы на две выше, чем должно бы. Дайчи за его спиной непонятно хмыкает и идёт, наконец, себе дальше. Коуши слышит, как дверь за ним закрывается и позорно выдыхает – судорожно, разбито, с хриплым всхлипом. Эрекция перестала его беспокоить – спасибо ледяной воде – а вот мысли, что он только что чуть не попался – нет. Он хочет забыть тот миг, когда вообще встретил Савамуру. Не хочет. Не хочет. Не хочет.