Behind My Smile

Поначалу это было даже смешно. Эта его излишняя подвижность, то, как он отреагировал на какую-то симпатичную девчонку: ну, серьезно, даже младшеклассник – и то лучше чувства скрывает, чем этот вот… А его неумение держать себя в руках? Что за детский сад – бить по голове учебником? А глаза при этом какие злющие – волей-неволей хочется ещё подразнить… А вот это мы, пожалуй, и устроим, сейчас только – отвернётся… — Сугавара-кун повёл себя некорректно и применил ко мне физическое насилие, ударив этим учебником меня по голове, - с удовольствием ябедничает он, краем глаза наблюдая за реакцией Сугавары. Если честно, он хотел бы увидеть, как тот начнёт спорить, доказывать свою невиновность, в конце концов – отрицать факт того, что он и правда ударил, но… Он этого не делает. Вместо этого Сугавара извиняется – искренне, прикрыв глаза, от чего кажется, что он и правда раскаивается, и Дайчи ничего не остаётся, кроме как отдать ему этот его учебник обратно – ну, вот, повеселиться даже не дали. Они усаживаются на свои места и учитель начинает вести урок – и Дайчи машинально бросает взгляд на этого своего странного одноклассника – и замирает. Потому что этот блондин улыбается. Не ему – нет, скорее, своим мыслям – рассеянно, но так… нежно? Разве он не должен сейчас злиться от того, что его заставили извиниться на глазах у всего класса и этой его очевидной пассии – их новой старосты? Чудной какой-то… Вот, кстати, говоря о чудаковатости: буквально пару дней спустя Дайчи спокойно идёт себе по своим делам, никого не трогает, как вдруг видит в школьном коридоре странную картину: стоит, вон, чудо в перьях, боксом изволит заниматься. Груши, правда, что-то не видно, ну так оно и понятно: нам бы, для начала, кулачок правильно научиться сжимать: вон, какие тщедушные. Заметил. В глазах – смущение, да черт возьми, даже отсюда можно услышать его внутренний крик стыда, ну, так и правильно: позорище же. Пожалуй, тут даже комментарии излишни: блондин, судя по лицу, итак понял, что облажался, а времени стоять тут над ним хихикать нет – сегодня у Дайчи первый день в клубе – а он ещё со средней школы хотел вступить именно в волейбольный Карасуно. Поэтому все, чего он хочет – спокойно пройти сейчас мимо по своим делам, никого не трогать… — А у Савамуры-сана на спине приклеено… - вдруг кричит этот гиперактивный блондин, и Дайчи ничего другого не остаётся, кроме как побежать за ним: вот, гаденыш, ну, держись… Они с ним оказываются в одном клубе – кто бы мог подумать, что этот одуван ещё и играет. Дайчи сам случайно узнал – непосредственно перед первым собранием, когда увидел список в руках у Киёко. Что ж… в средней школе его тоже окружали всякие ветреные личности – не беда, и этого потерпим. К тому же, он довольно-таки подвижный, а на площадке, как правило, такие бывают не лишними. Хотя рано ещё судить… На площадке, как очень скоро выясняется, этот живчик-улыбашка ничего особенного из себя не представляет, но вот слышно его постоянно: все время над чем-то хихикает. И не то, чтобы сам Дайчи не любил, когда другим весело, просто конкретно такой типаж людей, как этот Сугавара, его очень сильно бесит. Они ещё пару раз словесно зацепляются за то время, пока у них идет тренировка, и Дайчи ловит себя на мысли, что почему-то ему весело. Весело наблюдать, как каждый раз глаза блондина выразительно вспыхивают, прежде чем тот что-то ответит, весело следить за его подвижной мимикой, за слегка театральными жестами; весело, когда остальная команда укатывается с него на пол: Сугавара слишком нелепый. Пожалуй, даже слишком нелепый – он, оказывается, ещё и в душе поёт, причём, даже, на секундочку, не у себя дома, а в общей душевой – ну это уже вообще ни в какие ворота. И ладно бы ещё просто что-то мычал, так он именно поёт, блин – со словами, да ещё и на английском! — Что за гейская песня? – Не выдерживает он и хочет уже в шутку предложить Сугаваре оставить клуб, чтобы зря не переводил свой талант певички, как тот назло издаёт такой эротичный стон, от которого по спине Дайчи ползут мурашки, а колени – подгибаются. Что, серьезно? *** Этот вопрос крутится у него в голове всю следующую неделю, и он, как ни старается, не может вытравить его из своих мыслей. Почему? Почему он вообще так зациклился на этом? Разве этот блондинистый раздолбай стоит того, чтобы так насчёт него париться? Нет, он, определённо, этого не стоит: пришёл, вон, на тренировку, и что вы думаете? Уселся на скамейку – решать примеры по математике, пока они с Азумане тут подачи тренируют. Ты погляди ж, какая халява, вот это мы понимаем, вот это мы хорошо устроились… — Упс, моя вина, - слышит словно со стороны свой голос Дайчи: он так зациклился на своих мыслях по поводу этого треклятого блондина, что, не задумываясь, запустил ему мячом почти прямо в голову. Ну, а что: получил бы разочек по своей ветреной серебристой тыкве, так, может, хоть немного спеси бы поубавилось, в данном случае это было бы не лишним. — Извинись. Стоит, пылая щеками, а у самого чуть ли не молнии из глаз. Весь такой несправедливо-оскорбленный, хотя Дайчи по нему даже не попал – вот уж drama queen, прости господи. Ещё и мяч отобрал: люди сюда, вообще-то, тренироваться пришли! Непорядок, сейчас мы быстро прижмем этого зайца – посмотрим, как он заговорит. Дайчи надвигается на него, тесня к стене, и Сугавара безропотно отходит, но едва его лопатки касаются стены, как он вскидывает озорной взгляд и очаровательно улыбается: — Лови. И выкидывает мяч куда-то ему за спину. Дайчи понимает, что в любой другой ситуации он разозлился бы: ну, серьезно, какой-то детский сад! Даже его младший брат Тетсуо так себя не ведёт, а он ведь тот ещё артист. А Сугавара улыбается – причём, не зловредно, как, по идее, мог бы, а мягко, с играющими в хитрющих глазах озорными бесенятами: он и не обижен вовсе за этот мяч, ему просто весело. Его рука взлетает в воздух и на какую-то долю секунды Дайчи кажется, что Сугавара попробует оттолкнуть его или что-то такое, но вместо этого тот попросту принимается поправлять эту свою белобрысую челочку, словно бы и не был прижат им, Дайчи, к стенке. Бесит. Откуда такое самомнение? — Кретин, - честно говоря, это даже не оскорбление, а констатация факта. Ну, может, самую малость – попытка посмотреть, какую эмоцию блондин на это выдаст. — …просто кое у кого явно дефицит внимания, вот и придумывает себе развлечения, как умеет. Вот оно. Ну что, поубавилось самоуверенности, не так ли? Ага, конечно: заявляет, вон, что хочет заключить пари: кто не сможет забить пять мячей первым, будет исполнять целую неделю для победителя танец живота все желания. Савамура даже теряется: и зачем ему нужна прислуга, он и сам неплохо справляется со своими обязанностями. Хотя… заставить вот этого вот выскочку побегать ему за напитками целую неделю звучит, пожалуй, даже чересчур заманчиво. А что, почему бы и нет? — По рукам, - соглашается Савамура, хрустя шеей. Раскатает он этого задохлика – как нефиг делать, тоже мне, спорщик нашёлся. Поначалу это даже интересно: несмотря на явную разницу в их способностях, блондин честно старается показать класс, но и Дайчи не зря почти все своё свободное время уделяет тренировкам – чего, как он уверен, этот изнеженный Сугавара и близко не делает. Конечно, не делает: они играют каких-то десять минут, а он уже вспотел весь, как кролик, вон, футболка на нем – хоть выжимай… Так, больше не отвлекаться на какие-то там мокрые футболки – шутка ли: мяч из-за этого пропустил! И хотя он даже близко не проигрывает Сугаваре, почему-то тот факт, что его мысли из-за этой всей фигни ушли куда-то не туда, пусть и на секунду, неприятно удивляет Савамуру. Мысленно дав себе пощёчину, он даёт себе установку больше не лажать, и ожидаемо размазывает более слабого соперника по полу. Только вот… Тот не выглядит очень уж расстроенным. Складывается вообще ощущение, что последний пас он, решив больше не напрягаться, тупо слил. А, то есть, так, да? Сам все это затеял – а теперь скучно, видите ли, стало? Понять бы все-таки, что происходит в этой серебряной тыкве – а то вообще не врубаюсь!! — Ты настолько слабохарактерный?! – Искренне злится он, не понимая, почему вдруг лицо этого Сугавары находится так близко. А потом понимает: оказывается, он сам же подошёл к нему и притянул к себе за ворот – увидеть хоть толику разочарования поражением. Но все, что он видит – это его вымораживающую фальшивую улыбочку и насмешливо-спокойный взгляд светло-карих глаз. Нет, этого человека не понять. Они снова пересекаются в душе: ну, как пересекаются – этот жизнерадостный придурок вместо того, чтобы хоть сколько-нибудь расстроиться из-за того, что ему теперь неделю предстоит выполнять его, Дайчи, мелкие поручения, беззаботно стучится в стенку его кабинки с просто наиглупейшей просьбой: показать гель для душа. Разумеется, он ему отказывает: ишь, чего учудил, а ещё что-нибудь тебе не показать? Не успевает он додумать эту мысль, как Сугавара внаглую распахивает занавески его кабинки и видит это самое «что-нибудь». Только смотрит он вовсе не на его гель для душа. — Покажи. Ой, а глазки-то как забегали: ты смотри, какой нежный нашёлся, и куда только вся бравада делась: ты же так ломился в чужую кабинку буквально полминуты назад, а теперь что – струсил? Или увидел, как у мужчин там все устроено? Ну, ладно, тут он уже вредничает – обычно все у этого Сугавары устроено, просто… гладенький какой-то. Кожа белая, ключицы хрупкие, куча родинок на теле, кости тонкие, мышц особых нет. Ткни пальцем – упадёт, короче. Да и этот его платиновый блонд и полуевропейские черты лица… интересно, он – хафу*? А, ладно, не до этого сейчас: этот чудила решил силой – силой, вы не ошиблись – вырвать этот гель из его, Дайчи, рук. Накостылять бы ему по шее за такой самодур, чтоб больше неповадно было – но в дверь уже стучат, поторапливая, озадаченные их долгим отсутствием сокомандники. *** А что: личный раб – это вполне себе удобно! Можно вон, например, спокойно к доске отправлять, когда никто больше не хочет, чтобы не огрести «неуд» самому: и нет, ему даже не стыдно – Сугавара сам тот спор затеял. Ну, ладно, может, немножко все-таки стыдно: но перед собой, что не смог решить задачу, а не перед… Этот взгляд ему сниться будет. Как будто на казнь человека отправил, ей-богу. Сугавара встаёт со своего места и покорно идёт к доске – и Дайчи чувствует не просто укол совести, а самый настоящий ментальный тычок под рёбра. Сам он ведь никогда не пользовался другими людьми, а наоборот, руководствовался в жизни принципом: хочешь, чтобы сделали хорошо – сделай сам. Дурацкая была затея с этим спором. Вот, честное слово, дурацкая… Впрочем, кажется, пронесло: староста, дай бог ей крепкого здоровья - хорошая, все-таки, девчонка, вызывается на помощь этому оболтусу, и Дайчи снова открывается потрясающий вид на моментально вспыхнувшие неравномерным румянцем щеки Сугавары, на его затрясшиеся ладошки и его расширенные зрачки. Боже, его зрачки видно с последней парты – просто позорище: человек совсем не умеет держать себя в руках. Вон, весь класс над ним потешается, а одноклассница по имени Рика пытается известным дедовским методом - учебником по голове - успокоить ржущего как конь Учиду. Вот, кстати, об Учиде… Дайчи с ранних лет внушали: девочек – нужно уважать. И если дятел Сугавара только и мог, что превращаться в беспомощное желе рядом с Шимизу (это забавно, но, в целом, конечно, безобидно), то вот другие их одноклассники вовсе не были столь безобидными: Учида докопался до Шимизу на ровном месте. И это во время обеденного перерыва! — Ты ее слышал, Учида, тебе же японским языком сказали: нет. – Выходит из себя Дайчи: вот не хотел он в это влезать, но нужно же отбрить этого полудурка – ему ж не скажешь – до утра будет старосту доставать. К его удивлению, Сугавара тоже не остаётся в сторонке и перетягивает внимание Учиды на себя, предлагая ему свои услуги репетитора. — Я сказал: неинтересно. Свали? – Фыркает Макото. Так, кажется, в это пора вмешаться, а не то… — Киёко-сан тоже сказала, что ей неинтересно. Свали? – Неожиданно твёрдо произносит Сугавара. Дайчи поражённо смотрит на него: ого, раз ты умеешь быть таким, что ж ведёшь себя, как пятилетний детсадовец? Впрочем, времени удивляться у него нет: Сугаваре, кажется, настанет кирдык быстрее, чем он верно отслужит ему в качестве персональной горничной – а Дайчи не собирался так просто дать сломать свою игрушку каким-то гопникам. Во всяком случае, сам он себя убеждает именно в этом: пока не замечает, что руки Сугавары и впрямь сейчас сломаются – Макото с приятелем выкрутили их так, что у блондина уже почти слёзы ручьём. Тело движется само собой: вот он ещё стоял на спине шестёрки Макото, а вот – уже заехал по роже самому Учиде, да ещё так сильно, что тот чуть на пол не полетел. А Сугавара тем временем хватает этот свой клей и технично склеивает Макото. Ну, точнее – его волосы. Дайчи изрядно веселится, глядя на пытающегося с воем отлепить от головы руки Учиду, но веселье прерывают учителя, прибежавшие на шум и велят Сугаваре и Учиде быть столь любезными и проследовать в кабинет завуча дабы получить волшебного пендаля за своё безудержное обеденное веселье. Эх, такой момент поломали: даже заснять на телефон приклеенные волосы никто не успел. А Сугавара-то хорош, рассмешил. Заняться все равно нечем, поэтому Дайчи, закатав рукава, берет в руки оставленный на парте клей и порванный учебник. *** — Решил заночевать в школе? – Недоуменно спрашивает он у как-то приунывшего Сугавары, вяло собирающего свои вещи в сумку. Интересно, что ему сказали в кабинете завуча? Неужели, от занятий отстранили? Вот это было бы очень некстати – а кто же тогда будет… Будет – что? Сам Дайчи, честно говоря, уже не в восторге от всей этой затеи с «горничной на неделю». Хватило, пожалуй, на уроке всех этих «пойди сделай» - нет, спасибо, не надо нам таких развлечений, с этим дерьмом – к Учиде, вот, кто любит людей эксплуатировать. — …мне в качестве наказания назначили драить классную комнату всю неделю, так что да – я остаюсь. Надеюсь, ты не против, что сегодня я не понесу за тебя твою сумку?.. Ох, да забудь ты уже. — Бывай. — Ага. Погруженный в свои мысли Дайчи идёт по коридору, засунув руки глубоко в карманы, когда его внимание привлекает звук натираемого стекла, доносящейся из туалета. Заглянув в приоткрытую дверь он чуть не выпадает от смеха: хмурый как туча Макото, сияя свежевыбритой (и когда только успел?) макушкой, агрессивно драит туалеты. — Ты там пятнышко пропустил, - веселится Дайчи, жеманно указывая куда-то за спину Учиде. Тот, скрипнув зубами, поворачивается, чтобы посмотреть, а Дайчи, чувствуя, как его настроение стремительно летит вверх, насвистывая, выходит из школы. Все-таки физический труд – лучшее наказание за ублюдскую натуру: это лучше, чем самому оставаться после занятий и драить школу. И хоть сегодня не очередь Дайчи – а после школы железно оставалось двое людей, чтобы привести класс в порядок – он чувствует второй за день укол вины, что сегодня класс будет драить один только Сугавара. Ну… с одной стороны, ему полезно: вечно лезет вперёд паровоза, за что и огребает. А с другой… С другой – он заступился за девушку, хоть его и окружали парни, как минимум на полголовы выше его. Хм. Дайчи понимает, что давно застыл около школьных ворот: ноги дальше почему-то не идут. Он убеждает себя, что, останься он за драку вместо Сугавары – тот бы уже зайчиком скакал домой, довольный, что его не припрягли к общественно полезной деятельности. Но он – не Сугавара. Раздражённо цыкнув, Дайчи разворачивается и топает обратно – в школу. Ладно, сегодня – но только сегодня! – он, так уж и быть, поможет этому оболтусу прибраться, а то ж, поди, на завтрашней тренировке тот вообще не сможет пасы раздавать. Он идёт обратно в класс, мысленно поморщившись от того, что, скорее всего, у болтливого Сугавары наверняка найдутся вопросы вроде «Ты что, пожалел меня, Савамура-кун?», и уже заранее продумывает емкий и лаконичный ответ. Но каково же его удивление, когда вместо бурной трудовой деятельности все, что он видит – это уложившего голову на сложенные ручки блондина. Ах, устал, бедняжка, вы только посмотрите на этого неженку! — Эй. – Зовет Дайчи, окинув взглядом классную комнату: этот придурок даже ещё и не начинал мыть! Затем снова переводит взгляд на Сугавару и зовет ещё раз. Ноль реакции. Он что, спит? Костеря про себя на все лады беспечных маленьких засранцев, которые не хотят работать, Дайчи со вздохом идёт к парте Сугавары, заранее набрав в лёгкие побольше воздуха, чтобы проорать ему прямо в ухо «рота, подъем!», но, не дойдя до него, останавливается, растерянно глядя на вздрагивающую спину блондина. — Нет… нет, - доносится до Дайчи его слабое бормотание: кажется, ему снится кошмар. Дайчи огибает его парту и присаживается на корточки, чтобы лучше видеть лицо Сугавары, которое тот уложил на свои руки. …такое беззащитное – практически детское, с округлыми щеками и трогательно наморщенной переносицей. Он плачет во сне: нос покраснел, длинные чёрные ресницы слиплись, а на щеках виднеются ещё не засохшие дорожки слез. Дайчи чувствует, как жалостливо сжимается его сердце: извините, он ведь не скотина какая, к тому же, Сугавара сейчас очень похож на маленького ребёнка, которого наказали и поставили в угол. Нужно разбудить его. Он протягивает руку, чтобы потрепать спящего за плечо, но тот снова открывает рот и хрипло произносит: — Спа…си… Рука Дайчи замирает в воздухе: он вообще впервые слышит, чтобы кто-то говорил во сне – даже его младшие братья и сестры таким не промышляли. Сугавара, определённо, не перестаёт его удивлять. — Пожалуйста… Одновременно с этим его «пожалуйста» по мягким щекам снова скатываются слезы, и Дайчи, выдохнув, протягивает руку и твёрдо встряхивает спящего за плечо. Никакого результата. Сугавара перестаёт скулить и вместо этого со стоном перекатывается головой по своим рукам. Дайчи открывается вид на его вспотевшую шею, увлажнившиеся губы и отпечатавшиеся на другой щеке красные следы от смявшейся ткани на рукавах его же рубашки. Ну какой же нелепый. Это даже смешно. — Ммм… - стонет во сне Сугавара, и смеяться Дайчи сразу перестаёт: ему некстати вспоминается, как блондин стонал тогда в душе, когда пел эту свою дурацкую гейскую песенку. Какого хрена это выходит у него так эротично? В довершение всего этот придурок ещё и судорожно выдыхает, обдав тёплым воздухом часть шеи Дайчи – и нет, мурашки по его телу прошлись из-за сквозняка, а вовсе не от этого Сугавары – и дышит приоткрытым ртом: нос заложило. — Эй, просыпайся! – Не выдерживает Дайчи, заставив себя отвести взгляд от губ Сугавары. – Да проснись ты уже, наконец! Срабатывает. Сугавара резко поднимает голову, осоловело хлопая глазами. Вид у него – ни в сказке сказать: весь помятый, заплаканный, с покрасневшими носом и глазами и в довершение всего – дышащий через рот. Ходячая иллюстрация к слову «нелепый». Так почему Дайчи почти жалеет, что разбудил его – ведь ему так нравилось смотреть на него – спящего? Потому что спящий Сугавара – куда более приятный собеседник, чем бодрствующий, или же есть какая-то другая причина?.. Нет… нет, нет, нет, нет. — Что ты здесь делаешь? – Хрипловатым голосом спрашивает Сугавара, а взгляд – смущённый и злой, как будто его в чем-то незаконном уличили. Ну… не так-то приятно, наверно, осознавать, что тебя видели – плачущим во сне. — Я забыл свою спортивную форму в классе, пришлось вернуться, - произносит Дайчи, прежде, чем успевает подумать. Ну, и зачем он соврал? Сказал бы, как есть – смысл ему как-то оправдываться за то, что решил помочь? Просто… Сугаваре, кажется, и так не очень сейчас комфортно. Ха. С какой стати он вообще парится о комфорте Сугавары? Надо просто сделать то, зачем пришёл – и домой. Так Дайчи и поступает: оставив ничего не понимающего блондина хлопать глазками дальше, он идёт в туалет и набирает в ведро воды, попутно прислушиваясь к собственным ощущениям: что же все-таки было там, в классе? Он правда пожалел, что разбудил Сугавару? Он правда хотел ещё немного позалипать на его спящую физиономию? И что это за хрень была с этими стонами? Неважно. — Где ты живешь? – Спрашивает его Сугавара, едва он возвращается с ведром обратно в класс. И вот отвечать на этот вопрос сейчас совсем не хочется, но он отвечает. – Почему ты решил поступить в эту школу: намного ближе к тебе та же Шираторидзава? Все эти «где» да «почему»… А тебе на кой эта информация: интересуешься мной, что ли? Впрочем, если уж положа руку на сердце – с блондином на удивление легко общаться. А после того, как Дайчи упоминает бритый череп Учиды, Сугавара так и вовсе разражается совершенно несолидным заливистым смехом. Дайчи уже хочет сказать ему, чтобы заткнулся и помог убираться, но вместо этого за каким-то чертом пародирует увиденное в туалете выражение лица Макото и его дурацкую новую причёску. Сугавара задыхается от хохота. Когда он успокаивается, особой помощи от него так же не поступает – но Дайчи, забив на это, сам в рекордные сроки заканчивает с уборкой, продолжая перекидываться шуточками с несносным блондином. Тот совсем распоясался: скользит по полу, словно это каток – конечно, блять, это каток, я только что там помыл; вертится вокруг него, разыгрывает дурацкую сценку, будто он – учитель, а сам Дайчи – его нерадивый ученик. Он продолжает закидывать его вопросами, и, честно говоря, от такого повышенного внимания у Дайчи с непривычки начинается мигрень. — Ты что, каждый день занимаешься? Смею напомнить, что тебе пятнадцать – а не тридцать: можно и отдохнуть иногда. Ага, прям вот как ты сейчас – хорошо устроился! — Вот сам и отдыхай. И в тридцать будешь таким же хилым дрыщом… Осознание, что он перегнул приходит сразу же – серьезно, по лицу этого блондина можно прочесть буквально каждую его эмоцию. То есть – не просто каждую, а КАЖДУЮ. Вот и сейчас: бровки моментально взлетели и страдальчески насупились, нежные округлые губы поджались, а глаза – как будто ему в лицо плеснули холодной водой – столько в них детской обиды. — Ладно, я перегнул… прости. – Слова вылетают сами собой: ну не надо так смотреть, подумаешь, случайно сказал вслух… Сугавара вздрагивает и… О, господи, он что, случайно довёл его до слез? — Эй… ты только снова не плачь, ладно? Блондин принимается что-то бухтеть в своё оправдание: мол, не плачу я, все зашибись. Дайчи облегченно выдыхает и они, продолжая лениво препираться, выходят из класса и спустя какое-то время идут вместе по дороге из школы, обсуждая своих младших братьев и сестёр – надо же, так у Сугавары, оказывается, тоже есть младшие. — Пока, Савамура-кун, - прощается блондин, растянув губы в своей привычной глуповатой улыбке, но на этот раз она почему-то совсем не раздражает… — Дайчи. *** Оказывается, если за ним понаблюдать – он не так уж и противен, этот Сугавара. Ну, то есть, конечно, не образец примерного поведения, но и далеко не задира, не зазнайка, не жлоб, и – что самое приятное – с ним легко общаться. Дайчи понимает, что не только он это заметил, когда на большой перемене блондина буквально облепляют со всех сторон их одноклассники – им задали подготовить несколько научных проектов по естествознанию, и, видимо, улыбчивый и безотказный в плане «помочь» Сугавара являлся лакомым кусочком для любой группы, на которые их поделили по трое. Вот, кстати, и совершенно зря: бездельник он, как успел заметить Дайчи, тот ещё: будет сидеть и улыбаться, пока остальным придётся лопатить литературу и переносить ее на ватман. Впрочем, одноклассники либо этого не успели узнать, либо именно для этих целей Сугавара и приглашался: поулыбаться и помахать ручкой. Этакий, мать его, талисман удачи. — Ой, да я бы с радостью, - лопочет блондин, растерянно оглядывая напряжённо застывших в ожидании его положительного ответа одноклассников – преимущественно, девочек. – Так не хочется никому из вас отказывать, честно… — Так и пошли в мою группу, мы готовим проект по вымирающим животным: это будет интересно, - доносится до Дайчи голос их одноклассницы Рики – и если он что-то понимал в чувствах, то Сугавара, кажется, ей нравился: она постоянно рядом с ним крутилась. — А у нас – аномальное таяние ледников, - соблазняет другая, невзначай задевая бедром колено блондина. Тот поспешно передвигает ногу, беспомощно оглядываясь себе за спину, и натыкается взглядом на незаинтересованно отвернувшегося Дайчи. — Я бы рад, - слышит брюнет его голос, в котором сквозит что-то похожее на облегчение. Так, плохая идея, а ну…– Но я уже пообещал Савамуре-куну, что проект мы будем делать с ним… и с Фукудой-куном. Да, Фукуда-кун? Маленький черноволосый ботан Фукуда сияет, как красный сигнал светофора: обычно все его игнорировали, поэтому ему, бедолаге, вечно приходилось напоминать о своём присутствии – его фамилия, к тому же, была в самом конце классного списка, так что нередко случалось и такое, что о нем забывали даже учителя. — И какую тему вы взяли? – Разочарованно уточняет Рика, скользнув по Фукуде равнодушным взглядом. — Ах, эм… Оказание первой медицинской помощи? – Мямлит польщенный тем, что его выбрали в группу, Фукуда. — Оказание первой медицинской помощи, - благодарно подтверждает Сугавара. Он бросает взгляд на Савамуру. – Так ведь, Дайчи-кун? — Э? Вы уже – по имени? – Приподнимает брови Рика, заинтересованно хмыкнув. – Вы что, успели так подружиться? — Ну мы, вообще-то, в одном клубе состоим, Рика-чан, - улыбается девушке Сугавара, и Дайчи замечает, как на секунду сжимается на складках собственной юбки ее рука. Совершенно очевидно, дуралей Сугавара ей нравится. Интересно, а он об этом знает? Пф. И зачем ему, Дайчи, нужна эта информация? *** Странная штука – мозг. Говоришь ему: не думать о зелёном слонике – и он думает о зелёном слонике, напрочь игнорируя тот факт, что разговор, вообще-то, ведётся о том, как будет выглядеть Апокалипсис. Отсылка ли это к тому простому факту, что Дайчи начинает зацикливаться на мыслях о Сугаваре? Сказать по правде… Да. И это раздражает. Раздражает, что он, уходя после тренировки, теперь неосознанно ждет, что сзади раздадутся торопливые лёгкие шаги и недовольный голос блондина капризно протянет «Дайчи, меня подожди!». Раздражает, как Сугавара очевидно флиртует со всеми в классе – даже с пацанами – умело манипулируя и выводя на откровенные разговоры даже тех, кто в принципе не считаются в их классе особенно общительными. Раздражает, как рядом с ним теперь вечно крутится, пытаясь заглянуть блондину в рот, Фукуда – нет, Дайчи не ревнует, просто Сугавара сидит рядом с ним, а Фукуда обязательно перемещается по всей школе туда же, куда и Сугавара. Раздражает дурацкая привычка Сугавары, задумавшись, тащить себе в рот карандаши, ручки, трубочки от сока – в общем, всякую дрянь – и грызть их: зубы у него, что ли, чешутся? А когда он, забывшись, начинает просто рассеянно водить всеми перечисленными предметами по своим губам, Дайчи буквально хочется его обматерить. И дело даже не в том, что Сугавара делает это как-то чересчур эротично. Ну, ладно, может, немного – и в этом… Определённо, Дайчи не считает себя геем: мысль о том, что парень может быть с парнем, не вызывает у него никаких эмоций: ни хороших, ни плохих. Хотя и насчёт девушки он как-то не особенно много думал – то ли дело волейбол. В смысле, будь у него ещё и девушка – было бы, конечно, неплохо, но раз ее нет – то надо ли вообще напрягаться, искать ее? Может, оно как-то само сложится, когда время придёт? В конце концов, ему ведь всего пятнадцать – да и девушкам же вечно подавай каких-нибудь слащавых красавчиков вроде того же Сугавары. Или на контрасте – отбитых холодных плохишей, ну, тех, которые вечно на пафосе и которых кто-нибудь постоянно просит вернуться в Коноху, хотя они только и делают, что засирают другим жизнь. Ни к тому, ни к другому типажу сам Дайчи себя не относил. Как и не считал себя способным на чувства к своему же полу. До определённого момента. Они проигрывают матч, и Дайчи, к своему стыду, срывается на Сугаваре, хотя тот ничего плохого не сделал. Просто… Вечно он где-то в облаках витает. Всё ему «да ладно», «да если бы мы», «да если они…», «да не парься»… В конце концов, нужно же быть хоть чуточку серьезней! Разве нет? Все это понятно, но брошенное в лицо Сугаваре «отстой» все же не стоило того взгляда, которым тот на него посмотрел. Дайчи буквально жалеет о своих словах сразу же, как произнёс их вслух: о боже, снова это выражение лица – как у маленького ребёнка, у которого отобрали его любимое мороженое. Он видит, как у Сугавары дрожит нижняя губа, словно он сейчас расплачется, но тот вскидывает на него свои покрасневшие, но сухие глаза и когда он открывает рот, в его голосе слышна настолько ощутимая злость, что ею, кажется, можно покрошить кого-нибудь на салат: — …не стесняйся, я и впредь могу послужить тебе громоотводом… И Дайчи понимает, что никогда в жизни он больше не скажет ему что-то грубое или резкое. И – да, ему больше не смешно. Совсем не смешно. Потому что он понимает, что… Он ничего не понимает: откуда взялось это тянущее чувство в сердце, когда Дайчи понял, что обычно такой приветливый и солнечный Сугавара – впервые – на него по-настоящему разозлился? *** Ночью он рассматривает фотографии, которые Сугавара сделал возле какой-то стены: стоит, довольный такой, лыбится, будто он эти все умные фразы придумал. Не то, чтобы Дайчи специально нашёл его страницу в соцсети – Сугавара, вообще-то, сам его добавил, попутно зарегистрировав – хотя Дайчи никогда не пользовался соцсетями, считая это пустой тратой времени. Но сейчас вместо того, чтобы потратить это самое время на сон, он делает что? Правильно: приближает дурацкую улыбку Сугавары, чтобы получше ее рассмотреть, не сразу отдавая себе отчёт в том, что сам начинает невольно улыбаться, глядя на глупое выражение лица блондина. — Дайчи, - слышит он тихий голос рядом с собой и вздрагивает: у Ханако была дурацкая привычка прокрадываться тайком в его комнату, особенно по ночам, когда она не могла уснуть. Она привыкла в такие дни засыпать за на коленях у старшего брата за просмотром ноутбука, а Дайчи не мог отказать ей в просьбе посмотреть вместе какое-нибудь душещипательное аниме, ведь больше ей попросить было некого: Аяме просто не любила аниме, а Шохей с Тетсуо не смотрели седзе. — Я не могу уснуть. А что ты смотришь? — Ничего особенного, - говорит Дайчи, поспешно выключая телефон, пока сестренка, чего доброго, не увидела совершенно «не особенную» улыбку пепельноволосого блондина и не закидала его вопросами. Утром у неё поднимается температура – и Дайчи вынужден остаться дома, чтобы присмотреть за ней: вызванный на дом врач констатировал у неё ветрянку. Ничего, сегодня суббота – занятий в школе все равно не так много, поэтому ничего такого, что он прогуляет один день. Зато отдохнёт немного от всей этой суеты, называемой «общение» - хочется, знаете ли, иногда и наедине со своими мыслями побыть, тем более, что ему определённо есть, над чем подумать… Ага, как же: наедине! Увидев на экране входящий вызов от Сугавары, он поначалу теряется, не зная, брать ли ему трубку. Вообще-то они не далее как вчера поссорились – да, на пустом месте, и – да, из-за него, но вот чего он никак не ожидал – так это того, что Сугавара первым пойдёт на контакт. Дайчи не был черствым сухарем и справедливо думал, что Сугавара имел полное право на него злиться за то, что он несправедливо с ним обошёлся, и все же… как-то быстро он оттаял. Сугавара удивляет его даже больше, чем вообще возможно: оказывается, он приехал сюда – к дому Дайчи – а от его дома сюда, вообще-то, путь неблизкий. И что он тут забыл? Мыслей в голове так много, что Дайчи теряется, отвечает как-то грубо, снова злясь на себя – хотя Сугавара явно пришёл с миром. Под конец он сдаётся и называет блондину номер своего дома: душу же вынет: не у него – так у соседей, а что: он грозился что-то такое сделать. Растерянный и немного взволнованный Дайчи принимается мерить широкими шагами свою комнату, дожидаясь незваного гостя. С ним вообще редко такое бывало, но этот блондин в последнее время вызывал в нем какую-то неоднозначную реакцию: а все это его непредсказуемое поведение. Зачем он пришёл? Нет, он, конечно, упомянул что-то про домашку, но какой в этом смысл: Дайчи мог бы спокойно узнать что им задали у Шимизу. А ветрянка Ханако? Вдруг она всё-таки заразна? Вообще разве можно: пускать кого-то в дом, когда кто-то в нем болеет ветрянкой? Все мысли из его головы улетучиваются, когда он видит в окне своей комнаты знакомую пепельную макушку. Дайчи сбегает по ступенькам вниз и вместо того, чтобы открыть, почему-то тормозит у другого окна, наблюдая за Сугаварой, который явно пришёл в восторг от густо увивавшей почти всю стену их дома заросли ипомеи. Дайчи, определённо, не влюблён в Сугавару – но почему же тогда сердце так отчаянно бьется, когда он видит горящие детским восторгом яркие глаза Сугавары, когда тот осторожно перебирает своими тонкими пальцами темно-лиловые цветы и тянется их понюхать? И все, чего хочет Дайчи – это иметь возможность запечатлеть этот момент на холсте, отчаянно жалея при этом, что совсем не умеет рисовать. Пора прекращать все это: определённо, это лишние мысли, ведь они оба – парни, и лучше бы ему не давать этому странному чувству пустить корни в своём сердце, потому что… Он не готов к такому. Совершенно не готов. Но он открывает дверь – и на секунду замирает, когда видит сверкающие на солнце яркие радужки Сугавары. «Шартрез», - всплывает у него в памяти, и он, как завороженный, просто стоит и ловит в глазах стоящего перед ним человека яркие всполохи очень сложного оттенка: не то желтого, не то зелёного. Дайчи запомнил, как называется этот цвет, потому что когда-то давно в загородном домике бабушки с дедушкой была кошка с такого цвета глазами – и почему он раньше не замечал, что у Сугавары, оказывается, не просто светло-карие глаза? Кстати, шерсть их кошки тоже была холодного – пепельного оттенка, и она вот точно так же жмурилась на солнышко в тёплые дни… Сугавара моргает и отвлекается на выбежавшую к нему Аяме, а в его взгляде появляется такая нежность, что Дайчи буквально приходится задержать дыхание, убеждая себя в том, что ощутимо кольнувшее только что сердце – просто реакция на воспоминания о почившем питомце. *** Пожалуй, разрешить остаться Сугаваре с ночёвкой было не самой лучшей идеей. Справедливости ради стоит отметить, что инициатива полностью исходила от его матери – она просто пожалела блондина: на улице пошёл очень сильный дождь… …который, по всей видимости, совсем не доставлял никаких неудобств Сугаваре: высунулся, вон, в окошко, ловит градины бестолковой серебристой макушкой, а сам – весь мурашками покрылся – заболеет же, дурень, он бы ещё на улицу выскочил. Словно в подтверждение его мыслей, Сугавара высовывается в окно ещё больше, и Дайчи в панике отводит глаза от оголившейся стройной талии и хрупких тазовых косточек: пожалуй, будет безопаснее вообще не задерживать взгляд на этой полупрозрачной, светлой, с многочисленными родинками, коже дольше, чем на одну секунду. Пожалуй… Дайчи в два шага оказывается возле блондина и тянет его обратно в комнату, избегая смотреть ему в глаза. А тот, ничуть не расстроившись, принимается кружить по его комнате, зачем-то заглядывает под матрац: порнушку, говорит, ищет. Дайчи уже расслабляется, потому что никакой печатной порнушки в его комнате отродясь не было – камон, а сайты на что? – но тут Сугавара залазит под кровать и вытаскивает оттуда… «..Это самый известный велосипедист в мире – Лэнс Армстронг, - говорит папа, наклоняясь к нему – шестилетнему и показывает на изображённого на картинке дядю на велосипеде. – Когда-нибудь твой папа станет таким же крутым, как он. Что скажешь, Дайчи?..» — Да ладно, - разочарованно тянет Сугавара, незаинтересованно разглядывая изображённого на плакате Лэнса. По его лицу видно, что результат поиска совсем его… хм… не удовлетворил, и он решает компенсировать это попытками усесться на единственную доступную в этой комнате шею и канючит, чтобы ему дали списать физику. А когда понимает, что так просто желаемого не получит… Он нападает – прости господи – с щекоткой. И, честное слово: в другой раз Дайчи бы даже посмеялся, если бы не ощущение пальцев Сугавары на своей коже – черт возьми, почему он просто не возьмёт, да не пнет его – да посильнее, чтобы в другой раз руки распускать было неповадно? Хм… «в другой раз»? Привлеченная возней в их комнате мама технично спроваживает Сугавару в душ, и Дайчи искренне надеется, что они сейчас просто помоются – и лягут спать, а уж потом он постарается больше не допустить незапланированных ночёвок. А пока – надо добить эту несчастную физику, что ли… — Дайчи, а у тебя есть что-нибудь вроде запасной пижамы? – Снова появляется в проёме его комнаты блондин, и Дайчи вынужден перевести на него взгляд. Господи, да он почти полностью – красный! Причём кожа покраснела не равномерно, а какими-то пятнами: у него что, аллергия? Впрочем, долго на этой мысли Дайчи не зацикливается, а поскорее сам идёт принимать душ. Когда он возвращается , его взору предстают расчесанные предплечья, ноги и умоляющий взгляд больших выразительных глаз. Как там он говорил себе часом ранее: не задерживать взгляд на этой коже больше одной секунды? Ну, конечно: с этим придурковатым, пожалуй, не задержишь! А с другой стороны… А с другой стороны у Дайчи появляется повод подойти поближе, взять его руку – в свои, обхватить пальцами хрупкое запястье, удивившись про себя, что оно, черт возьми, такое тонкое – и как он умудряется в волейбол-то играть такими веточками? – и вообще посмотреть на него вблизи – ещё раз убедиться, что он ошибся насчёт своей реакции на этого во всех смыслах невыносимого… У него такая тонкая кожа. Буквально все венки просвечивают. Интересно, а если сжать его предплечье рукой – останутся синяки? Дайчи не садист и проверять бы на практике эту теорию, разумеется, не стал бы – но разве бывает настолько тонкая кожа? Он уходит и возвращается с мазью, по счастливой случайности оказавшейся в их доме, казалось, специально для такого повода: Ханако она почти не понадобилась. Выдавив небольшое количество на свои пальцы, он осторожно касается спины блондина. И ему хочется прекратить все это сейчас же – потому что его дурацкое тело моментально взрывается от противоречивых ощущений, а виной тому – горячая от аллергии кожа под его ладонями. К тому же, Сугавара и сам какого-то хрена вздрагивает, подаваясь лопатками навстречу его ладоням – и это… это… Господи, и в какой вселенной это – обычная реакция двух парней друг на друга? Неловкость момента зашкаливает, когда что-то сказавший ему Сугавара поворачивается и снова смотрит ему в лицо с этой своей слишком милой для парня улыбкой. Дайчи даже не сразу соображает, что не убрал руки с его кожи. Пожалуй, многовато телесного контакта для одного вечера. А этот идиот ещё и подбивает его на совместный просмотр фильма. И ещё и хватается этими своими ледяными ладонями за его руки! Приходится дать ему тумака: сам напросился, в конце концов, но и это не срабатывает: через какое-то время у него, видите ли, чешется спинка. Сказать, что по окончанию фильма Дайчи измождён – ничего не сказать. Ну и вечер: бесконечные телесные контакты с Сугаварой, его постоянные тычки, щипки, прости господи – щекотка, чтоб ее, просьбы почесать спинку… И самое ужасное – он настолько привыкает к этим прикосновениям – за один только вечер, что совершенно не представляет, как будет потом без всего этого. То есть – буквально, как ему теперь засыпать? Не думать об этих руках, об этой коже, об этом лице… Дайчи ведь не дурак. В смысле, можно было бы и раньше догадаться, но ему же надо было, в конце концов, проверить, убедиться. Сугавара ему нравится. Это абсолютно очевидно.