***
Ему разрешают отправиться в Хрустальные пещеры Илума, только когда ему исполняется двенадцать. Его световой меч лежит в дальнем ящике — полностью собранный, но абсолютно бесполезный и не способный ни на что, кроме как собирать пыль — уже почти год. Ему нужен лишь кайбер-кристалл. Все остальные падаваны его возраста собрали свои мечи десять месяцев назад. Но не он. Конечно нет. Не имело значения, что он тренировался в сто раз усерднее, чем любой из них, что его мастерство, пусть даже и с тренировочным мечом, давно превзошло их всех вместе взятых. Ничего из этого не имело значения. Для Совета он все еще был ненужным и нежеланным ублюдком, которого они и видеть не желали. Слишком взрослый, чтобы обучить его. Слишком эмоциональный, чтобы заставить его сосредоточиться на медитации. Слишком сильный, чтобы его контролировать. Нет ничего удивительного в том, что они не позволяли ему собрать свой собственный меч, даже когда все остальные падаваны давно это сделали. Но ему уже двенадцать, и они больше не могут оттягивать неизбежное. Поэтому вот он здесь, в Храме джедаев на Илуме, полон решимости преодолеть любые препятствия, чтобы найти кристалл и, наконец, закончить свой световой меч. В отличие от других падаванов, он полностью уверен в своем успехе. Он должен это сделать. Ему нужен его световой меч, чтобы завоевать весь мир для своего Мастера, и он получит его — даже если ему придется разрушить весь этот Храм, чтобы заполучить кристалл. И, конечно, он не слишком беспокоится о предупреждении Мастера Йоды: совершенно не важно, что какой-то там водопад может закрыть вход в пещеру, пока он будет в ней. Маленький зеленый гоблин вряд ли такой мудрый, как о нем говорят, если он действительно думает, что какая-то ледяная стена может помешать ему вернуться к Мастеру. Энакин усмехается своим мыслям и смело шагает прямо в замерзший лабиринт пещеры. Он ничего не боится! Так он думал.***
О, это будет так просто! — кажется ему вначале. Кристаллы здесь повсюду — сверкают мягким синим или зеленым светом. И все, что ему нужно сделать, это протянуть руку и взять один... Но когда его пальцы смыкаются на гладкой поверхности, кристалл не тает, будто снег в тепле — говорят, так кристаллы реагируют на руки недостойных — нет, кристалл не тает. Он кровоточит. Растекается в его ладони алой и горячей кровью, до тех пор, пока от него не остается ничего. Энакин мгновение таращится на свою окровавленную руку. — Ого, вздумали меня всякими зловещими знаками пугать? — раздраженно думает он. Эта глупая пещера что, серьезно думает, что он грохнется в обморок от вида крови? Или что, быть может, он примет кровь на своих руках как какой-то дурной знак и повернет назад? Энакин без особого сожаления вытирает кровь о свою джедайскую тунику и бормочет: — Дурацкие кристаллы. Он тянется за другим. Потом за еще одним. Еще и еще. Его светлые одежды довольно быстро становятся темно-красными. Но Энакина это нисколько не беспокоит. Он продолжает хватать кристаллы, растворяя их голыми руками, пока они тихо поют, вибрируя вокруг него в скорбном стенании. Энакину плевать, что кайбер-кристаллы отвергают его, со всей жестокостью и ясностью показывая, что они не предназначены для него — ребенка Темной Стороны. Он привык к этому. Ничего в Храме Джедаев, в Ордене Джедаев, в мире джедаев не предназначено для него. Ничего, кроме его Мастера. Поэтому Энакин просто будет уничтожать эти дурацкие кристаллы, пока один из них не подчинится и не останется в его ладони — драгоценный и сияющий лазурью, как завораживающие глаза его Мастера. Необузданная бесконечная мощь, заключенная во что-то настолько крошечное. *** — Энакин! — раздается взволнованный голос. — Энакин, где ты? Энакин! — Я здесь, Мастер! — кричит Энакин в глубь пещеры, и через несколько мгновений оттуда появляется высокая фигура его Мастера. — О, хвала Силе! — выдыхает Мастер с облегчением, крепко сжимая его в своих объятиях, прежде чем отстраниться, но лишь для того, чтобы осмотреть его более тщательно. Его глаза внимательно изучают тело Энакина, словно ища скрытые раны. Его Мастер замечает окровавленную тунику, и его руки тянутся к щекам Энакина, мягко обхватывают, и мужчина пристально на него смотрит. — С тобой все в порядке, мой падаван? Ты ранен? Брови Энакина ползут вверх, а глаза округляются в замешательстве. — Конечно, я в порядке, Мастер, — успокаивает он, пряча окровавленные ладони за спину. — Что со мной может случиться? — Что может... — Его Мастер не договаривает, словно слова покидают его. Он отступает назад и всплескивает руками, а его лицо искажается, будто от физической боли. — Энакин... тебя не было целую неделю! Я день и ночь напролет искал тебя. Я думал... — его голос срывается, — я думал, что ты мертв... Джедай закрывает лицо руками, и его плечи поникают, словно под огромной тяжестью. Он прерывисто выдыхает. Энакин стоит молча, застыв каменным изваянием, слишком потрясенный, чтобы даже дышать. — Мастер, я... — наконец заговаривает он, протягивая руки, чтобы обнять сгорбленную фигуру своего Мастера. — Я не понимаю... Я ведь только что ушел за кристаллом, и даже не успел как следует здесь осмотреться... Его Мастер внезапно расправляет плечи и отталкивает от себя его руки. — У тебя все еще нет кристалла? — Нет, они просто не хотят идти ко мне, но... — пытается оправдаться Энакин, но его мастер уже со страдальческим вздохом качает головой. — Я очень разочарован в тебе, Энакин. Совет предупреждал меня, что я пожалею, если возьму тебя в падаваны, и вот, пожалуйста — ты заблудился в пещерах, не способный достать даже самый маленький кайбер-кристалл и совершенно беспомощный. Совет был прав. Ты — сплошная проблема. Энакин отшатывается, будто от удара. Непрошенные слезы хлещут из его глаз. — Мастер, я... — он давится раздирающими душу рыданиями. — Ты просто наглый, надменный, избалованный мальчишка, — с отвращением и злой усмешкой, так не идущим его красивым чертам, перечисляет стоящий перед ним мужчина. Энакину кажется, будто он только что потерял опору, позволяющую ему все это время стоять прямо, поэтому когда он падает на ледяную землю, он — не более чем бессмысленное месиво боли и горя. — Ты — обуза. Я больше не хочу, чтобы ты был моим падаваном, — доносится до него звук голоса сквозь кровавый туман, поглощающий сознание. Слова прожигают его плоть, будто выстрелы бластеров. Острые. Безжалостные. Они пронзают его тело и душу. И он хочет умереть, только бы не слышать их. Он сворачивается в дрожащий клубок боли у ног своего Мастера. — Я оставлю тебя, — обещает голос. И это будто смертный приговор. Энакин собирает последние остатки сил, чтобы перекатиться на живот и ползти за удаляющейся фигурой своего учителя, протягивая к нему руки и умоляя остаться. — Нет, нет, нет, нет... Прошу, нет! Пожалуйста, не оставляйте меня. Пожалуйста! Умоляю вас, Мастер! Мастер, пожалуйста, пожалуйста... Интонации его Мастера — обычно такие мягкие и элегантные — внезапно становятся зловещими и суровыми, он буквально выплевывает: — Я не люблю тебя. И Энакин кричит. Кричит в мучительной агонии. Этот крик, разрывая его изнутри, его плоть и кожу, перемалывая кости и суставы, выплескивается рекой крови. Темные воды хлещут ему в уши, в нос и в рот. Заставляют его захлебываться. Пытаются поглотить. И, в конце-концов, смыкаются над головой.***
— Вставай, Энакин! — раздается в темноте нежный голос. — Преодолей свой страх и встань. Но Энакин продолжает яростно трясти головой, зажмурив глаза и вцепившись кровоточащими пальцами в острый лед под руками. — Ты встанешь и вернешься ко мне, Эни, — снова говорит голос его Мастера, внушающий, уверенный и спокойный в Силе. — Я встану и вернусь к вам, Мастер, — послушно повторяют губы Энакина, и он с усилием поднимает свое дрожащее тело. Он поднимает тяжелые веки и смотрит на стоящую перед собой темную фигуру. Силуэт Мастера неторопливо приближается к нему из темноты, длинный шлейф его черного плаща тянется за ним. Но то, как он идет, как движется — он делает это не так, неправильно. Его обычная смертоносная грация сменилась порывистыми, неуклюжими движениями, словно фигура перед ним — всего лишь марионетка на ниточках, подчиняющаяся командам чьих-то неумелых рук. Энакин узнает нежные черты лица, их совершенное сходство, но этот прекрасный сосуд — пуст. Внутри нет Света. Глаза мужчины холодные и темные — о, такие невероятно темные — будто это просто пустые черные глазницы. — Ты не мой Мастер! — задыхается Энакин от внезапного осознания. Его ладони потеют, становясь влажными. Медленно, осторожно он начинает пятиться от неведомого существа, стоящего перед ним, но существо продолжает приближаться, и его острые, чудовищные зубы почти светятся в темноте, когда губы растягиваются в улыбке. — Мой мастер — сияющая звезда! Я мог видеть его Свет сквозь всю Галактику. И его здесь нет. Он будет ждать меня там, у входа в пещеру! — зажмурившись, бормочет Энакин, пытаясь убедить самого себя. Самозванец с насмешливым сомнением приподнимает бровь и немного отступает обратно в тень. — А ты уверен в этом? — Уверен! — яростно заявляет Энакин, вздергивая подбородок, и с вызовом сжимает кулаки. — Я хороший падаван. Он не разочаруется во мне, потому что я доберусь до кристалла, чего бы мне это не стоило. Ради него я готов на все, ради его одобрения и его похвалы. К концу гневной тирады его глаза полыхают решимостью, но враг, кажется, совершенно равнодушен к его пылкости. Лишь мрачно усмехается и шипит: — Конечно, ты в это веришь, маленький глупый мальчик. Всегда следуешь за ним, как потерявшийся щенок. Всегда тянешься к его Свету, погрязший в собственной Тьме. Без него ты ничто. Все, на что ты способен, это следовать его приказам. Ты даже не знаешь, каково это — не подчиняться его словам. Он просто указывает тебе то направление, которое хочет сам, и ты идешь, как игрушечный солдатик. Энакин на секунду задумывается и делает глубокий вдох. — Ты ошибаешься, если думаешь, что твои слова могут задеть меня. Потому что ты прав, — смело заявляет он, необычайно спокойный и собранный, идеально подражая невозмутимости Мастера. — И я не стыжусь этого. Я горжусь тем, что все, что я делаю, я делаю для своего Мастера. И прямо сейчас он хочет, чтобы я принес ему кристалл, так что я просто сделаю это. И никто меня не остановит. Даже ты. Энакин прикрывает глаза. Темные воды плещутся и колышутся вокруг него, жуткие в своей неведомой, непостижимой глубине. Но слабый, мерцающий Свет сияет там, под глянцевой поверхностью, и Энакин ступает в эту воду, погружаясь и совершенно не боясь. Лишь протягивая руку к звезде. Его пальцы смыкаются на твердой, холодной поверхности кайбер-кристалла.***
Лед замерзшего водопада трескается и разлетается миллионами сверкающих осколков, повинуясь его волне Силы. Его зажженный световой меч потрескивает в опущенной правой руке, а левая все еще вытянута вперед. Энакин стоит у входа в пещеру. Торжествующий. Он силен. Он могущественен! Он... бежит к своему Мастеру, как испуганный маленький мальчик. Полностью игнорируя Мастера Йоду, обратившегося к нему, Энакин роняет погасший световой меч на землю и бросается в безопасность объятий своего Мастера со скоростью света. Он обхватывает руками его шею и прижимается лицом к груди, закрывая глаза и слушая, как ровно бьется сердце его Мастера. Он чувствует, как руки джедая медленно обхватывают его в ответ и крепко прижимают к себе. Настоящий. Лучезарный. Его сияющая аура просачивается сквозь трещины разбитой души Энакина, исцеляя свежие раны. — Тише-тише, — воркует его Мастер. — Все хорошо. — Нет, нет... — всхлипывает Энакин, отрицательно мотая головой и все еще прижимаясь лбом к груди мужчины. — Тогда позволь мне помочь тебе, — немедленно предлагает Мастер. Его голос мягкий и успокаивающий, а ладони ласково гладят вверх и вниз по спине Энакина. — Как мне помочь тебе? Скажи. Мне нужно, чтобы вы любили меня, Мастер — тут же подсказывает разум непрошенный и бесполезный ответ. Я хочу, чтобы вы любили меня, даже если я этого не заслуживаю. — Вы гордитесь мной, Мастер? — вместо этого спрашивает он со слезами на глазах, глядя на мужчину и, с надеждой и отчаянием, пытаясь найти там ответ. — Прошу, скажите, что вы гордитесь мной. Пожалуйста. Брови его Мастера удивленно взлетают вверх, и он снисходительно улыбается. — Ну конечно. — Нет, — Энакин снова качает головой, и его глаза почти безумны от страданий. — Нет, скажите это, Мастер. Мне нужно это услышать. Мне нужно. Энакин знает, что он жалок — жадный и нелепый, словно плаксивый ребенок, требующий внимания и ласки своего Мастера. И он ненавидит то, что его Мастер буквально вынужден заботиться о нем, но вместе с тем ему это так сильно нравится. И он ничего не может с этим поделать — нужда превыше всего. Энакин задыхается от рыданий и почти падает на землю, когда его колени подгибаются от обжигающего ухо шепота: — Я очень горжусь тобой, Энакин. Ты ведь такой хороший мальчик, да? Энакин жалобно всхлипывает от этих слов и прячет покрасневшее, заплаканное лицо в изгибе шеи своего Мастера. Он не может перестать беспрерывно шмыгать носом и сжимать кулаки в складках джедайских одежд, держась мертвой хваткой и твердо решив никогда-никогда не отпускать. Энакин всегда был таким — нуждающимся и уязвимым. Испытания в пещерах Илума должны были помочь ему преодолеть свои страхи. Но вместо этого они лишь стократно усилили его неуверенность и сомнения. Никогда еще так остро он не осознавал, что полностью зависит от своего Мастера. Теперь он знает, что ему никогда не преодолеть этот единственный страх: он боится — абсолютно и до смерти боится — потерять его. И лишь только от одной мысли об этом к горлу подкатывает ком тошноты. Его прикосновения, его голос, само его присутствие в Силе — это единственное, на чем может сосредоточиться шатающийся разум Энакина, единственное, что может успокоить его бушующую бурю эмоций и беспокойных мыслей. Потерять его — потерять все. — Я не могу потерять вас, Мастер. Вы — все, что у меня есть, — трепетно шепчет Энакин с такой неистовой настойчивостью, словно его лихорадит. — Обещайте, что не бросите меня. — Я всегда буду с тобой, мой дорогой падаван, — милостиво обещает его Мастер, успокаивая горячую мольбу. Но уверенности его голоса едва хватает, чтобы сдержать страх Энакина остаться в одиночестве. Ему нужно знать наверняка и со стопроцентной уверенностью, что его будут лелеять и оберегать, когда он в следующий раз окажется в таком состоянии — что он может распасться на атомы в объятиях Мастера. Что ему не нужно ничего бояться, потому что Мастер с ним, как и сама Сила. Всегда. Энакина пробирает дрожь. Он чувствует слабость, головокружение от сильного нервного потрясения. Он хочет больше. Ему нужно больше. Пожалуйста... — Пожалуйста, Мастер, — лихорадочно шепчут его губы, прежде чем он успевает поймать слетающие с них слова. — Назовите меня так еще раз. Назовите меня своим милым Эни. И страстные мольбы Энакина, кажется, зачаровывают его Мастера, будто подкрепленные внушением Силы, и тот, словно загипнотизированный, глубоким, мягким голосом повторяет слова своего падавана. — Мой милый Эни...