***
«Мастер... Я ситх?» А ведь действительно, Энакин? Тогда, девять лет назад, на обсидиановом пике скалы, Дочь предупредила Оби-Вана о том, кем может стать Энакин. И с тех самых пор Оби-Ван ждал надвигающейся бури. Месяц за месяцем, год за годом. Но ничего так и не произошло. Энакин Скайуокер, конечно, назойливый мелкий паршивец , но никак не ситх. Это только пока, — продолжает нашептывать противный голосок в голове Оби-Вана. — Сколько времени пройдет, прежде чем он оступится? Девять лет. Этого времени достаточно, чтобы притупить чью-угодно настороженность, но не Оби-Вана. Он чувствует присутствие Тьмы, собирающейся вокруг его падавана, и сегодняшняя катастрофа с дуэлью — явный тому пример. Энакин больше не маленький мальчик, но он все еще балансирует на самом краю пропасти, и иногда Оби-Вану кажется, что единственная причина, по которой его падаван еще не рухнул в нее, это то, что даже в восемнадцать лет он слишком привязан к Оби-Вану, чтобы отпустить его руку. Всегда следует за ним на шаг позади. Всегда смотрит жадным взглядом. Всегда требует безраздельного внимания. Научите меня. Потренируйтесь со мной. Помедитируйте со мной. Поговорите со мной. Поешьте со мной. Обнимите меня. Успокойте меня. Полетайте со мной. Спасите меня. Исцелите меня. Не бросайте меня. Мастермастермастер. И даже девять лет спустя. Ни единой минуты покоя. Ну, ничего не поделаешь. Оби-Ван к этому уже привык. Он может справиться со своим падаваном. Он же Переговорщик. Говорят, что он владеет волшебством слов. Так и есть. Он знает один секрет. Слова важны. Они дают вещам имена. Они делают их реальными. И Оби-Ван дает Энакину множество имен, превращая его во все, что только пожелает.***
Манипулятор. При том совершенно бессовестный. Иди ко мне! Встань рядом со мной! Его голос всегда преследует Оби-Вана. Никогда не замолкает у него в голове. Мальчишка не перестаёт звать его в Силе, умоляя и уговаривая подойти ближе. Бедный наивный ребенок — он думает, что может манипулировать Оби-Ваном. Но нельзя манипулировать тем, кто сам в этом деле мастер. Или все-таки можно? Потому что Оби-Ван все равно продолжает бежать на его зов — хоть и знает, что его падаван пытается на него незаметно повлиять. Я не могу уснуть, Мастер. Мне приснился кошмар. Мне страшно, Мастер. Я замерз. С самого начала мальчик стал придумывать любые оправдания, только чтобы спать в кровати Оби-Вана вместо своей собственной. И Оби-Ван знал, конечно же знал, что все его жалобы и слова были лишь уловками, чтобы добиться сочувствия и утешения, которых Энакин, выросший в рабстве, никогда не знал в детстве. Вот почему Оби-Ван никогда не задавал вопросов и не упрекал его за эту маленькую ложь. Он даже речи не заводил о происходящем, пока Энакину не стукнуло одиннадцать, и все не начало принимать несколько странный вид. Тогда Оби-Ван решил, что ему пора наконец установить подобающее расстояние между собой и своим прилипчивым падаваном. Энакин, конечно же, воспринял это не очень хорошо. От слова совсем. А потом... Потом Оби-Ван, задержавшись на заседании Совета и возвращаясь домой поздно ночью, всякий раз находил свою кровать все еще теплой. Видимо, мальчишка в его отсутствие повадился спать в его постели. Как бы это ни было тревожно, у Оби-Вана не хватило духу запретить болезненно одинокому ребенку искать утешения, пусть даже и таким странным способом. И, возможно, именно поэтому даже сейчас, семь лет спустя, его падаван все еще иногда притворяется расстроенным или вытворяет всякие фокусы, исключительно чтобы привлечь его внимание. Это далеко не здоровое поведение. Оби-Ван знает это. Но все равно каждый раз приходит на зов своего падавана, чтобы «спасти» его. Потому что с тех пор, как он впервые услышал его голос — голос, что звал сквозь всю Галактику — Оби-Ван чувствует, что он зовет его вернуться домой. Да и вообще, что плохого в том, что мальчик жаждет утешения и внимания? Это ведь не такая уж и редкость, верно? Все люди так делают. Не джедаи, конечно, но обычные люди, и вся эта концепция... не совсем чужда Оби-Вану. Он все понимает. В общих чертах.***
Избалованный. Ну, да, возможно, он все-таки позволял своему падавану слишком многое. Конечно, мальчишка с самого начала слишком сильно привязался к нему, цепляясь за него и требуя внимания, но то, как Оби-Ван баловал его — о, это только заставляло его врожденные слабости все глубже пускать корни и процветать. И да, возможно, вместо того, чтобы бороться с ними, Оби-Ван немножко, совсем чуть-чуть... поощрял их, позволяя им вырасти до чудовищных, катастрофических размеров. В одиннадцать лет он не должен был обещать изголодавшемуся по прикосновениям Энакину бесконечное множество своих утешительных объятий. В двенадцать он не должен был звать его ласковыми именами, которые Энакин так отчаянно хотел слышать, что практически умолял о них. В тринадцать ему не следовало пытаться облегчить острую тревогу от их разлуки, которую испытывал Энакин, так, что теперь, спустя годы, она превратилась в собственничество, в безжалостное желание схватить Оби-Вана и держать его, никогда-никогда не отпуская от себя ни на шаг. В шестнадцать лет он не должен был позволить черной дыре Силы своего падавана впиться в него, как жадная, цепкая пиявка, высасывающая из него весь его звездный Свет. Если подумать, он много чего не должен был делать. Не следовало позволять состраданию руководить им. Но он все равно это сделал. Потому что, согласно Кодексу, сострадание — безусловная нежность и доброта — это неотъемлемая часть жизни джедая, и Оби-Ван осыпал своего вечно страдающего падавана всем вниманием, заботой и любовью, на которые только был способен. Все эти годы они ловили на себе тысячи насмешливых и неодобрительных взглядов от других джедаев, но Оби-Вану плевать, потому что он знает, что его ласковые слова и жесты — это единственное, что не дает демонам Энакина вырваться наружу. Он знает, что его падаван всегда чувствует, будто тонет в море Тьмы каждый раз, стоит только им разлучиться, а каждое прикосновение Оби-Вана — словно протянутая рука, вытаскивающая Энакина из темных вод. Оби-Ван утешает себя лишь мыслью о том, что он делал то, что тогда считал правильным, но, в то же время, нет смысла отрицать, что он понятия не имел, как управлять всеми этими человеческими эмоциями его падавана. Они были такими чуждыми и не совсем понятными для него, воспитанного в Храме Джедаев. Так что вовсе неудивительно, что все в итоге пошло наперекосяк. Еще бы! И вот, в конечном итоге, даже сейчас, в восемнадцать лет (благодаря полному отсутствию у Оби-Вана понятия о том, как воспитывать ребенка), Энакин Скайуокер совершенно незрелый и несамостоятельный, капризный и вздорный, словно избалованный ребенок, устраивающий истерики по любому поводу. Он продолжает биться о щиты Оби-Вана, постоянно сокрушая их в отчаянных поисках утешения и самоутверждения. Он не дает Оби-Вану ни минуты покоя — мелкий жадный монстр требует отдать ему все время и внимание. И по какой-то необъяснимой причине Оби-Ван каждый раз буквально дрожит в удовольствии, неподобающем джедаю, от одной мысли о том, что его падаван настолько зависим от него.***
Эмоциональный О, у Энакина определенно талант к театральщине. С детства. В свои пятнадцать он был мятежным подростком. Бросал вызов всем и каждому во вселенной. Но стена в его комнате с каким-то отчаянным, пассивно-агрессивным обожанием все равно вопила «ОВ1». Посмотри на меня, Оби-Ван! — кричала надпись. Я ненавижу весь мир. Я ненавижу всех, кроме тебя. Посмотри! Ну же! Но страсть — не путь джедаев, и Оби-Ван запретил себе поощрять и вообще обращать внимание на юношеский пыл своего падавана, до последнего надеясь, что это пройдет со временем, как и все подростковые увлечения. Но Энакину не понравилось, что его игнорировали. О, он тогда не просто злился — он был самим воплощением ярости. Отчаянием, заточенным в человеческое тело. Сила вокруг него кипела и бурлила от тоски и желания, от той невыносимой жажды, с которой ему приходилось бороться каждую секунду своего жалкого существования. Поэтому, естественно, Оби-Ван сжалился над ним и сделал некоторые поблажки — позволил своему упрямому, наглому, безрассудному падавану быть таким нахальным и непослушным, каким он хотел быть. Но вместо этого, Энакин предпочел быть рыдающим и истеричным, полностью погруженным в свои эмоции. И Оби-Ван позволил ему и это тоже — позволил ему закатывать все эти концерты. Просто потому, что не хотел оказывать на него дополнительное давление, а вовсе не потому, что Энакин выглядел таким милым и хрупким, когда плакал.***
Неуравновешенный. Так люди зовут его падавана в лицо. Двинутый. Так они зовут его за глаза. Оби-Ван не возражает. В конце концов, Энакин на самом деле кажется безумным и непостоянным, весьма непредсказуемым. Неудивительно, что все они боятся его — балансирующего на самом краю пропасти Тьмы. Боятся того, кто принес свою бурю страсти в абсолютную безмятежность Храма Джедаев. Но Оби-Ван не такой, как они. Он не боится. Он очарован — загипнотизирован — каждый раз, когда смотрит на то, как его падаван приходит в ярость при малейшем намеке на конфликт: то как его глаза вспыхивают опасным огнем, как Сила вьется вокруг него в диком, беспорядочном хаосе, и то как всё его тело напрягается в желании напасть. Некоторые думают, что его сдерживает только Кодекс джедаев, но Оби-Ван знает, что это не так. Знает, что единственная власть, которую признает Энакин Скайуокер — это власть его Мастера. И Оби-Ван просто обожает смотреть, как его разъяренный падаван натягивает и дергает поводок в его руке. Цепной пес. Свирепый с чужаками, но абсолютно послушный своему Мастеру. Податливым и покорным, полностью отдающимся на его милость и охотно подставляющимся под прикосновения — вот каким Энакин думает, что хочет быть. Ведь именно таким Оби-Ван учил его быть. Медленно, незаметно... Раз за разом ломая его каждой своей ласковой улыбкой.***
Недостойный. Не заслуживающий сияющего присутствия Оби-Вана. Так Энакин думает о себе сам. Даже после девяти лет в роли его падавана. Все равно нет. И Оби-Ван не особо торопится его переубеждать. Манящий и притягательный в своей милостивой снисходительности и милосердной доброте, он все равно старается оставаться далеким и недосягаемым для своего падавана, никогда первым не идя к нему навстречу, вместо этого вынуждая Энакина изворачиваться всеми мыслимыми и немыслимыми способами ради каждой крупицы своего внимания. Такой близкий, но вместе с тем такой недосягаемый — разве может что-то питать одержимость лучше? А ведь это действительно одержимость. Другого названия для благоговейного, безмерного обожания Энакина в сочетании с чрезмерным желанием угодить своему Мастеру и придумать невозможно. А его ревность... О, эта ревность! Темное, убийственное желание обладать, затуманивающее рассудок Энакина, стоит ему только подумать о том, что кто-то может осмелиться сделать тот самый шаг, который отделяет его самого от Мастера и который ему делать запрещено. Сила гудит вокруг него в необходимости защитить то, что принадлежит ему, от всех и всего. И Оби-Ван позволяет ему. Позволяет играть роль своего угрюмого, мрачного джедая-стража, при этом купаясь в восхитительной, почти эротичной чувственности его безумной опеки и абсолютной, торжественной преданности.***
При всей твоей хваленой мудрости, Оби-Ван, ты совершенно слеп, когда дело доходит до него, — сказала ему Луминара Ундули. Это, конечно, неправда. Он, может, и притворяется беспечным, но на самом деле никто не способен видеть Энакина насквозь, никто не может смотреть в саму его душу так, как это умеет Оби-Ван. Он не просто читает своего падавана, как открытую книгу — он сам ее пишет. Слово за словом. Обучая его, чтобы он стал воином — как и положено всякому Мастеру. Превращая его в оружие — коим полагается быть будущему рыцарю-джедаю. В отличие от своих собратьев-джедаев, Оби-Ван не боится Тьмы Энакина. Он не пытается искоренить ее. О, нет — он взращивает и лелеет ее, позволяет ей идти за собой, следовать по пятам, как потерянному щенку. Потому что он знает, что Тьма — не просто часть Энакина. Тьма — все его существо, и поэтому его падение в ее пропасть — неизбежно. Но, когда время придет, Оби-Ван будет там, чтобы вытащить его. Потому что теперь он умеет это делать. С самого начала Энакину было суждено привести Силу в равновесие, и в каком-то смысле он уже сделал это: Оби-Ван использовал его Тьму, чтобы научиться балансировать на самой грани между двух сторон Силы, не падая. Он научился подчинять Тьму и направлять ее так, как сам того пожелает. Оглядываясь назад, это было не так уж и трудно. Все, что Оби-Вану нужно было сделать — это никогда не сдерживать Энакина и не пытаться его контролировать — лишь отойти в сторону и позволить ему упасть в бездну собственных эмоций. И вот тогда, когда он уже захлебывался и тонул в них, нужно было лишь схватить его за волосы и вытащить из темной глубины его страданий обратно на Свет. И Энакин ползал у его ног на коленях, выкашливая Тьму из своих лёгких и просто умоляя о контроле. Он не твой пылающий меч праведности, — сказал ему однажды Мейс Винду. О, но ведь так и есть. Он — именно то, что Оби-Ван из него выковал, создавая его больную зависимость порой невольно, а порой — нарочно. Лишь инструмент в его руках. Как и предсказала Дочь много лет назад. Оби-Ван укротил огонь. Он нашел то заветное слово. И это сладкое, восхитительное слово, подчиняющее бурю Энакина Скайуокера — не грубая сила. Это преданность.***