Запутанные/Entanglement

Заклинание врезалось в стену позади Гермионы и казалось раскаленным добела, когда оно пронеслось мимо ее виска. Но она быстро установила без палочки щит, прежде чем выстрелить ответным заклинание. Это была яркая красная вспышка на фоне платиновых волос. Гермиона почти поразила свою цель, случайно промахнувшись мимо него, когда он мастерски уклонился. Пот стекал со лба девушки попадая в глаза, и его соленое жжения заставляло ее быстро моргать. Тем не менее, Грейнджер не дрогнула и бросилась вперед, в последний момент сумев поджать ногу, прежде чем Малфой преградил ей путь, в попытке увернуться.В результате оба противника повалились на землю, а Гермиона приземлилась на него сверху, приставив палочку к горлу. Это был только второй раз из более чем дюжины, когда ей удалось сломить его, но, тем не менее, для нее это была победа. Драко смотрел на нее почти с уважением, и она позволила себе упиваться этим. Её свободная рука была крепко прижата к его твердой груди, и она могла чувствовать быстрое биение юношеского сердца под своей рукой, когда он снова смотрел на нее. Грейнджер наблюдала, как его глаза скользят по ее телу пока не остановились на той самой руке, лежавшей на его теле, опустившись дальше на обручальное кольцо блиставшее в тусклом свете окна. Она не заботилась о том, чтобы кольцо оставалось незаметно, когда пара не была на заданиях, и теперь оно сияло на ней, как маяк. Даже Грейнджер могла признать, что кольцо было потрясающим, и было множество моментов, когда она замирала, дабы полюбоваться его сверкающей красотой, которая, казалось, одновременно насмехалась и очаровывала ее. Она снова посмотрела на Малфоя и снова встретилась с его взглядом, гадая, что крутиться в его голове, когда он смотрит на ее безымянный палец. Но как только она подумала, что уловила искренность в его выражении лица, его глаза запеленала обычная равнодушная маска. Затем раздался резкий стук в дверь, подняв одновременно глаза, пара с трудом поднялись на ноги. Мысль что это был кто-то из Одена пришла к ним одновременно. Гермиона первой добралась до двери и открыв дверь вовремя, ведь Кингсли уже развернулся, и зашагал к месту где заканчиваются призрачны чары. —Кингсли! — позвала Гермиона, сбегая по ступенькам. Кингсли вздохнул, снова повернувшись к дому. Серый утренний свет осветил его изможденное лицо предав меланхоличности. Гермиона помнила, что было время, когда она бы не задумываясь подошла к нему и спросила все ли с ним впорядке. Но те времена давно прошли, и расстояние между ними стало огромным, как пропасть. —Ты хорошо выглядишь, — наконец сказал он. —Как все? — спросила девушка. Кингсли кивнул в сторону двери, где был приклеен оставленный им большой конверт. —Это Рон написал и просил передать, что сделает всё, что в его силах. —А… Гарри? Кингсли заколебался. —Он хорошо, как все мы и ожидали. Гермиона прерывисто вздохнула, поняв, что он многое оставил недосказанным. Она все еще чувствовала тяжесть своего предательства в глазах Гарри, и сердце сжалось при напоминание об этом. —Он знает, что твоя миссия очень важна, Гермиона, — сказал Кингсли. —Не беспокойся о нем. —Ты передашь им это от меня? — спросила она, передавая ему записи о крестражах, которые были зачарованы таким образом, что их могли видеть лишь Гарри и Рон. —Это важно. Кингсли кивнул. —Гарри сообщил нам, что он и Рональд должны продолжать миссию, порученную Дамблдором, поэтому они не задерживаются в безопасных домах и быстро покидая их. Она торжественно кивнула, подавляя болезненное нытьё в груди. —А остальные члены Ордена? —Все переехали в безопасные дома. —Понятно, — коротко ответила Гермиона, неловко шаркая ногами, поскольку мужчина явно не собирался предоставить чуть больше информации, а потому уже повернулся, чтобы уйти. —Это все, тогда? — ее голос был жестким, когда она наблюдала, как мужчина остановился, его плечи были вновь напряжены. —Да, — ответил он. —Есть и другие вещи, о которых я должен позаботиться. Гермиона не сдержала звук, который находился где-то между смехом и рыданием. —Это то, чем я сейчас являюсь? Еще одной незначительной вещь где-то в вашем списке? Кингсли отвернулся, и девушка заметила шрам, который бежал по его шее, морщинистой линией резко выделявшиеся на его черной коже. —Тела Сирсы и Дэвида Финнегана были обнаружены в церкви Св. Мунго несколько ночей назад вместе с тремя Пожирателями смерти, которым стёрли память вплоть до младенчества, — сказал он. —Вы хорошо поработали.- его голос был почти роботизированным, извращенным, ведь он фактически поздравлял ее с убийством. Ее сердце скривилось при этой мысли, напомнив, что по сути она и вправду в буквальном смысле совершила убийство. —У нее были черные вены, — ее голос был едва слышным шепотом, но Гермиона знала, что Кингсли ее слышал. —Когда я увидела ее, то поняла, что уже слишком поздно — я не смогу ее спасти. Но все же я хотела попытаться. Кингсли ничего не сказал, но продолжал наблюдать за ней в стойком молчании. — Они все равно бы её убили, — выплюнула она. — А позже, во сне, все, что я могла бы видеть, это её чёрные вены на фоне бледной кожи. У меня не было времени останавливаться, чтобы полностью уловить суть происходящего, но после… после это было единственное, что я увидела. Я посмотрел вверх. Они проклинали ее — они проклинали ее чем-то таким темным, таким мерзким, что она медленно гнила, до тех пор пока это не коснулось её сердца. Ее муж в то время, когда я добралась уже был мертв. Вероятно, давно, ведь они явно хотели показать результат работы, показать то что они сделают со мной если когда-нибудь найдут.- её голос дрожал от боли и гнева, поскольку она хотела избавиться от этих воспоминаний в своём разуме, но знала, что они засели там навсегда. —Мы все должны принести жертвы, — ровным тоном ответил Кингсли, его слова пугающе напоминали, о Дамблдоре и о том, что он сказал несколько месяцев назад. И вновь, слова заставили закипать кровь в её венах. Ответ горячо вылились прежде, чем она смогла, что-то обдумать. —Черт побери, — выплюнула она. —Будьте прокляты вы и ваш чертов Орден за то, во что вы меня превратили. Дамблдор организовал всё, заманил меня под ложными предлогами, и сделал «безопасным» шпионом, — Гермиона ​​схватилась за грудь, когда ее сердце кольнуло при мысли об этом. —Это то, чего он так долго хотел. Двое убийц, готовые выполнить приказ Ордена, — подытожила девушка. —Это война, — просто ответил Кингсли. —Я знаю, что это война! -вновь сорвалась Гермиона. —Это война, поэтому мы либо победим, либо умрем. Однако есть много вещей, которые хуже смерти. Мы должны… мы должны убить или быть убитыми, — ее голос сорвался. —И я это сделала. Но это вы меня вынудили, потому что знали, что я в полной мере понимаю ставки и не откажусь, как бы сильно этого не хотел. Я знаю, что привязать меня к Малфою было лучшим выходом. Ход, условие, которое обеспечить преданность Нарциссы. А ещё, я знаю, что то что мы сделали с этими Пожирателями должно было случится. Это могли быть мои родители вместо Симуса. Это могла быть я, я и мой муж, и его бы пытали до смерти, пока он бы медленно гнил изнутри из-за моего кровного статуса. Я знаю, Кингсли. Я знаю, так же ясно, как то что та часть меня, которая сожалеет о прошлой ночи, далеко не так печальна, как было бы всего несколько месяцев назад. Я потерял себя в этой войне, и многое из этого сводится к тому, что вы, Грюм и даже…- она ​​запнулась на имени, — МакГонагалл вынудила меня пойти на это. Так что… вот почему я почти на сто процентов уверена, что ненавижу вас. Кингсли хранил молчание, такое же четкое, как и тишина, последовавшая за ее словами, пронизывающую только тяжелыми вздохами. —Как ты и сказала, победы или смерть, Гермиона, — наконец сказал Кингсли. —Помни это. Он развернулся, сделав последние несколько шагов к деревьям, прежде чем разочарованно оставить Гермиону одну. Гермиона сорвалась с места и ворвались обратно в дом, захлопывая за собой дверь. Малфой сидел за маленьким обеденным столом, кружка чая остановилась у его губ. —Разве плакать — все, на что ты способна? — спросил он, делая большой глоток чая. Она подняла руку и коснулась мокрой щеки, не заметив пролившихся гневных слез. —В ту ночь, когда мы поженились, — начала девушка все еще дрожащим голосом, — или даже раньше, ты знал, что планировал Дамблдор? Знал ли, к чему это приведет? — спросила Гермиона сильно жестикулируя. Его губы сжались в одну тонкую линию. —Ты всегда цеплялась за идиотские идеи, но даже я не считал тебя такой же слепой дурой, как Поттера. Гермиона подошла к столу и ударила по нему раскрытой ладонью, глядя прямо на Малфоя. — Ты знал?! Он посмотрел на нее, его серые глаза сузились. —Однажды он посетил поместье, — коротко ответил Драко, не предоставив никакой дополнительной информации. —Когда? —Прошлым летом, — стиснув зубы, продолжила парень глядя на нее. Она попятилась назад, ее разум закружился под тяжестью услышанного. —Прошлым летом? Твоя мать… Малфой встал и в мгновение ока оказался слишком близко к Гермионе. —Он пришел в поместье, предлагая какую-то помощь. Больше я ничего не слышал, но всегда подозревал, что этот визит, — его голос был мрачным, — заставил ее принять некое решение. И все, Грейнджер. Ты доверяешь Поттеру и Дамблдору, да всему Ордену. Но тебе нужно перестать слепо бороться за них и использовать свой якобы яркий ум помогая им, — добавил он с насмешкой. —Это касается не только них! Это также касается всех маглорожденных, наших прав, нашей жизни… —Ты все еще могла сказать им «нет», они бы побесились и продолжили свой маленький крестовый поход… —Ты знаешь, что я не могу говорить нет! —Да, но ты бы смогла! —Если бы я этого не сделала, твоя мать никогда бы не согласилась быть шпионом. —Она была в отчаянии, Грейнджер — рявкнул Драко. Его слова заставили ее на мгновение остановиться, в голове всплыла та ночь, воспоминания о женщине, что всегда представляла собой образ элегантного совершенства, без единого седого волоса. Гермиона уловила лишь намек на страх в глазах Нарциссы, когда она пристально наблюдала за ней. Леди Малфой не сомневалась, что осторожная демонстрация уязвимости была направлена лишь ​​на то, чтобы избежать полное падение окклюменционных стен. Даже если слова Малфоя были правдой, Гермиона никогда не забудет знающий, расчетливый блеск в глазах Дамблдора. Глубоко внутри она знала, что даже если бы попыталась отказаться, профессор продолжил бы манипулировать ими, как шахматными фигурами, пока они не встали на то место, которое он он хотел. А также… Даже помимо этого, более глубокая правда в том, что Малфой исследовал пузырьки у поверхности ее мыслей, угрожая вырваться наружу. Он тоже знал это — вероятно, чувствуя ее смятение, когда оно опасно приближалось к тому, чтобы сорваться с губ, — но Гермиона по прежнему могла видеть его отражение в гневном отблеске его бурных серых глазах. —Ты знала это! Вы все это знали! -не унимался Малфой. —Так почему ты согласилась? Это правда, которую она так долго пыталась подавить и отрицать, четно вырвалась наружу, слетев с губ, прежде чем Гермиона смогла бы попытаться прикусить их. —Я сделал это для тебя! — выкрикнула она. Тишина, осевшая между ними после сказанного, была настолько оглушительной, что казалось, будто она поглотила все звуки в комнате, за исключением учащенного сердцебиения, которое громким эхом отзывалось в ее ушах. —Я сделала это, потому что…- Гермиона сглотнула, позволив своим глазам на мгновение закрыться, прежде чем снова открыть их, заставив себя смотреть на его лицо, -я сделала это, пускай ты мне и не нравился, но я думала, что ты заслуживаешь этого. —Почему? — его голос был низким и грубым, когда он вновь заговорил. —Все эти годы… всё что происходило с тобой- из-за отца, все ради его удовольствия. Но я знаю, знаю, какой он извращенец, и я думала, что ты заслуживаешь того, чтобы освободиться от его тени. Вот почему я большую часть учебного года потратила, пытаясь убедить Гарри в том, что ты не пытался никого убивать, что ты не участвовала ни в одном из этих событий, а в большей степени подвергался этому, потому что ты заслуживаешь спасения. Когда Дамблдор предложил мне, я понял, что я — что это — может быть твоим вторым шансом. -слова, подавляемые глубоко в сердце наконец вырвались наружу, витая в воздухе между ними. —Я никогда не просил твоей жалости, Грейнджер. Гнев струился в его глаз, плавный, темный, интенсивный. Драко навис над ней, и его высокая и широкая фигура ощущалась как затмение. Гермиона знала, что он хотел, чтобы она съежилась от его устрашающего роста, но вместо этого обнаружила, что наклоняется ближе к нему. Драко был напряженным и застывшим, даже когда ее голова наконец встретилась с его грудью, а ее руки осторожно, нежно обвились вокруг его талии. Парень не двинулся с места, даже, когда она прошептала, — я никогда не испытывала к тебе жалости. Я просто пыталась проявить заботу. Грейнджер прижалась головой к груди еще на несколько секунд, до тех пор пока он резко не отстранился и направился к входной двери. Его рука крепко сжала дверную ручку, когда он открыл ее, а затем слегка повернувшись, выплюнул одно слово: —Не надо.

***

Было уже поздно, Гермиона сидела на краю кровати, и единственное письмо, полученное от Рона, лежало сбоку от неё, нераспечатанное. Она приносила письма, которые оставались прикрепленными к двери еще задолго после того, как Малфой посмотрел их, а те, что он получил от матери, оставляла на кофейном столике. Маленький конверт сиял для нее как маяк даже в мягком лунном свете, проникавшем через окно, и она смотрела на него с нарастающим трепетом, гадая, что в нем. В конверте был небольшой твердый свёрток, и Гермиона подумала, было ли в нем вообще письмо — возможно, вместо этого он содержал единственный знак, отражавший его отказ, его окончательное отречение от ее жизни. Если бы это было так, она бы не стала его винить. Гермиона сделала глубокий, прерывистый вдох, прежде чем открыла его, вздохнув с облегчением, заметив внутри кусок пергамента. «Ты всегда будешь моим лучшим другом», — гласил знакомый запутанный почерк Рона. «Просто было не наше время. Будь в безопасности.» Гермиона сунула открытый конверт в ладонь, чтобы найти маленький пузырек с остатками Гарриного Феликса Фелициса, которые они не использовали той ночью в замке, когда всё — все — изменилось. С этими словами Гермиона прижала содержимое к груди и расплакалась, обнимая письмо, даже когда ложилась в кровать. Впервые за несколько недель ей нечего не снилось.