Запутанные/Entanglement

Гермиона вышла из спальни рано утром, когда за окном еще царила кромешная тьма, а на небе виднелись лишь намеки на медленно восходящее солнце. Малфой спал на диване и его бледное лицо выглядело почти ангельским. Простыня, на которой он спал, сбилась ночью и сейчас была обернута вокруг его талии. Девушка пробежалась взглядом по его худощавому мускулистому торсу, рассматривая рельефный живот и V-образную впадину на бедрах, которая исчезала прямо под простыней. Грейнджер резко покраснела осознав, что он может снова переместиться, чтобы открыть перед ней свою полную наготу. Гермиона поняла, что больше не должна стоять и в открытую рассматривать его, пока он спит. Шатенка поспешила удалится и зайдя ванную сразу залезла под душ, чтобы избавится от ненужных мыслей. Гриффиндорка крепко спала в течение нескольких часов, ее сознание было переполнено воспоминаниями о том, что произошло между ними. Она не выходила из спальни после того, как закрыла дверь, а ее сердце билось слишком сильно, чтобы даже думать о том, что стоит вернуться в душ, несмотря на неприятную липкость его высыхающих выделений, которые все еще покрывали ее бедра. Она использовала очищающее, но это не сильно помогло. Даже сейчас она чувствовала тепло и влажность в глубине своего тела. Теперь между ними все изменилось. Изменилось необратимо. Она позволила ему взять ее грубо, хотела этого, даже в какой-то мере стала инициатором. Несмотря на то, что прошло уже несколько часов после этого, она все еще не знала, что чувствует по отношению к случившемуся. Воспоминания о том, как он брал ее грубыми, практичными движениями, вызывали у нее жар в низу живота, а остатки его разрядки внутри нее наполняли ее морем противоречивых эмоций, даже когда она смывала их, оттирая себя почти до крови, пытаясь стереть воспоминания о их распутных действиях. Девушка знала, что в этом нет ничего особенного, ведь они уже занимались сексом до этого, но тот случай был сопряжен с напряжением и страхом, и она лежала, покорно отсчитывая мгновения до того, как он кончит. Но прошлой ночью… прошлой ночью она наслаждалась этим, наслаждалась каждой секундой ощущения его члена, растягивающего ее в ширину, когда он брал ее сильными, прагматичными толчками. Она отчаянно прижималась к нему, нуждаясь в разрядке и чувствуя, как практически каждая частичка ее тела вибрирует от этого. Теперь, когда дневной свет осветил ее стыд, ей захотелось свернуться калачиком и спрятаться, пока он не исчезнет. Она знала, что этого не произойдет, знала, что стыд будет только расти, пока не охватит ее, напоминая, что причина этих чувств находится в шаге от неё. После того, что произошло прошлой ночью, казалось, что барьеры между ними разрушились, а физический барьер, на который она смотрела, выходя из душа, казался ложным. Когда она наконец обернула вокруг себя полотенце и открыла дверь, девушка замерла. Он не спал, а склонился над своими вещами, одетый только в полотенце, которое было небрежно наброшено на его бёдра. Она заметила, что ее взгляд сразу же упал на рельефные мышцы его спины, но потом заставила себя остановиться и позволила глазам задержаться только на его напряженных плечах. — Доброе утро, — наконец вымолвила она. Блондин напрягся еще больше, а затем повернулся, и шатенка затаила дыхание, когда серые глаза наконец встретились с карими. Несмотря на то, что полотенце было плотно прижато к груди, она почувствовала, что наступило долгое молчание, пока она пыталась уловить что-то, хоть что-нибудь из его нечитаемого выражения. Но потом его глаза потускнели, и выражение его лица стало неожиданно и поразительно ясным. Безразличие. Не успела она отойти от двери в ванную, как в ее руке вспыхнула боль от того, как яростно она сжимала дверную ручку. Гермиона не знала, чего ожидала, но точно не этого. Это был отказ, твёрдый и непоколебимый. Они были женаты, но не в самом прямом смысле этого слова и она это знала. Она ничего не ожидала, но все равно думала, что их встреча сегодняшним утром будет другой, она ожидала, что все будет как-то иначе. Даже когда она смывала остатки влаги между бедер, она не могла остановить картинки, прокручивающиеся в ее голове. Он придвинулся ближе, и она наблюдала за ним, ожидая, что парень скажет или сделает… Вместо этого Драко обошел ее и вошел в ванную, дав ей достаточно времени, чтобы отпустить ручку двери и сделать несколько шагов вперед, прежде чем он плотно закрыл за собой дверь. К тому времени, как девушка вернулась в спальню и оделась, вихрь противоречивых эмоций остановился на одной, которая пульсировала под каждым ее действием, она была в гневе. Он кипел, пока девушка готовила простой завтрак из бобов с тостами, нехотя опуская тарелку и для него. Гермиона быстро поела, пока Драко был в душе, а когда он вышел, чтобы одеться, встала из-за стола и подошла к письменному столу, наблюдая за тем, как он ночью привел стол в идеальный порядок. Разбросанные им страницы пергамента были сложены в аккуратные стопки, а все книги идеально стояли на своих местах на книжной полке. На столе не было никаких следов происшедшего. Даже чернила, которые она вчера пролила, были вытерты, а перья и нетронутая чернильница аккуратно лежали рядом с пергаментом. Она слышала, как он прошел на кухню позади нее и устроился за столом, чтобы съесть еду, которую гриффиндорка оставила для него. Гермиона ничего не сказала, оставаясь стоять спиной к нему, пока рассматривала нетронутый стол. Шатенка провела рукой по его краю, пытаясь прогнать воспоминания о том, что происходило на нем всего несколько часов назад. Когда девушка отдернула руку и подняла ее, то с удивлением увидела, что часть чернил не успела отмыться с нижней стороны стола, и кончики пальцев снова оказались покрыты ими. Она потерла его между пальцами, чувствуя, как образы, которые она пыталась отбросить, снова всплывают в ее сознании с ослепительной ясностью, болезненно контрастируя с холодным поведением парня, за кухонным столом. Когда она наконец обернулась, кончики пальцев все еще были измазаны чернилами, а кулаки сжаты, она увидела, что все это время он наблюдал за ней. Его палочка была в руке, и блондин кивнул в сторону площадки, которую он расчистил для их ежедневных спаррингов. Драко ничего не сказал, но Гермиона с удовлетворением отметила, как его глаза расширились от удивления, когда она внезапно бросилась вперед, едва он успел поднять палочку и метнула в него заклинание. Он едва успел увернуться, как она продолжила наседать на него, подгоняемая своей яростью и обидой. Их поединок был похож на сложный танец, состоящий из серии резких, расчетных движений, окруженных светом различных заклинаний, которые они бросали друг в друга. Он был холоден и непреклонен, она же, движимая яростью, стремилась причинить ему ту же боль, что причинило ей его холодное равнодушие. Воздух становился все более тяжёлым от напряжения, и она потеряла себя в их движениях, сосредоточившись только на том, чтобы нанести ему как можно больше ударов, стараясь не обращать внимания на то, как его тонкая рубашка прижимается к телу, пропитываясь потом, и как его красивые черты лица выглядят еще более привлекательнее, когда в его глазах появляется решительный блеск. Девушка вдруг обнаружила, что прижата к земле, а Малфой сидит на ней и прижимает свою палочку к ее шее. Его тело было плотно прижато к ее, а сам он опирался на локоть и смотрел на нее сверху вниз. Их лица были так близко, что почти соприкасались, а тяжелое дыхание смешивалось. Казалось, что все ее усилия по подавлению воспоминаний о прошедшей ночи были напрасны, потому что они нахлынули с новой силой, без труда прорвавшись сквозь мысленные барьеры, которые она так тщательно возводила. Гермиона знала, что Малфой тоже почувствовал это, видела, как его зрачки расширились от вожделения, а его член затвердел, и почувствовала, как он плотно прижался к ее бедру, заставляя ее непроизвольно прижаться к нему в ответ. Позже шатенка не сможет сказать, кто именно начал. Вместо этого она будет помнить только то, как они перешли от прожигающих взглядов к горячим и голодным поцелуям, которые прерывались лишь на то, чтобы сорвать друг с друга одежду. Через несколько мгновений они были обнажены, и их блестящая от пота кожа скользила друг по другу. Жар их тел в сочетании с жаром их совместной похоти, казалось создал внутри нее адское пламя, а сближение с ним было единственным вариантом, чтобы потушить его. Девушка едва успела заметить, как он прошептал заклинание и как он раздвинул ее складки и одним сильным толчком вошел в нее. Они издали громкий совместный стон, и Драко, не теряя времени, задал быстрый и стремительный ритм. Он прижимался к ней, и она обхватила ногами его бедра, попеременно целуя и кусая его шею, зная, что после этого останутся следы. Он был так плотно прижат к ней, что его таз задевал ее клитор при каждом толчке, и она задыхалась и громко стонала, прижимаясь к нему так крепко, как будто ее кульминация обрушилась на нее волной, утопив ее в экстазе. Его толчки закончились вскоре после того, как она ослабила свою хватку, позволив своим рукам слабо упасть по бокам. Когда его член закончил пульсировать в ней и он встал, заставив ее задохнуться от ощущения того, что он вынимает свой размякший член. Малфой перекатился на спину рядом с ней и сел, лишь на мгновение переведя дыхание. — Драко, — прежде чем он успел встать, она протянула руку и остановила его, — подожди. Он напрягся и задрожал, когда она провела рукой по его боку, где виднелся небольшой шрам. Он был розовым и выделялся на фоне его бледной кожи, несмотря на то, что его длина составляла всего несколько сантиметров. Тем не менее, по тому, как он зажил, она поняла, что рана была глубокой и болезненной. — Что случилось? — ее голос был таким же нежным, как и палец, которым она провела по приподнятой коже его шрама. — Я упал в детстве с пони, — проговорил он, отворачиваясь от нее. Она схватила его за руку, прежде чем он снова попытался отодвинуться, и сама села. В обычной ситуации она бы очень остро реагировала на свою наготу, но в этот самый момент она знала, что должна остановить его, поговорить с ним, пока он снова не замкнулся в себе. — Остановись, — сказала она, — ты можешь сказать мне правду. Он посмотрел на нее таким взглядом, что несколько месяцев назад она могла бы отступить испугавшись. Однако сейчас он заставил ее сесть еще прямее, и она встретила его ровный взгляд. — Как это произошло? — снова спросила она, глядя ему в глаза. — Это была моя тетка, — ответил он после нескольких минут молчания. Беллатриса Она должна была догадаться. Она невольно вздрогнула, вспомнив, как ликующий смех этой женщины разрезал ее горе, когда она с радостью смотрела на мёртвое тело Дамблдора. — Что она с тобой сделала? — спросила гриффиндорка, пробежавшись взглядом по его безупречной в остальном коже, старательно избегая его размякшего члена, чтобы не выдать себя. — Она меня обучила, — быстро ответил юноша, не предоставив никакой дополнительной информации. — Как обучила? — Она учила меня быть таким же, как она. Слов было немного, но эффект от них был разительным. Она застыла на полу, даже когда он встал и натянул брюки, отказавшись от штанов. Она ощупывала себя, пока не схватила рубашку, которая висела так низко, что она поняла, что это, должно быть, его рубашка лишь слегка перекрывала ее бедра, но это несколько не волновала девушку, когда она подошла к нему, снова схватив за руку, прежде чем он успел исчезнуть за дверью, как он часто делал. Она позволила своей руке скользнуть вниз и провести по шраму на его боку, не обращая внимания на то, как он напрягся от ее прикосновения. Гриффиндорка открыла рот, чтобы заговорить, и удивилась, когда он заговорил первым. — Она сказала мне, что моя драгоценная, чистая кровь никогда не должна бесполезно проливаться. Что наследники рода Малфой никогда не должны быть искалечены. — Она, — голос Гермионы запнулся, когда она попыталась остановить себя, чтобы представить реакцию Беллатрисы на шрам, — наказала тебя за это? Его ответный смех был коротким и ледяным, — нет, это она наградила меня им. Гермиона замерла, на мгновение крепче прижавшись к его боку, прежде чем медленно обойти его по кругу и провести ладонями по гладкой коже его груди, на которой едва виднелась тонкая россыпь платиновых волос. Его голова была отвернута от нее, челюсть напряжена. — Скажи мне… скажи мне, что она с тобой сделала, — ее беспокойство волнами исходило от нее, когда она пыталась заставить его почувствовать это, его голая кожа сжималась под ее успокаивающими прикосновениями. Девушка не знала, видела ли она когда-нибудь такой момент чистой, открытой уязвимости с его стороны, и увидит ли она его когда-нибудь снова. — Она нападала на меня, после чего наносила порезы, покалечила всеми способами, которые, по ее словам, никогда не должны быть видны, а затем учила меня залечивать все раны, пока не останется ни намека на шрам. А если что-то оставалось, то меня наказывали еще более суровей, — его голос был тихим, но она была так близко, что уловила каждое слово. Каждое слово резало как нож, и она прикусила губу, чтобы не пустить слезу, чувствуя, как его страдание медленной волной накатывает на нее. Он отстранился, но не пошел к двери. Вместо этого он пошел и сел на диван, опершись локтями на колени, зарывшись руками в волосы. Она тихо села рядом с ним, положив руку на его бедро после того, как он замолчал на несколько долгих мгновений. — Она пытала меня, пока не сочла меня достаточно стойким, чтобы выдержать все. Затем она пытала мой разум, пока не сочла мои навыки окклюменции надежными. Иногда она пытала меня часами напролет, останавливаясь только для того, чтобы влезть в мой разум, потому что считала нужным подтолкнуть меня, когда я был в самом слабом состоянии. Только моя мать смогла убедить ее остановиться, когда тётка попыталась заставить меня пытать и убивать маглов в нашей гостиной, в целях обучения. Она сказала, что считает неприличным, чтобы такие вещи происходили в ее доме, и убедила всех, что мне нужно пройти еще много уроков, прежде чем я смогу принять участие в пытках. Нарцисса также утверждала, что лучше всего будет отметить меня, когда я выполню главное задание, чтобы доказать свою преданность. Вместо этого они привели меня на свои пиршества, чтобы подготовить. Это было не лучше. Гермиона вспомнила его описание того, чему он был свидетелем, и невольно задрожала. Она отстранилась, чтобы вытереть слезу, скатившуюся по щеке, когда он говорил, а когда снова подняла глаза, он смотрел на нее, его глаза были темными. — Это тебя пугает? — прошипел он. Он убрал руки с волос, и теперь они лежали на его бедрах, сжатые в крепкие кулаки, — ты хочешь бежать, теперь, когда ты знаешь, насколько я действительно извращен? Тебе плохо от осознания того, что ты связана… — Драко! — умоляла она, — остановись. Просто… просто посмотри на меня, — сказала она. Ее внутренние стены рухнули, оставив ее разум таким же открытым и уязвимым, как и все остальное, пока она сидела здесь, почти полностью обнаженная. Гермиона заставила себя не прикрываться и не отстраняться, хотя редко оставляла свои щиты окклюменции не укрепленными, а рубашка, которую она носила, задралась до такой степени, что не прикрывала уже ничего, как бы она ни сидела. Шатенка увидела это, когда он наконец уловил грубую честность в ее выражении. Юноша разжал кулаки, позволив своим плечам опуститься вперед. — Я здесь не для того, чтобы осуждать тебя, Драко… — О, но ты уже осуждаешь меня, — насмехался он. — Больше нет, — закончила она, — я была несправедлива в прошлом. Я не… я не могла и представить себе не могла, что тебе пришлось пережить, поставить себя на твоё место, не тогда. Но теперь, после всего, что произошло, я понимаю. Я все понимаю. Он ничего не сказал в ответ. Он даже не посмотрел на нее, но она глубоко вздохнула и все равно решительно продолжила. — Мораль для меня существовала в одной плоскости. Хоть я и всегда знала, что грань между светом и тьмой, в лучшем случае непрочная и постоянно меняющаяся конструкция. Тем не менее, моя вера в Орден, всегда была прочно укоренена в идее, что все их хорошие поступки приведут к хорошим последствиям с минимальными отклонениями на этом пути. Но сейчас… — вздохнула она, понимая, что ей не нужно подробно рассказывать о том, что они оба пережили до этого момента. — Я… я понимаю, почему ты убиваешь, Драко. Это не потому, что ты хочешь или должен. Это потому, что если мы не убьем их, они убьют нас. Наших близких. Невинных людей. Но все же… — она сглотнула, отводя взгляд, — это не значит, что каждое мое убийство — это не выбор. Я была уверена, что у того мужчины не осталось человечности, но что касается других… я не могу не задаваться вопросом… что, если они такие же, как мы? Что если их заставили, и они только ищут выход? Каждое действие это выбор. Это не решение, которое ты принимаешь один раз, не переключатель, который можно переключить, и тогда каждый последующий инцидент станет нормальным, потому что ты уже сделал этот первый шаг. Также я знаю, что должно произойти, что мы должны сделать, так же как и знаю, что могу потерять себя и запутать границы всего, что я считала правильным и неправильным до этого момента. — Мы делаем то, что должны, Грейнджер. Не потому, что мы этого хотим. — Я знаю, — прошептала она, — я знаю…

***

В тот вечер, когда Гермиона возвращалась в спальню после нескольких долгих часов исследований в тишине, она остановилась в дверях, когда ее рука крепко сжимала ручку, пока девушка колебалась. Повернувшись, она увидела Малфоя, который сидел на диване и смотрел на нее с вопросам в глазах, уловив ее смятение. Шатенка прикусила губу и опустила взгляд, а затем внимательно посмотрела ему в глаза, намерено толкая в этот момент дверь в спальню. Она перестала это отрицать, потому что события последних двадцати четырех часов сделали это совершенно очевидным… Все изменилось. И когда свет из главной комнаты хлынул в спальню, девушка отвернулась и направилась к кровати. Шатенка скользнула под одеяло как раз в тот момент, когда услышала, как он вошел следом за ней и тихо закрыл за собой дверь, погрузив их в темноту.