***
Когда Гермиона проснулась на следующее утро, Драко все еще был рядом. Девушка замерла, когда поняла, что лежит не на подушке, а на голой груди своего мужа. Она откинула с лица свои дикие локоны, рассматривая их положение. Простыни были беспорядочно скручены вокруг них, не скрывая их наготы. Нога гриффиндорки была закинута на его бедро, где она лежала на нем, оставляя ее голую промежность в непосредственном контакте с его полутвердым членом. Шатенка неуверенно подняла на него глаза и увидела, что он не спит и смотрит на нее сверху вниз. Они никогда раньше не переходили эту грань. Утренний свет освещал их лица, когда парочка пристально рассматривали друг друга. Гермиона двигалась вперед медленно и неуверенно, как всегда, внимательно наблюдая за ним. Она перекину через него ногу, и стала опускаться на него полностью, все время поддерживая зрительный контакт. Затем девушка протянула руку между ними и взялась за его твердый член. Она осторожно накачивала его, наслаждаясь тем, как его губы приоткрывались при движении ее руки, и тем, как он тихо вздрагивал, когда она бормотала заклинание смазки, чтобы еще больше смазать его. Ими не движила сильная похоть, и они не торопили себя с физическим завершением, как это часто бывало. На этот раз Гермиона позволила себе наблюдать за каждым его движением так, как никогда не делала этого раньше. Она направила его внутрь себя, позволяя глазам закрыться, прижимаясь к нему. Шатенка издавала небольшие стоны и вздохи, когда Драко полностью заполнял ее. Когда он полностью вошел в нее, она почувствовала его руки на своих бедрах. Грейнджер открыла глаза и встретила его взгляд, такой же темный и напряженный, как и раньше. Она медленно покачивалась, позволяя своим бедрам прижиматься к его тазу, пока не смогла сдержать тихие стоны. Девушка позволила наслаждению, которое она чувствовала, вырваться из-за нее и окутать их. Она видела момент, когда он почувствовал это, видела, как его рот раскрылся, хотя глаза не отрывались от ее. Воздух между ними был густым от напряжения, которое шатенка выпустила на свободу, и поняла, что парень тоже выпустил на свободу свое удовольствие. Сочетание интенсивности, которой они позволили свободно течь между ними, превратилось в ад, подстегивая ее усилить толчки, поскольку они стремились к взаимному освобождению. — Драко, — произнесла она его имя с дрожью в голосе, когда блондин задвигал бедрами под ней. Шатенка наклонилась вперед и нависла над ним. Их губы были так близко, что их дыхание смешивалось, когда каждый из них задыхался от взаимного освобождения. Даже когда последние толчки прекратились, она осталась на нем. Член парня все еще был крепко зажат в ней, и он не сделал ни единой попытки, чтобы извлечь себя. Обычно, когда они заканчивали заниматься сексом, один из них сразу же уходил, не обращая внимания на то, что только что произошло. На этот раз ни тот, ни другой не спешили двигаться. Их глаза по-прежнему были закрыты, но она чувствовала, как его пальцы выписывают ленивые круги по коже ее бедра. Гермиона наклонилась вперед, наблюдая, не уклонится ли он от этого движения. Когда Малфой не сдвинулся с места, а напротив продолжал внимательно наблюдать за ней, она снова наклонилась вперед… Они услышали это одновременно. Гермиона замерла на Драко, на мгновение задумавшись, не привиделось ли ей это. Входная дверь открылась, и… — Мистер и миссис Малфой? — раздался пугающе знакомый голос. Широко раскрытые глаза Гермионы метнулись к двери, а затем вернулись к мужу. Она все еще чувствовала, как его член размягчается в ней. — Мистер и миссис Малфой? — снова позвал голос МакГонагалл. Гермиона услышала приближающиеся шаги. Гермиона широко раскрытыми глазами посмотрела на дверь, а затем на Драко, лежащего под ней. Он приподнялся, и они прижались телами, когда он смотрел на дверь, глаза парня тоже на мгновение расширились. — Только… минутку! — Гермиона оторвалась от Драко и схватила халат и мантию. — Я подожду здесь, — раздался в дверях голос МакГонагалл. Гермиона накинула одежду и вышла наружу, плотно закрыв за собой дверь. Профессор МакГонагалл стояла там, все еще одетая в свою дорожную мантию. Капюшон был опущен, и Гермиона не могла не остановиться от увиденного. Прошло всего несколько месяцев, но пожилая женщина выглядела так, словно постарела на годы. В ее темный пучок были уложены серебряные волосы, которые блестели на свету. На ее лице было множество морщин и тонких линий, которых, как знала Гермиона, не было, когда они виделись в последний раз. Даже ее глаза выглядели усталыми, когда Гермиона взглянула на них. И тут девушка заметила, что МакГонагалл тоже смотрит на нее. Взгляд женщины остановился на помятом халате Гермионы и на том, что ее мантия все еще была нараспашку. Шатенке не нужно было зеркало, чтобы понять, что ее волосы по-прежнему выглядят растрепанными, а кожа все еще раскрасневшийся от того, чем она занималась минуту назад. Грейнджер все еще чувствовала, как сперма Драко скользит по ее ногам, и пронзительный взгляд МакГонагалл заставил Гермиону почувствовать, что МакГонагалл тоже это видит. Губы професора сжались в жесткую линию, когда ее взгляд остановился на лице Гермионы. Волна гнева непроизвольно поднялась внутри нее, и прежде чем девушка смогла остановить ее, она позволила ему вырваться на свободу в потоке через губы, которые, казалось, двигались сами по себе, — вы не имеете права приходить сюда и осуждать меня, — сказала Гермиона сквозь стиснутые зубы, — не тогда, когда вы, по сути, бросил нас здесь. Вы знали… вы знали, что эта война сделает с нами, что Орден сделает с нами, и я не слышала от вас ни слова. И все же вы считаете, что у вас есть право приходить сюда и осуждать то, чем я занимаюсь со своим собственным мужем?! К тому времени, как Гермиона закончила, она была настолько переполнена гневом, что остальные слова не могли сложиться в предложения из-за грохота в ушах и комка, вставшего в горле. МакГонагалл помолчала еще немного, — вы выглядите усталой, дитя. Слова были простыми, но их эффект не был таким. Гермиона почувствовала, как разрушается изнутри под тяжестью всего, что держала в себе месяцами. Плечи девушки поникли, и она снова уткнулась в стену. МакГонагалл дернулась вперед, но Гермиона подняла руку, — пожалуйста, не надо. Гермиона закрыла глаза и сделала несколько глубоких вдохов. Она осторожно отбросила воспоминания, которые начали распутываться и грозили вырваться наружу. Шатенка сосредоточилась только на том, чтобы с помощью Окклюменции расставить все по местам, пока, наконец, снова не открыла глаза. МакГонагалл сидела за столом и попивала чай. Другая кружка с паром стояла перед пустым креслом напротив нее. Профессор не произнесла ни слова, пока Гермиона не села перед ней, — счастливого Рождества, миссис Малфой. Пальцы Гермионы сжались вокруг кружки, и она позволила теплу просочиться под кожу, — забыла. МакГонагалл вздохнула, — я тоже, — она сделала длинный глоток чая, задумчиво глядя на Гермиону поверх кружки, — выглядите плохо. Гермиона издала короткий, беззлобный смешок, — как и вы. — На нас обрушились темные времена, — сказала МакГонагалл и ее пальцы дернулись на столешнице, как будто она хотела протянуть руку Гермионе, но вместо этого снова сложила их вокруг своей кружки, — но эти времена были особенно суровы к вам. Гермиона закрыла глаза, чувствуя, как перед глазами всплывают образы смерти, страха и боли, столько боли… — Он чуть не потерял ногу, — наконец произнесла Гермиона. Она хотела сказать, что в порядке, и на мгновение растерянно моргнула, обдумывая свои слова. Шатенка позволила стенам рухнуть, и почувствовала, что ее глаза наполняются слезами, — я… я… я боюсь. Он чуть не потерял ногу, а он был таким сильным. Но я… я чувствовала, что разваливаюсь на части, потому что не знала, как его вылечить. Я не знаю, как исправить это, все это, а я всегда все знаю, у меня всегда есть план, я всегда знаю, я просто знаю, и… сейчас Рождество, а я даже не знала… Наступила тишина нарушаемая лишь резким дыханием Гермионы. МакГонагалл терпеливо смотрела на нее, ожидая, каким-то образом зная, что Гермиона еще не закончила. — Где вы были? — спросила Грейнджер шепотом. Она тяжело сглотнула, зная, что комок в горле все равно останется, — я… я даже не могу спросить об этом, не так ли? Посреди всего, что происходит, мы… никто. — Есть много вещей, о которых я жалею, — начала МакГонагалл, — но это… это стало бременем, которое никто не должен нести. Даже такая сильная девушка, как вы, — МакГонагалл сделала паузу изучая Гермиону, — вы выросли в грозную женщину, миссис Малфой. Гермиона ничего не ответила. Она продолжала смотреть на свой быстро остывающий чай, обдумывая слова бывшего декана. Было очевидно, что она повзрослела не по годам. Она так быстро превратилась из мисс в миссис, из амбициозной студентки в санкционированного Орденом убийцу, что у нее голова шла кругом при мысли об этом. Грейнджер подняла глаза, и в поле зрения попал завернутый в ткань сверток. Девушка подняла глаза и увидела, что МакГонгоналл смотрит на сверток. — Альбус поручил мне передать это тебе в твой день рождения, если он сам не сможет, — сказала МакГонагалл, — с запозданием, — добавила она. Гермиона моргнула. День рождения прошел без всяких фанфар несколько месяцев назад. Она даже не могла вспомнить, что делала в тот день. Он прошел как любой другой день, значение этого события было поглощено стрессом и страхом перед обстоятельствами. Гермиона развязала нить, скреплявшую сверток, и развернула ткань, обнаружив внутри книгу. — Смерть и ее отклонения, — гласила обложка. Гермиона замерла и посмотрела вверх, где ее бывший профессор все еще внимательно наблюдал за ней. Между ними воцарилось долгое молчание, а в воздухе между ними повис подтекст книги, лежавшей на столе. — Я не знаю, что Альбус поручил вам, — сказала МакГонагалл, ее голос звучал с оттенком грусти, — и если быть честной, мне потребовалось немало времени, чтобы найти в себе мужество донести это до вас. Подобные тексты… они несут бремя, которое даже мне было бы трудно вынести. — Я… — Гермиона закрыла рот, не зная, что сказать. — Как вы можете вынести и это? Торжественный тон голоса МакГонагалл заставил Гермиону сжать челюсти, — это ведь вы оставили портключи, не так ли? Губы МакГонагалл искривились, когда она посмотрела в окно, — действительно. — И чего же вы ожидали? — Гермиона стиснула зубы, — думали ли вы, что калечение, забвение и отправка их в больницу Святого Мунго уменьшит бремя задачи, которую нам пришлось решать? Вы думали… — Гермиона остановилась и глубоко вздохнула. МакГонагалл ничего не ответила. — Я уже давно не вспоминала о портключах. Я даже не брала их с собой на наши последние несколько… заданий. Стало как-то проще просто маскироваться и вместо этого сокращать их до тяжелой инвалидности, — Гермиона вздрогнула, вспомнив ночь, когда они сожгли прекрасный коттедж в лесу, проклятия, которые она использовала против многих Пожирателей смерти, которые не убили их, но навсегда заставили их пожалеть о том, что она этого не сделала. — Это никогда не становится легким, дитя, — сказала МакГонагалл после долгого молчания, — если бы я могла выбирать… если бы я знала, до чего это может дойти, я бы отослала вас. Я бы сделала все, что в моих силах, чтобы не допустить вас в кабинет Альбуса, в ту ночь… МакГонагалл прервалась, когда Гермиона покачала головой. Хотя рот Гермионы оставался закрытым, ее молчание говорило все слова, которые она не могла произнести сама. — Вы сожалеете об этом? — спросила МакГонагалл. Ответный смех Гермионы был плоским и полым, — о чем именно? Гермиона смотрела, как глаза МакГонагалл переместились на закрытую дверь спальни, — он. — Нет, — слово прозвучало почти беззвучно, но с твердой уверенностью. — Позаботьтесь о нем, миссис Малфой, — сказала МакГонагалл. — Я не знаю как, — губы Гермионы едва шевельнулись, когда она прошептала эти слова. — Так, как вы всегда заботились. Будь рядом и не оставайся собой. Губы Гермионы дрогнули, — он сломлен, и я… я не знаю, могу ли я исправить что-нибудь из этого. Я хочу, но я… Она смотрела на стол и не заметила, как МакГонагалл сдвинулась с места, пока рука женщины не опустилась ей на плечо, — вы оба сломлены, дитя. Но вместе… Между ними снова воцарилось молчание. — Я должна попрощаться с вами, миссис Малфой, — МакГонагалл сжала ее плечо, — всего доброго, мистер Малфой, — отозвалась она, направляясь к выходу. В ответ в комнате воцарилась тишина. Гермиона смотрела вслед МакГонагалл, пока та не прошла через дверь и не исчезла. Когда девушка повернулась, то с удивлением увидела Драко, стоящего позади. Напряженная поза говорила о холодной ярости, происхождение которой она не могла определить. — Что… Он прервал ее, — кто я для тебя? Гермиона сделала паузу, прежде чем заговорить снова, ее голос был тихими, — ты… ты мой муж… Он хлопнул ладонями по стене по обе стороны от нее, фактически загоняя в клетку, — кто я для тебя? — Я… я не знаю, что ты хочешь от меня услышать… Глаза парня вспыхнули, — я что, какая-то пешка, которую можно лепить из твоей жалкой жалости? Я уже сказал тебе, что она мне не нужна. — Это никогда не было жалостью… Он насмехался, — ложь. Я вижу это. — Но чувствуешь ли ты это? — спросила Гермиона, — если бы ты обратил внимание на то, что я пытаюсь тебе показать, то ты бы знал. Ты бы знал, насколько беспомощной и жалкой я себя чувствую в такие моменты, как, например, когда сгорел твой семейный особняк… Он издал короткий, лишенный юмора смешок, — это не был дом моей семьи. Он был моим. Гермиона сделала паузу, — твоим? — Он должен был перейти в мое владение, как только я женюсь. Гермиона вздрогнула. Это было… их. Коттедж с такой потрясающей красотой. Девушка остановилась на миг и позволила захватить ее дыхание, несмотря на опасные обстоятельства. Он был их — был их. Тяжесть от его слов вдруг показалась девушке слишком поглощающей, поэтому она вцепилась в его рубашку и зарыдала. Лицо было сухим от слез, несмотря на тяжесть всего, что они вынесли за эти месяцы. Гермиона всхлипывала и прижималась к нему, пока звуки почти полностью не заглушились, и только спустя некоторое время она поняла, что он неуверенно — неловко — сомкнул вокруг нее свои руки. Лицо все еще было сухим, а рыдания начали стихать, но девушка крепко держала его, пока звуки не перешли в икоту. Когда она наконец отстранилась, то повторила слова, которые сказала ему несколько месяцев назад, — это была не жалость, а просто забота. Глаза блондина были напряженными, они сверлили ее в течение долгого, почти бездыханного момента. Гермиона уловила момент, когда он отшатнулся. Девушка быстро поймала его губы своими, желая, чтобы этот жест снял с него тяжесть бремени, которое он нес каждый день. И так же отчаянно, как она пыталась облегчить его страдания, она почувствовала, что он тоже пытается облегчить ее. Руки парня были нежны, когда он прошелся по ее телу, а затем легко поднял ее и отнес на кровать. Глаза не отрывались от ее глаз, пока она снимала с них одежду, и когда их пальцы переплелись, он тоже не отпустил их. Поздно вечером, когда они лежали в постели, потные и насытившиеся, Гермиона положила нежную руку ему на грудь, когда он попытался встать. Драко мог бы легко сопротивляться, но он поддался. Грейнджер соскользнула с кровати, чувствуя на себе его взгляд, когда выходила из комнаты. Драко также не протестовал, когда она вернулась в комнату с его сундуком, левитирующим в воздухе перед ней, и положила рядом со своим.***
Гермиона наблюдала за Драко, пока он вчитывался книгу, раскрытую на столе перед ним, и старательно писал на лежащем перед ним пергаменте. — Если верить этой книге, то один из нас должен быть в состоянии произнести заклинание адского пламени, а другой почти сразу после этого произнесет контрзаклятие. Это все, что нам понадобится… Голос Драко затих, а Гермиона продолжала витать за его спиной, поочередно грызя нижнюю губу и перебирая рукой волосы. Даже если бы девушка хотела заговорить, это было бы невозможно из-за кома в горле. Она сделала паузу и посмотрела на затылок Драко, пока он работал. Девушка уже открыла рот, чтобы произнести слова, которые хотела сказать уже несколько дней, зная, что они могут изменить все, все… Она не смогла. Девушка снова отвернулась, все еще не в силах посмотреть ему в глаза. Она не могла сказать ему. Она не могла… — Грейнджер, — его голос прорвал громкий гул в ее голове. Девушка повернулась к нему лицом, не отводя глаз, — что такое… — Что ты собираешься делать? — ее голос был едва слышен, но этого было достаточно, чтобы прервать его. — После? Наступила тишина. Гермионе удалось заставить себя посмотреть в его глаза. Они были темными и настороженными. — Если мы переживем это, — снова начала Гермиона, пытаясь говорить, преодолевая сухость в горле, — что ты сделаешь? — Исчезну, — его голос был ровным, — куда-нибудь далеко. Туда, куда захочет моя мать. Подтекст его невысказанных слов, словно мороз, прошелся по ее коже. И все же она знала, что не могла ожидать от него большего — их… связь была порождена обстоятельствами. Она не решалась задумываться о том, почему лед затаился в ее сердце, когда девушка обдумывала его слова, вместо этого она предпочла отогнать его с помощью Окклюменции. Голос Драко ожесточился, — что с тобой не так? Ты ведешь себя так уже несколько дней, тебе нужно серьезно… И тут же слова полились из нее сами собой, минуя все нематериальные барьеры, которые она возводила вокруг себя несколько дней. — Я… я думаю, что беременна.