Запутанные/Entanglement

Гарри впился в неё взглядом, а его глаза по прежнему горели. Они казались потрясающе изумрудными даже в темноте, и сердце Гермионы дрогнуло от такой фамильярности. Холодная ярость в его глазах — идеальная картина всех кошмаров, которые она представляла во время их встрече спустя долгое время. Но теперь, когда этот день настал, душевная боль из-за его присутствие усилилась в десятки раз. Он убрал руку с её рта и отступил назад, его лицо исказилось в гримасе отвращения, когда расстояние между ними стало чуть шире. —Г…Гарри, — её голос был чуть громче шепота, который в конце концов рассеялся из-за комка, застрявшего у нее в горле. —Не надо, — Гермиона не осознавала, что рефлекторно всё это время тянулась к нему, но лишь до тех пор пока яд в его голосе не остановил её на полпути. Всего одно слово, но оно было острее ножа. Исчез их привычный то, взаимная уязвимость, к которым она так привыкла, и мечтала снова однажды испытать её. Лицо Гарри было по-прежнему читаемым, как и всегда собственно… и то, что Гермиона там увидела, заставило её руку прижаться к груди в тщетной попытке облегчить боль, которая росла в ней с каждой секундой. Это было все равно что смотреть в зеркало. Перед ней стоял кто-то, кто медленно разрушался с течением времени, осколки того, кто был омрачен несущим им бременем. В его глазах Гермиона узнала тот же запуганный взгляд, который видела у себя смотрясь в зеркало, заметила то же недоверчивое напряжение, которое выбрасывало его тело, так будто он был готов вот вот нанести удар. Его преследовали ужасы прошлого, а любой оптимизм в отношении будущего разрушался темнотой каждого прошедшего дня. — Я придумал так много вариантов, — парень издал короткий, нервный смешок, — так много оправданий тому, зачем ты так поступила со мной. Я лежал без сна целыми ночами, думая, о том почему ты тратила всё своё время на придумывание не известных нам планов, зная, как сильно мы нуждались в тебе, полагались на тебя. Я думал, что ты никогда бы не решилась исчезнуть ради какой-то секретной миссии, если бы это не было вопросом жизни и смерти. Но потом я вспомнил, что Крестражи — это всё, от чего мы стремились избавиться в этой войне, — это буквально вопрос жизни и смерти. Сердце Гермионы сжалось, — Гарри… —… Я ждал объяснений, извинений, чего угодно. Но когда я получил это, я понял, насколько хуже были бы твои извинения, ведь ты бы всё равно не рассказала нам ничего, чем если бы ты просто на пару минут показалась… — Пожалуйста, — её рука ели дернулась к нему, но Гермиона удержала её на боку, — Позволь мне всё же объяснить… — Но теперь то я понял, что единственное, что заставило бы меня понять и простить тебя — это твоя смерть. Его слова были резкими, как удар. Он придвинулся ближе, пока не оказался настолько близко, что его дыхание долетало до неё. —И все же, когда я услышал твой голос, первое, что я почувствовал было облегчение. Облегчение от того, что ты вернулась, что ты сможешь что-то сказать, что угодно, открыть глаза на то, почему ты так поступила… за что ты так поступила со мной. Сердце Гермионы кажется остановилось, а потом вновь забилось в бешеном темпе, когда она поняла смысл сказанного. — Вместо этого, — он ударил кулаком об стену рядом с её головой, — вместо этого я узнаю, что единственная причина, по которой ты вернулась, заключалась в заклинании обнаружения беременности, — затем он замолчал, но напряжение сотрясавшее его тело практически кричало. Гермиона несколько раз открыла и закрыла рот, зная, что от нее ждут ответа, но вместо этого ничего не придумала, вообще ничего… — Оно того стоило? — голос Гарри был низким, с оттенком яда, — раздвинуть ноги для какого-то парня, пока мы тебя ждали? — Гарри… — Не надо, —он тяжело дышал, а его ноздри широко раздувались, — не произноси мое имя так, как будто… как будто каких-либо слов будет достаточно, чтобы оправдать почему ты бросила меня. Ты снова и снова обещала мне, что мы сделаем всё вместе, что мы пройдём чрез всё вместе, а в итоге сама и ушла. Не надо… —Гарри. Низкий, рокочущий голос заставил их обоих замереть. Гермиона повернула голову и увидела высокую широкоплечую фигуру, стоявшую в тени в дюжине футов от нее, загораживая большую часть того скудного света, что был в конце коридора. Несмотря на то, что черты его лица были едва различимыми, это был безошибочно Кингсли. Гарри напрягся, прежде чем отступить назад. — Да? —его голос был хриплым. — Мне нужно поговорить с мисс Грейнджер минутку, если ты не возражаешь? На мгновение показалось, что Гарри будет сопротивляется. Было видно как напряглась его челюсть, прежде чем он повернулся и ушёл, не удостоив Гермиону вторым взглядом. Поттер без единого слова протиснулся мимо Кингсли и исчез в коридоре. За ним последовала напряженная тишина. —Пойдем, — сказал Кингсли. Он не стал дожидаться ответа, а просто повернулся, и поспешил удалиться. На долю секунду Гермиона задумалась о том, чтобы продолжить свой путь к двери, к которой всё равно направлялась. Но ноги сами понесли её за Кингсли, прежде чем она смогла принять решение. Было тихо, если не считать скрипа ступенек под ногами, когда Грейнджер последовала за ним через открытую дверь, ведущую в подвал. Мужчина остановился, войдя в просторную комнату. Она была скудно обставлена, лишь длинным столом и несколькими разбросанными стульями. Стены были увешаны картами, заметками и большими пустыми страницами, которые, вероятно, были зачарованы для секретности. Стол был точно так же завален картами и пергаментами. В одном из кресел сидел Аластор Грюм. Его стеклянный глаз был прикован к ней, когда она остановилась, неуверенно замерев перед столом. Кингсли повернулся, а его рот параллельно сжался в жесткую линию. Он был напряжен, и его руки были скрещены на широкой груди. — Зачем вы пришли сюда, миссис Малфой? Гермиона потеряла дар речи, — я… это была чрезвычайная ситуация. — Чрезвычайная ситуация, — категорично повторил Грюм. — Да. — Вы понимаете, — его голос был низким, мрачным, скрипучим, — природу вашей миссии? Гермиона встретила его испытующий взгляд и сглотнула. — Да. — Напомните нам. Гермиона сжала кулаки, — нам нужно было… — … Оставаться в укрытии, — сказал Кингсли, — самой важной частью было условие, что вы остаётесь скрыты. Ты понимаешь важность такого союзника, как Нарцисса Малфой? Гнев такого союзника, как Нарцисса Малфой? Гермиона напряглась. — Да. — Тогда почему ты пришла сюда, чтобы позаботиться о своем маленькой… — взгляд Аластору метнулся к её животу, затем снова к лицу, — чрезвычайной ситуации? Ну конечно, никто не входил в убежище Ордена незамеченным. Она была дурой, когда просто допустила мысль, что двое мужчин, стоявшие перед ней, не следили за каждым портключом, за каждым прибытием. Но смотря на продолжительную тишину, Гермиона утешала себя мыслью, что Гарри не поднял на уши всех спящих. — У меня не было другого выбора, — прошипела сквозь зубы Грейнджер. — Выбор — это не то, с чем нам дают много свободы на протяжении всей войны, миссис Малфой. В её груди поднялся приступ гнева, — на что вы намекаете, Кингсли? — Нужно ли нам напоминать вам о ваших обязанностях? — вмешался Грюм. — Обязанности, — её руки сжались в кулаки, — обязанности — это всё, что вас волнует? Это единственное кем вы видите нас — транспортным средством, которое можно использовать для своих кровавых планов. Скажите мне, — взмолилась Гермиона, подходя ближе к Грюму, — Нарцисса знает об этих обязанностях, которые вы возложили на нас? На сына, которого вы поклялись защищать? — Вы думаете, что единственная, кто пошел на жертвы, миссис Малфой? —спросил Кингсли. Губы Гермионы скривились, — не смейте говорить со мной о жертвах, как будто я не понимаю, что такое война! Я видела, что сделала эта война со мной и теми кого я люблю, и что это сделало с вами в том числе, — добавила Грейнджер, её голос сочился горечью, — это превратило вас в нечто такое холодное, такое отстраненное, что никому из вас нет дела до того, кем вы жертвуете ради достижения своих целей. —Ты рассуждаешь как ребенок, — бесцветно сказал Грюм. — А вы рассуждаете как бессердечный ублюдок. Аластор только медленно посмотрел на неё, его механический глаз жужжал, когда он пристально оценивал её, — вы стали более смертоносной, — сказал он, постукивая пальцем в медленном ритме по столешнице, — больше никаких тел, заполняющие залы Святого Мунго. Вместо этого вы оставляете кровавую бойню после себя, куда бы не пошли. Отсутствующие языки, конечности, проклятия заставляющие их молить о смерти. Интересно, сколько еще пройдет времени, прежде чем… — Остановитесь, — её голос был страдальческим рычанием, криком, который она хотела выплеснуть на него, сдерживаемый одной лишь правдой, повисшей между супругами, — Я не… не ваш… — убийца, существо, которое используют, подчиняя чужой воле, хотела сказать Гермиона. Но могла ли? Могла ли она действительно так сказать, когда доказательство было спрятано в строях Пожирателей Смерти, которых она довела до смерти? В шёпоте заклинаний, которые она хотела бы никогда не знать, но тем ни менее они были отпечатаны на её палочке? Но… Нет. Отрицать нельзя, так же как нельзя повернуть время вспять относительно того, что она сделала и кем стала. Постоянное напоминание об этом было будто, зазубренным осколком стекла в ноге, который уходил все глубже с каждым новым шагом, который она делала, приближаясь к точке невозврата. Гермиона повернула голову, и разочаровано посмотрела на Кингсли, — будьте вы прокляты. Чёрт бы побрал вас обоих! К Чёрту ваши обязанности! Она зашагала обратно вверх по лестнице, больше не заботясь о появившемся шуме. Быстро найдя дорогу к двери, к которой шла до этого судьбоносного разговора, после которого всё полетело к чертям, Грейнджер вышла на пронизывающий холод, который всё-таки казался теплее, чем присутствие в доме. И вот она направилась обратно к темному покрову деревьев, обратно в укрытие, как ей было велено.

***

Гермиона приземлилась в спальне. Она не столько почувствовала, сколько услышала его приближение, его напряженное, почти осязаемое присутствие, которое мягко прокралось через комнату, словно желая поглотить её. Драко остановился перед ней, и Грейнджер заметила, как одна из его рук уже дернулась к ней, прежде чем неуклюже отступить в сторону. — Ты… — он запнулся, — с тобой все в порядке? Гермиона кивнула быстрым, резким движением, — я не беременна. Наступило долгое молчание, прежде чем Драко заговорил вновь, — и? — Что и? — на этот раз девушка вскинула подбородок и встретилась с ним взглядом. — Что-то явно произошло, Грейнджер. Её последовавший за этим смех был нервным, тем самым выдавая себя, — это сейчас имеет для тебя значение? Его губы сжались, — да. — Почему? Его челюсти сжались, — Потому что у нас нет права на ошибки… — Я знаю это! —жар разлился по её телу, — я знаю это. А ещё я знаю, что ничто — ничто больше не касается меня, ничто не касалось меня долгое, долгое время… — Грейнджер… — Я смотрю в зеркало и даже не представляю, кем или чем я становлюсь… — её губы задрожали, — я погрязла во всём слишком надолго. Я застрял на войне из-за семьи, в которой я родился. Застряла с Орденом, который видит во мне всего лишь пешку, — её ноздри раздулись, когда она произнесла следующие слова с такой горечью, — застряла здесь с тобой, каким-то образом нося титул жены, в то время как ты относишься ко мне не более чем как к дырке для траха — в хороший день. Напряжение в комнате лопнуло, как слишком туго натянутая резинка. — Какого хрена ты от меня хочешь? — он пристально посмотрел на нее сверху вниз. — Мне ничего от тебя не нужно, — какая-то часть глубоко внутри неё воспротивилась тому, как опрометчиво она себя вела, но всё же не смогла остановить эти слова. — Серьезно? — Малфой шагнул ближе к ней, — потому что выглядит чертовски наоборот. Чего именно ты хочешь, Грейнджер? Извинений? Длинную многословную речь о моих чувствах… — Будь ты проклят! — все внутренностный Гермионы стянулись в один узел, — будь ты проклят за то, что ты такой… такой… — Ну и какой? — его губы скривились в усмешке, — готовый принять издержки этой войны вместо того, чтобы сидеть и ныть о каждом человеке, который причинил мне зло? —Ты не имеешь права говорить такие вещи, ты не знаешь, через что я прошла… — Хорошо. Потому что мне на это плевать. — Тебе когда-нибудь было не плевать… Драко приближался до тех пор пока не навис над ней, — я никогда не забывал, на что мне не плевать. И я уж точно не забыл, на что ТЕБЕ не плевать. Думаешь, я не знаю, что ты убежишь обратно к Поттеру и компании, как только получишь хоть малейший повод на прощение? — Ты ничего обо мне не знаешь… Он усмехнулся, — потому что то, условия совместного проживания дали мне больше понять о твоих мелких огорчениях, чем мне бы когда-либо хотелось. Гермиона открыла рот, чтобы обругать его, сказать что-нибудь столь же мерзкое, как то, что шевельнулось в её сердце, но вместо этого всё, что ей удалось, было, — часть меня хотела этого. Малфой наблюдал за ней в гробовом молчании, его глаза всё ещё были прищурены. Сердце Гермионы сжалось, когда она столкнулась с правдой, которую пыталась похоронить долгие месяцы, но сегодня слова вырвались наружу, — часть меня хотела этого, — повторила она срывающимся голосом, — часть меня хотела быть беременной. Я хотела… я хотела найти выход. Я хотела исчезнуть и сосредоточиться на нашем ребёнке, вложить всю свою энергию во что—то хорошее вместо того, чтобы… — она бесцельно махнула рукой, — вместо всего этого. Её снова встретила тишина, но на этот раз она была более покорной. Густое напряжение, которое пропитало воздух до такой степени, что он почти стал удушающим, полностью рассеялось, — я хотела этого, и ненавижу себя за это, — сказала она, и её голос стал на октаву ниже. — Грейнджер… — Почему ты все еще называешь меня так? — она внимательно посмотрела ему в глаза, ища хотя бы проблеск того, что скрывалось за его привычной отчужденностью, — мы женаты почти год, — девушка покачала головой. Внезапно она почувствовала усталость, такую сильную, что тут же опустилась на кровать и закрыла голову руками. Затем Гермиона услышала звук его шагов, и когда подняла глаза, парень был почти у двери. — Драко. Его плечи напряглись, и прежде чем сказать он сделал паузу, — я не знаю, чего ты от меня хочешь. — Я… я хочу, чтобы ты остался, — её голос был тихим из-за сказанных слов, она чувствовала себя слишком напуганной, чтобы произнести это. Но Гермиона всё равно ждала, пока он отступит, видя, как напряжение не исчезает из его позы. А потом он повернулся. Медленно двинулся к кровати, не сводя с неё глаз, он подходил всё ближе и ближе. Она двинулась, и свернулась калачиком под простынями, оставив их откинутыми на его месте. Гермиона разделась под одеялом, оставшись в одном нижнем белье, одновременно наблюдала, как он разделся до штанов, подходя к кровати. С тех пор девушка чувствовала, но не была уверена, что когда-нибудь снова сможет спать одна. Она отогнала вызванную мысль и страх подальше, вместо этого сосредотачиваясь на парне, который каким-то образом был источником ее комфорта и изоляции одновременно. Драко устроился на кровати, лежал неподвижно, когда она погасила весь свет в комнате движением запястья. Затем Гермиона позволила своей руке медленно скользить по простыням, пока та не обхватила его грудь. Драко напрягся, но не оттолкнул её, и поэтому девушка прижалась ещё теснее, принимая всё, что он мог ей дать. Его прикосновение было легким, но ощутимым, когда он обнял в ответ, положив свою руку ей на талию. Только когда Гермиона прижалась к нему так сильно, как только могла, она наконец погрузилась в безмолвный сон.