·•════·⊱≼♚≽⊰·════•·
Сиэль резко проснулся и вздрогнул, но это опять был только ветер, рев за окнами. Граф не знал, сколько проспал — часы или минуты. Однако после того, как мальчишка натянул ночную рубашку холодными непослушными пальцами и забрался в постель, он долго неподвижно лежал на подушке, и в какой-то момент ему показалось, что он услышал щелчок двери своей спальни. Сиэль ждал в удушающей темноте, и больше не было слышно ни звука; но разве их не будет? И спустя несколько минут или часов дверь снова открылась, когда демон молча покинул комнату своего господина. Или, быть может, это был всего лишь ветер? Тишина, звонкая резкая тишина, и граф почувствовал себя равнодушным и до ужаса проснувшимся. Прошлой ночью мальчик измотал себя слезами. Почему он должен плакать, пребывая в гневе? Это было полное унижение. Но сейчас Сиэль был спокоен. Широкое пространство его сознания было омыто начисто, как мир после дождя. Отчетливое и неподвижное. Граф поднес руку к пульсирующему синяку на груди и слегка коснулся его сквозь батистовую рубашку. Он был там, ему это не приснилось. Тварь осквернила его тело и укусила. Себастьян сделал это своими зубами, своим грязным ртом. Его заостренный скользящий язык внутри. Сиэль судорожно вдохнул. Тело болело там, где демон пробовал его на вкус. А затем тень этого черного голода нахлынула на него, опустилась на ноги, на грудь, и он вспомнил, давящую тяжесть и чудовищный жар, которые мальчишка держал между бедер. Граф остановил его. Слуга выразил протест, и Сиэль, конечно же, ударил его по лицу, и увидел медленное моргание век над этим сиянием, согревающее пламя, похожее на два чашевидных уголька, — расцветшие и вспыхнувшие. А потом зубы. Рана причиняла ему боль. И это случилось, и он не спал. Себастьян не мог притворяться, не мог отговориться, ища малейшую лазейку, как и обойти это, или пройти через это, любезно улыбаясь и разводя руки в перчатках в пожатии плеч, потому что демон сделал что-то, показал нечто большее, чем просто очередная маска, и Сиэль прикрыл глаза, дрожа от собственной жгучей ярости. Дворецкий неизменно давил на границы своего господина. Он всегда стоял слишком близко и наблюдал чересчур пристально, но неизменно на грани контракта, где он мог раствориться, перестроиться и ускользнуть от осуждения графа. Не в этот раз. Теперь все казалось простым и далеким. Как будто карта, раскинувшаяся далеко внизу. Кровь застыла в жилах, заставляя тело под одеялом затрепетать, почувствовать себя восторженно живым. Пальцы переместились от синяка на коже вниз, к волнению между ног. Сквозь ночную рубашку ощущалось возбуждение. Он обхватил его рукой и, медленно двигая, закрыл глаза. Чудовищная тварь, которая следовала за ним по пятам в каждом сне, подкрадывалась и скользила по нему, плескалась, как лужа темной грязи, липкая в его легких, горле, во рту — у нее были глаза. У нее были зубы. Он знал, что это будет опасно, и был готов опалить кончики пальцев, потянувшись к огню. Однако это было уже слишком; пламя, оно поглотит его. Волна, она бесшумно сомкнется над его головой. Себастьян заплатит. Зверь должен знать, что зашел крайне далеко и слишком сильно толкнул своего господина. Если не будет никакого возмездия, дворецкий пойдет только дальше. И как далеко он зайдет? Сиэль подавил стон в горле. Дразня, распаляя. Воспоминание о пасти демона было сильнее, чем собственная рука на его плоти. Дворецкий желал его. Вне всяких сомнений. Сделать нечто подобное. Почти не имело значения, заключалось ли удовольствие Себастьяна в самом акте или унижении господина. Он попробует еще раз, если граф позволит. А позволит ли он? Сиэль уже позволил многое. Давление языка демона. При этой мысли мальчишка вздрогнул. И застонал; рубашка вдруг промокла под его рукой. Он поджал острые коленки, пытаясь отдышаться. Даже воспоминание о прикосновении Себастьяна могло низвергнуть его. Безнадежно, полностью. Не может быть никакой игры, если он не будет уверен в победе. Демон заплатит. Горсть теней нельзя поймать, но собаку можно наказать за непослушание. Сиэль медленно повернулся на подушке, прижавшись горячей щекой к прохладному полотну, и прислушался к грохоту собственного сердца и крикам сов в далеких соснах.·•════·⊱≼♞≽⊰·════•·
— Ваш господин уже проснулся, мистер Себастьян? — Пока нет, — демон отрезал кусочек копченого лосося от розового куска рыбы, не поднимая глаз. — Он еще довольно долго не встанет с постели. Дворецкий услышал, как Агни остановился над ступкой и пестиком. — Мой уже проснулся и ждет завтрака. Думаю, что принц хочет покататься верхом сегодня утром, прежде чем мы вернемся в Лондон. Как вы считаете, лорд Сиэль составит ему компанию? — Я не уверен, что милорд соизволит встать для такого рода занятий, — Себастьян отложил нож и, подняв глаза, потянулся за пучком петрушки. — Граф не особо в восторге от свежего воздуха. За высокими кухонными окнами все еще было темно, но внутри уже кипела суматоха; в помещении витал запах жареных яиц, сдобного хлеба и кардамона, пронизанный безошибочно узнаваемым зловонием раскаленного кофейника Барда, оставленным у плиты в углу. Финни зевнул, когда спотыкаясь проходил мимо мраморной столешницы по пути к столу для персонала на завтрак и кивнул дворецким. Агни кивнул ему в ответ. «Поистине захватывающе», — подумал демон. Поразительно, как быстро смертные могли принять друг друга в свою обыденность, в свое расположение. Но опять же, у них было не так много времени, чтобы растрачивать его впустую. Индус оглянулся на Себастьяна, пожав плечами. — Мой принц любит заняться новым делом. Он очень энергичен, но я не могу жаловаться, я только восхваляю богов за то, что у него крепкое здоровье. Дворецкий отвел взгляд от лица мужчины, от его глаз с белесыми ресницами и их света неземной искренности. Он был слишком благочестивым, чтобы выглядеть совершенно смехотворно. На самом деле это почти достойно уважения — любой, кто может найти смысл в бессмысленной жизни, достоин восхищения. Достоин ли объект обожания Агни — это был совсем другой вопрос, и демон едва ли утруждал себя задумываться об этом; эмоции смертных не поддаются объяснению. Однако само обожание было чем-то, на что стоило посмотреть. Сияющая радость слуги и его абсолютная преданность. Теплая привязанность принца и явная гордость достижениями своего дворецкого. Вполне заслуженно — Агни не был совсем бесполезным слугой. Себастьяну пришлось признать это, и Сома тоже не был слеп и равнодушен; принц, раз уж на то пошло, был весьма шумно признателен. Он даже поблагодарил своего дворецкого. И не один раз. Демон ткнул кончиком ножа в покрасневший кусочек лосося. Он не нуждался в признании своей работы. Работа стоит того, чтобы делать ее хорошо, ради нее самой и удовлетворения от ее завершения. Хотя случайная признательность никогда не повредит. Агни вновь заговорил: — Ваш господин предпочел бы поберечь свою энергию, что вполне понятно, — мужчина наклонился, чтобы вдохнуть запах молотых стручков кардамона в каменной ступке. — Лорд Сиэль совсем недавно был болен. Теплый сладкий аромат специй ударил Себастьяну в нос, и он задумчиво им подергал. — Я просто думаю, что мой господин довольно избалован. Он проспит до полудня, если я ему позволю. — Ох, — Агни помедлил. — Вы должны учитывать, что, возможно, крепкий сон — это то, в чем он иногда нуждается. Лорд Сиэль усердно работает, однако граф всего лишь маленький мальчик. Себастьян вытер руки в перчатках о льняной фартук. Он слышал эти звуки, когда тихо вернулся в полночь, дабы проверить комнату своего юного господина, — высокие хриплые звуки с покрытой неподвижной тенью кровати; раненый ребенок все еще всхлипывал на грани слез. Обнаженное тельце было слишком крошечным, завернутое в полотенце и прижатое к груди демона. Распростертый под руками слуги на кровати. И его дрожащий маленький покрасневший ротик... Себастьян прислонился к краю столешницы, чувствуя предупреждающее возбуждение. — Да, — осторожно ответил он. — Так и есть. — Вы не должны забывать об этом, — широко раскрытые глаза Агни были очаровательно серьезны. — Мы очень благородны доверию, которое оказывает нам наше положение, и несем ответственность не только за еду и безопасность наших господ. Мы должны заботиться о них и любить. — Разумеется, — Себастьян откашлялся и опять взялся за разделочный нож. — А что, если господин — эгоистичный и властный маленький садист? Мужчина громко рассмеялся. — Каждый молодой аристократ порой бывает требовательным, мистер Себастьян. Они всё еще растут и проверяют свою силу. Если лорд Сиэль просит вас о чем-то, он лишь напоминает себе, что это его привилегия. Вы должны думать об этом по-другому — ваш господин дает вам возможность проявить себя. Голос Агни звучал весьма искренне. Дворецкий едва не улыбнулся. Этот человек жил в незатейливом мире преданности, солнечного света и уверенности. Он был верен принцу, и это было вознаграждено. Агни не мог понять расчетливую натуру графа Фантомхайва, как не мог представить себе серные ямы ада. Но этим утром Себастьян был склонен к терпимости; ему вновь удалось подчинить своего юного господина, и он все еще чувствовал вкус мальчишки на своем языке: горький, сладкий и капельку соленый. Весь целиком. Работая, он взглянул на Агни. — Так что же вы мне посоветуете? Индийский дворецкий отложил пестик и склонил голову. — Я знаю, что вы очень хорошо заботитесь о своем господине, и вы множество раз спасали его, однако он всегда должен быть вашим приоритетом. — Так и есть — сказал Себастьян, с хрустом разбив яйцо. — Каждое мгновение вашего бодрствования должно быть посвящено наблюдению за его привычками и желаниями. — Так и есть, — хрусть, хрусть. — Вы должны проявить максимальную осторожность, чтобы предвидеть и выполнить все требования, прежде чем он сам об этом узнает. — Должен сказать, что, по-моему, у меня неплохо получается, — демон добавил щепотку измельченной петрушки в миску. — Ох, нет, — сказал Агни. — Нет, друг мой. А как насчет его образования? Его ума? «Мой друг». Странность этих слов, казалось, потрескивала на коже Себастьяна. И ему еще предстояло решить, неприятно это или нет. — Образование милорда продвигается с особой тщательностью, — дворецкий поднял глаза и замер, взмахнув венчиком. — В этом я могу вас заверить. И его ум необычайно силен для мальчика его возраста; я наблюдал за ним достаточно долго, чтобы знать большую часть его силы и недостатков, — достаточно долго, чтобы знать, что сегодня утром он встретится со льдом наверху, ледником в форме ребенка, уткнувшимся в холодные подушки. Даже после случившегося не было никакой надежды увидеть графа в униженном замешательстве —демон знал. Как и его господин. Однако будет презрение и какое-нибудь условное наказание, а затем все вернется к своему непростому статусу-кво. Граф может протестовать, но теперь он никогда не сможет жить без этой игры. — Лорд Сиэль весьма умен, — Агни помедлил, сжимая каменную ступку в своих перевязанной и голой руках. — Он хорошо учится. Вы, должно быть, очень им гордитесь. — Ох, да, — не совсем неправда. — Уметь так много в таком возрасте — большое достижение для юного аристократа. Вы хорошо потрудились, помогая ему в работе. — Безусловно, — на самом деле это была чистейшая правда. — Вы очень наблюдательны к своему господину, — сказал Агни. — Это хорошо. Однако вы не знали, что у него астма. — Нет, — коротко ответил Себастьян. Он вновь принялся взбивать. Нет, ребенок не сказал об этом ни слова — он тщательно скрывал свои слабости. Демон понимал это достаточно хорошо, и существовал список, растущий список вещей, которые не должны были обсуждаться между ним и его господином. Вещи, которые не должны были быть замечены. Имена, которые не должны были быть упомянуты. Вопросы, которые не следовало задавать или на которые следовало отвечать лишь молчанием. Это был вызов для демона, который был привязан к абсолютной правдивости. На самом деле, что-то наподобие ловушки, как соловьиные полы в древних дворцах Японии; каждый шаг по нему заставлял полированные половицы «свистеть», напоминая птичье пение, и предостерегать спящего внутри лорда. Однако у каждой ловушки есть свое слабое место. У каждого убийцы была своя тактика для соловьиного пола. Беги легко и быстро, практически не касаясь дерева. Или иди размеренным шагом, и твой меч будет обнажен под пронзительный свист поющего пола, уже готовый к битве в конце. — Значит, вы очень хорошо знаете, что у него на уме, — Агни кивнул. — Это хорошо. А как насчет его сердца? — Ах, — Себастьян отложил венчик. — У моего господина нет ни малейшего желания проявлять свои нежные чувства к чему-либо, что не покрыто взбитыми сливками и вишенкой. Есть и третий способ для убийцы победить соловьиный пол — встать в тени коридора и сладко звать, ожидая, когда лорд выйдет из своих покоев. — Торт — хорошее начало, — продолжил мужчина. — Но пирога недостаточно для маленького мальчика, у которого нет матери и отца, чтобы чувствовать себя любимым. — Кажется, я начинаю понимать, — сказал Себастьян. Третий способ имеет свои трудности. Убийца должен быть готов говорить, а лорд должен быть готов к обману. Есть некоторые игры, в которые его господин никогда бы не стал играть притворяясь. — Лорд Сиэль целыми днями сидит за своим столом, — Агни снова принялся перемалывать специи: острый перец, теплую сухую корицу, пряный корень кориандра. — Он работает над числами и словами, ему следует дать отдых мозгам. Ребенок будет работать и работать, и это станет его смертью. Демон улыбнулся и бросил надлежащую щепотку соли в миску с кружащимся яйцом. — Благодарю за беспокойство, — сказал он, — Но я не думаю, что мой юный господин в конце концов кончит бумажной волокитой.·•════·⊱≼♚≽⊰·════•·
— Пора вставать, милорд, — мягкий и отчетливый, как колокольчик, и звон фарфора. — Я не сплю, — сказал Сиэль и сложил руки на коленях, когда шторы на окне раздвинулись. — В самом деле, господин. — Газета. Дворецкий посмотрел на него свежим задумчивым взглядом и протянул сложенную газету, которую держал под мышкой. — Чай — китайский... — Просто сделай его, ладно? Себастьян помедлил, вновь оглянувшись. — Разумеется, юный господин. Демон выглядел отсутствующим; его руки механически плавно скользили от чайника к чайнице и горячей воде, и в тусклом утреннем свете показался спокойный кончик его профиля. Прекрасный, невозмутимый. Как будто он крепко спал. Как будто он не двигался по полуночному дому, настороженный и пустой, как сами тени. Сиэль снова посмотрел на раскрытую газету, едва окинув взглядом чернильный шрифт. Убийство. Повешения. Обвал угольной шахты и шестнадцать погибших. Наводнения в Голландии. Кража в Белгравии. Еще один четверг. Себастьян поднял баранчик с фарфоровой тарелки. — Ваш завтрак на сегодня — омлет с лососем, милорд. Запах исходил потрясающий, и граф принялся за еду. С таким же успехом Сиэль мог бы приступать к делу. Он мог быть терпеливым. Мстить импульсивно всегда глупо. Ему не следовало поражать Себастьяна своей реакцией; лучше было подождать, обдумать, показать, что он способен соответствовать приводящему в бешенство самообладанию демона вместо того, чтобы выглядеть, как сломленный ребенок. Хотя это было приятно. Ударить его. Резкая пощечина по лицу. Сиэль слизнул капельку соленого масла со своего тоста и почти улыбнулся. — Принц Сома вернется в особняк сегодня после обеда, молодой господин. — Чудесно. — И мистер Лау подтвердил ваше приглашение остаться здесь и будет готов принять вас завтра утром, пока мы будем в городе. — Мне не нужно его одобрение. Я все равно планировал наведаться к нему. — Ваши привычные уроки возобновятся сегодня днем, и... — У меня нет времени на уроки, когда я занимаюсь делом. — Ваши оценки по естествознанию все еще значительно ниже среднего, милорд, и, если судить по вашему последнему заданию, я не верю, что ближайшей планетой к Солнцу является Марс, — вежливо. — Миссис Родкин будет здесь в половине второго для занятий французским. — М-м-м. Il n'y a rien de mal avec mon français. — В тот день, когда вы узнаете все, что нужно знать, милорд, я полностью отменю ваши уроки. — Я едва ли доверяю твоему суждению в этом вопросе. Три года назад ты с трудом умел кипятить воду. — Похоже, вы хорошо выспались, мой лорд. — Нет, — Сиэль оглянулся. Дворецкий остановился, держа в руках чайник, завернутый в салфетку. — Нет? Сейчас было самое подходящее время. — Большую часть ночи мне было явно неприятно, — граф смахнул крошки тоста с ночной рубашки и отложил вилку. — Не думаю, что у тебя найдется какое-нибудь особо интересное оправдание для вечернего поведения, — он резко изъяснился, наблюдая за бледным лицом. — Юный господин, — демон помедлил. — Я не знал, что вы недовольны моим поведением, милорд, — он молча налил чай и поставил чайник на стол. — Вы не приказывали мне остановиться. Себастьян передал ему чашечку с чаем. Его глаза были опущены — дворецкий выглядел абсолютно бесстрастным. Сиэль не торопился. — О? — он медленно отхлебнул, чувствуя жжение от укуса. — Изображаешь искусное притворство, однако я не могу поверить, что даже ты настолько глуп. Приятно было сделать акцент и следить за глазами демона в поисках каких-либо признаков. Но ресницы Себастьяна практически не дрогнули. — Разве это не было довольно эффективно, господин? — Эффективно? — какая наглость. — Что, черт возьми, ты хочешь этим сказать? Себастьян смотрел на него с ненавистным видом терпимости. — Сегодня утром ваше настроение значительно улучшилось, милорд, — он наклонил голову. — Кажется, вы сосредоточены и освежены; ваш оттенок кожи прекрасен, и... — почти незаметный вдох, — Ваше сердцебиение учащено. Думаю, это шаг вперед по сравнению с вашим вялым беспокойством прошлой ночью. — Ты думаешь, я счастлив? — Сиэль не смог скрыть скептицизм в своем голосе. Дворецкий выглядел слегка удивленным. — Ох, нет, молодой господин, лишь только оживились. Возможно, взволнованы, — едва заметный изгиб бровей. — Возбуждены. — Не неси чушь, — у графа участилось дыхание в груди. Себастьян терпеливо поклонился. — Я ничего не могу сделать без разрешения милорда. Если я и действовал, то по вашему приказу или в ваших интересах. В конце концов, я всего лишь пешка в ваших руках. Всего лишь ваше зеркало и ваша тень. Я существую только для того, чтобы служить вам. Разве не так, юный господин? — Нет, — повторил Сиэль, стараясь не заикаться. — «Нет, — эхом отдалось в собственной голове. — Ты не вправе совершать подобное». — Мой лорд? — лицо дворецкого было совершенно невозмутимым, а брови чуть сдвинуты. Граф почувствовал, как горячий фарфор обжег кончики пальцев. — Нет, — твердо сказал он. — Твои действия были неприемлемы. — Я сожалею, что у вас возникла необходимость сомневаться во мне, господин, — красивое лицо Себастьяна медленно омрачилось. — Однако, если ваша рана причиняет вам неудобство, я немедленно ею займусь. Нет. Нет. И нет. Дело вовсе не в этом. — Со мной все нормально, — коротко. Мальчишка не хотел, чтобы эти заботливые пальцы в перчатках прикасались к нему, чтобы это внимательное бледное лицо изучало его с неодобрительным цоканьем и хмурым сожалением, ни сейчас, ни после... — Как вам будет угодно, милорд, — мягко сказал Себастьян и, повернувшись, плотнее обернул салфеткой чайник, чтобы он не остыл в прохладном утреннем воздухе. Сиэль посмотрел на свои руки, лежащие на краю подноса с завтраком. Дым на ветру. Дрожь над водой. Можно нанести удар в темноте и точно ничего не уловить, вообще никакой сущности этого предмета. Оно сдвинется. Оно приспособится. — Гмм, — граф прочистил горло. — Еще чаю. — Господин, — низкий поклон. И когда граф вновь поднял глаза, демон улыбался. — Себастьян, — он прислушался к бульканью чая в чашке, и в желудке у него горячо забурлило. — М-м? — и будто бы напомнил себе: — Милорд? — Встань на колени. Дворецкий повернулся, и на его лице проявился более отчетливый изгиб удивления. Это выглядело реальным, но было ли что-нибудь в Себастьяне подлинным? Не его предательский рот, или грязный язык. — Господин? — Ты действительно собираешься заставить меня повторить это дважды? Демон медленно повиновался, опустившись на колени на ковер рядом с кроватью, и на его лице отразилась тень оскорбленного недоумения. Однако так было намного лучше — прекрасное озадаченное лицо находилось на одном уровне с его собственным, а не парило над ним, как облако снисхождения. — Ты действовал сверх требований нашего контракта, — сказал Сиэль, убрав с колен поднос, и придвинулся к краю кровати. — И каждое действие должно иметь равную реакцию. Противоположную, — холодно сказал он. — Обратную. Это ведь наука, не так ли? — Если я и превысил желания моего господина, то лишь потому, что вы не указали, что мое предыдущее внимание было нежелательным, милорд, — незначительная пауза перед словом. Внимательность. Граф сделал глубокий осторожный вдох. — Ты намекаешь, что это в некотором роде моя вина? — Нет никакой вины, господин, за исключением недостатка благоразумия с моей стороны и моего чрезмерного удовлетворения ваших желаний. Возможно, я недооценил смертную толерантность к боли. Если потребуется извинение, я готов его принести, — вокруг теплых карих глаз было что-то похожее на беспокойство. — Недооценил? — Да, милорд. — Тем не менее, ты чувствуешь боль? — Разумеется, господин, — руки дворецкого были свободно опущены по бокам, разжаты. Но его глаза сверкали темнотой под полуопущенными ресницами. И Сиэль сел на самый край, тяжело вздохнув, и понял, что Себастьян был прав. Взволнован. Это было возбуждение. — Протяни руку. Демон медленно поднял правую руку. Ладонью вниз со слегка напряженным кулаком. Граф взял ее обеими руками и, перевернув, положил на колено. Тонкая кисть с длинными пальцами, и мальчик приподнял манжету дворецкого. Белая перчатка была низко застегнута на ладони, и над самой кромкой виднелась бледная кожа цвета слоновой кости на внутренней стороне запястья. Сиэль надавил на нее кончиками пальцев — пробное прикосновение к обнаженной коже. Безупречная. Он вообще не чувствовал температуры, а это означало, что она была такой же, как и его собственная кровь, и граф сжал колени под ночной рубашкой. Сдвоенные сухожилия на внутренней стороне запястья Себастьяна были твердыми, но область между ними под его большим пальцем была мягкой. — То, что ты сделал, вышло за рамки нашего контракта. Рот дворецкого дернулся. — Полагаю, такое признание можно оспорить, хотя... — В самом деле. Именно это я и утверждаю. Ты ведь не собираешься отрицать этого, не так ли? Глаза демона сузились, сверкнув горячим топазовым блеском. Он не произнес ни слова. — Я так не думаю. Сиэль наклонился над обнаженным запястьем и сильно укусил. Его зубы впились глубже, чем он себе представлял, сомкнувшись вокруг гладкой кожи, и она ощущалась теплой на его языке. Еще сильнее. Резкий привкус во рту, и граф понял, что прокусил кожу. Мальчишка отстранился, облизнув губы. Кольцо его зубов проявилось заостренной короной. И единственный прокол в пурпурной оправе. Себастьян не отнял руку и даже не взглянул на нее, лишь встретился немигающим взглядом со своим господином. Глаза были почти черными от яростного расширения. — Понятно, — его клыки прижались к нижней губе. — Могу ли я предположить, что вы не получили удовольствия от вечерних развлечений, милорд? Сиэль отпустил запястье. — Возвращайся к работе, — сказал он. — После того, как ты закончишь на кухне, думаю, конюшни снова нужно будет вычистить. Себастьян встал, и граф вернулся к своему подносу с завтраком, а когда он оглянулся, дворецкий уже исчез в гардеробной. Все еще не победа. Демон, безусловно, увильнул. Себастьян, вероятно, полагал, что сможет разорвать своего господина на мелкие кусочки и все еще пытался уверить, что это была его собственная идея. Или его желание. Сиэль посмотрел на чашку с чаем. Собственное лицо повернулось к нему в отражении. Насколько это был он сам? Это был всего лишь образ. И жар, трепет жара, который он иногда видел во взгляде дворецкого. Насколько сильно это желание было его собственным? Граф услышал звук закрывающихся дверей из гардеробной. Не хлопок. Не совсем. Ну что ж. Сиэль со звоном поставил чашку. Возможно, это было ближе к победе, чем он мог себе представить. Мальчик молчал, пока Себастьян раскладывал утренний костюм и одевал его. Он наблюдал за лицом демона, за его слабым самообладанием, но так ничего и не увидел, даже когда ночная рубашка была снята и темный укус на узкой груди был обнажен. На бледном лице ничего не отразилось. Дворецкий двигался плавно, как часовой механизм. Удивительно, насколько по-другому ощущалось его прикосновение в перчатках — холодное, совершенно безличное. Сиэль отвернулся к окну. Он не хотел видеть, как быстрые пальцы скользят по пуговицам рубашки. Сама эффективность Себастьяна была ложью; он был не более чем катушкой смолы, вылитой в форму дворецкого аристократа, пузырем медленно движущейся тени; но под меняющимися масками было что-то, и у этого «что-то» были зубы. Когда граф присел на край кровати за сапожками и гольфами, он вновь посмотрел вниз. И вдохнул с большой осторожностью. Мальчишка безошибочно видел возбуждение демона, плотно прижатое к сгибу его бедра. Длинный против линии, и Себастьян был обнажен под этими тонкими темными шерстяными брюками, ведь так? Сиэль наблюдал, как дворецкий наклонился, чтобы застегнуть подвязку под коленом своего господина. Прикосновение было мягким как вода. Она дрожала внутри него, как наполненная до краев чаша. Голод. Все дело было в голоде, в целом удушающем приливе, и руки графа были теплыми и влажными на покрывале. Ему было интересно, как это будет ощущаться на его коже. Если он принял промах, то пускай это растечется по нему медленной струйкой, подобной яду. Как горячий шоколад в горле. Если бы Сиэль только мог видеть тело демона. И прикоснуться к прохладной обнаженной коже. Он мог бы приказать дворецкому снять пиджак, снять все, и Себастьян не посмел бы ослушаться. Нет, если этого потребует его господин. Все просто, как попросить торт. Вот только жесткость в карих глазах не была бы простой. Это не была бы покорность, а только чудовищное мрачное развлечение. Победителя не будет. В этом мире существуют лишь два типа людей: те, кто воруют, и те, у кого крадут. Те, кто дает, и те, кто берет. Сиэль вытянул ножку в гольфе и, стукнув дворецкого по бедру, скользнул заостренными пальчиками вдоль тонкой линии. Себастьян бросил быстрый взгляд вверх, и граф почувствовал, как внутри него что-то всколыхнулось. Его сердцебиение походило на взмах крыльев под ребрами. — Себастьян. — Господин, — тихо. Мальчишка прижал пальцы к ногам демона, находя тепло между ними. Мягкое. Волнующее. Рот Себастьяна казался слишком тонким. Он больше не поднимал глаз, однако Сиэлю показалось, что дворецкий медленно сдвинулся, совсем чуть-чуть — незначительное прижатие к прикосновению. — Можно подумать, что ты чего-то желаешь? — граф сжал влажные пальцы на коленях. — Не более, чем в любой другой день, мой лорд, — демон вновь опустил глаза. Теперь он зашнуровывал голенище сапожка на высоком каблуке, его пальцы были заняты лодыжкой господина. Изящное лицо было белым как смерть. Для существа, использующего слова в качестве оружия, ему, казалось бы, не доставляло удовольствия объясняться. Он не должен был быть настолько глуп, демонстрируя это. — Ясно, — Сиэль старался, чтобы его голос звучал легко и холодно. Это было похоже на то, как если бы он слишком близко наклонился к огню; жар, пронизывающий ногу, расцвел на его лице. Граф погладил пальчиками чувствительную плоть под брюками дворецкого. — Ты ничего от меня не хочешь? — Желание, господин, — осторожно произнес Себастьян. Ему удалось сохранить приятное вежливое выражение лица, однако что-то сжалось вокруг его глаз с тяжелыми веками. — Полагаю, вы не можете не знать, что приобретение вашей души было самым большим волнением... — Я не имею в виду свою душу. Взгляд дворецкого был прикован к сапогу в его руках. — Вы должны изъясняться более конкретно, милорд. — В таком случае — мое тело? Пауза. — Должен признать, господин, что запах вашей крови всегда вызывал восхищение для того, кто... — Плотское, — сказал Сиэль, — А не кулинарное, — он едва дышал. Пауза. — Мой лорд... — Да или нет, Себастьян? Демон не моргая посмотрел на него горящими темными глазами. Наступила тишина. Затем Себастьян облизнул нижнюю губу, медленно проведя по ней бледным языком, и граф почувствовал напряжение возбуждения зверя под пальцами. Он выдохнул, даже не подозревая, что задерживал дыхание. — Хорошо, — сказал мальчик, и это было правдой. Было хорошо. Это. В эту игру стоило сыграть, хотя он даже не догадывался о правилах. Сиэль сел прямо, давя своим весом на легкое подергивание плоти. Демон вздрогнул. Граф убрал ногу. И он чувствовал себя так, как будто нашел что-то, слепо ухватившись в темноте между ними, — какой-то фрагмент кривой тени, что-то реальное, и это было приятно. Себастьян, не поднимая глаз, зашнуровал второй сапожок, достал кольца господина и аккуратно завязал черную шелковую повязку на глазу. Однако Сиэль слышал дыхание дворецкого. Медленное, спокойное. Контролируемое. И когда они оба встали, он увидел настойчивую выпуклость под брюками своего слуги. Граф поправил воротник, с кристальной ясностью в голове. — Не беспокой меня до утреннего чая, — сказал он. — Конечно, господин, — согласие. Сиэль почувствовал, как демон шагнул вслед за ним, направляясь к двери. Он уже повернулся к своему кабинету, когда Себастьян повысил голос: — Милорд. — Ну что еще? — легкий поворот головы. — Надеюсь, я не причинил вам слишком сильной боли, господин? Граф оглянулся на него, увидев полное хладнокровие на лице дворецкого. — Да, — сказал он, засовывая руки в карманы. — Причинил. Но бывало и хуже. Лицо демона омрачилось. От этого странного быстрого взгляда у него скрутило живот. Жалости быть не могло. Конечно же, нет. Тварь бы не посмела. Возможно, именно это заставило Сиэля вновь заговорить, когда он был полон решимости этого не делать. Неспешно. Преднамеренно. Подражая вежливой насмешке дворцового. — Надеюсь, это не было твоим стремлением причинить мне боль, Себастьян? Какое бы выражение ни омрачило лицо демона, оно уже исчезло, и холодный рот Себастьяна выглядел тонким и сжатым. — Мой лорд, — сказал он, низко поклонившись. — Я получаю удовольствие там, где могу, — его фрак закружился в темноте коридора, когда он развернулся на каблуках и ушел.