·•════·⊱≼♚≽⊰·════•·
Март всегда печален. Сиэль вздохнул, сложив руки, и почувствовал, как тепло его влажного дыхания проникает сквозь рукав пиджака. Рукав льняной рубашки, опаляя нежную кожу. Он сидел в пустом саду на ступенях за фонтанами, что стояли полузаледенелые, безмолвные. Их резные херувимы были покрыты мхом. Мрамор отдавал холодом сквозь бархатные шорты, как будто он сидел на льду. Все было влажным: и трава вдоль дорожки, и голые ветки, и ступеньки под ним. Ему следовало взять с собой верхнюю одежду. Но он был тяжелым и громоздким — большой шерстяной плащ с накидкой — и его пальцы никогда бы не справились с мягкой тканью или жесткими пуговицами. Ребенок бы никогда не справился без посторонней помощи. Он не станет просить о помощи. В этом не было ничего удивительного — эта весенняя погода всегда отвратительна. Сиэль резко шмыгнул носом, в котором неприятно покалывало. Несколько мокрых листьев были втоптаны в бурые кирпичи у его ног. Гнилые, с едва заметными красными прожилками. Придавленные сапогами, дождем и временем, они почти растворились в дорожке. Было бы неплохо раствориться. Исчезнуть. Граф услышал шаги по гравию. Он напрягся, но не сдвинулся с места. — Молодой господин, — голос Финниана был высоким от удивления. — Уже почти время обеда. Что вы здесь делаете? — Хм, — Сиэль не поднял головы. «Прячусь». Был ли это ответ? Как будто существовало такое место, где зверь не нашел бы его. «Размышляю». О гневе, свирепом взгляде. Презрительной ядовитости слов, пронизывающих все тело. Все внутри. «Стараюсь не думать». Именно так. Он оглянулся на сырые листья, на поросшую мхом дорожку. Финни не пошевелился. — Вам не холодно? Как давно вы здесь? «Час. Примерно. С тех пор как я спустился из библиотеки после...» «Нет, мне не холодно». Зубы стучали от холода, поэтому ему пришлось прижаться подбородком к скрещенным рукам, когда он мельком взглянул вверх. — А что насчет тебя? — спросил граф. — На тебе даже нет пиджака. Юноша улыбнулся яркой вспышкой. На нем, как всегда, была только рабочая одежда — льняная рубашка и прочные твидовые штаны. — Я ничего не чувствую, — сказал он. — Это ерунда — кувшин с водой замерз сегодня утром, когда я умывался. Представляете, мне пришлось прийти сюда пораньше и привести все в порядок. Я слишком много срезал с живой изгороди. Ничего удивительного. — Я спросил мистера Себастьяна, и он сказал, что они должны вновь преобразиться в изначальный вид, когда все листья отрастут. Как только наступит настоящая весна. Сиэль слушал. Его взгляд был прикован к носкам начищенных сапог, к мокрой дорожке. Он позволил словам Финни омыть его, как далекому дождю. — Это липы, так сказано в книге, — садовник указывал на лишенную листьев квадратную изгородь, — переплетённые между собой. Так они называются, когда мы выращиваем их такими квадратными и вынуждены подстригать. Сплетенные липы, — Финниан снова улыбнулся. — Сплетенные липы, разве это не самое совершенное сочетание слов? Ребенок шмыгнул носом в манжету. — Ты был занят. — Ох, ну, — юноша пожал плечами и махнул ножницами в сторону сада позади себя. — На следующей неделе к нам приедут гости, и мистер Себастьян сказал, что нам всем придется много работать. У него на кухне есть целый список, и он зачитывает его нам. — Да, — тихонько сказал граф. — Нам очень повезло, не так ли? Самый что ни на есть настоящий чудо-дворецкий. Он посмотрел на Финни. И Сиэль не знал, какое выражение было у него на лице, но глаза напротив внезапно расширились и засияли сапфировым светом, и садовник уронил свой секатор на дорожку из красного кирпича. — Юный господин, — сказал он. — Ох, вам больно... Мальчик вздрогнул. Руки юноши крепко обхватили его за шею. — Нет, черт возьми, я в порядке... Финни заерзал на ступеньке рядом с ним, но объятий не ослабил. — Вы плакали. — Нет, — буркнул граф в льняной рукав. — Не будь глупцом, — однако здесь было холодно, и, разумеется, его нос был красным и мокрым. Естественно, его глаза были бы покрасневшими. Все из-за ветра. — Что-то не так? Если что-то не так, вы должны сказать мне. Я могу чем-нибудь помочь? Сиэль даже не ответил. Он почувствовал руку Финни на своей спине, неловкое похлопывание. Достаточно сильное, чтобы вырвать с корнем молодое деревце; этот светловолосый мальчуган, который сам был всего лишь веточкой дерева. Но он ничем не смог бы помочь. — Я могу спросить господина Танаку. Или же мистера Себастьяна. Вам нужно... — Нет, — сказал Сиэль. — Не нужно. — Хорошо, — осмотрительно. — Но ведь что-то произошло, — колено юноши задело его собственное. Граф закрыл глаза. Насколько Финни был другим. Сильный, но не такой, каким был Себастьян — этот был порывистым, как ветер. Не такой, как Себастьян, словно острый нож, что ты даже не осознаешь, как истекаешь кровью. От льняной рубашки исходил запах скошенного сена. Юноша сжимал его слишком крепко и дышал слишком шумно, но все оказалось не так плохо, как ожидал Сиэль. Он был очень теплым. У графа отяжелела голова. Он положил ее на плечо Финни, и на мгновение они прислушались к порывам ветра в безлистных липах. Затем мальчик вздохнул. — Хорошо, — сухо сказал он, уткнувшись в плечо Финни. — Я в порядке, ты можешь отпустить меня. Он почувствовал, как Финниан сжал его еще раз, прежде чем сесть обратно. — Вы уверены? — садовник похлопывал себя по карманам. — Кажется, у меня есть носовой платок в... — Нет, — сказал Сиэль и вытер нос кружевной гофрированной манжетой рубашки. — Я действительно в порядке. У тебя, скорее всего, есть дела поважнее. Однако юноша не понял намека и покачал головой. — Вам не следует быть здесь, в саду, совсем одному. Первой мыслью графа было сказать«я не один». На самом деле он никогда не был одинок. Демон всегда был на расстоянии не более одного слова. Такой же вездесущий, как тень, как тень, что простирается на полмира. Но это было не то же самое. И тогда Сиэлю захотелось сказать «я всегда один». Однако он не искал ничьей жалости. — Вскоре мне придется вернуться в дом, — сказал мальчишка, поежившись. Финни поднял лицо к серому, затянутому облаками небу. — Вы правильно поступили, молодой господин. Вам нужно больше находиться на свежем воздухе, — он улыбнулся, закрыв глаза, и ветер разметал его солнечные волосы по лицу. — Нехорошо все время пребывать внутри четырех стен. Когда он вновь посмотрел на графа, на его ясном лице отразилась непривычная серьезность. — Разве вы не устаете каждый день находиться в доме? Я бы этого не вынес, — он поднял ножницы и сунул их под мышку. — Я бы предпочел быть на улице в дождь, солнце, или даже во время снегопада. А что насчет вас? Пребывание внутри для меня равносильно тюрьме. Верно, как в тюрьме. Как в клетке. Но не дом был клеткой. И даже не кольцо Фантомхайва, ледяным ожогом впившемся в нежную кожу. Это было что-то совсем иное. Это была боль в его отмеченном глазу. В голове, груди. — Вам нужна чашка горячего чая, юный господин, — юноша улыбнулся, — и посидеть там, где тихо и тепло. Хотя мест таких здесь не так уж и много, лучше всего отправиться в оранжерею, где целое изобилие прекрасных цветов. Там тепло. Финни, конечно же, ничего не знал. Он даже представить себе не мог, в какой зыбучей тине лежит ответственность графа. Его мысли, страхи и кошмары. Но мальчишка лишь смотрел, как белая льняная рубашка садовника исчезает за темными зимними изгородями, и кусал онемевшие губы. В конце концов ему пришлось встать, и он встал. Ничем неприкрытые худенькие коленки ощутимо затекли. Граф обернулся к нависшему серому силуэту собственного поместья и его длинной тени над спящим розовым садом. Финни ничего не знал, но иногда казалось, что он знает гораздо больше, чем все они.·•════·⊱≼♞≽⊰·════•·
— Что на сей раз сделал молодой хозяин? — Бард порывисто вздохнул. — Ему захотелось еще печенья? Себастьян не оглянулся. — Нет, — он отложил нож и смел измельченный свиной фарш в блестящую кучку в миске. — Мне просто показалось, что что-то случилось, вот и все. — Нет, — вновь повторил дворецкий. Нет. Ничего. Юный господин вообще ничего не сделал. У него было только одно требование. «Лечь». Из всех губительных маленьких кусочков полнейшего дерьма... Демон снова взял нож. Нарезка кубиками, быстрое скольжение лезвия. Безусловно, с ним обращались и хуже. Другие хозяева. И он получал от этого некое удовольствие. Когда-то все было иначе. Другая форма, другая эпоха. Ногти вонзались в его плоть. Спутанные ресницы, скользящие по спине. Скорпионы на коже. Но сейчас все было по-другому, и, как назло, дворецкий даже не мог найти причину почему. Это было почти именно то, чего он хотел. Тело его господина. Напряженные маленькие ручки, прижатые к груди Себастьяна. Тепло обнаженных ножек, неловкое оседание мягких ягодиц. И когда он опустился на член... Демон закрыл глаза и прислонился к холодной мраморной столешнице. Этот ребенок. Он был столь властным. Столь холодным. И было ли все это из-за чувства собственного достоинства? Как будто это было совершенно разумно. Приказать своему слуге лечь на пол библиотеки и молча трахнуть себя. Как будто его собственный крохотный член не был блестящим и твердым, когда он пытался овладеть телом своего демона. Вряд ли было даже утешением то, что он заставил мальчишку кончить; это было почти предсказуемо — глупая мелочь не обладала ни малейшим самоконтролем. Он гнался за собственным удовольствием, как кошка за бабочкой. Нет, более того — граф требовательно протянул к нему руку. Он не мог отказать себе. Не мог дразнить себя на грани удовлетворения, где острая потребность только усиливала конечное освобождение; он был слишком быстр. Слишком груб. Иначе зачем бы ему это делать? Мальчику даже не удалось взять больше головки. Ее ширины оказалось более чем достаточно для него. Очевидно, ему было больно; Себастьян почувствовал боль — резкий запах аммиака на коже своего господина. И для демона это тоже было достаточно болезненно: резкое сжатие тугой дырочки на нежной головке его члена. Медленно выделяемой жидкости все еще было недостаточно, чтобы ослабить жесткое сдавливание внутри бархатного жара. Ох, какая же глупость. Глупость. Смелость. Высокомерие. — Эй, — Бард все еще смотрел на него широко раскрытыми глазами. Нахмуренный. — Ты в порядке? — голос мужчины был медленным от беспокойства. — Ты волновался всю эту неделю. Знаю, что мы не лучшие в этом деле, званые ужины и все такое, но мы справимся. Если тебе нужно, чтобы я сделал что-нибудь еще, я могу попробовать. Финни в основном заканчивает с садами, но если ты хочешь, чтобы кто-нибудь поработал над... — Званый ужин господина — наименьшая из моих забот, — резко сказал Себастьян. И, честно говоря, слишком резко. — Никто не станет винить тебя, если ты сделаешь перерыв, — шеф-повар покачал головой. — Ты работаешь усерднее любого из нас. Иди, я могу закончить здесь. Дворецкий посмотрел вниз на пухлый восковой кусок свиного сала, упругий и белоснежный. На блеск жира на его ноже. «Идти». Куда? В этом не было никакого смысла. Наверх? В свои пустые покои к запаху пыли и дуба, к скрипу половиц на ветру. Прикусить язык до крови и с горьким разочарованием трахнуть собственный кулак. У него не было времени. Это была всего лишь жалость к себе. Времени на это будет предостаточно, когда в доме воцарится тишина. — Я в порядке, — сказал он. — Уверен, что все, что беспокоило юного господина, уже закончилось. Однако Себастьян уже знал. Он был озадачен. Его опередили. Все уже было кончено. И это было лишь начало. В то утро граф не просил чая. Однако он вышел в сад — демон отчетливо слышал это. Чувствовал его аромат. Он остановился посреди накрахмаливания белья и, подняв голову, прислушался к стуку маленьких деревянных каблучков по ступенькам крыльца. По гравийной подъездной дорожке и садовой тропинке. Ребенок разговаривал с Финни, но Себастьян едва мог уловить обрывки слов — Мэйлин спрашивала его о разнице между бельгийским дамаском и ирландским льном, и к тому времени, когда вновь воцарилась благословенная тишина, граф уже возвращался в дом. Дворецкий не видел своего господина до обеда. Весьма подобающе мальчик сидел во главе огромного пустого обеденного стола. Его заостренный подбородок был высоко поднят. Бледные щеки все еще покрывал прелестный румянец от холодного ветра снаружи. Демон наполнил ожидающий стакан и налил бульон. Планировал ли это граф? И как долго? Потому что мальчишка не был импульсивным. Он все взвешивал, проверял. К тому времени, как действие проявлялось, оно уже прочно сидело в маленькой головке. Что лишь усугубляло ситуацию, потому что Себастьян никак не предвидел такого поворота событий. Ох, этот ребенок. Требует чистую столовую ложку. Спрашивает своим ясным высоким голоском: «Ты вытер пыль со всех люстр? Хрустальных? И в бальном зале тоже?» Демон подал вареную форель и полил ее соусом из эстрагона. Он отвечал на вопросы. У него самого не было плана. Дворецкий уже пытался это сделать, но его опередили. Он попробовал в неистовом порыве, и на короткое время это даже сработало — граф взял его член, ведь так? Нехотя в рот. Однако теперь юный господин был настороже. Острое лезвие клинка было бы легче проглотить, если бы в голосе надменного лорда прозвучало хотя бы малейшее сомнение. В его манерах и взгляде. Но этого не было. Мальчишка казался довольным своими действиями, полностью непоколебимым. Не стыдясь ничего. И это было то, что слуга хотел знать. Впрочем, не без последствий — костяшки на крохотных ручках побелели, когда тот встал со стула. Дворецкий знал, что его господин испытывает явный дискомфорт. Физически, если не умственно. Морально? — изумился Себастьян, возвращаясь на кухню. На кухню, к работе и бесконечному дню. И как бы ему хотелось задать этот вопрос: «Вы поимели нечестивого демона, милорд. Как вы себя при этом чувствовали?» Если бы все было иначе, он мог бы спросить его об этом в библиотеке. Прижать распаленную мелочь к себе и лизнуть нежный острый подбородок. «Что вы почувствовали?» Все было по-другому. Граф позаботился об этом. И Себастьян тоже был готов быть с ним нежным. Не было никакого удовлетворения. Лишь только тень, позже. Гораздо позже, эстетический вкус во время купания — раздевания мальчика, безусловно, он никогда не устанет от этого — и, если ему повезет, тихое мычание удовольствия, когда ребенок погружал озябшие пальчики ног в ожидающую ванну. Но сегодняшним вечером это был другой звук. Приглушенный. И дворецкий увидел напряжение в пронзительной синеве бездонных глаз, когда тот опустился в дымящуюся воду. Демон не скрывал своей улыбки. Но граф все равно не смотрел на него. Себастьян ждал, пока вытирал своего господина мягким банным полотенцем. Пока надевал чистую ночную рубашку на раскрасневшееся стройное тельце и задумчиво не опустился на колени. А затем он достал маленький синий флакон с аккуратной напечатанной этикеткой и протянул его графу — сапфир блеснул на ладони, затянутой в белоснежную перчатку. Ребенок нахмурился, как будто бы увидел паука. — Что это? — Масло календулы. — Мне ничего не нужно. — Что ж, — демон повел плечами, что можно было бы расценить за пожатие, — вы, должно быть, испытываете некоторый дискомфорт, господин. Он знал, что ему не придется объясняться. Мальчишка взял флакон и медленно повертел его в изящных пальцах, и он уже сам все понял. Заостренное личико покраснело и поморщилось от раздражения. А Себастьян осторожно продолжил: — Вы должны относиться к своему телу с большим вниманием, милорд. Я не могу уберечь вас от травм, я могу лишь дать совет. — В этом нет необходимости, — его господин почти проглотил эти слова. Он был яростно розовым. — В вашей импульсивности есть юношеское качество, которое, безусловно, заслуживает похвалы. Однако я должен отметить, что есть несколько более эффективных способов сделать это. — Я тебя не спрашивал. — Если бы вы это сделали, — сказал дворецкий, — я бы смог вам помочь. Если вы... — Но я этого не сделал. Не спросил, — мальчик сжал в кулаке маленькую бутылочку, заложил обе руки за спину и стоял так чопорно и гордо, словно был одет во все свои регалии. Демон пристально посмотрел на него. И продолжил: — Если вы намерены заниматься подобной деятельностью, возможно, в следующий раз вы захотите проявить предусмотрительность. И должное внимание уже после завершения. Когда... — Этого больше никогда не повторится. Себастьян посмотрел в ясные глаза напротив. В утомленное сужение. И граф не был связан теми же правилами, что и слуга — только демону было запрещено лгать. Но он не думал, что его господин лжет. Он очень боялся, что тот не лжет. — Быть может, и нет, — дворецкий почувствовал, как по шее медленно пробежала теплая дрожь. И вот к чему привело то, что он позволил мальчишке зайти слишком далеко. Это невыразимое высокомерие и эта незнакомая дистанция. У маленького лорда были желания. Он исполнял их и по-прежнему оставался их рабом. Если бы ребенок только позволил соблазнить себя... — Быть может, и нет, — повторил Себастьян. Очень любезно. — Милорду явно было сложно держать все под своим контролем. — Календула, — в голосе графа звучало презрение. — И что, по-твоему, я должен с ней делать? — но в разномастных глазах появился вопросительный огонек, когда он оторвал взгляд от этикетки. Конечно, конечно, как бы сильно он ни отталкивал от себя свою крадущуюся собаку, беспомощное маленькое существо все еще нуждалось в слуге. Если бы демон только позволил себе удовлетвориться этим... — Актуальное применение, юный господин, — его лицо скривила приторная улыбка. — На все области дискомфорта. Думаю, в течение нескольких дней это может быть неприятным опытом. Вы окунаете пальцы в масло и... — Да, — резко перебил граф. — Я знаю, что означает «актуальное». — Вам понадобится помощь, мой лорд? — осторожно спросил Себастьян. Многозначительно. — Не неси чушь, — мальчик сердито покраснел. — Я могу позаботиться об этом сам. Демон прочистил горло. Представляя. Скольжение этих маленьких теплых пальчиков в масле, прижимающихся к раскаленному трепету его маленькой дырочки. — Я бы хотел посмотреть, господин, — он знал, каким будет ответ. Однако это того стоило. Даже просто предложить. Крошечным зернышком посадить эту мысль ему в голову. — Сейчас же убирайся, — приказал граф, — ты, тварь! Себастьян ушел.·•════·⊱≼♚≽⊰·════•·
Прошел четверг. Они были заняты. Сиэль был занят. Он практически не разговаривал со своим дворецким. А дворецкий еще ничем не отплатил. Чудище было наказано, как нашкодивший пес. Граф надеялся, что он это понимает. А он понимал, должен был — гордость Себастьяна была странной жидкой дрянью, то изменяющейся, то вновь формирующейся. Хоть и чувствительной. Дрожащей от прикосновения, как одно из тех ужасающих аморфных созданий, вытащенных из черного сердца океанов. В нем всегда было что-то слишком непостоянное. Однако это было совсем другое. Более непоколебимое. Безупречное. Сиэль не привык к такой сдержанности Себастьяна. Дворецкий был чист и совершенен, выточен из слоновой кости, расписан чернилами. У него совсем не было никаких мыслей. Он был всего лишь бездушной машиной. Расписной восковой фигурой, как у мадам Тюссо. Мальчик вздохнул, отодвигая пустую чайную чашку в перерыве между просмотром финансовых страниц «Таймс» и началом домашнего задания по-греческому; его плечи затекли. Казалось, будто бы весь день представлял собой холм, на вершину которого ему следовало взобраться. И в конце его ждал еще один. Банальность заключалась в абсолютной пустоте этих вещей — этого чая. Этого стола. Он устал думать. Он решил не думать. Но это оказалось труднее, чем граф ожидал, — закрыть дверь в своем сознании и попытаться сосредоточиться — и, кроме того, он с трудом мог расслабиться; ему нужно было спланировать убийство. Весьма вероятно, его собственное убийство. Однако мысли были раздражающе беспорядочны. И вот он вновь думает о Себастьяне. Сиэль не ожидал, что демон будет доволен его вчерашней выходкой в библиотеке. Это было своего рода местью — еще одной разновидностью ошейника. Но в основном это было для него самого. Потребность и любопытство. Ему хотелось знать, каково это — чувствовать тело демона под собой. Внутри себя. И теперь он знал. Было слишком больно. Масло календулы помогло. В какой-то степени помогло. У него болела голова. И вот сидя здесь, он все еще думает. Дворецкий еще не отомстил. Сиэль всегда считал себя более терпеливым, чем зверь, служивший ему. С того момента, как чудище вышло из темноты, оно всегда руководствовалось скорее инстинктами, нежели разумом. И тогда они противостояли друг другу как равные, когда сидели, обсуждая свой контракт в запекшейся крови и зловонии смерти в разрушенной церкви. В руинах всего. Когда Себастьян сел напротив него и спокойно заговорил с ним. Скрестив ноги, абсолютно расслабленный. Никаких почестей, лишь ужасающая блестящая готовность, которая ослепляла даже тогда, когда вызывала тошноту. Никто не заключает контракт, от которого он может только что-то потерять. И дворецкий что-то потерял, не правда ли? Он должен чувствовать себя так, будто в действительности так оно и есть. Иначе в этом не было никакого смысла. Однако граф знал, какова на вкус победа. И дело было не в этом. Он отодвинул стул, чувствуя, как его тяжесть проходится по толстому ворсу, и вышел из кабинета. Он уже спускался в гостиную, когда обнаружил Себастьяна и слуг в коридоре, скатывающих ковры. Полировка деревянных паркетных полов. — Ах, юный господин, — дворецкий склонился над своим блокнотом. — Если желаете, то можно спуститься по лестнице в восточное крыло. Сиэль остановился, скрестив руки на груди. — Все идет по плану? — Полагаю, что да, милорд, — демон что-то проверял в своем списке. — Все проявили необычайное усердие, учитывая обстоятельства. По крайней мере, это уже что-то. Себастьян вел себя надлежащим образом в присутствии остальных. В этом отношении на него можно было положиться. Почему-то здесь, в присутствии всех остальных, было легче с ним говорить. Дворецкий был всего лишь дворецким. У них было определенное взаимопонимание. И Себастьян был вынужден быть перед ними чем-то одним, их делом, их главным дворецким, и он был послушен. Так с ним проще было разговаривать. — Все письма с ответом на приглашение вернулись, не правда ли? — Сиэль знал, что так оно и есть. Но было облегчением стоять здесь и чувствовать себя обыденно. — Все верно, господин. Мистер Кин подтвердил свое присутствие последним, но, наконец-таки, он это сделал. Театральные деятели, тск, они сущий дьявол в организации. Списки, планы. Все очень эффективно, и все шло по задумке. — А конюшни будут оборудованы для приема дополнительных лошадей? — Разумеется, милорд. Мы вполне готовы. И в действительности это так, — прекрасные гранатовые глаза блеснули манящим блеском. — Разве я когда-нибудь разочаровывал вас, господин? Сиэль хотел ответить. Но дворецкий отвернулся и покачал головой, глядя на Барда. — Не так, неси рулон между собой. В длину. Как тело. Да, лучше... Граф прочистил горло, привлекая к себе внимание демона. — Во всяком случае, это все, что в наших силах. Финни сказал, что дождь утихнет. — Очевидно, мой лорд. Было бы лучше, если бы это было не так. — Вот именно, — мальчишка прикусил губу. — И это в наших силах? — Боже милостивый, господин. Теперь вы просите своих слуг контролировать погоду? — улыбка Себастьяна была широкой и безобразной. И Бард усмехнулся через плечо, проходя по коридору и волоча за собой свернутый ковер вместе с Мэйлин. — Себастьян хорош, — сказал шеф-повар, — но даже у него есть свои пределы. Возможно. Сиэль нахмурился. Как и у большинства людей. Граф даже не был уверен, нашел ли он предел демона. — Не желаете ли ознакомиться с меню, милорд? — Себастьян протянул аккуратно исписанные страницы. И Сиэль знал этот почерк, почерк своего дворецкого, быстрые твердые черточки с тонкими петельками. Гороховый суп с мятой. Жареная баранья нога. Желе из яблок и розмарина. Морковь и репа. Он опустил страницу. — Выглядит замечательно, — сказал мальчик, — и это обычное дело, не правда ли? — Все верно, если верить книге, — демон задумчиво фыркнул. — Хозяйка дома обычно составляет план питания вместе со своим кухонным персоналом. Вы, как глава семьи, должны высказать свое мнение. Я знаю, как важно для вас овладеть каждой деталью плана, господин. Глаза дворецкого были холодными и дерзкими. Сиэль нахмурился еще сильнее. Безусловно, это важно. Единственным другим вариантом было бы спихнуть все на своего слугу, и никто в здравом уме не стал бы смотреть на это самодовольное осторожное существо и доверять ему свои дела. Он вновь попытался прочитать список. Перевернул страницу. Четыре ящика шампанского. Два ящика смешанного кларета. Одна дюжина бутылок портвейна. Одна дюжина бутылок испанского хереса. — Все выглядит прекрасно, — сказал он, не имея полнейшего понятия, сколько может выпить горстка скучающих взрослых. — Нет никаких проблем? Граф знал, что ему следует вернуться к работе. Но это — он и его дворецкий, стоящие в коридорах, не тут и не там, и Бард, ожидающий наверху лестницы, — вот как это было раньше. Просто. — Только фазан, юный господин. Сиэль потер переносицу. — Фазан? — Обычно в поместье в это время года в кладовой хранится запас дичи. Но я позабочусь об этом, милорд, — Себастьян поклонился. — Охота на дичь для меня своего рода развлечение. — Хм, ты можешь позаботиться об этом? — мальчишка резко поднял на него взгляд. На первозданный силуэт лица существа, на острые, словно крылья, углы белоснежного воротника. — Мой лорд, — демон наклонил свою гладкую голову. — Вы доверяете мне позаботиться об этом? Граф отвернулся. Никакого другого выхода не было. В конечном итоге им придется работать вместе. — Прекрасно, — сказал он. — Если возникнут какие-нибудь проблемы, ты немедленно уведомишь меня о них. О любых проблемах. Потому что он, разумеется, не доверял твари. Сиэль не верил, что она выполнит свою работу, не исказив все каким-либо образом. Но он не мог делать все сам. Это было слишком утомительно. Граф был измотан. Ему хотелось опустить голову на тяжелый письменный стол и забыться сном. — Да, мой господин, — сказал демон.·•════·⊱≼♞≽⊰·════•·
Возможно, его поймали за пристальным разглядыванием. А, быть может, именно это побудило господина поступить так? После бесконечной тишины ужина, наполненной тишиной во время принятия ванны. Потрескивающей тишины теплой темной спальни, когда Себастьян помог своему маленькому лорду надеть ночную рубашку — мягкий лен, пахнущий сладкой лавандой. И мальчик вновь приподнял подол. — Подойди, — сказал он. — Ближе, пес. Возможно, его господин спланировал все заранее, и да, это было более вероятно. Он редко действовал импульсивно. Такие вещи были глубоко укоренившимися, медленно распускающимися. Самые вероломные из цветов. В любом случае у мальчишки появилась идея. Что-то, чего он хотел. Себастьян приблизился на коленях ближе. Он следил за выражением своего лица. Так было безопаснее всего — он не мог знать, чего ребенок не хочет, пока не был уверен в том, чего он хочет. Реакция может и подождать. — Ты чего-нибудь хочешь? — с горечью произнес граф. Он протянул обе свои крошечные ручки, и его ногти впились в шелковистые темные волосы. Господин прижимал его голову к обнаженной груди так, словно дворецкий был собакой. — Ты не получишь этого, ты ведь знаешь? — тихонько возле его щеки. — Ты не получишь от меня ничего, что желаешь. Демон вдохнул аромат сахарной кожи, все еще разгоряченной после ванны. Теплые руки снова оттолкнули крепкие плечи. И тогда его отстранили. Себастьян соединил ладони в перчатках. — Нет, — сказал граф, — ты останешься и будешь смотреть. Маленький лорд знал. Он понял. Его пальчики были тонкими, изящными. С розовыми мягкими подушечками. Они крепко сжимали собственный член. Дворецкий знал, что господин сгорал от желания. Дрожал от нужды погрузить свой член в горячий рот слуги. Однако мальчишка не собирался этого делать. Он даже не собирался давать Себастьяну почувствовать вкус своего тела. — Ты мне не нужен, — этот хрупкий тоненький голосок повис в полумраке спальни. — Я не хочу тебя. Это было неправдой. Демон прекрасно знал это. И этого должно было быть достаточно, для понимания, но осознание никак не ослабило рев в голове Себастьяна. Ребенок наблюдал за ним. Он знал, что делает. Точно знал, что делает со своим слугой, и позвоночник демона, казалось, разгорается багровым пламенем. Бывало, что мальчик почти не замечал этого, настолько поглощенный собственным удовольствием или унижением, и не задумывался о мучениях Себастьяна. Он задался этим вопросом вчера, когда граф отдал приказ в библиотеке. Лечь. Но это было сделано намеренно. Во всем этом должно было быть какое-то удовлетворение. Господин нуждался в нем здесь. Нуждалась в его взгляде, в его присутствии. Под ним маленький лорд расцвел ядовитым цветком. Благоухающий в полночь ни для чьих-либо глаз, кроме его. Однако дворецкому не разрешалось приближаться. — Скажи мне, чего ты хочешь, — в аристократичных чертах прекрасного личика, в изгибе мягкого рта проступило презрение. Он выглядел взъерошенным, как бутон розы. — Скажи мне, чего ты желаешь, Себастьян. «Мои руки покрыты вашей кровью. Мой член влажный в вашем рту». Однако именно этого и хотел ребенок. Ему хотелось видеть гнев своего демона. И обычно дворецкий подчинялся. Но сейчас все было по-другому. Он даже не знал, сработает ли это. Достаточно ли будет страха? Ведь ему ничего не стоило напугать мальчишку. Он мог бы оскалить зубы и напомнить своему господину, кем он является на самом деле. Но это было бы не более чем бессильное рычание загнанной в клетку твари. Это не имело никакого смысла. Он был почти уверен в победе, когда завладел нежным ртом графа в кабинете. Мягкие губы приоткрылись для члена своего слуги, трепещущий язык жарко посасывал кожу. И мальчик столь сладко принимал палец Себастьяна. В карете, в этой самой спальне. Демон провел языком по затаившим дыхание острым зубам. Ах, он был так уверен. Слишком уверен. Как победа ускользает сквозь пальцы? Как дыхание над стеклом, растворяется. Как дым в безмолвном воздухе. Это было труднее, чем действовать и принимать решения. Это было сложно. Он устал притворяться. — Себастьян, — предупреждающе. Это слово, это имя. Оно опалило печать демона. Он зарычал. Мягко, но оно началось глубоко в его груди и нарастало, пока он не почувствовал пульсацию через кожу. Дрожание канделябра на прикроватном комоде. Его господин наблюдал за ним напряженными глазами, и ему стало интересно, чувствует ли ребенок то же самое. — Я отметил вас, милорд, — Себастьян старался держать свой голос под контролем. — Вы принадлежите мне. — Еще нет, — граф стоял дрожащий, нагой. Его глаза сверкнули в полутемной комнате. Ликующе. — Я еще не принадлежу тебе. Дворецкий почувствовал, как его кожа пульсирует, словно неспокойная вода. Он знал, что тени колышутся вокруг него. Мог видеть их не глядя, наблюдать за ними на теплом фарфоровом личике. По расширению ясных необыкновенных глаз. Господин все еще боялся его. — Не прикасайся ко мне, — задыхаясь приказал граф. Изящная ручка дрожала на собственном теле, щеки покрылись прелестным румянцем. — Скажи мне, чего ты хочешь. Демон медленно вдохнул. И когда он заговорил, это был почти вздох. — Мой лорд, — сказал он. — Нет такой части вас, которую я не хотел бы сломать. Ребенок закрыл глаза, когда кончил. Темные пушистые ресницы затрепетали. Мягкие, словно крылышки малахитовой бабочки, на его разгоряченных щеках. Он застонал. Себастьян не пошевелился. Он лишь жадно вдыхал свежесть мальчишеского запаха, наблюдая, как молочно-снежная струйка скользит по стройному бедру. Безусловно, у него была гордость. Но он был голоден. Слишком голоден сегодня ночью. — Милорд, — начал было дворецкий, — могу я... — Можешь быть свободен, — задыхаясь сказал граф. Его узкая грудь тяжело вздымалась. — Ты мне больше не нужен, — он наклонился, чтобы вытереть ногу скомканной ночной рубашкой. Себастьян медленно встал, и оцепенелость пронзила его до самых костей. Он почувствовал усталость. Этот сосуд был еще нов, эта выбранная им чистая смертная форма, еще наполненная жертвенной кровью. Но когда он встал и проверил огонь, когда поднял колеблющийся канделябр и прислушался к тихим шорохам мальчика, забравшегося под ожидающие его одеяла, демон почувствовал себя почти таким же старым, каким он был в действительности. Дворецкий и представить себе не мог, что это может стать их патовой ситуацией. Настолько близко, а в ноздрях все еще стоял сладкий аромат маленького голодного тела. Он почти бесшумно закрыл дверь. И зашипел в пустых коридорах дома своего господина, совсем не тихо. Ночь предстояла долгая.·•════·⊱≼♚≽⊰·════•·
Это было не то же самое. Это было не то же самое. Сиэль пожевал уголок наволочки. Он не знал, как долго пролежал здесь, но хрустящая ткань была уже насквозь промокшей и неприятно терлась о его язык. Вкус отдавал крахмалом и лаванды. Какая пустая трата четверга. Если только сейчас не была уже пятница. Но это не так. Насколько он знал... А он даже не знал. Это было глупо. Сегодня на десерт был малиновый бисквитный торт. С ванильным кремом. Граф даже не притронулся к нему. Сиэль раздраженно перевернул подушку. Возможно, ему следовало позволить Себастьяну поцеловать себя. Когда зверь пытался, много ночей назад. Однако дворецкий был самодовольным, невыносимым, и он предпочел бы умереть... Возможно, ему следовало попробовать самому, пока он держал демона в ошейнике. Мальчишка мог бы сделать это, сидя у него на коленях. Сиэль начал поглаживать себя. Слегка, болезненно. Когда-то ему было достаточно и этого. Его собственной руки. Собственных мыслей. Было столь унизительно нуждаться в большем, нуждаться в ком-то еще. И из всех людей, нуждаться именно в Себастьяне. Он уже пытался это сделать, не так ли? Он не должен был все еще нуждаться. Ребенок видел то, что видели другие. Ему было прекрасно известно, что его слуга красив, любой дурак об этом знал. И было бы отвратительно, если бы демон подумал, что Сиэль желает его из-за красоты, словно он такой же глупец, как и все остальные. Впрочем, быть может, это было лучше, чем правда. Граф прикусил губу. Если бы тварь только знала, что он желает ее за все, кроме красоты... За эти глаза, столь бесчеловечные. За резкость в бархатном голосе. За тень, черную, как чернила, на каменных руинах, на останках тел, на всем, что они оставили позади себя. И, о, он был прекрасен. Сиэль резко вдохнул. «Себастьян».·•════·⊱≼♞≽⊰·════•·
Демон вздохнул. Он поднял взгляд от бухгалтерской книги, лежащей на столе перед ним. Звал юный господин. «Себастьян». Дворецкий вновь тяжело вздохнул, постукивая ручкой по странице. Он находился в кабинете управляющего, в залитой золотыми лампами тишине, рядом с главной кухней. Было поздно. Часы показывали, что уже поздно. «Себастьян». Ох, этот мальчишка. Его сны. Его видения. И дворецкий найдет своего господина, свернувшегося калачиком в затененной постели, разгоряченным, влажным и заплаканным, рыдающим о том, чего демон никогда ему не сможет дать. Впрочем, если Себастьян пройдет весь этот путь, и это будет всего лишь просьбой о теплом молоке... Что ж, капризный граф может получить то, на что он вовсе не рассчитывает. «Себастьян». Едва уловимо, отчаянно. Ребенок, вероятно, упал с кровати и спрятался под ней. «Ах, С-Себастьян…» И это звучало совсем по-другому. Демон отложил ручку. Был ли его господин... Не может быть. Дворецкий медленно сглотнул, чувствуя, как нарастающий жар сдавливает горло. Знал ли мальчик, что его слуга слушает? Неужели он снова дразнит, точит когти своего верного пса? Себастьян осторожно наклонил голову в томительной тишине комнаты, выжидая. «Ах... ах...» Сейчас в мягком голосе не было насмешки. Это не было похоже на те резкие короткие вдохи, на острое презрение, с которым ребенок наблюдал за его мучительным голодом. Дворецкий теперь мог слышать лишь потребность, и он знал, что мальчишка был погружен в себя, не задумываясь о своем подслушивающем слуге. И почему-то именно это пронзило его. Это было тем, что всколыхнулось в глубине всего тела и заставило пальцы в белоснежных перчатках напрячься. Заставило отодвинуть стул и встать, держась за край стола. Демон закрыл глаза. Прислушиваясь. И это был почти всхлип, приглушенные звуки. Его имя на устах господина. Себастьян вздрогнул и прижал руку к болезненному возбуждению. Граф не звал его; он не знал, как это обжигало тело демона. Будто игла под кожей. Крюк в истерзанной плоти. Это была одна из тех вещей, которые ему никогда не предназначалось лицезреть. Себастьян поднимется туда. Если его господин позовет еще раз. Он оскалит зубы — о, это будет приятно, — и увидит, как на фарфоровом личике отразится неподдельный страх. Как он скрасит эти широко раскрытые глаза. Дворецкий знал этот взгляд. Он почувствовал бы невольное восхищение, даже наблюдая за тем, как смертное тельце застывает, словно робкое слабое существо, которое замирает, притворившись мертвым, прежде чем перевернуться и обмочиться в ужасе. «Себастьян... ах…» Хмыкнув, демон отодвинул стул и направился наверх.·•════·⊱≼♚≽⊰·════•·
Дверь открылась достаточно тихо, но Сиэль услышал. Его ноги будто налились свинцом. Сколько уже было времени? Он моргнул, переворачиваясь, и влажность ночной рубашки на его бедрах ощущалась неприятно отчетливой. Скольжение масла календулы в руке, когда он сжимал пальцы. Серный огонек спички зашипел, и, моргнув, граф проследил за пламенем до канделябра в крепких руках. Дворецкий задул спичку. — Вы звали, господин. Сиэль сжал колени вместе. — Я этого не делал, — сказал он. — Убирайся, — ему было жарко под одеялом, он еще не закончил. Себастьян поставил канделябр у кровати. — Вы звали, — его длинные глаза были плоскими. Опасными. Он замер, резко вдохнув. — Мой лорд, — его вздох был почти задумчивым. А затем его длинные пальцы в перчатках блеснули в полумраке комнаты, потянув за воротник, и развязали черный шелковый узелок. Демон ослаблял галстук. И желудок графа сжался в комок и стал холодным, будто камень. — Я этого не делал, — сказал он. — Ты можешь быть свободен. — Принято к сведению, милорд, — дворецкий забрался на кровать, и Сиэль приподнялся, подтягивая одеяло ближе, когда слуга опустился на колени у его ног. — Какого черта... Себастьян потянул одеяло в сторону, и глубокий пуховый матрас прогнулся вокруг мальчишки, когда демон низко склонился над ним. — Однако вы все же призвали меня, — его кулаки оказались по обе стороны от стройных бедер. Он протянул руку в белой перчатке и коснулся нежного подбородка. Скользнул по беззащитному горлу. — Разве не так? — Нет, — ребенок откинулся на подушку. Его голос гулко отдавался в ладони демона. — Не прикасайся ко мне, как ты смеешь... — Юный господин, — перебил дворецкий. — Я мог слышать вас. — Я не звал тебя. Я не несу ответственности за то, что говорю, когда делаю это... — Понятно, — его рука замерла, сжавшись. — Это вполне возможно, милорд. Вожделение оказывает подавляющее действие на логическую функцию мозга. — Да, — сказал Сиэль, выдохнув. — Вот именно. Поэтому я не могу нести ответственность за... Приглушенный тем, когда крепкая рука закрыла ему рот. Демон улыбался ему. — Понял, — сказал он. — Благодарю вас, господин. Нет, нет, у графа что-то болезненно отдалось в груди. Он укусил Себастьяна за руку. Это было не то, что мальчик имел в виду... Слуга отдернул руку, и Сиэль закричал: — Ах ты грязная шавка! Это не разрешение. Только потому, что я... Вновь рука, и он не смог издать ни звука. Лишь приглушенно промычать. Яростно, и Себастьян вздохнул над ним — столь мягко, слишком мягко, ублюдок, и он наклонился, чтобы что-то сказать ему на ухо. — То, что годится для господина, годится и для слуги. Я не виноват, милорд, вы приоткрыли дверь, — губы демона коснулись самого краешка чувствительной мочки. Вдох. — Я лишь вошел внутрь. Мальчик попытался заговорить. Попытался пошевелиться. — Не шумите, мой лорд, или мне придется держать вас вот так. — Ты не можешь, — граф судорожно вздохнул, когда дворецкий снова убрал руку. Но он только прошептал. Крепкие колени оседлали его. — Ты не посмеешь. — Вы не согласны с моей аргументацией, молодой господин? — Твоя аргументация... — ребенок дрожал. Но Себастьян смотрел на него, не мигая, достаточно близко, чтобы он мог видеть пульс над высоким накрахмаленным воротником. В глазах напротив вспыхнул жаркий огонек. — Твоя аргументация — худший вид заблуждения. Всего лишь... — он выгнулся. — Софистика. Слова. — Именно так, милорд, — демон откинулся назад, и граф вновь выдохнул. Облегченно. Свободно. Он полусидел, его колени все еще были прижаты раздвинутыми бедрами. — Да? — его дыхание было прерывистым. — Ты согласен? — Заблуждение, — сказал Себастьян, — да. Но я никогда не ожидал выиграть этот спор с помощью аргументации. Слуга расстегивал брюки. Кровь леденела вдоль гибкого позвоночника. Он не мог сделать вдох. Тяжесть зверя слишком ощутимо давила на него. И жарко. И чрезмерно нетерпеливое возбуждение прижалось к острым коленкам. Твердое. — Убирайся прочь, — сказал граф. Дворецкий улыбнулся. Сиэль толкнул демона в грудь, но тот не дрогнул. Он задрал льняную ткань. — Господин, — глаза Себастьяна были жесткими, и он сжал розовое колено. Поднял его выше. — Если вы хотите, чтобы я слушал, вы должны приказать мне остановиться, — он наклонился ниже, и черные шелковистые волосы упали на бледное точеное личико. — Посмотрите прямо на меня. И прикажите мне остановиться. Мальчишка посмотрел. В длинные и темные глаза напротив. Хмурые. Голодные. — Ублюдок... — Если вы способны на это, милорд... Если вы способны сказать мне, что вы не просто произнесли мое имя... — Я не звал тебя... — И, полагаю, не вздыхали. Не трогали себя, господин? Не засовывали свой собственный палец внутрь, не думая обо мне? Сиэль отвернулся. Его руки сжались в кулаки на двубортном черном жилете. — Убирайся, — сказал он, — убирайся, убирайся... — Мое имя, милорд, — Себастьян низко наклонился к его уху. Ноги болели, прижатые к узкой груди. — Вы произнесли его? Тварь знала. Она уже все знала. — Да, — прошипел мальчик. И он почувствовал пальцы между ног, хватающие, ищущие, холодные кончики в перчатках, нащупывающие его дырочку и проникающие внутрь. Он стиснул зубы. Острые швы. Слишком грубо, и граф вскрикнул. Вновь сильная рука, прижатая будто вата ко рту, и голос, этот голос, горячий у хрупкого плеча. — Все еще мягко. Ох, господин, — жжение, когда пальцы двигались внутри него, ритмично. Жестко. — Вы меня ждали? Глубже, и он почувствовал, как сгибаются пальцы демона. — Большего, — прошептал Себастьян. Тихо, перекрывая приглушенное мычание и горечь в горле графа. Он не мог вымолвить ни слова. — Вы хотели большего, юный господин? И тогда Сиэль снова смог дышать, все еще моргая, все еще задыхаясь, когда понял, что зверь собирается это сделать. Выхода не было. — Осторожно, милорд, — пальцы пронзили его. Проникли еще глубже. — Или вы навредите себе, — рука дворецкого запуталась в иссиня-черных волосах. — А теперь нежно. Однако не было ничего нежного в жжении между ног, в ударах костяшек пальцев, и мальчишка с силой ударил демона в грудь, шею, мазнул по бледному лицу, и Себастьян зашипел. И теперь тонкие ледяные руки были подняты над головой, и дворецкий сдвинулся у его ног. Сильные пальцы вышли из него, и он задохнулся от острого взгляда застывших глаз напротив и прикосновения чего-то горячего, обжигающего к саднящему входу. Граф выгнулся, охваченный паникой. Он мог видеть происходящее между своими раздвинутыми коленями, между коленями слуги. Обнаженный член, темный на фоне белой перчатки направляющей крепкой руки. Возбужденный, багровый. Блестящий в свете свечей. Толщиной с его запястье... Он не мог дышать. — Ты не можешь... — Не могу, господин? — рука крепко обхватила птичьи запястья. Жар вплотную прижался к нему, давя на вход. — Ты не можешь вести себя так, будто я этого хочу. — Нет, мой лорд, — сказал Себастьян. — Я и не намеривался. — Ты бы не... — у графа перехватило дыхание. Раздраженно. Холодно, и он выплюнул эти слова. — Ты бы не посмел. — Милорд, — дьявол улыбнулся, и его зубы были очень острыми. — Что за глупости вы говорите? Дворецкий толкнулся внутрь. Мальчишка поперхнулся. Он не мог пошевелиться. Но слуга двигался, прижимая его к кровати запястьями и грудью, давил сильнее, и Сиэль застонал сквозь зубы. В ушах заревело. И это было глубже, чем когда-либо касались пальцы Себастьяна внутри него, обжигающе. Лучше. Всё. Граф слышал собственные хриплые всхлипы. Он выгибался, выгибался, и места не было, колени вжимались в грудь, а демон был тяжелым, и не оставалось воздуха, чтобы вздохнуть. Ребенок в отчаянии откинул голову на подушку. И закричал. Его волосы были схвачены. Оттянуты назад, и он заглянул во влажные темные глаза, в кошачьи щелочки. Ярко-красные. — Смотрите на меня, господин, — голос звучал ласково. Ужасающе. — Вы бы сделали из меня лжеца? Сиэль не мог ответить. Его голова все еще была неподвижно прижата. — Я же сказал вам, милорд, разве нет? — лицо Себастьяна было бледным, заострившемся. Хватка в спутанных волосах усилилась. — Я же сказал. Я намерен смотреть вам прямо в глаза, когда завладею вами. И графа пронзило этим взглядом, этой хваткой и горячим дыханием через его приоткрытый рот, так близко, так близко. — У вас есть голос, — сказал дворецкий. — Воспользуйтесь им. Скажите мне... — его голос сорвался. — Скажите мне, что вы не хотите, чтобы я вас трахал, господин. Сиэль сжал руки. Он ненавидел это. Он крепко зажмурился. И демон толкнулся глубже, и больше всего мальчишка ненавидел то, что не произнес этих слов. Широкое плечо тяжело прижалось к покрасневшей щеке, и оно дрожало. Он горел. И вес сильных бедер двигался, толкался. Граф открылся и заплакал под содроганием балдахина. Напряженная спина была готова вот-вот сломаться. Жилистая рука скользнула под него, прижавшись к позвоночнику. Ближе, еще ближе, и он выгнулся под напором бедер Себастьяна. Ох... ох... Разрываемых, резких и глубоких, и член внутри него задрожал. Яростно. — Позвольте мне, — сказал демон, опаляя покрасневшую мочку уха. — Позвольте мне овладеть вами. Пылающий. Сожженный. Он взвыл. Тень, дрожь и его собственный член, беспомощно дрожащий в складочке живота. Сиэль закрыл глаза. И пусть его мир погрузится во тьму. А затем все внутренности охватило пламя, и он напрягся. Ужаленный. Кричащий. — Остановись, я... — Тише. — Остановись, я не могу... — Тише. Граф выгнулся дугой, и было больно, и он был ослеплен слезами, сгорал изнутри, сжимался и кусался, и дьявол не замедлил агонию внутри, мучительную бесконечную агонию, когда он задыхался и закрывал глаза. И было больно, дворецкий был слишком глубоко внутри него, давя все сильнее, и беспомощное хрупкое тело сжалось вокруг толчков Себастьяна. В груди отдавалось звенящей болью. Ему не хватало воздуха, чтобы всхлипнуть. Тонкие ребра ныли от давления коленей и выгнутой спины. У него не осталось ни звука. Это не имело никакого значения. Он был очень далеко. — Ох, — наконец сказал демон, уткнувшись лицом в шелковистые волосы. Глубокое урчание. Бормотание. И Сиэль почувствовал трепет внутри. Он вздрогнул. Пальцы Себастьяна сжались под гибким позвоночником. Голова слуги тяжело опустилась на подушку рядом с ним, и он услышал, как дворецкий вздохнул. Нежные запястья медленно разжались. Ребенок лежал очень тихо. Стройные ноги свободно опустились на кровать, когда демон сдвинулся и вышел. Его била дрожь. Он не шевелил онемевшими пальцами. Между ног было влажно, липкий жар. Должно быть, он излился на собственную грудь. Мальчик не помнил. Он приоткрыл небесную синеву. Себастьян перенес вес на колени, опершись кулаками в одеяло, и его волосы ниспадали ему на глаза. Темные глаза, с полуприкрытыми веками. Он не смотрел на Сиэля. — Сейчас, — сказал дворецкий, и, медленно откинув длинные пряди назад, застегнул брюки. Руки в белых перчатках мелькнули ярким бликом в тени кровати. — Сейчас, — повторил слуга, и это прозвучало не совсем уверенно. — Я бы посоветовал вам, господин. Не призывать меня больше. Нет, если только вы не будете полностью готовы к моему приходу. Он поправил воротник, и глубокий пуховый матрас сдвинулся, когда демон встал. Сиэль вновь закрыл глаза. Ночной воздух был прохладным, но его тело казалось живым огнем. — Я приготовлю вам ванну, милорд. Он почувствовал, как прогибается матрас, когда Себастьян снова склонился над ним. — Господин, — коротко. Сиэль не повернул головы. Не открыл глаз на пронизанную кровью темноту. Но прошептал: — Убирайся, — он сглотнул. — Это приказ. Если демон и ответил, то лишь шепотом. И резкий вздох, когда дворецкий задул свечу. Затем дверь тихо закрылась. Тишина. Тишина, и все еще витающий в воздухе угольный запах дыма, резкий и тягучий. Слабое дуновение. Угасшее.·•════·⊱≼♞≽⊰·════•·
До рассвета оставалось три часа. Себастьяну нужно было испечь пять буханок хлеба, выпотрошить и ощипать трех фазанов. Он не сделал ни того, ни другого. Дворецкий пошел в служебное помещение и налил себе ванну. Всплеск от кухонного насоса, дребезжание металлического ведра. Медленный нагрев бойлера для горячей воды, глубоко в растрескавшейся жестяной ванне — никаких водопроводных кранов для персонала, только не здесь, никакой белой эмали и безупречного фарфора. Он молча разделся. Положил карманные часы рядом с запонками на сложенный пиджак. Шагнул в воду, едва шевеля поверхность, сел и уткнулся лбом в подтянутые колени. На это, безусловно, не было времени. Времени никогда не было. Однако Себастьян был совершенно уверен, что заслужил это. У него болело горло. Он был слишком громким. Он этого даже не заметил. Демон чувствовал себя хорошо. Вполне комфортно. Приятно. Чрезмерно хорошо, это последнее вздрагивание сложенного маленького тельца. И облегчение, когда он излился внутрь медленной бархатной струйкой. Сладко, окончательно. Однако Себастьян не планировал этого. Не вот так. Охваченный жаждой, трахать неподготовленного мальчишку. Ребенок кончил совершенно беспомощно. Раскрасневшийся. Плачущий. Преобразившийся, высокомерие исчезло с испачканного тонкокостного личика, со стройных маленьких ножек. Совершенство. Этот сердитый рот. Завтра демону придется ступать как по стеклу. Отныне потребуются дни, недели осторожности, если мальчик когда-нибудь вновь позволит ему приблизиться. Утомительно. У него и без этого было достаточно дел. Стоит ли оно того? Дворецкий задумался. Снова почувствовал плачущий сахарный рот у своего плеча, удовлетворение от напряженного крошечного тела. Почувствовал дрожь вдоль всего позвоночника. Почувствовал пульсацию, почувствовал, как его края расплываются в дымящейся воде. Стоит. Бесспорно. Вода в ванне была хороша. В другом месте, в другое время он, возможно, почти смог бы уснуть сегодня ночью. Неопределенная игра. Определенный исход. Но даже сквозь распространившееся тепло в конечностях чувствовался почти привкус сожаления, и демон вздохнул, его горящие глаза закрылись. Это тоже было объяснимо. Конечно же, он поторопился. Если бы ему не нужно было сжимать конечности своего господина, Себастьян мог бы как следует понаблюдать за тем, как его член скользит внутри маленькой дырочки. Ребенок даже не заговорил после случившегося. Он был молчалив, словно кукла. Хрупкая, восковая фигурка. Дворецкий глубоко надавил костяшками пальцев на жжение в сухих глазах. Эта мысль камнем лежала у них за спиной. Невозможной. Бесспорной. Демон знал, что он не совсем выиграл этот поединок. Единственным утешением было то, что мальчик мог этого не осознать.