Шкаф (сборник драбблов)

      Мёрфи завалился в дом, уставший и злой. Он сбросил куртку на пол, не заботясь о том, куда она приземлится. Стянул с себя майку, испачканную чужой кровью, и остановился у барной стойки.       Бутылка недопитого виски, так кстати попалась на глаза.       Цербер налил себе выпить и, опрокинув стакан, повторил процедуру снова. Привычный жест после тяжёлого дня. Ничего нового. Так снимают стресс те, кому недоступен сон. Когда он в последний раз спал? Когда его усыпил Орфей? Прошла грёбанная вечность.       Мёрфи отхлебнул виски снова и подошёл к окну — панорамному порталу в мир ночного мегаполиса. Город шумел и горел миллионами огней разом. Казалось, звезды упали с небосвода, чтобы окунуться в мир людей до рассвета. Красивый процесс превращения человеческого муравейника днем в царство ночи, танцующее в своем ритме.       Единственное, что радует цербера в двадцать первом веке, на грани новой войны за Олимп, — бурная ночная жизнь. Города говорят и дышат даже тогда, когда боги над ними не властны. Мёрфи имеет возможность наблюдать за красотой жизни в удобное для себя время, когда солнце не жжёт глаза, и наслаждаться потоком событий. Он в кои-то веки не привязан к вратам Аида.       Зато, привязан к Эдриану и от этого уровень паршивости повышался. Их дружба казалась такой крепкой, но выдержит ли она испытание Андреа?       Мёрфи снова отхлебнул виски. Ему нужно было отвлечься. Забыть о Кэмпбелл и перевести мысли в другое русло.       Например, подумать о том, как заставить Аполлона прийти в себя и показаться сестре на глаза. Этот кретин вынуждает её волноваться, якобы для того, чтобы она быстрей пробудилась. Но, если бы кто-то спросил Мёрфи, он бы сказал, что план Тома редкостное говно. Или о том, как перестать мучиться от угрызений совести, потому, что Мёрфи опять смотрит на Артемиду, лелея надежду на что-то большее.       Он наблюдает за ней украдкой, когда девушка погружается в свои мысли и не замечает ничего вокруг. Мёрфи знает, как она заправляет прядь волос за ухо и уверенно скрещивает руки на груди, собираясь что-то сказать. Он выучил её вкусы и держит в памяти, что Кэмпбелл боится замкнутых тёмных пространств. Андреа двигается так изящно, будто Южный ветер поцеловал её при рождении. Мёрфи слишком часто смотрит на неё.       Нужно прекращать.       «Она должна быть с Ньюманом, — резко обрывает себя Мёрфи, наблюдая за гонкой машин на автостраде, — не с тобой».       Действительно.       Так будет правильно.       Эдриан хочет обеспечить ей долгую и счастливую жизнь без воспоминаний. Как можно дольше. Он изолирует её от всего, что напоминает о божественной жизни и будет рядом, поручая Мёрфи избавляться от всего, что покажется угрозой.       Как сегодня.       — Бред, — рычит цербер, опустошая стакан.       В голове Мёрфи что-то взрывается и он злится сильнее, чем может себе позволить. Только что он разорвал гарпию, желающую рассказать Андреа о её истинной сущности. Почему? Потому, что Ньюман попросил об этом.       Вообще-то, это был приказ.       — Избавься от неё, — сказал Эдриан и вышел из машины, оставляя Мёрфи наедине с сомнениями и подавленным раздражением. Ньюман знал, что Цербер не может противиться воле богов. Это дурацкое правило работает до сих пор.       Завтра мисс Блэк не выйдет на работу. На следующий день пресса будет удивляться пропаже преподавателя мифологии. Ее вспомнят, как отличного педагога и приличную женщину. Возможно, выяснится, что мисс Блэк вышивала крестиком в перерывах между высасыванием крови у студентов. Полиция решит, что пропажа Тома и мисс Блэк связаны. Доказательств вины богов, конечно, не найдут, но все равно объединят в серию. Может быть, начнут искать маньяка, но со временем все забудется. И только Мёрфи будет помнить, как неистово гарпия сражалась с ним за право жить. Конечно, она знала, что Цербер сильней, но не могла не бороться.       Мёрфи наполнил стакан вновь и сжал его в руке. Стекло показалось невероятно хрупким и скользким, таким же, как план Ньюмана.       «Скольких Эдриан попросит устранить ещё? — подумал он, — на протяжении всей её жизни, должно быть, не мало народу придётся собрать».       Мёрфи ощущал тяжесть ошейника на своей шее, как никогда. Друг собственноручно надел его на цербера.       Друг ли теперь?       Эдриан так сильно хотел быть с Андреа, что боялся оставлять ей право выбора. В его плане был один существенный недостаток — Ньюман все решил в одиночку. Андреа не знала, что её бывший парень, лелеет мечту подарить ей долгую и счастливую человеческую жизнь вдвоём. Эдриан хотел вернуть отношения с Андреа, а Церберу хотелось скулить от злости и бессилия, но характер не позволял.       — Вдруг она выбрала бы другого? — спросил Мёрфи у пустоты квартиры, та отозвалась понимающей тишиной, — кого-то, кто может дать ей выбор и принять его…       Проблеск надежды быстро стерла ирония внутреннего голоса:       — Уж не про себя ли ты думаешь?       Он не должен испытывать чувства к спящей богине, в которую влюблен его друг и хозяин.       Эдриан свихнется. Аида будет в ярости. Мёрфи сотрут в порошок.       Он не должен фантазировать о ней.       Лучшим решением будет забыть все, что рисовало воображение. Стереть сияющие глаза, солнечную улыбку и заливистый смех. Мёрфи нужно вычеркнуть из разума ее заботу об окружающих, жажду справедливости и прямолинейность, распаляющую в сердце цербера пожар.       Он не должен хотеть её.       Он запретит себе даже мысль о горячем женском дыхании. О том, как решительный голос Андреа превращается в стон и, как она произносит его имя, хватая воздух пересохшими от криков губами.       Он не должен предавать доверие Ньюманов.       Мёрфи и Эдриан друзья — столько раз выпутывались из передряг, что не сосчитать. Служить богам — долг цербера. Мёрфи не позволит себе мечтать о близости с девушкой Эдриана и мечтать о том, что Андреа может захотеть быть с цербером.       Она богиня, а значит, он не имеет права на чувства к ней.       А Эдриан имеет право скрывать от Андреа правду?       От злости Мёрфи запускает стакан в стену. Он разлетается на мелкие осколки, раздражая острый слух хрустом стекла. Виски стекает по стене темным пятном, запах алкоголя горечью оседает на языке.       Мёрфи трясло от гнева. Он физически ощущал сопротивление своим собственным запретам и это разрывало его на части.       Если бы сейчас кто-то постучал в дверь, Мёрфи оторвал бы ему голову — так сильна была ярость бушующая внутри него.       Цербер отхлебнул виски из горла и направился в душ.       Холодная вода остужала тело, но не голову. Мёрфи провожал взглядом кровь мисс Блэк, стекающую с него, и чувствовал, как кипит его собственная. Алые разводы кружили вокруг ступней и исчезали в водостоке, унося с собой остатки самообладания.       Мёрфи закрыл глаза, пытаясь очистить разум от захлестнувших его эмоций. Но шторм, разыгравшийся в голове, только усилился. Перед ним возник запретный образ, срывающий замки с цепей, сдерживающих в узде желания цербера.       Андреа.       Мёрфи сжал зубы, не в силах противиться собственным фантазиям, и впустил грех в опьяневший разум. Это было ошибкой.       Она вошла в его воображение так легко, будто весна, побеждающая уставшую зиму. Заполнила пространство душевой кабины цветочным запахом, затмевающим холод воды. Мёрфи упёрся ладонью в стену, пытаясь удержать контроль над ситуацией, но образ в его голове обошёл цербера со спины. Словно нимфа, играющая с его сознанием, она обхватила мужское запястье и опустила руку на окаменевший член.       Он так ждал этого.       Так хотел.       Черт!       Цербер шумно втянул воздух, сквозь стиснутые зубы. Андреа скользнула ладонью вдоль налитой кровью плоти, вынуждая цербера прекратить бороться с собой. Мёрфи повторил движение, признав, что пути назад нет.       Затем ещё раз.       Ещё.       И ещё.       Он видел её губы. Мягкие и вкусные, как спелая вишня. Чувствовал запах. Свободный, уверенный и свежий, будто кто-то добавил эссенцию серебра в божественную амброзию. Мёрфи почти ощущал бархат её кожи и мягкость шёлковых волос. Совершая самые жадные движения на своей памяти, он растворялся в образе Андреа. Тонул в её глазах, ловил женские стоны и свое имя слетавшее с жарких губ богини охоты.       Недостойно. Фантастично. Унизительно.       Не было ничего хуже этого. Но и лучшего не существовало.       Мёрфи вдруг стало плевать на Ньюманов. Если бы сейчас рядом с ним появился Эдриан, Цербер послал бы его, не вспомнив о своих обязательствах. Он хотел одного — сделать все, чтобы Андреа кричала от удовольствия в реальности.       Движения ускорялись. Фантазия распалилась.       Мёрфи знал, что нравится женщинам и мог дать это Андреа. У цербера были лучшие репетиторы по урокам любви. Если бы Андреа решилась отказаться от целомудрия с ним, она бы не пожалела.       Он целовал бы Андреа — яростно и искренне, как в последний раз. Прикасался бы к ней так, как прикасаются к совершенству, созданному для любви — с трепетом и восхищением. Она бы стонала от его ласк, извиваясь в уверенных руках цербера, и, непременно, просила бы ещё.       — Пожалуйста, — просила воображаемая Андреа, распластанная перед цербером в жертвенной позе на спине.       Сознание Мёрфи рисовало её обнажённой и уязвимой. И это срывало башню. Андреа смотрела на цербера снизу вверх, умоляя его войти в неё, протягивала нежные руки к его лицу и ловила на себе восхищенный взгляд адского стража. Афродита проигрывала ей в изяществе и красоте. Нежная грудь манила к себе, а изгиб бедер будоражил мысли.       Мёрфи хотел, чтобы это перестало быть фантазией. Он жаждал реальной близости. Хотел чувствовать Андреа, вдыхать её запах, рычать от её прикосновений.       Бешено? Развратно? Отчаянно?       Да.       Но так привлекательно.       Он жаждал раствориться в ней, сорвав все маски, приняв их истинные имена и признав правду. Это желание следовало за движением ладони вдоль члена и отзывалось горячей пульсацией, набирающей обороты.       Раз.       Два.       Три.       Ещё немного…       Фантазийная Андреа улыбнулась церберу и поцеловала его. Мягко и горячо. Так, если бы это был реальный поцелуй.       Этого хватило, чтобы бомба в сознании Мёрфи взорвалась.       Тело цербера напряглось и разрядилось лёгкой судорогой, разнесшей удовольствие по организму. Он кончил с громким шипением, противясь тому, что с ним происходило.       Мёрфи сокрушенно уронил голову, принимая поражение от себя самого, и ударил кулаком о мокрую стену. Холодные струи воды продолжали поливать цербера, забирая у него остатки раздражения и стыда за свои чувства.       Так не должно быть.       Просто нельзя.       Нельзя!       Мёрфи продолжал бы прятаться в душе вечно, чувствуя, как немеют стопы от холода, но в дверь позвонили.       — Черт! — выругался цербер, закрывая кран.       Он нехотя сорвал полотенце с сушилки, намотал его на бедра и направился к двери, оставляя за собой мокрые следы. Больше всего на свете ему хотелось принять истинную форму и вцепиться в горло какому-нибудь ублюдку. Возможно, даже в свое собственное.       — Я никого не ждал, — недовольно произнёс цербер, желая добавить нелестное окончание фразы, но осекся, когда увидел гостью.       Андреа стояла на его пороге. Кажется, церберу нужно было одеться.       Когда Мёрфи открыл дверь, она на мгновение растерялась. Но, нужно отдать ей должное, девушка довольно быстро подавила смущение, заставив себя смотреть исключительно в глаза парню. Если бы она знала, о чем он думал пять минут назад, влепила бы ему звонкую пощечину.       — Надо поговорить, — серьёзно объявила она, переступая порог, — происходит что-то странное. Ты поможешь мне?       Кажется, у неё был заготовлен список вопросов, на которые Мёрфи придётся отвечать, но почему-то цербера это не напугало. Он смотрел на нее, как дурак. Не в силах отвести взгляд или отправить ее домой. Если Аида узнает о том, что Кэмпбелл пришла к Мёрфи и он ее принял, то сотрет его в порошок.       "Кажется, - пронеслось в его голове, - я уже успел представить свою смерть от семьи Ньюманов бесчисленное количество раз. Только в этом случае оно того стоит".       — Конечно, принцесса, — он не смог сдержать улыбки, пропуская девушку в квартиру.