Правила восемнадцати лет для куноичи. Альтернативная история

Он лежал среди обломков земли, камней, казалось, что и части планеты, понимая, что умирает. Сражение с Хаширамой Сенджу Мадара Учиха проиграл. Как и должен был проиграть. Уже не осталось сожаления, не осталось печали. Все как надо… Хаширама серьезно ранен, что-то говорит, что-то совсем уже неважное для Мадары, глаза которого закрываются, пальцы складывают печати… Ветер легкий и теплый будто погладил его по лицу. Тяжелые веки открылись, вспоминая прожитые годы как сон, невыносимо долгий и трудный. Правда ли он жив? Не выдумал ли все, что произошло? На щеку упал лепесток. Тело ныло и стонало от пережитой битвы, которая эхом прошлась по Учихе, не оставляя равнодушной ни одну косточку, мышцы и нервные окончания. Еле двинув рукой, он взял непослушными грубыми пальцами то, что лежало на его щеке. Розовое… Розовый лепесток. Глаза поднялись чуть вверх на голубое весеннее утреннее небо – он лежал под сакурой – как по-издевательски сурово. А разве в его мире была весна? Он провел по лицу, на котором должна быть кровь и следы смертельной битвы – ничего. Только все болит от истощения и напряжения. Мадара сел, он ведь не из нытиков, как бы больно не было – не покажет даже лесным белкам. …Он шел медленно, грузно, топая по чаще леса, который одновременно знаком и нет. Мадара боялся подумать, поверить в то, что, наконец, случилось. Его разум сдерживался, притворяясь пустым как прожитые годы до того. Учиха вышел на пригорок и увидел это, в низине, словно в большой чашке – вид на деревню Листа. Цветные крыши домов, парки на крышах, вывески, что-то новое и, кажется, так много розового… При его жизни на скале каге было две рожи Сенджу. Сейчас тут их аж целых шесть. Глаза долго всматривались в суровые каменные лица, а разум все еще насильно сдерживала стальная воля от накатывающих из глубин сознания волн, почти цунами радости. Сухие губы, молчавшие вечность, оторвались друг от друга, и он безлико произнес, глядя на первого и потом следующего за ним каменного лица. - Придурок, полудурок, шестерка, сопляк, дура… - Шестое лицо ему знакомо – его запечатлели в маске. – Тут должен быть идиот… А всего лишь неудачник. Мертвое уже сотню лет сердце предавало его холодное лицо, стуча в грудь, вырываясь из горла дрожью от того, что это случилось. Все же случилось. В отличие от той весны, эта теплая, сакура цветет – рябит в глазах от розового... Брат же говорил про эту весну? Неужели Мадара дождался? Шаг, другой – тело все еще помнит битву с Хаширамой. Что и как случилось – Мадару совсем не интересовало. Он просто стал спускаться и прошел через ворота, где его вроде бы окликнули. Да ему дела нет до этого. Его сердце рвалось увидеть то, что так долго непозволительно было его глазам – жену. И тут произошло то, что он никак не ожидал – страхи, которые копились все эти сто лет, скопом накинулись на него. Он ясно сказал мальчишке Учихе «присмотреть» за его женой. Прошло лет пять с тех пор как Сакура родила – за это время можно начать новую жизнь, можно влюбиться, забыть, можно даже родить еще детей. Помнит ли она его, любит ли? Он так оставил ее, что Сакура может быть со злости вышла замуж за того же Саске. А может еще кому дала шанс… А если он лишний сейчас? Она может быть счастлива с мужем и ребенком. А Мадара придет, требуя свое – честно ли это по отношению к жене? Это ведь правильно было подумать тогда о ней, о ее счастье и освободить Сакуру от себя. Выйдя на главную улицу, Учиха понял только по тому как от него шарахались прохожие, что снова смеется в голос. Паника какой-то наркоманской ломкой проходилась по туловищу, отдавая в мозги страшные для него мысли: он вернулся, преодолел столько, ждал, переживал десятки раз смерти своих людей, чтобы только удостовериться, что Сакура тут счастлива без него. Лицо дернулось кислой гримасой и почти сразу пришло в норму, но лишь внешне. Сейчас Учиха ощутил знакомую двойную чакру со спины. - Ублюдок! – послышалось сзади него. Мадара не обернулся, джинчурики Наруто Узумаки сам обошел его. Мальчик вырос, возмужал, стал выше, крепче в плечах, да и голосу добавилось басов. Мадара почти безмятежно смотрел на его оранжевую радужку – так он ощутил его присутствие? - Как ты посмел вернуться, негодяй?!! – в краснеющих глазах непрощающая ярость. И догадка, которой Учиха опасался больше всего, прошлась по телу электрическим хлыстом. - Где она? – хмуро спросил Мадара. - Ее больше нет. – Злобно выплюнул слова Наруто. Он хотел причинить боль Мадаре и у него получилось. Учиха не мог чувствовать чакру на дальние расстояния. А ее чакру он не улавливал… Мадара смотрел на парнишку спокойно, этим словам сложно не поверить, особенно от того кто так пекся о его жене. Однако… - Где она? – стараясь сохранять спокойствие, повторил Учиха. - Сказал же: для тебя ее больше нет!!! Значит для него… А для любого другого – есть? Учиха будет цепляться за любое слово, чтобы безумие не завладело им. Рациональность говорила: Сакура была слаба во время родов, она могла не выдержать того, что муж бросил ее, она могла… Все зря? Зря он выдержал все это, зря так долго шел к ней, чтобы просто взять ее руку и сказать «я рядом, я не уйду, ты моя…»? Наруто в ужасе отшатнулся от Учихи – тот все же не сдержался и расхохотался. Мадара уже видел боковым зрением приближающихся АНБУ в сопровождении неудачника Шестого. Что, хотят выпроводить из деревни? Мстят за подругу? Ему все равно – если ее нет, больше ничего… Глаза наполнялись багровым цветом и шаринган едва вылез наружу, готовый уничтожить все, раз ее нет… Нет! Есть его ребенок! Осознание потери все еще хваталось за остатки разумности, чтобы сохранить лицо, но смешки вырывались из него нарастающим отчаянием. Все не зря. Тут его ребенок. Не может быть, чтобы он потерял их обоих тогда… - Мадара-сама, - Хатаке Какаши подошел к нему. Он не изменился, только усталости на лице стало больше. – Я вижу, вы вернулись. Учиха молчал. Он едва сдерживался, чтобы не вытащить что-нибудь из сумки ниндзя. Мысль «здесь его ребенок» пыталась перекрыть мысль «ее нет», лицо едва справлялось с бездушной гримасой, которую так хорошо носил все это время… Все не зря. Тут есть его ребенок. Неужели они думают, что спрячут его? Неужели посмеют препятствовать отцу увидеть свое дитя? Препятствовать Мадаре Учиха?! - Думаю… - Шестой посмотрел на свою охрану, кивком давая приказ. – Мы с Наруто проводим Мадару-сама сами. Это личное. - Какаши-сенсей! – Наруто все еще ревниво охранял даже память о подруге от посягательств того, кто когда-то стал ее мужем. В этом мире прошло примерно шесть-семь лет как они поженились. Для Мадары - столетие… Ему уже стало все равно как он смог очутится здесь. И почему именно спустя это время. Скорее всего та печать так долго накапливала силы. Уже все равно. Он умрет в этом мире, сколько бы еще не прожил. Даже без нее. Здесь его дитя, он отец – отцы не имеют право сходить с ума, не вырастив и не женив своих детей, и не увидев внуков. Они шли к кварталу Учиха. Логично. Малыш носит его фамилию. И, вероятно, живет в доме, где они с Сакурой… Нет, они направлялись к Саске. Боль прошлась по без того едва живому сердцу, на лице же не дрогнул ни один мускул. Неужели Саске стал отцом его ребенка?... Они шли или слишком медленно, или быстро, его все не устраивало: ревность стала выползать из него когтистым чудищем и едва заметным дрожанием уголков губ. Если почти пятилетний ребенок называет отцом Саске все это время – Мадара не сможет сразу забрать малыша. Разумность твердила: ребенок его сокровище, его надо оберегать как самое ценное, что есть в этом мире, в том числе оберегать от себя. А отец в нем хотел схватить в охапку свое дитя и никому не отдавать – его и без того лишили возможности растить и воспитывать наследника… Мадара остановился, во рту стало сухо и словно его ноги сковали, он больше не мог ступить и шаг. Они едва подошли к дому, где жил Учиха Саске. Но вот в саду он увидел ту, к которой рвалось его сердце столько лет. Сакура стояла спиной к нему, перед ними было расстояние десятков шагов. Он так сосредоточился на том, чтобы не вытворить что-то безумное, что даже не заметил присутствия ее чакры. Первое, что бросилось в глаза – ее волосы, розовый шелк струился ниже талии, почти к щиколоткам, на половине своей длины волосы были завязаны красной лентой в непрочный хвост. Такое же красное платье до колен с открытыми плечами. Мадара так обрадовался, что шаринган сам собой вылез проверить – не иллюзия ли это. Он бы еще долго смотрел на ее спину, которая что-то делала на столике в саду. Если бы вдруг не услышал голос. Голос не произносивший вслух, а именно прозвучавший внутри. «Ты пришел обидеть мою мамочку?» Если бы не это, Учиха не заметил бы, что рядом с Сакурой, от которой с трудом оторвал взгляд, стоял Саске. А его шею обнимали маленькие ручки и теперь Мадара смотрел на девочку с черными, как у него, колючими короткими волосами, заколотыми у висков заколками с цветком вишни. Все же Сакура нашла его подарок, который он запечатал в свитке с артефактами… От этого стало так тепло. И тепла прибавилось, когда увидел у дочки алые глаза с пробужденным шаринганом, девочка единственная в доме видела его. Ее ручки цеплялись за Саске, а тот держал ее привычно и с какой-то угадываемой нежностью, что-то говоря Сакуре, которая кивала ему. Но как только девочка произнесла это, Саске резко повернулся на гостей у порога калитки. - Здравствуй, Саске. Прости за вторжение. – Поднял руку Шестой, приветствуя бывшего ученика. Лицо Саске отразило слишком много: он не ждал Мадару и точно не хотел видеть его. Руки возмужавшего Саске будто хотели скрыть от него его ребенка, на которого смотрел настоящий отец. «Нет. Никогда. Ни за что.» - ответил на подсознании малышке Мадара. Теперь взор боялся вернуться к образу, о котором грезил столько лет. Его девочка выросла. Она все еще маленькая для него, стройная, но в ней даже со спины заметны изменения появившийся женственности, приятной округлости. Их не увидит тот, кто не кусал ее за эти округлости. Сакура явно поняла кто за ее спиной, но не поворачивалась. Саске даже ступил так, чтобы загородить ее от мужа, но вместе с тем, невольно открыл Мадаре его малышку. У девочки очень взрослый взгляд, какой-то пугающе-понимающий. Уже то, что она в свои годы смогла пробудить шаринган – удивительно. Что же случилось такого, что пережили за время, пока Мадары не было рядом, его девочки?! Шаринган не пробуждается просто так, только на эмоциональном пике, которое, судя по детскому, но какому-то и по взрослому отстраненному личику малышки, ей едва ли знакомо. Но, откуда ни возьмись, им овладела гордость, что дитя взяло его гены, что уже такая кроха обладала силой. Впервые отец ощутил чакру своего ребенка и поразился – она огромна, но спокойная как вода… - Дядя Наруто, дядя Какаши, - девочка говорила складно, но немного холодно, что скорее характерно подросткам, ушедшим в мир мрачности и нелюдимости. С этим ребенком что-то не так… Мадара смотрел на малышку, но ждал, когда Сакура повернется к нему. Она слышала его присутствие. Обижена, разочарована, что у нее все хорошо, а он посмел вернуться? Мадара понимал, он предполагал и такие варианты. В конце концов, отстрадавшись, его девочка вышла замуж за Саске, дав отца и полную семью своему ребенку. Все правильно. Учиха никогда не хотел, чтобы Сакура страдала без него. Но… но он вернулся. Он же здесь… И он чужой?... - Дядя, - девочка все также настораживала тем, как четко и сдержанно-спокойно говорит, - ты мой папа? Позади Мадары было какое-то шевеление: Какаши сдерживал Наруто от лишних комментариев. Саске выжидательно смотрел на Сакуру, Мадара на дочку, а Сакура… Она не находила нужным даже взглянуть на мужа, который так мучительно долго шел к ней? - Да, - ответил Мадара. Он сбросил скованность долгожданной встречи, открыл калитку и прошел в сад, глядя на девочку, но шел к жене. Вот Учиха уже может коснуться супруги, провести по ее блестящим волосам, он ощущал запах женщины, ставшей его миром, ставшей его спасением, его светом… Он же уже чужой для нее? Если она не готова говорить, прочитает это в ее глазах. Но как же сложно оказалось просто обойти садовый столик, у которого она стояла и на котором лежало несколько свитков, отвести взгляд от дочки и мрачного Саске, встать напротив молодой женщины, уже не девочки, взор которой смотрел на руки, впивающиеся пальцами в стол. Ее лицо внешне спокойно. Как страшно стало Мадаре разрушить все пониманием, что он уже прошлое для Сакуры. Только Учиха должен знать. Как бы не разрывалось сердце. Его хотя бы дочка признала. А значит ведь… значит, что Сакура рассказала ей о нем, значит девочка не жила в иллюзии, что Саске ее отец? Это будет невыносимо, если для Сакуры он уже посторонний, но хотя бы дочь… Лицо жены имеет все ту же милую округлость, такой же большой лоб, все еще свежа молодостью – ей ведь лет двадцать пять? Знала бы Сакура, что если внешне Мадаре больше тридцати пяти, на деле скоро будет праздновать все сто пятьдесят лет, прожитых в бесконечном повторе. Все, чтобы вернуться к ней… Сакура научилась управлять своим лицом, она изображает холодность, равнодушие, словно бы ее не касается вся эта ситуация. Она изображает, значит… на деле не так. Уж кому как не Учихе знать тонкости управления своими эмоциями. Вот только сам он уже едва сдерживался, найдя в жене самое главное – она все же ждала его. Хотелось много сказать - не при всех, страшно хотелось прижать ее к себе, вдохнуть ее в себя, запереть внутри своего тела и ни с кем больше не делиться ее красотой. Оба сейчас изображали обыденность, что нормально, когда мужа и отца нет пять лет в жизни жены и дочки, он возвращается и как ни в чем не бывало семья готовится к ужину. Как раньше не будет. Это пугало, разочаровывало, но взрослый мужчина в Мадаре хотел принять все как есть. Ведь что бы сейчас не происходило, он не до конца потерял любимую. Но что ей сказать, что сказать женщине, которая ждала его, а он даже не дал знать, вернется ли? - Я вернулся. – Сказал Мадара не отрывая взора от жены. Она пыталась, она честно пыталась играть в холодность, но ей все еще далеко до мастерства Учих. Уголок губ дрогнул, пальцы на столе дернулись, ресницы задрожали. Мадара хотел сказать еще, извиниться, что заставил так долго ждать, но Сакура неожиданно громко, видно поняв, что он увидел ее реакцию предательского тела, не играющего по правилам заледеневшего разума, намеренно игнорируя его, протянула руки к дочке. - Саске-кун, спасибо, мы пойдем. - Сакура-тян, ты… - Наруто с Какаши как всего лишь наблюдатели все еще стояли у калитки. Шестой положил руку на плечо бывшего ученика. - Мы тоже пойдем, Сакура. – Какаши приветливо помахал девочке, на что она ответила с серьезным лицом, но помахала ведь в ответ, перебравшись на руки матери. – Пока, принцесса, хорошо кушай, ладно? - До свидания, Какаши-сенсей, до встречи, Наруто, - кивнула Сакура и стараясь не выдавать своего волнения, все же поспешно зашагала к выходу. - Сакура, - позвал Саске. – Придете завтра? – в его голосе Мадара уловил много желания. Чтобы тут не происходило, равнодушных к его жене нет… - Конечно. Мадару игнорировали все. Словно он снова стал призраком. Все стали подыгрывать настроению дорогой им Сакуры. Он в целом был не против. Она должна злиться. Если бы не злилась – вот это выглядело бы плохо, значит муж уже не занимал места в ее сердце. Даже если Сакура возненавидела Мадару – это еще можно обратно исправить на любовь. Ведь эмоции вызывает неравнодушие, а любовь и ненависть легко меняются местами… У Учихи есть шанс. - Дядя Наруто, - девочка протянула ему руки, как только мать поравнялась с другом, и Узумаки охотно обнял девочку, выражая тонну симпатии к ребенку. – Не волнуйся, я никому не дам обидеть мою мамочку. - Знаю, - блондин слишком долго обнимал девочку, а та хоть и холодно, но принимала взрослую привязанность друга ее матери. – Ты уж присмотри за всем… Что он имел ввиду, прося об этом малышку, а не Сакуру? Но тут неожиданно Какаши чмокнул через маску девочку и дал знак Наруто, что они уходят. Наруто отпустил ее на землю рядом с матерью, долго смотрел на подругу и после ее короткого кивка, вздохнув, ушел. Девочка помахала им, а потом повернулась к Саске. - До завтра, учитель Саске-кун. Вот это неожиданно… Мадара теперь не отрываясь смотрел на жену. Она снова быстро и кротко кивнула старому другу с шаринганом, взяла за руку дочку и пошла вглубь квартала Учиха. Мадара последовал за ней, отставая на пару шагов. Она едва сдерживается и ему это нравилось. Он примет все, что выплеснется на него – гнев, обиды, злость, пусть даже побьет его, как обещала, если он уйдет. Учиха заслужил. Главное - он все еще важен, раз она так злится – и это хорошо. Его самые страшные опасения развеивались: Сакура и дочка живы и здоровы, они все еще в Конохе, они все еще любимы хотя бы их командой. Пусть мужики перебарщивают с нежностями. Но видно каждый мужчина команды Какаши все это время заменял девочке отца. Сакуру не бросили. Мадара должен быть благодарен. Ему не нравилось, как тискали его дочь чужие ему мужики. Но он должен принять это именно как благодарность, что жизнь девочки окрасили своими чувствами столько неравнодушных. Хотя бы быть благодарным и за то, что так не тискали его жену… Они шли дорогой до домика, хорошо знакомого ему. Тот, что однажды парочка выбрала не особо думая. Только одно то, что Сакура все еще живет тут с дочкой – слишком много говорило о том, что она чувствует к заплутавшему мужу. Шагая с матерью, девочка повернулась к отцу. Какой же у нее взрослый взгляд и глаза без шарингана цвета какой-то розоватой дымки… при этом эта детская пухлость щечек и яркие женственные заколки модницы выдавали в ней ребенка, но глаза будто пережили если не столько сколько отец, то что-то схожее. Ее левая ручка потянулась к нему и сердце Мадары будто стало больше, не помещаясь в груди. Внешне он никак не показал этого прилива любви к такому странному ребенку, который ведет себя взрослее родителей. Его пальцы ухватили крошечную ладошку с нежными детскими короткими пальчиками, и он шагнул, чтобы идти вровень с женой. Сил не осталось, чтобы улыбнуться дочке или как-то поблагодарить ее за такой контакт. Заслужил ли он? Но губы Сакуры, смотревшей вперед, поджались – злость копилась и когда-то выплеснется на него. Пусть. Он примет все, ведь она ждала… Так молча они и вошли в дом. Он стал уютнее, появилось много вещей вроде пуфиков или цветов в горшках, их Мадара назвал бы лишними, но видно его девочкам они важны. Оказалось, у дочки много игрушек. Сакура сделала ей комнату в их спальне, обставив игрушками и слишком слащавыми, девчоночьими цветами вещей – от мебели до шторок. И видно сама спала или рядом, или в гостиной – другую комнату, в которую когда-то сгребли вещи хозяев, она тоже освободила под спальню, но по виду не пользовалась ей. - Ручки, - сказала Сакура, показав дочке на ванную. - Ручки, - повторила девочка и неожиданно повела отца, только успевшего разуться, за собой. Перед раковиной стояла табуретка, на которую девочка забралась и, включив воду, стала намыливать свои крохотные пальчики. Мадару затапливали незнакомые чувства. Он смотрел на дочку как на что-то незаслуженное, на что-то чудесное, на что-то необъятное. Он видел свет так ясно… - Ты тоже мой ручки. Мамочка не любит грязные руки. Все еще серьезная, спокойная, уравновешенная для своих почти пяти лет. - Сколько тебе лет? Ты родилась в первый день зимы, сейчас весна. Тебе… - Мне четыре. Еще четыре? Он рассеянно завернул рукава и стал тоже намыливать руки. Девочка внимательно разглядывала его шрамы, которые он сам себе нанес. - Что это? - Это моя дорога к тебе и маме. Ребенок бы не понял, но девочка так посмотрела на него, что не осталось сомнений – она необыкновенная. От этого ли, или от того, что перед ним его кровь, его будущее, его частичка, но Мадара будто задыхался от новых чувств. Знать, что ты отец – это не быть отцом. Отец тот, кто рядом. - Откуда ты знаешь, что я твой папа? - Мамочка сказала, что когда придет лохматый дядька в доспехах и со злым лицом, который будет чуть-чуть похож на учителя Саске-куна, то это мой папа. Сакура… Он не сдержал улыбки. Хотя бы чудовищем его не выставила, как любила раньше обзываться. Всего лишь суровым воякой. Уже неплохо. Но… отчего-то только сейчас Мадара додумался спросить: - Ты знаешь, как меня зовут? - Мадара. – Просто ответила серьезная девчушка. Такая крошечная, но уже такая смышленая… Необыкновенная! - А как тебя зовут? - Маленькая госпожа, - громко сказала Сакура на пороге ванной комнаты. Мадара повернулся к жене. Ее лицо все еще сражается с эмоциями; он достаточно набрался сил для терпения пока жил без нее все эти невыносимые годы. А сейчас, рядом с ней и подавно дождется, когда бы ее не прорвало. - Маленькая госпожа? – бровь Учихи чуть взлетела по лбу. - Маленькая госпожа, - сурово ответила Сакура, глядя теперь на мужа так, что если бы только могла – убила бы взглядом. - Ты назвала нашу дочку «Маленькая госпожа»? Он узнавал свою нетерпеливую и подчас буйную, впечатлительную девочку, которая все еще жила в молодой женщине. Его не обмануть. Она мстит ему. - У нее есть имя, но я тебе его не скажу, для тебя она Маленькая госпожа. Он не против, только припомнил, что никто из ее команды не назвал девочку по имени. Неужели все привыкли к такому бунтарству подруги? Малышку Какаши назвал принцессой. Видно в самом деле Сакура надрессировала всех называть дочку вот так… Но имя есть. И Мадара не заслужил еще знать его. Что же, терпения у него и на это хватит. Такая детская месть от жены – это даже мило как ей не все равно на него. Малышка дала ему полотенце и пока он, усмехаясь про себя, вытирал руки, что-то ждала. Оказалось, она хотела взять его за руку. Так и повела его на кухню, под пристальным взглядом матери и ее поджатых и уже искусанных губ. - Милая, пока позанимайся, я буду готовить ужин, - Сакура снова включила игнор для мужа, дав ему свободу действий. Он подумал помочь жене, но решил, что поесть приготовленное ее руками годы спустя – лучше. Чтобы она там сейчас не любила. Учиха сел рядом с дочкой, которая открыла книжку за столом на кухне и стала выписывать оттуда примеры. Она умеет читать и писать к этому возрасту. Понятно, что пока Мадара мог гордиться своими генами, но ему бы хотелось больше детства для малышки. Видно клан Учиха обзавелся новым гением, а у них не бывает нормального детства. Впрочем, эти игрушки в комнате девочки – они не все выглядели новыми. В них играли… - Расскажешь мне, что происходило в Конохе, пока меня не было? – обратился он к дочке, и услышал недовольное фырканье от жены, вроде как: нашел у кого спрашивать. Но именно эта разумная маленькая девочка сейчас видела лучше всех. - Когда я родилась, мамочка осталась жить здесь, дяди помогали ей, а еще бабуля с дедулей, а еще бабуля Цунаде и тетя Шизуне и тетя Ино. Но однажды мама захотела пойти далеко отсюда за каким-то сокровищем, - Сакура замерла, что Мадара заметил сразу по ее напряженной спине – она пыталась искать его, пыталась найти способ вернуть мужа?! Сакура выдала себя. – Мамочка взяла меня с собой, а еще были учитель Саске-кун, дядя Наруто, дядя Сай – тетя Ино не пошла, потому что только недавно родила своих близнецов, и дядя Сай был против. Дядя Ямато тоже пошел с нами, а дядя Какаши стал Хокаге и не мог пойти… Там на нас напали. И мои глазки проснулись. После этого враги несколько раз приходили за нами, потому мы теперь живем здесь. Кратко, но емко. Мадара поймал взгляд жены – судя по ее губам, она что-то хотела добавить, а то и объяснить. Хотя бы то, зачем потащила ребенка за артефактом… Мадара терпеливо ждал. Он уже в их доме, он уже признан дочкой, и Сакура пока не гонит его. Даже если так они проживут годы – он выдержит. Она ведь рядом… Коснуться бы только Сакуры, чтобы убедиться – она настоящая… - Мамочка, я закончила. - Умница, теперь иди поиграй у себя. Мадара хотел остаться, чтобы не спускать взгляда с жены. Но маленькие пальчики ухватили его руку и повели за собой. Его усадили за детский светлый столик со стульчиками с цветами и коронами, на котором стоял игрушечный чайный набор, налили ненастоящий чай и дали ненастоящую печеньку. По бокам от него сидели единорог и что-то похожее на бегемота или динозавра. Эта игрушка была явно очень любимой, так как на ней уже остались отпечатки поломок как швы на соединении лапы с телом и даже плюшевых зубов, это говорило о том, что и тискали ее куда больше. Почему дочка так просто приняла его? Он чокнулся маленькой пластиковой чашкой с чашкой в руке дочери, а потом, по ее примеру, с чашкой единорога и бегемотазавра. Это выглядело дико. Какие-то резкие контрасты гения, который вполне успешно отыгрывал роль простой девочки, которой интересны такие игры. Не меняясь в лице, дочка вполне беззаботно лопотала с игрушкой и Мадара будто и сам стал ее игрушкой. Может это влияние Сакуры? Она тоже не хотела растить гения, насмотревшись куда катится мир таких талантов, особенно из клана Учиха? Правильно ли это? Однако Учиха хотел мира для своей девочки. А на них с Сакурой охотятся??! - Ты понимаешь свою силу? Умеешь управляться с ней? Девочка, обнимающаяся с какой-то плюшевой уткой, которая в ее игре воровала печенье у собравшихся за столиком, снова ответила серьезно, уравновешенным тоном. - Мамочка после этого попросила учителя Саске-куна обучать меня. Он помогает мне. А еще дядя Неджи – его глаза видят по-другому, но он тоже меня учит. Мамочка просит всех меня чему-то научить. Тетя Хината и тетя Ханаби тоже мне помогают. Даже Хьюга? - Значит, вы ходите в дом Саске заниматься? - Да. Но это не совсем так. Может девочка и занимается, но Саске видит ее иначе. Его чувства не прошли к Сакуре: это заметно без всяких шаринганов. Ведь он успел полюбить и чужую дочку и совсем не как ученицу, был готов стать ее отцом. А если то, что когда-то сказал брат Мадары про любовь в клане Учиха правда – Саске предстоит печальная судьба быть одному. Он опоздал, хотя у него одного всегда были все шансы стать счастливым. Мадара бы позлорадствовал, но не сейчас. Переживая вечность без любимой женщины – такого ада никому не пожелает. Даже своему главному сопернику… - Мама… мама на меня злится? – спросил то, что и так понимал, Учиха. - Мамочка тебя ждала. Она и мне сказала ждать тебя, говорила, что даже если она не дождется – чтобы я обязательно тебя дождалась и узнала. На такое слов не нашлось. Сакура заглянула в комнату, стараясь не смотреть в сторону мужа – все еще отчаянно делая вид, что ей он неинтересен и тем самым снова выдавая свои чувства с головой. - Милая, пойдем кушать. Девочка послушно встала и пошла за матерью. Учиху не приглашали. Следует ли ему пойти, чтобы еще раз Сакура выплеснула на него мнимую холодность. Дочка не дала подумать, взяв его руку. Сакура обиженно, показательно-громко хмыкнула, но промолчала. Тем не менее стол накрыт на троих. Но Сакура накладывала только дочке и себе, не глядя на мужа. Он не настаивал. Ощущение тепла внутри и радости, ощущение в котором не жаль утонуть, умерев с улыбкой на губах. Это так на него не похоже. Счастливый Учиха – это какой-то неправильный Учиха. А ему все равно. Пусть уйдут годы, прежде чем Сакура оттает и простит его, мудрая малышка между ними уже приняла отца и жена не сможет долго держать в себе обиду. Пока Сакура ела, стараясь смотреть только на свою тарелку, дочка встала ножками на стул и стала неуклюже накладывать отцу рис, запеченные овощи и жаркое из кролика – кто-то раньше их жалел. Мадара не чувствовал аппетита, он просто наслаждался новым мировоззрением в себе, где он иначе смотрит на происходящее. Мир построенный совсем не его руками, и совсем не мирный, если кто-то смеет покушаться на его жену и дочь. Эта реальность, где есть его девочки, которых Учиха может не заслужил, но отчего-то они его семья. Он старался не разглядывать Сакуру, а смотреть только на лицо, глаза или брови. Мужчина, похороненный в нем много лет назад, пробуждался, видя свою женщину. Ей так идет этот возраст. Хотя Мадара немного тосковал по той наглой девчонке, которая единственная смела пререкаться с ним, зная, что ей ничего не будет, но все же рискуя раз за разом быть как минимум отшлепанной. Девочка старательно жевала – возраст тут выдавал малышку, она рассудительна, но держит палочки и столовые приборы еще не очень правильно и ест по-детски медленно, стараясь быть аккуратной, но и похожей на маму. Мадара попробовал приготовленное женой, заметив быстрый взгляд Сакуры – немного злой, но и выжидательный – понравится ли ему? - Вкусно. – Просто сказал Учиха. Когда он последний раз ел? Сколько времени прошло с его смерти в том месте, которое сейчас зовется Долина завершения? Все это прошлое, даже больше – история мира Сакуры и его дочки. Он теперь начинал новую главу, которая будет долгой и Учиха приложит все силы и терпение, чтобы быть счастливым. Губы Сакуры хотели улыбнуться от похвалы, но она рассердилась сама на себя и намеренно поджала их. Какая у него упрямая женушка. После ужина Сакура убирала со стола, Мадара хотел помочь, но девочка повела его в гостиную и указала на одну из книг на столике. - Мама мне эту книгу читает. Совсем не сказки про принцесс. Это справочник про лекарственные растения Страны Воды. - Тебе это интересно? - Не знаю, наверное, нет. Как честно. - Может почитаем что-то другое? - Я эту должна дочитать. Мамочка говорит, что если мы что-то начали – надо закончить. Мамочка… Она зовет Сакуру только так ласково и одновременно с уважением. Кажется, девочка подчеркивает особенный статус Сакуры в ее сердце. Пожалуй, Мадара за все время ожидания возвращения сюда не готовился стать чьим-то папочкой. Он не был уверен, что адекватно отреагирует на то, если дочка назовет его «папочка». Учиха все это время был мужем, но только начал понимать, что значит стать отцом. Многое прошло без него, и он бы отдал многое, чтобы наверстать эти годы, однако, уже стоит благодарить небеса за то, что это четыре года. Он мог бы вернуться тогда, когда уже не нужен ни дочери, ни ее матери, когда мог лишь наблюдать как течет их жизнь – привычно течет – без него. Сейчас как бы не выдать себя, как бы не показать свое счастье через тот же гогочущий смех, который показывался из него в минуты эмоциональности, часто не всегда положительного аспекта. Теперь все иначе. Он читал девочке, сидящей рядом на диване, список лекарственных растений, их ареал произрастания, свойства, полезность и так далее, показывая по ее просьбе рисунки. Скучная книга для маленькой. Девочка смотрела на его рот, и слушала. Сакура прошла мимо с корзиной для стирки, неодобрительно взглянув на его доспехи, оставленные в коридоре, когда он еще мыл руки, и он услышал «хм»: как бы – пришел, и папашу с порога изображать. Мадара и сам понимал, что этот чудесный ребенок сэкономил ему кучу нервов, просто ведя за собой. Мужчина ведь ничего не изображал, а всего лишь пытался подстроиться в игру девочки, в которой почему-то ему еще было место. Возможно потому, что мама велела ждать отца, даже когда сама не дождется… - Милая, - обратилась к девочке Сакура, будто это она читала, - пойдем искупаемся перед сном. Девочка послушно кивнула, слезла с дивана и пошла за матерью. Мадара остался один и тоска как яд стала распространяться по всему его телу. Он подскочил и пошел за своими девочками. Сакура уже раздела малышку и усадила в теплую ванну, а сама снимала платье. Это было слишком для его воздержания. А еще взгляд зеленых глаз показался чересчур насмешливым: она знала, что муж сейчас чувствует, знала, что желанна и горяча, что внутри него закипела кровь... Мадара остался снаружи, как делал когда-то, когда ждал Сакуру во время их совместного проживания и когда они только приглядывались друг к другу. Но дышать спокойно теперь не получится. Ему бы тоже сполоснуться – в ледяной воде… Он увидел не так много ее тела, но голод уже стал зверским. Сколько ночей они потеряли. Как возместить все это и когда Сакура уже сдастся? Послышался плеск, потом Сакура и дочка засмеялись – они еще умеют делать это?! Какое облегчение… И как хорошо, что не как Мадара. Для него этот смех и плеск воды стал как колыбельная, как доза успокоительного, рассчитанное на слона. Мадара позволил себе расслабиться, немного успокоиться, дать себе улыбнуться, что дожил до этого дня. Он всего себя отдаст, но защитит мир, где его девочки смеются… Дверь открылась и Сакура в домашнем юката, покосившись на мужа, презрительно вздернула носик с неизменным «хм». Она прошла с дочкой в пижамке с зайками – забавно, что любимая женушка так четко разделяла наслаждение ушастыми в еде и одежде. Девочки направились в комнату и отчего-то обожаемая супруга, длинные волосы которой были собраны в пучок, заколотый похожей на дочкину, заколкой-шпилькой с цветком сакуры, - остановилась на полпути и посмотрела на открытую дверь ванной и мужа, сидящего у порога. Неужели приглашает и его искупаться? Он как-то привычно носил свои доспехи последние годы в бесконечной жизни, но в зеркало и не смотрел лишний раз. Как точно его Сакура описала – лохматый дядька со злым взглядом. Его лицо все еще носило маску безразличия, это так привычно, что не избавиться. А еще скука в лице выдавала в нем заложника времени. И вот, дождался своей награды. Сакура не спустила воду, и она еще довольно теплая после девочек… Даже так долго просидеть в ванне не мог. Понимая, что его семья в нескольких шагах от него, он должен был видеть или слышать их, чтобы оставаться спокойным. Потому закончил водные процедуры поспешно и собирался надеть свою одежду, уже натягивая брюки, как дверь открывается, и Сакура, с притворно-равнодушным выражением на лице, кладет на тумбочку у раковины сложенное домашнее мужское синее юката. Он успел надеть только штаны и стоял с мокрым торсом, на котором осталась история его жизни в виде шрамов, стоял с оголодавшим взглядом, затаив дыхание и до конца не застегнув ширинку, замер. Ее взор прошелся по его телу и румянец, и снова поджавшиеся губки, выдали жену своим волнением. Чересчур испытаний для одного дня. Прижать ее к себе; показать как скучал на каждом сантиметре нежного тела губами, пальцами, языком; не спать с ней сутками, чтобы она услышала его желание… Основатель Конохи протянул к жене руку – если только даст знать хотя бы взглядом… На круглом лице теперь растерянность – она еще не простила, а тело нагло выдает ее неспокойные чувства и не противится ему… - Мамочка, - позвал детский серьезный голосок. Сакура раскраснелась, сердито зыркнула на мужа, вроде как: ходит тут с расстегнутой ширинкой, - и пулей выскочила из ванной комнаты. А Мадара медленно, тяжело выдохнул, включил холодную воду и сунул под нее голову. Какое счастье, что любимая помнит его ласки, что также скучала по ним… Порой он думал, что даже если Сакура тут одна будет все еще с ним в официальном браке – это не помешает молодой страстной женщине завести личную жизнь. Желающих найдется с излишком. И как мужчина он мог понять. Как человек проживший слишком долго – тоже. Как тот, что желал ей счастья. Но не как муж. Неистовство, агрессия, желание кровавой мести соперникам наполняли мужчину от одной только вероятности. А вдруг, даже и притворяясь, что ждет, она уже…? И он не имел право судить ее: нечего было «убегать» в прошлое, даже алименты не востребуешь… Они с Сакурой понимали, что его можно не дождаться. Как взрослый человек, он понимал на какие страсти способно неразумное тело. Чувства, любовь и похоть не одно и тоже. А розоволосая куноичи очень страстная. Но отчего-то по одному только смущенному взгляду на ее милом личике Мадара понял – Сакура осталась его женой и душой, и телом… Он как-то вытер мокрые волосы и переоделся в юката: новое, никем не ношенное и даже с ценником на которой была дата трехлетней давности… Еще один знак в пользу счастья Учихи. Дочка вышла из своей спальни и вдруг снова взяла его руку и утащила в комнату. Сакура расстилала футон для себя и девочки. Малышка же, снова взяла его за руку и повела в спальню, которая видно пустовала не один год. Она открыла шкаф и потянула один из футонов, он был тяжел и велик для крохи. Мадара ухватил матрас, и девочка тут же повела его обратно и показала на место, где его постелить. Всего выходило три спальных места. Значит, и для него… Мадара честно не понимал откуда такая понятливость в малышке, почему она так умело и быстро сократила путь к воссоединению семьи? Но ему отчаянно захотелось теперь также обнять девочку, как это было позволительно ее «временным папашам» из команды Какаши. Однако, даже при всей лояльности малышки, позволено ли это ему сейчас? Девочка улеглась посередине, Сакура накрыла ее одеялом и потом неохотно, все еще румяная и обиженная, взглянула на мужа, которому предлагалось лечь по левую руку дочки, чем он воспользовался. Сакура выключила свет и тоже легла. Малышка тут же села и Мадара ощутил, как она нащупала сначала руку матери, потом и отца и легла, уложил их ладони себе на живот. Мадара ощутил какую-то встряску, похожую на разряд молнии, пробежавшийся по телу, ощутив мимолетное прикосновение к пальцам жены. Ему хотелось сцапать ее руку и с каким трудом пришлось сдержаться, напомнив себе, что тут еще и его дочка. Они теперь не одни, чтобы он мог творить все, что делал раньше с розоволосой женушкой. Потому сдавленный тихий вздох – все, что он позволил себе. - Мамочка, папа, наконец, вернулся. Значит, мы теперь настоящая семья? За несколько часов с этой девочкой Мадара понял, что на ее вопросы Сакура отвечает всегда. И ей никогда не лжет. Потому не удивительно, что женщина замялась и потом он услышал негромкое. - Да. - Ты теперь счастлива? Это нокаут. Так открываться мужу, даже не простив! Только дочке Сакура не лгала. Однако ее ответ прозвучал с униженной ноткой. -… Да… - Папа, а ты счастлив? Ему проще. Он ни на что не обижен. А еще ему никогда не задавали такой вопрос - повода не было даже когда он с Хаширамой создал Коноху. Ответ прозвучал самый искренний, от всего сердца. - Очень. - Тогда я тоже счастлива. – Размеренно подытожила девочка. - …Спи, милая, - сдавленно сказала Сакура. И он, и Сакура, разумеется, не спали. Их руки, удерживаемые ладошками дочери так и порой касались друг друга пальцами, когда кто-то шевелился. Мадара смотрел в потолок, боясь закрыть глаза и проснуться там, где это окажется сном. Даже зная, что это не сон, страх не уходил. Малышка заснула быстро. А Сакура еще час лежала, как вдруг он понял, что рука жены ускользает из ладошки спящей девочки. Жена тихо встала и, осторожно открыв двери, вышла из комнаты. Мадара тут же последовал за ней. Сакура вышла в небольшой сад, где было прохладно, чтобы стоять в одном домашнем юката. Но ей нужен был воздух как можно холоднее, чтобы остудить свое сердце, и, вероятно, тело. Не удивительно. Лунный диск освещал их дом, квартал Учиха, окрестности Деревни Листа. А Мадара в который раз не мог отвести взора от желанной женщины. В такие моменты не хотелось даже думать, что он на самом деле застрял в чьей-то иллюзии – она слишком хороша, от такой добровольно не отказываются. Как и у Саске дома, Мадара обошел жену со спины и встал к ней лицом к лицу. Ее ресницы дрожали, губы поджимались упреками – он все это знал. Мадара осторожно взял ее руку, пытаясь обуздать тонну желаний сделать куда больше. Непонятно стало у кого больше дрожат пальцы… - Я дома, моя маленькая госпожа, - тихо сказал возвращенец, склонившись к ее лицу. Сакура кинула сердитый взгляд на мужа. - Маленькая госпожа теперь не я! - Конечно. Потому что ты – МОЯ маленькая госпожа. - Так и не выучил мое имя? – фыркала Сакура, стараясь говорить тихо, но эмоции уже выплескивались из нее как вода из переполненного водой сосуда. Как ей сказать, что ее имя стало для него запретным почти сразу. Он даже еще не понял, как начал ощущать ее ценность, как уже что-то мешало назвать жену по имени. В мыслях это имя звучало в разы чаще других, потому что мысли сложно сдержать, они предательски показывают, что у тебя на душе. Честно? Он робел от ее имени, потому что оно имело силу над ним, которой мужчина долго не находил названия, испытав в первый раз такие разрывающие, диссонирующие от плюса до минуса, чувства. Любовь у Учиха не бывает спокойной. У сильных – она еще и безумна. - Как ты назвала нашу дочь? – улыбнулся Мадара, стиснув пальцы любимой женщины. - Не скажу, - вздернула подбородок жена, но рук не убирала. - А если я у нее спрошу? Или у твоих родителей. Ведь кто-то знает имя нашей дочки. - Пф! Спрашивай. Если они скажут – я с ними перестану разговаривать. Может есть резон в такой мелкой мести, но Мадара и тут не ощущал себя ущемленным. Отчего все связанное с Сакурой кажется милым, даже такие откровенные вредности с ее стороны? Не так важно, что она говорит ему, главное – она говорит с ним… сейчас это главное. И еще… - Поплачь, моя маленькая госпожа, - он едва коснулся ее щеки ладонью, чтобы убрать длинную прядь волос. Но так волновался как не случалось ни перед какой битвой. - Я не плачу. С того самого дня во мне не осталось слез. Мадара трепетно провел ладонью по ее макушке – мягкий розовый шелк ее волос струился под его пальцами, еще и посеребренный лунным сиянием. Даже своей огрубевшей кожей мужчина ощущал эту как вода гладкость и нежность ее волос. - И волосы отращиваешь с того дня? – также мягко и негромко спрашивал Мадара, продолжая не верить себе, что спустя столько мучительных десятилетий касается своей любимой. - Они мне нужны для бизнеса… - Буркнула жена. – Неужели не видел баннеры и постеры, пока шел сюда? Он нахмурился: когда шел сюда, не особо смотрел по сторонам, а всего-то пытался остаться в сознании сначала от лживой новости мальчишки Узумаки, что его жены нет, потом, что она с другим, потом… - Твой дружок Наруто сказал, что тебя нет в живых, - не удержался и наябедничал Учиха. Сакура изменилась в лице, печально сказав: - Наруто мне часто высказывал, что я сильно изменилась, и как будто в тот день умерла. Он очень обижен на тебя за это, говорит, что я перестала смеяться и даже улыбаться. Это не так. Сакура вполне искренне улыбалась с дочкой. Разве что… только малышке и остались ее улыбки? Мадара продолжал гладить голову жены и теперь осторожно коснулся плеч. Как хотелось сделать больше, как жадны стали его желания. Еще часы, минуты назад он готов был ждать годы, а сейчас ему надо все и сразу. Сакура стала его самым сильными испытанием соблазна. Брюнет продолжил чуть касаться ее, понимая, как она напряжена, но стоит и терпит, значит не так уж неприятно? Он заметил почти сразу, как вдруг, будто ни с того ни с сего, колыхнулось ее тело в грудном всхлипе. - …Почему… почему ты так долго?! – зеленые глаза, освещенные лунным диском, поднимаются на него полные влаги – все же прорвало… - Ты хотя бы представляешь, как мне тут было одной? Больше четырех лет, Мадара!! Тебе не понять, как это мучительно! Чем ты занимался эти дни?? Неужели так много проблем было, что никак не мог найти время, чтобы побыстрее вернуться? Отчего так долго?! Ты хотя бы представляешь какого это – ждать?! - Прости… На его грудь опустился ее кулачок, сначала слабо, потом сильнее, потом два, потом, будто из железа, лоб его розоволосой женушки уткнулся в его торс и хныча и что-то лепеча про свои невыносимые страдания в ожидании супруга, она пыталась призвать к ответу такого непутевого мужа. Мадара обнял ее, уткнувшись подбородком в ее макушку, вдыхая какой-то необыкновенный запах от ее волос, погружаясь в грёзу наяву, руки теперь смелее, нетерпеливее прошлись по телу, которое невыносимо хотел попробовать – для него оно новое, он ведь помнил Сакуру другой, отчего и называл девочкой, сейчас, все еще тонкая, Сакура заметно для него повзрослела. Это правильно, но и жаль, что каждый штрих ее тела теперь нарисован чуть иначе. Ностальгия по ее юному телу пробила в нем дыру сожаления, но вместе с тем, взор и руки уже предвкушали фантастическое наслаждение обладания этим сокровищем… Его грудь намокла от слез. Мадара бы хотел, чтобы она проревелась в голос, но теперь они не одни – все, что будут делать только вдвоем, будет завернуто в тишину, пока за тонкой стенкой спит их талантливая дочка. - Скажи!... – Вновь подняла на него мокрый взгляд Сакура. – Ты снова уйдешь? Снова бросишь нас? Если так, то уходи сейчас! - Не уйду. Больше никогда от тебя не уйду. Он не понимал всего, что с ним произошло, уже больше интуитивно идя навстречу жене и ребенку, но обещание давал легко, веря, что эта правда. На его груди нет теперь печати, которая возвращала его к написанию Правил. Ему больше некуда возвращаться, потому что все, что должен был сделать Мадара изначально – дождаться своей гибели, лишь тогда, завершив историю ее мира, как написано в книгах по Истории Конохи Сакуры, мог вернуться к жене. Если бы понял раньше, если бы не спешил, сэкономил бы десятилетия. Но уже не так важно. Ее четыре года без него для него весомей своего столетия без нее. Ведь она даже не могла выплакать свое горе, держась столько лет, потому что он велел быть сильной. - Ты молодец, - Мадара провел ладонями по ее щекам, вытирая слезы и глядя как она так знакомо шмыгает носом. – Ты хорошо справилась. Знал, что ты сильная. Знал, что могу тебе доверять. - Мне… мне помогали, - будто виновата в этом, призналась госпожа Учиха. - Я рад. - Ты мог бы… и побыстрее, - скуксилась сильная, но все еще такая ранимая Сакура. - Знаю… Так уж вышло. Сакура хотела сказать что-то еще, но вместо этого пропищала, срываясь на новый плач. - Ты точно больше не уйдешь? Он взял ее руки и провел по ее гладкой коже большими пальцами. - Повтори за мной. Его руки показали ему особенную печать привязанности. Но в этот раз не он, а она ее сделает. Если они вдруг поссорятся – и Сакура убежит от него, Коноха рискует увидеть всесильного Учиху Мадару в обмороке. Но едва ли он позволит жене убежать от него. - Это… - После того как печать была поставлена на нем, Сакура чуть успокоилась. – Не надо было. Это будто я тебе не верю… - Я так хочу. - Тогда поставил бы на меня печать как раньше… Сложно будет объяснить: Мадаре нужно время, чтобы привыкнуть к пониманию, что Сакура и дочка теперь всегда будут рядом с ним. Он не против ходить хвостом за женой, не расставаясь ни днем ни ночью. Ему плевать кто и что будет говорить про него. Бесконечные годы в одиночестве могли породить в нем любовь к разговору с умнейшим из собеседников – отражением в зеркале. Но не в ее случае. Сакура его и сила, и слабость. И пока он не привыкнет, что эта реальность никуда не исчезнет, пока Сакура не поверит, что скорее мир погибнет от его рук, чем их снова что-то разлучит – так лучше. Как и прежде раздражать всех привязанностью друг к другу – его совсем не смутит. Храбрая маленькая женщина смотрит преданно, все еще с мокрыми глазами, еще пытаясь удержать в себе столько сомнений и упреков, но уже признавшись не только дочери и возвращенцу-мужу, но и себе: Сакура счастлива, она дождалась… Мадара сдерживает бурю в себе, чтобы не смять тело жены вырывающейся страстью, он позволяет себе легкий поцелуй в губы, в щечку, другую, задерживает поцелуй на лбу с этой ее отметкой. И вдруг со всхлипом, Сакура обхватывает его шею и жмется губами к его рту. Оковы сняты, он больше не в силах удержать себя. Вот Мадара подхватывает жену на руки, совсем не церемонясь с ее юката, надетое на голое тело. Как раньше, на природе, когда они путешествовали с ней, мог взять ее прямо здесь, в саду, едва ли способный думать теперь головой. Сакура мычит, разрывает поцелуй и мотая волосами, показывает на дом. Он несет ее в комнату, спальню, которая была раньше складом чужих вещей. Они сдерживают все звуки – шумное дыхание, вздохи, стоны, даже скрипы старого дома. Их тела быстро теряют одежду и скованные поцелуи, и руки смело, но соблюдая запрет на разного рода звуки, исследуют тела друг друга… Мадара думал, что не заслужил. Возможно, если бы не дочка, он бы сегодня даже не был допущен в дом, не то что за стол или в постель. Но скучал и тосковал не он один, его милая горячая супруга ждала его. Может ее день был как год, может ей эти четыре года дались тяжелее прожитого им столетия? Учиха не будет пытаться сравнивать. Сейчас он хотел лишь взять морковку, до которой, наконец, дотянулся. Как и думал, она оказалась сочная, сладкая, спелая. Награда, нашедшая своего героя, была выше всяких похвал. Реальность, которая оказалась лучше, чем мечта, тихо вздыхала, придавленная его телом и сладко улыбаясь румянцем наступившего счастья…