Голос крови

      Ярость застилает ему глаза кроваво-красной пеленой. Ему все равно, как это выглядит со стороны, насколько ужасно или пугающе сейчас его выражение лица, потому что все это теперь не имеет значения.       Потому что теперь его ничего не останавливает перед тем, чтобы порвать всех присутствующих за то, что его любимому человеку сейчас снова больно.       И, возможно, тот умирает фактически у него на руках.       Опять.              Это между собой у них могут быть недосказанности и недомолвки, ему самому как-то стыдно или неловко признаться или сказать это вслух. Но вот такая критическая ситуация быстро все расставляет по своим местам: он готов положить свою жизнь, лишь бы его любовь жила.              Вот так просто.       Когда отпадает шелуха условностей, остается только самая сокровенная истина, которая живет в самом сердце.              Но Галф об этом совсем не думает, потому что сейчас в голове только одна задача: уничтожить всех тех, кто посмел даже думать, чтобы навредить Мью. Первым, конечно, под горячую руку попадает тот смертник, который решил, что ему позволено коснуться лорда. Тот даже не успевает ничего понять, как у него уже порвано горло — вот так, голыми руками Галф может буквально за мгновение вывести из строя боевую единицу своего соперника.              А то, что это соперник — уже однозначно, потому что больше нет смысла притворяться. Да и не может Галф прикидываться, что все в порядке, когда рядом истекает кровью тот, кого хочется оберегать до последнего вздоха. Так же молниеносно он убирает еще несколько человек — на этот раз своих “боевых товарищей”, чья подготовка их вообще не спасла — они просто не успели толком среагировать.              Откуда у него такие способности к уничтожению себе подобных? Откуда такая сверхреакция?       Он не знает.              Его точно не кусал радиоактивный паук, а Мью не тянет на подобное существо несмотря на то, что отведывает его кровь регулярно — к взаимному удовольствию. И вообще его всячески уверяли, что от укуса вампиром так просто не стать… Тогда что с ним?              На него накатывает непонятная удушающая волна, которая заставляет волосы буквально становиться дыбом, а из горла рвется неконтролируемый рык:              — Мой… Убью…              Он спиной чувствует, как шевелится Мью, слышит еле уловимые стоны, но не может пока обернуться, потому что не имеет права тратить ни секунды, пока не зачистит всех, кто может навредить его лорду.              Галф на мгновение замирает, чтобы выбрать следующую жертву, как застывает от… ужаса, потому что в глазах “отца” видит не страх или удивление, а какой-то безумный восторг.       Совершенно дикий, словно этот человек сошел с ума. Словно тот в восхищении от того, что он здесь творит:              — Это еще лучше, чем я представлял…              Эта реплика почти выбивает почву у него из-под ног, но он все же на автомате отбивается от тех, кто пришел вместе с ним, должен стоять плечом к плечу, но теперь они по разные стороны баррикад. Дальше все происходит очень быстро: их окружает толпа незнакомых… вампиров и людей, среди которых он улавливает лица тех, кто стоит за него. Они начинают “паковать” нападавших, поэтому он теперь может расслабиться и броситься наконец на колени:              — Мью!              Тот крайне бледный в его руках, снова эти иссиня-белые губы почти без единой кровинки — это знак, что сейчас его любимый нуждается в нем.       Жизненно нуждается.              Уже привычным жестом он проводит лезвием ножа по углублению в основании шеи, чтобы вызвать ту струйку крови, что спасет его любовь:              — Ну же, родной, пей…              Галф сам прижимается кожей к этим холодным губам, мажет по ним перепачканными собственной кровью пальцами — только чтобы несколько капель попали внутрь, а дальше Мью сам справится.       Правда же?       Справится?       Его лорд самый сильный, самый смелый, самый…       Самый. Для него.              Его поглощает накатывающее отчаяние, потому что губы, что принудительно касаются его шеи, остаются неподвижны — словно у Мью нет сил, чтобы даже сделать несколько глотков столь необходимой ему сейчас крови. Он плачет, почти воет от ужаса, что опоздал, что потерял эти драгоценные секунды, пока отбивался от врагов.              Теперь у него нет времени на раздумья: Галф зубами рвет свое запястье и делает несколько недоглотков, втягивая кровь в рот — столько, сколько он в состоянии удержать, чтобы затем прильнуть к бессильно приоткрытому рту и делиться живительной влагой с тем, без кого его сердцу незачем биться в этом мире. Он буквально вливает в Мью эту противную на вкус жидкость, что отдает его собственным страхом и металлом на языке, но сейчас ему все равно на неприятные ощущения — только одно имеет значение.       Только один.       Мью.              Мью закашливается в его руках и дрожит, но делает несколько глотков прямо с его губ, а затем открывает свои прекрасные темные глаза, в которых уже видны эти знакомые малиновые всполохи — и Галф плачет уже от облегчения. Он отстраняется от дрожащего рта, чтобы снова прижаться к нему шеей:              — Пей, пожалуйста, пей…              Сладкая боль укуса разливается по телу, принося удовлетворение почти мгновенно — и на несколько минут для него перестает существовать окружающий мир, потому что его собственный сейчас — в его руках, бледный и обессиленный, но такой родной. Когда наконец Мью отодвигается от него, хватит уже, Галф протестующе ворчит и снова притягивает голову к шее:              — Пей еще, тебе надо.              Он случайно поворачивает голову набок и видит шокированные взгляды, устремленные на них, на что угрожающе шипит, чтобы даже не смели подходить к его мужчине.              — Галф… — Бум не может сдержаться, — ты… твои глаза…              — Что? — он раздраженно дергается, на что Мью отрывается от его шеи, поэтому он успокаивающе поглаживает по голове, мол, продолжай, а тот приникает снова.              — Твои глаза… Они светятся желтым, и у тебя вертикальные зрачки.              Что?       Буму точно незачем врать — особенно в ситуации, когда его настоящие союзники “пакуют” тех, кто пришел убить Мью.              Он ничего не понимает: какие глаза, какие зрачки — он же человек...       Правда же?              Галф поворачивает голову к человеку, которого считал своим отцом все это время — и снова замирает от странной смеси отвращения и восхищения. Он не может сейчас оторваться от Мью, поэтому лишь шипит тому, что уже стоит в наручниках и ждет своей очереди:              — Что ты знаешь об этом?              Тот как будто не слышит вопроса, продолжая пребывать в своем маленьком безумном мирке, бормоча крайне невнятно:              — Это еще лучше, чем я представлял… Ты все-таки ответил на голос крови, а я думал, что ее слишком мало в твоих жилах… Но этот монстр пробудил ее в тебе — хоть какая-то от него польза в итоге. Мой идеальный солдат, которого я взращивал — у меня почти все получилось…              Мью обессиленно опускается ему на грудь, теперь Галф может передать его Буму и врачу, что прибыл вместе с остальными, а самому подойти к этому сумасшедшему и встряхнуть его за грудки:              — Что ты там бормочешь? Какая кровь? Я же человек!              — Человек — как же, — тот как-то одержимо усмехается и с какой-то безумной нежностью смотрит на парня. — Стал бы я тебя растить с детства и тратить на тебя свои силы, если бы в тебе не было нужного мне компонента — крови оборотня. Я изматывал тебя тренировками, но это не помогало — ты не реагировал. Потом я надеялся, что она пробудится при попытке защитить семью, поэтому мне пришлось имитировать свадьбу Грейс, чтобы вызвать твою ярость. Но оказалось, что все случилось до этого, когда ты пометил эту тварь как свою пару.              Последние слова мужчина почти сплевывает, но Галфу все равно, потому что тревожное осознание накрывает его волной, как ранее — ярость.              Не человек?..       Но как?       Откуда?              Видимо, эти вопросы отражаются на его лице, потому что получает на них неожиданный ответ:              — Твой отец не захотел со мной сотрудничать — его пришлось… устранить. Несмотря на то, что твоя мать была человеком, я надеялся, что крови твоего отца будет достаточно, чтобы в тебе проявились нужные мне способности. Превращаться в зверя ты не можешь, луна на тебя не влияет, но, как оказалось, сверхсила и способность найти свою пару в тебе остались. Жаль, что я об этом узнал так поздно…              Галф ничего не понимает.       Он без сил опускается на пол и как-то отрешенно наблюдает, как уводят этого человека, который… убил его семью?..       Который забрал их с Грейс и фактически держал в плену?       Который проводил над ним эксперименты и пытался жестокостью пробудить в нем звериное начало, которое проснулось лишь в тот момент, когда ему самому угрожала смертельная опасность.       И его любимому.              — Галф…              Он невольно дергается, когда на его плечо ложится рука, но это всего лишь Майлд, поэтому он с выдохом расслабляется и разжимает уже настороженно стиснутые кулаки.              — Ты прости: мы случайно стали свидетелями всего… этого. Я понимаю, что это не та информация, которой хочется делиться, но здесь все — люди надежные. И вампиры, — парень ухмыляется, а потом снова становится очень серьезным. — Мы сделаем все, чтобы защитить тебя, как ты делаешь это для Мью.              Мью!       Галф тут же подрывается и бежит по коридору, заглядывая во все комнаты, чтобы понять, куда унесли лорда. Тот оказался почему-то в его комнате, но так даже лучше. Он снова падает на колени, теперь уже рядом с кроватью, чтобы сжать испачканными в крови руками бледную изящную ладонь и прижаться к ней щекой:              — Живи, пожалуйста, живи… Я тебя умоляю…              — Он будет жить — я вас уверяю, — тихий уверенный голос доктора заставляет его оторвать взгляд от изможденного лица, — я никогда еще не видел такой скорости регенерации, как у лорда Суппасита. Да, кровь, отданная добровольно, способна на многое, но это… — тот пораженно качает головой. — Это какое-то волшебство, но думаю, что через пару дней он будет если не в полном порядке, то весьма близко к этому состоянию. Да и у вас самого раны затягиваются просто фантастически быстро…              Галф уже почти ничего не слышит, потому что в ушах отбивается ритм сердца, что колотится от радости: Мью будет жить. Но взгляд падает на разорванное несколькими минутами ранее запястье — там никакой рваной раны, кровь уже давно перестала течь — только еле заметный рубец.              — Галф… — снова это мягкое прикосновение на плече, на этот раз это Каона. — Сходи умойся — ты весь в крови, а я пока побуду с ним. Обещаю — я присмотрю за ним, пока ты приводишь себя в порядок.              Он опускает взгляд и понимает: выглядит и правда ужасно, его одежда в кошмарном состоянии. Галф смотрит на Мью и убеждается, что тот дышит ровно и размеренно, поэтому почти бежит в сторону ванной для слуг, чтобы быстро смыть с себя грязь, пот и кровь, свою и чужую, чтобы затем столько же быстро вернуться в комнату. На нем лишь полотенце на бедрах, потому что не догадался взять с собой чистую одежду, но кому сейчас дело до таких формальностей!              Каона берет врача за локоть и тихонько уводит из комнаты, но Галф этого даже не видит. В поле его зрения — только Мью, которого тщательно забинтовали, явно до этого обработав рану, поэтому он может позволить себе на несколько минут расслабиться.              Галф откидывает полотенце и ныряет под одеяло, чтобы своим телом убедиться: Мью теплый и живой — это на самом деле так. Вот так лежать рядом, вдыхать родной аромат — это все, что он желает в данный момент.              — Ты опять меня спас, да? — еле слышный шепот касается его ушей.              — Тссс, отдыхай! — Галф приподнимается, чтобы увидеть свет и нежность в приоткрытых глазах. — Тебе надо восстанавливаться.              — Когда ты рядом — это лучшее лекарство.              — Даже если я не совсем человек?              Лучше сейчас узнать всю правду.       Даже если Мью сейчас отвергнет его — это не страшно, лишь бы тот был жив и здоров…       Но это больно — те секунды молчания, пока его изучают самые красивые глаза в мире.              — Но тебя же не смущает, что я тоже не человек?              — Конечно, нет! Ты — это ты… — для Галфа это такая прописная истина, что ему даже странно озвучивать вслух. — Я буду с тобой рядом столько, сколько ты захочешь.              — Вот и меня ничего не смущает, мой котик Кана с желтыми глазами. А теперь давай спать — ты еще успеешь показать мне свой характер, мой хороший.              Мью устало утыкается ему носом в шею и начинает сопеть, практически сразу погрузившись в сон. А Галф как-то неверяще и счастливо улыбается: тот слышал этот странный разговор даже несмотря на то, что был почти без сознания.       И… не против?              Котик Кана.       Для Мью он готов быть, кем угодно.       Но для тех, кто покусился на его пару, у этого котика есть коготки.