Оно кусается

– Как думаешь, – спросил Ласточка, когда Турко вошёл к нему в шатёр – в собственный, вообще-то, шатёр вошёл, но Ласточка обосновался тут как хозяин и что-то рисовал, полусидя в постели. Если он так продолжит дальше, то в ней и останется. Не успел оправиться от ран – и ринулся куда-то… – Как думаешь, ты сможешь созвать много-много птиц? Вот чтобы правда много? Пару сотен? Больше? – На кой тебе птицы? Если бы Ласточка был правда его братом, настоящим, опытным, а не просто вызывал желание то помочь, то дать по шее, он бы понял, что Турко очень зол. Потому что нельзя вот так всех делать себе должными и даже не предупреждать, нельзя вот так вот внаглую собой жертвовать. Но Ласточка знал его недолго. Чертил, чертил себе что-то на своём обрывке – натурально на коленке. Как будто это самое обычное дело – валяться в полумраке неведомо где, едва оправившись от последствий собственной же дурости – но дурости благородной, ничего не скажешь! – и изображать… – Что ты там всё вычерчиваешь? – Это, – сказал Ласточка торжественно, и было слышно, что он сдерживает смех, – лучший инструмент на свете, которому вы лишь по недоразумению предпочитаете эти ваши арфы. Вот, смотри – называется гитара. Но вообще-то я ждал тебя, чтобы спросить о птицах. – И что там с птицами? – Ты правда можешь с ними разговаривать? Ладно, допустим. Допустим, мы послушаем его план до конца и только потом спросим, какого же балрога… – А если могу – что с того? – А то, что если ты и впрямь способен с ними договориться… ну, я не знаю, договор какой-то заключить, или союз, или как вы там это делаете – то можно попросить, чтобы они посбрасывали пауков на этот ваш Ангбанд. Или мышей. Смотри, ведь если каждой птице дать по мыши… – Ты думаешь, Моргот устрашится мышей?.. – Ну вот мышей – не знаю, хотя если сразу много, то он хотя бы удивится. Пусть не думает, что может всё предусмотреть. А если пауков, то мне сказали, что он, вообще-то, вправду должен их теперь бояться. Про это его «мне сказали» никогда нельзя было знать наверняка – то ли Маглор ему сказал, то ли сам Манвэ, то ли какой-нибудь мимо проходящий Финдарато, который в последнее время всё твердил что-то об ошибке. Этот Ласточка нам Маэдроса спас ещё раз, какая может быть ошибка?.. – И как, ты думаешь, я должен уговорить птиц лететь на Ангамандо? – Ну, я не знаю, пообещайте их подкармливать зимой. – Мы и так это делаем вообще-то. – Выгодные условия строительства гнёзд? – Рокэ перевернулся на живот и теперь болтал ногами в воздухе. – Вы не мешаете им строиться под крышами и где там ещё? Подкармливаете чем они попросят, а не чем попало? Не знаю, жертвуете для гнёзд обрывки плащей? – У птиц для этого есть пух, – отмахнулся Турко и наконец плюхнулся рядом. – Да в любом случае, – мальчишка, кажется, обиделся за идею и теперь всерьёз отстаивал, – у тебя полный лес… леса потенциальных неожиданных союзников, а ты что делаешь? – Да в любом случае, – передразнил Турко, – ты, прежде чем строить очередной великолепный план, рассказал бы про прошлый, а, Росио Алва? – Я тебя не зову по детскому имени. – А, это ненадолго, – вот так, наверное, Майтимо себя чувствовал большую часть жизни. Не то чтобы у Турко раньше не было младших – само собой были – но глупости они обычно делали либо общие, либо хотя бы дикие не настолько. – Вот спорим – скоро начнёшь звать? Спорим, ты сам не понял, что ты сделал? – Помог вашему брату, ты хочешь сказать? О, я уже понял, что на помощь вы почему-то оскорбляетесь. – Ты, Рокэ Алва, думал вот так помочь нашему старшему и безнаказанно удрать во тьму? – снова вспомнилось это недвижное тело, которое не просыпалось вот вообще никак, и взгляд орла – конечно, снова мы, всегда мы виноваты. Не станешь же всерьёз ругаться с чужой птицей? Это Курво вот завёлся… – Нельзя вот так помочь, а потом требовать, чтоб нам было всё равно, – сложно ругать кого-то за что-то, что ты и сам бы сделал, если б мог, а всё-таки. – Ты что хотел-то? Сгинуть и привет? – Я не рассчитал. – Да всё ты рассчитал отлично! – возмутился Турко и толкнул Рокэ в плечо, благо тот не стал валяться и, как только его обозвали детским именем, сел прямее прямого. – Всё ты знал заранее! Нечего нас выбирать как средство, чтоб с собой расправиться, слышишь ты, нет? – Да вам-то что за разница! – А такая нам разница, что если ты уже на нас свалился и если я уже тебе помог, то не хочу, чтоб ты скончался просто так. Тем более ради нас и ради старшего. Хоть с тобой-то мы можем ничего не испортить? Майтимо вон себе бы не простил. – Да всем вам лишь бы что-то себе не простить. – А сам не такой, скажешь? С братьями вот примерно на таком моменте кто-то кого-то толкал, а дальше можно было разойтись или сцепиться – от Майтимо, например, они все просто уходили. Теперь его ещё и не толкнёшь ведь – не потому, что поломать боишься, а наоборот – как-то он научился так смотреть… – Да чтоб вас всех! – За что нас проклинают на сей раз? В шатёр заглядывал Курво – уже не заглядывал, а тоже заходил. Что ж. Кажется, он решил, что раз уж отвадить Турко от этого смертного никак не выходит, он его с ним разделит, как всегда всё делил. И ещё он был благодарен за Маэдроса – они все были благодарны, желай Рокэ втереться к ним в доверие – лучшего не придумал бы, но Курво – уж совсем как-то исступленно, он всё ещё переживал и то, что спасли Майтимо не они, и всю эту затею с короной, и вообще. Он не привык проигрывать так долго. Так что Рокэ теперь был не только добычей Турко, но и – хм – собственностью Курво? Ответственностью Курво? Как-то так, кажется, он относился к тем, кто младше и мало-мальски притом важен. – Рокэ отказывается говорить, что с ним творится. Как ты отвадил Майтимо? Сейчас его очередь. Я-то сказал, что Ласточка сперва моя добыча, а уж потом его спаситель, поэтому у меня есть право его придушить первым. – Эй! Я вообще-то всё это слышу, господа. – И отлично, что слышишь, – сказал Курво отстранённо; медленно опустился рядом. В детстве, если пустить его к себе в постель, обязательно оказывалось, что он ещё и еды туда притащил, а значит – крошки, крошки повсюду. Сейчас брат вроде не принёс ничего лишнего, зато аккуратно выпростал из-под плаща пузатую флягу. – Я сказал, что разговора с Майтимо ты всё равно скорее всего не переживёшь, а со мной – может быть. Пока он думал, что бы такое мне ответить, а может, чем в меня швырнуть, я уже был на пути сюда. Кроме того, – он поболтал флягой в воздухе, – кроме того, идущий следом, я принёс настойку. Про вино Майтимо сказал, что тебе хватит, но о ней ничего не говорил. Так что сейчас ты отхлебнёшь, закашляешься, возможно, зажмёшь нос, и наконец поведаешь свою историю. Мы уже поняли, в общих чертах, про твою женщину, но пока не расскажешь – не считается. – Вы… – Рокэ вскочил было, но был ещё слаб после этого своего побега в сон, и Турко удержал его одной рукой. – Вы что считаете, я буду здесь скулить о собственной потерянной любви? Или о чём ещё? Да ты, охотник, пусти же меня! – И не подумаю, – отозвался Турко и толкнул Рокэ на кровать обратно. – Не то чтобы у тебя был выбор, – согласился Куруфин, – такова участь младшего в семье. – В какой ещё семье? Моя семья… – И зачем вы расстраиваете Ласточку? – в шатёр заглянул Маглор. – Это что за собрание средних братьев? – Вот именно, средних и немного младших, – отозвался Куруфин, – тебя не звали. Ты скован условностями. Кроме того, когда с тобой пьёшь, всегда есть опасность, что ты потом напишешь песню. – Если я что-то понимаю в песнях, – поведал Маглор задумчиво, ничуть как будто не обидевшись, – Рокэ и сам прекрасно всё опишет, если вдруг захочет. – Да вот ещё. – Но ты должен писать стихи, – сказал Маглор с этой своей ровной уверенностью, которая порой так раздражала, – у тебя на лице это написано. Да не темней лицом, я же ведь не прошу ими делиться. – У вас что, принято задавать бестактные вопросы? И кстати, вот – ты просил, – Ласточка протянул ему рисунок, – вот мой инструмент. Не говори, что ты уже успел понять, как он должен звучать. Маглор покачал головой. – Удались же, о наш второй по старшинству брат, – проговорил Курво нараспев, покачивая фляжкой, – мы потом всё тебе перескажем для твоих баллад. – Чтоб я писал на ваших пересказах, – оскорбился Маглор, – не увлекайтесь там. Оставьте Ласточку в живых. И удалился. Рокэ посмотрел ему вслед, вздохнул и осведомился едва ли не сварливо: – Так я оружие, надежда или младший брат? – А почему нельзя быть сразу всем? – А если я сейчас позову ветер? Да как он надоел со своей дружбой! – Ну позови, – Курво аж просиял, как бывало, когда он сильно злился, – давай, конечно же, пожалуйся на нас ещё. – Я и не жаловался! – А почему Манвэ тогда прислал орла? – Он беспокоился! И он сказал – кто-то из ваших сам просил помочь. – Да ну? – Ты что, хочешь сказать, я тебе вру? Да, друг с другом спорить было не так весело – друг друга они все уже измучили. Ласточка каждый раз негодовал всерьёз. – Настойка, – сказал Турко твёрдо, – и чур Ласточка пьёт первый. – Вы что, боитесь, что я, как оружие, выйду из строя раньше, чем вам нравится? – Можешь считать, – отрезал Куруфин, – что мы не хотим отвечать пред Манвэ за смертного, у которого на душе не пойми что. – Да у вас самих не лучше, – буркнул Рокэ и всё-таки отпил. С ним становилось куда проще, когда он был пьян, но Майтимо не раз уже сказал – интересно, откуда знал – что смертные от этого портятся быстрее. – И почему ты всё-таки так жаждешь нам помочь? – уточнил Курво несколько глотков спустя. – Я имею в виду, ладно, азарт, я это понимаю. Невыполнимые задачи, вдохновение. Но почему ты всё это принимаешь близко к сердцу? Чужая ведь война? Твой разлюбезный ветер ведь тебе предлагал сбежать домой? – Не сбежать, а вернуться, – отмахнулся Ласточка. – Покушение. Ненавижу покушения. Как-то он слишком быстро опьянел даже по людским меркам. Турко подумал что-то смутное о холодной воде в лицо, но тут же осознал, что вот на это Ласточка оскорбится навсегда, и никакого разговора не получится. – И кто на кого покушался? – уточнил. Так было с младшими давным-давно: проще было ввязаться в их игру или убить придуманное чудище, чем убедить словами, что игру пора заканчивать, а чудища не существует. – О, на отца то и дело, а теперь и на меня, – он приложился к фляжке и на сей раз сделал действительно большой глоток. – Вот в этой штуке, чем бы это ни было, есть яд? Какая всё же странная игра. – Вот, – сказал Рокэ, – я и говорю. Тут яда нет. А на милых семейных ужинах… – Ты что, хочешь сказать, тебя пыталась отравить твоя же семья? – Ну как сказать, – разговор получался не о том и одновременно куда более о том, чем Тьелкормо, может, вообще хотел бы слышать. Курво смотрел внимательно-внимательно, даже не дёрнулся. – Отец всех нас старался к ядам приучить, потому что… – а как давно он ел? Больно уж медленно говорит. – Потому что нас не любят, – Рокэ от души обвёл рукой палатку, – особенно в столице, весь наш род. Четыреста лет назад кто-то что-то недопонял – и полюбуйтесь-ка. Так вот, всё из-за покушений. – Хорошо, – сказал Тьелкормо, натренированный не терять нить беседы не только младшими, но и сороками, к примеру, – а мы и Моргот тут откуда? – Как откуда, – вскинулся Рокэ, – как откуда, если ваш Моргот покушение и осуществил? На вашего деда. Легко победить, когда ты в разы сильнее, а на другой стороне противник в меньшинстве! – Финвэ и был один, – проговорил Куруфин сумрачно, – даже не в меньшинстве. Рокэ, возможно, его не расслышал даже. Глаза у него блестели. – Месть – это так понятно. Так логично. Месть за деда, месть за отца… я бы тоже кому-то отомстил, если б знал, кому именно. И этот ваш владыка тьмы не любит весь ваш род ровно так же, как некоторые на моей родине не любят мой. Тут вы хотя бы точно знаете, кто противник. – А ты о своём не знаешь? – А я о своём, – вот теперь он казался ещё младше, – знаю то, что шёл к девушке, которую любил, а эта девушка привела ко мне убийц! О. Вот оно. Бедняга. – Ну, у нас обошлось пока без дев, – сказал Куруфин ровно, хотя вообще-то в исход он отправился с сыном, а не с женой, и все они знали, как его это расстраивает – как вообще вся его история его не устраивает, честно говоря, – и тем не менее. Мы тоже не ждали убийств, в благословенном-то краю. Манвэ тебе об этом не рассказывал? Как они обещали нам защиту, а сами ничегошеньки не сделали. – Трудно сделать, когда не знаешь, что противник вообще существует. – Ну и какие же они тогда всеведущие? Рокэ вздохнул. – Да почему вы все ругаетесь через меня? Мне уже ветру пришлось предлагать, чтоб я как будто бы побыл его орлом. – Это в каком же смысле? – Да в таком, что если напрямую он с вами говорить не хочет, а птиц присылает, то я тоже могу считаться птицей и что-то передать вам, если надо. – Почтовый орёл. – Точно. – А если мы не ждали никаких орлов? – Ну, я-то уже здесь.