Оно кусается

– Расскажи, что ещё ты можешь. Велик был соблазн сказать: «ничего я не могу, случайно вытащил тебя». Да и кто поверит? Что во сне было – во сне и останется. Ещё хотелось спросить: «Ну а сам как думаешь?», но это было от отца, конечно, и уж до этого бы Рокэ не дошёл бы. И всё-таки! Когда вот так приказывают – и отвечать не хочется из принципа. – А иначе что? Велишь за шкирку меня притащить, да? – Но ты уже здесь. – Ну, допустим, я в этот раз тебе ничего не скажу, и вот тогда в следующий что-то ты предпримешь? Маэдрос уставился, будто бы с ним заговорила тумбочка, об которую он перед тем споткнулся. Будто не ждал, что Рокэ вообще может возражать. Будто бы у него был чёткий план, и Рокэ вдруг вмешался камнем в сапоге. Ещё этот старший брат снова облачился в плащ, хотя не так и холодно было – сам же обещал весну! Хотя кошки его знают – может, это было с его стороны доверие. Он и двигаться при Рокэ начинал чуть медленнее – будто бы всё ещё не был уверен, что ноги ему не откажут при очередном шаге. Будто бы проверял снова и снова. Пахло мокрой шерстью. – Что? – спросил Рокэ. – Я понимаю, что ты здесь король, и я вроде как у тебя в гостях, но ты не мой король и я тебе не клялся. Почему ты велишь мне приходить, как будто я не гость, а провинился перед тобой? Эти всеобщие вопросы напрямую, видимо, заразительны. Последний раз Рокэ вот так открыто спрашивал о чём-то, кажется, лет в шесть? Всем ведь известно: если хочешь узнать больше, нужно поддеть, разозлить, вывести из равновесия, а не сидеть на непрошеной аудиенции с открытыми ладонями, как дурак. Как будто первый ход в беседе взял и подарил. – Тот, кто влез в мои сны, не может оставаться просто гостем, – Маэдрос, кажется, как будто не заметил его промаха, или и правда не заметил – с него станется. – Тот, кто мне помог – тем более. А тот, кто жертвует собой, не спрашивая… – Ты что, тоже решил меня зачислить в свои братья? – Разжалую в рядовые, – огрызнулся Маэдрос в кои веки не как король из древней сказки, а так, почти что буднично, и впрямь как родич или друг, – так у вас говорят? – Обычно угрожают. Но я в твоём войске никакой чин не занимаю, значит, разжаловать меня ты тоже не можешь, – и всё-таки удивительное дело. Ладно ветру хотелось подставлять лицо – и вообще от бесед с ним легчало на душе, особенно когда он не грустил – но с этим-то что. Давай, Рокэ, ещё ноги под себя подожми, будто на кухне в Алвасете – конечно, ты же в безопасности, подвоха-то ждать нечего. – Ты сам мне помог, а потом спрашиваешь, какое мне до тебя дело, – Маэдрос фыркнул, – Турко вон в детстве тоже из дома сбегал. – При чём тут твой брат? – И не всякий раз сбегал, а так, когда совсем отчаивался. А ты решил направиться сразу во тьму? – Я никого из вас никогда не просил со мной носиться. – Ну да, – Маэдрос смотрел прямо на него, всё с тем же ровным выражением, – так только, рухнул посреди шатра, а просить не просил. Зачем же нам просить. – Да ты… – вот то ли старший брат, то ли отец – когда лицо застывшее-застывшее, и глаза стеклянные до прозрачности, – да ты и сам такой же! Я вас вижу первый раз, а ты ни братьям своим не сказал, ни этому, который за тобой пришёл! – Ни Фингону. – Вот-вот, ни Фингону! Ты же ведь тоже собирался умереть во сне, да? Рано или поздно. Хоть и запутался, где сон, где явь. – Мы говорим не обо мне. – А стоило бы! Это не я собрался бросить своих сколько-то там братьев. Я никогда бы… – Сколько у тебя осталось? Вот так вот просто. Что с тобой сделала твоя женщина и сколько у тебя осталось братьев. – Ни одного, – вот знал же, что не нужно приходить, – ты хочешь мою семью обсуждать сейчас или как я неблагоразумно тебя спас? – А это связано, – и ничем его было не пробить, – а тебе я хотел сказать спасибо и что ты дурак. Не делай так больше. – Ах да, и точно, вы же все так переживаете из-за чужих смертей. Да ладно уже – смертью больше, смертью меньше… Маэдрос встал – Рокэ едва успел договорить; пощёчин левой ему, кажется, не отвешивали. Как потом драться с калекой?.. Маэдрос вдохнул глубоко – даже не замахнулся. Клятва на его шее взметнулась и опала чёрным кольцом – и скрылась до поры, как змея в зарослях. Неужели они сами не видят? – Вот ведь гордец, – сказал этот король, который будто и корону собрался отдавать из гордости – той гордости, которая стыд, – и так тоже не делай. Не получится. Не пытайся с собой расправиться ни нашими руками, ни во имя нас. – А то что? На миг стало смешно без всякого вина: вот он, Рокэ, сидит в чужом шатре, в чужой земле, в одежде с чужого плеча, потому что своя, видите ли, после такого-то количества ударов выглядит неприлично, посреди чужих планов и чужих историй. Да что у него ещё можно отобрать? – А то я расскажу Манвэ, что ты сам для себя опасен. Он будет рад вернуть тебя домой. – Он будет рад, если я вытащу вас! – вскочил тоже как в детстве, когда старшие смеялись, не удосужившись дослушать до конца. – Кто тебе разрешал влезать в мою судьбу? – Ты первый начал. – Я тебе брат или оружие? – вообще хороший это был вопрос; Маглор, к примеру, на него ответил что-то вроде: «Повод задуматься» и был таков. Хорошо не мелодия или не сюжет. Карантир сказал: «помеха», но Рокэ правда в тот раз приходил невовремя. – Ты мне – тот, кому я обязан, – видимо, со своими младшими Маэдрос спорил столько же, сколько Рокэ – со старшими и с отцом иногда; сколько раз Рокэ слышал эти интонации! – Тот, за кем я теперь присматриваю. Для оружия слишком своенравен, знаешь ли. – Вы меня в ножнах потому что держите! Что ты, что ветер. Ах нет, ах нет, ах, ты не выдержишь, ах нет, не смей больше так делать, а то… – Так что ещё ты можешь, кроме снов? – Управлять ветром, но недолго. Может, водой так же. Огнём, не знаю. Со скалами что-то. Твой Маглор говорит… – Четыре песни. Говорит, очень красиво. – Польщён. – Со скалами… – наверняка Маэдрос тоже представлял, как Рокэ что-нибудь в этом их Ангбанде обрушивает – может быть, саму чёрную твердыню внутрь себя. Маэдрос дышал глубоко – вместе с ним дышала клятва. Давай же, разменяй меня на победу – попроси сделать что-то, чего я не могу, или смогу, но это будет, видимо, последним в моей жизни. Давай. Тебе-то что от этого? Ветер расстроится? Да вы и так его расстроили больше некуда. – Спроси у Манвэ, сколько бы ты чего смог сделать, чтобы тебе это не повредило. И чем тебе можно помочь. И не ври, как в тот раз. Он что, не хочет сбрасывать козырь с рук так быстро?.. – В тот раз я умолчал. А ты уверен, кстати, что ветер так уж рад будет тебе отвечать? Ладно, я сам вызвался вам переводить, но ты ему даже спасибо не сказал ведь. – Орёл был послан не мне. – Но унёс-то он тебя! Слушай, если бы ветер, как вы говорите, – говорили-то средние, но Рокэ нравилось иногда их объединять, чтобы старший не делал вид, что средних не слышит, – если бы ветер упивался своим великодушием, он бы и выиграть вам помог, а потом бы смотрел, как вы корчитесь от унижения вместо радости. Я бы на его месте так и сделал. – Он не поможет, – Маэдрос покачал головой, и опять Рокэ показалось, что он слушает старую-старую историю, в которой все знают, в чём дело, а он сам – не знает. – Даже если б он не был на нас зол. – Обижен. – Обижаются на близких. – Да он вообще не умеет злиться. – С кем ты сравниваешь? Да как бы вам сказать. – У нас, если неосторожно поклянёшься, нарушишь клятву и не покончишь вовремя с собой, – ай, не с тем он заговорил про клятвы, ну и ладно, – на месте родовых земель будет солёное озеро. На месте замка и окрестностей, на месте вотчины. – То есть вы клянётесь даже не собой? – Выходит, так. Ну, если самоубийство отметаем. – Да уж пожалуй, – нет, про клятвы с ним точно рано. – Так ты спросишь у Манвэ? Я и сам могу, наверное. – И сперва скажешь, мол, спасибо за орла? – А для чего ему моё спасибо? – А тебе самому оно не нужно? Даже если ветер бы вдруг сказал, что ты ему отвратителен – а он так не скажет – разве не следует поступить вежливо? – Поздновато для вежливости. И вот опять они пришли к необратимости. Да тут ведь даже смерть не навсегда! Но эти семеро считали себя обречёнными, будто и вправду путь был только один. И он и пребудет один, покуда они не желают видеть новых. Тут главное было не переборщить, потому что, если всё время говорить людям – не людям, неважно – если всё время говорить этим упрямцам что-то, чего они не хотят слышать, они переставали слушать вовсе. Поэтому Рокэ отступил, пожалел, что тут нет настойки Куруфина, и спросил вовсе другое: – А почему, ты сказал, ветер не поможет? Кроме обиды на ваше разудалое отплытие. – Злости. – Можем сойтись на горечи. Так почему? – А ты знаешь, что Моргота когда-то звали Мелькором? Манвэ его брат. – И он не может, что ли, выступить против брата? Маэдрос вздохнул. – Они уже один раз выступили, – объяснил, – давно. Может, теперь считают, что это наша война, раз уж мы ушли. *** – Ты зря мне предрекал всякие беды, – сообщил Рокэ, вновь предварительно удалившись в лес. Весна не собиралась поворачивать назад – листья раскрылись и всё шло к серёжкам на деревьях и к цветению. Когда у него было время думать о цветении? Интересно, цветёт ли здесь сирень, а если цветёт – как скоро его вытошнит от одного запаха. – Худшее, что мне здесь грозит – это смерть от скуки. Старший их этот бережёт меня сильней чем ты. Даже не попытался попросить, я уж не говорю – заставить сделать что-то. Это ведь самый простой выход был бы! «Сделать что?» – Ну, например, обрушить гору, на которой висел. Да мало ли что. Мог хотя бы пригрозить мне. Вдруг бы на грани смерти я смог больше! А они все заладили – не смей, мол, больше рисковать собой, и всё на этом. «Почему тебе так не терпится, чтоб тебя предали?» – Ты, что ли, хочешь доказать, что лучше брата? Поэтому такой. Всех тебе жаль, да? За двоих, да? Я бы тоже… – если бы кто-нибудь из его собственных братьев вдруг сошёл с ума и выступил бы против своих же, или как там было – против тех, кого должен защищать – что бы он, Рокэ, сделал? Что бы сделал? Сделал вид, что его всё это не касается? Попробовал бы поговорить? Постарался бы обеспечить лёгкую смерть? Да, это точно. Ветер снова замолчал. Умел как-то так сделать, чтобы стало стыдно, даже если не говорил ни слова. – Извини, – попросил Рокэ и опять это почувствовал – вот я посреди леса, посреди весны, у меня даже шпаги с собой нет, только кинжал, и тот чужой – и я говорю с ветром. И у ветра есть брат, который делает отвратительные вещи и ни о какой лёгкой смерти не мечтает, а мечтает – подмять под себя все здешние земли, очевидно. – Не знаю, кстати, что бы я делал на твоём месте. – Зачем доказывать, – спросил ветер, – кому?.. Ты правда думаешь, что я всё время притворяюсь? А на самом деле что же? Если они не притворяются – ни ветер, ни братья, ни родичи братьев – никто из них; если они все искренни в этом своём непонимании простейших вещей – значит… Да Рокэ сам не знал, что это значит. Вдруг очень захотелось вернуться домой и с кем-то всё это разделить – притвориться, что пересказываешь сон, притвориться, что пьян, на самом деле выпить – да мало ли что.