Самозванцы

Солнце заставило Олега открыть глаза намного раньше, чем следовало. Он приподнялся на локтях и сел, обхватив голову руками и взъерошив волосы. Вот теперь-то он понимал бедного Борю, который спать толком не мог, хотя ему, очевидно, было очень плохо. В этом всё и дело: ему было настолько погано, что разум и тело его не могли расслабиться на положенное им количество часов, обрекая его постоянно стоять, курить, смотреть в окно и думать. Олег чувствовал себя сейчас если не в его шкуре, то немногим лучше, потому что белки его глаз уже приобрели красноватый оттенок, и отсутствие нормального сна, постоянный голод вместе с душевными терзаниями настолько истощили его, что, казалось, буквально какая угодно мелочь может добить его. - Олег, - позвал его незнакомый голос откуда-то сверху и тут же присвистнул, подзывая его, будто бы он был каким-то маленьким зверьком. Олег вздрогнул, потому что хоть он уже и знал наперёд, что в этот час к нему должен явиться Вадим, этот голос, очевидно, был другим, и никакого привычного «Олегусшка» не было слышно, хотя интонация чем-то смутно напомнила ему Вадима. Тем не менее, надев очки, Олег увидел перед собой двух мужчин, сидящих на подоконнике. Одним из них, конечно, был Вадим, выглядевший ровно так же, как и вчера, а вторым... этот человек был похож на самого Вадима какой-то неуловимой аурой, однако в целом выглядели они по-разному: у незнакомца были пепельно-блондинистые короткие волосы, нескладная длинная и тонкая фигура, лыбящееся во все далеко не ровные тридцать два зуба лицо с ярко выраженными мимическими морщинами около глаз и носа, который, к слову, был очень уж похож на нос Вадима. Этот человек был одет в чёрную кофту, застёгнутую аж до самого подбородка, на которой вместо знакомых трёх белых полосок были только две, притом одна из них окрашена в голубой (Олег даже удивился, что в этом мире предметы одежды подобного вида вообще существуют), в чёрные же брюки и чёрные кроссовки. Олег и незнакомец уставились друг на друга, но Вадим неожиданно разрешил напряжение. - Ну, сшто ж, наразглядывалисшь, а? В обсщем, Олегусшка, это мой дружок, который тебе всё досштал, - только теперь, когда Вадим ткнул рукой в стоящий ниже подоконника пакетик с кофе и сахаром, Олег заметил существование этих вещей в комнате. - Его зовут Глебусшка, будете знакомы. - Очень... п-приятно, - для приличия сказал Олег, заикнувшись от такой неожиданности. Он вжался задом в кровать, будто бы боясь, что новый знакомый накинется на него. Тут Вадим обратится к Глебу, будто бы Олега здесь и не было. - Глебусшка, он мой друг, он нам сшможет помосшь, - тут он кинул на ещё не до конца проснувшегося Олега такой повелительный взгляд, что тот весь встрепенулся, поймал этот импульс и был согласен на что угодно, лишь бы эти глаза не сверкнули так ещё раз. - Мы тут сшможем шстаб небольсшой организовать, понял меня, ага? Глеб, слушая Вадима, покрутил в руках откуда-то взявшуюся сигарету и чиркнул зажигалкой, вальяжно закурив, и опираясь при этом спиной на окно. Улыбка расплылась по его лицу ещё шире, однако она не прибавляла ему никакой доброжелательности, а только создавала какие-то хитрые искорки в его зелёных глазах. Он глянул на Олега, но теперь скорее ликующе, правда, не ясно, почему. Было чувство, что одна фигура человечка, сидящего на кровати в позе, выражающей крайнюю степень дискомфорта, даровала этим двоим людям такую свободу, что можно было в ней захлебнуться и потонуть. Сам Олег был совсем не рад и чувствовал себя игрушкой в руках Вадима, которой он бессовестно пользуется, но делать, собственно, было нечего, и несчастный терпел это. Тут Глеб соскачил с подоконника и подошёл к Олегу, протянув ему руку для рукопожатия. Олег исполнил то, что от него требовалось и ощутил, как сухая и сильная рука напарника Вадима до боли сжала его пальцы, будто бы этим он хотел сказать: «ты будешь нам помогать», именно в утвердительной интонации, подчёркивая, что у Олега нет никакого выбора. - Ну, ты как здесь оказался вообще, друг? - спросил Глеб, подсев рядом и продолжая расслабленно дымить сигаретой. Олег вздохнул. Ему не хотелось всё это объяснять, потому что сил уже с самого утра у него не было. В этот раз он действительно понадеялся, что болтливость Вадима и тут опередила его разум, и он уже заранее хотя бы в общих чертах рассказал всё Глебу. Но, судя по заинтересованному взгляду собеседника, он не знал ничего или знал очень мало, поэтому Олег принялся объяснять. - Сначала я случайно попал в это измерение... не спрашивай как, долгая история, - заранее отмахнулся он, - Потом меня отвезли в этот ваш санаторий, потом там Вадим накуролесил и меня сюда привёз. Вот и всё, - выдохнул он и почувствовал, как в глазах его начинают наворачиваться слёзы от уже который раз пришедшего осознания, что вообще с ним происходит и понимания того, что он должен быть совсем не здесь, но судьба приподнесла ему вот такой «приятный» подарочек. Эти мысли отозвались жгучей болью в его сердце, и он быстро смахнул слёзы, тут же вздрогнув от того, что Глеб неожиданно похлопал его по плечу. - Я тебя понял. А я вот был вроде обычным, нормальным, а потом мне сказали, что я неправильный, потому что учиться не хочу и по дворам со всякими «плохими ребятами» шляюсь, а надо на будущее своё работать. Свезли меня, в общем, в санаторий, а там я с Вадимом познакомился, понял, что по их меркам я действительно неправильный, но это моё преимущество, моя, так сказать, сила, и я притворился исправившимся, а сам вышел и веду такую жизнь... - Глеб задумался, - Двойную, что ли. Ну понимаешь, о чём я, дружище. Днём в магазине работаю, у меня даже детки есть и жена, а ночью - вот... - он указал рукой на Вадима, как бы объясняя, что тот с ним заодно. Олег кивнул и осознал, что прекрасно понимает чувства этого Глеба. Они с ним, по факту, одной масти, то есть вынуждены скрываться, чтобы элементарно выжить. - Кстати говоря, - сказал он, всматриваясь в лицо Олега и приподняв одну бровь в каком-то странном удивлении, - Это не ты в мою квартиру пару недель назад случайно попал? Моя Евочка мне тебя очень похоже описывала... Сказала, вёл себя как с ума сбрендивший, и мои детки перепугались, хотя ты вроде бы не шибко страшный, - усмехнулся он и затянулся сигаретой в ожидании ответа. Олег встрепенулся. - Может и я, - он посмотрел на Глеба, когда тот затянулся сигаретой, посмотрев на него, сощурив хитрые глаза. - А у тебя мальчик и девочка же, да? Светленькие такие? - Ага, мои Ванечка и Юленька в папку пошли, - расхохотался собеседник, вместе со смехом выпустив наружу несколько облачков сигаретного дыма, - Ну, значит мы с тобой вообще друзья теперь, - он как-то машинально и даже нервно ещё раз пожал руку Олегу, а тот в ответ только похихикал для приличия. От разговора с Глебом, который контролировался, как надзирателем, Вадимом, Олегу лучше совсем не стало. Его руки и ноги почему-то одолевал тремор, а из глаз всё ещё настойчиво пытались выступить слёзы. Тут его взгляд почему-то зацепился за сигареты, которые молча с задумчивым видом раскуривали мужчины. Глеб, будто бы вторя его мыслям и, видимо, замечая подавленное состояние Олега, протянул ему сигарету. - Хочешь? Олег молча взял её (на этот раз, хвала богам, верной стороной), и Глеб подкурил её об свою зажигалку. Вадим, всё ещё сидевший на подоконнике и болтавший ножками, как он это любил делать, разинул рот от удивления, ведь в последний раз попытка Олега покурить закончилась провалом, но теперь ему нужен был хоть какой-то способ выпустить эмоции, как-то развеяться, поэтому ему было плевать на этот самый предыдущий опыт. Олег прекрасно понимал, что это чувство, заставляющее его либо расплакаться, либо начать грызть заусенцы, либо, наконец, нервно расчёсывать руки, должно выйти из него прямо сейчас. Первая затяжка прошла не очень хорошо, а вот последующие начали выходить так легко, будто Олег заранее где-то выучил, как это делается. Он понял, что любоваться на выходящий из него дым ему понравилось, и все принципы, которых он до этого придерживался, теперь пусть и терзали его совесть, но казались для него не особо-то и значимыми. - Олегусшка, ты?.. - Вадим соскачил с подоконника и подошёл к нему, усевшись по правую руку от Олега, в то время как Глеб всё ещё оставался слева. - Это полный пиздец, Вадим. Олег так чётко и ясно выразил свою позицию, что в ответ ему и слова никто не сказал. Он буквально затылком почувствовал, как Глеб с Вадимом переглянулись, и второй похлопал его по плечу. Олег понял, что совесть начинает подгрызать его изнутри, ведь теперь, по её мнению, он стал таким никчёмным и слабым. Она корила его за то, куда он катится, за то, что он сейчас расплачется перед людьми, которые ему совсем не нравятся и которым доверять вообще не стоит, и слёзы, которые он всё это время итак еле сдерживал, проложили дорожки по его щекам. Ещё с детства у него остался навык плакать бесшумно, поэтому он сдерживал всхлипы, как мог. - Сколько времени? - сказал он, затянувшись сигаретой и тут же выдохнув дым. Похоже, Вадим всё понял, и Олег разглядел какую-то неуловимую эмоцию, читавшуюся в его глазах, которая передалась Глебу, когда тот взглянул на него. Вадим глянул на наручные часы и тут же сказал: - Половина сшестого. Ксштати, ты когда курисшь и плачесшь одновременно осшень сшильно похож на Олега, только другого, - он нервно и как-то даже тревожно хихикнул. - Уж не знаю, хорошо это или плохо, - порывисто, сдерживая всхлип, вздохнул Олег и рукой вытер слёзы с щёки. - Осталось только руки начать ножом кромсать, вообще попадание будет стопроцентное. - Не надо, дружище, - вмешался Глеб. - Мы все знаем, как тебе тяжело, мы тебя понимаем. Не надо, правда. Борись за жизнь. Стоило ему сказать последнюю фразу, как это будто бы надавило на какую-то кнопку в мозгу Олега, до этого где-то запрятанную, и он разрыдался только пуще, вытирая слёзы и пытаясь спрятать лицо. - Да что толку?.. Всё равно меня найдут и что-нибудь со мной сделают, я в безвыходном положении, - он затянулся ещё раз и, когда от сигареты остался один бычок, на трясущихся ногах подошёл к окну и выкинул его туда. Он встал у окна, смотря на уже давно поднявшееся утреннее солнце, и слёзы снова и снова текли по его щекам. Он чувствовал ужасный стыд из-за того, что плачет в такой неподходящий для этого момент, но попросту не мог себя остановить. Вдруг его мысли прервало лёгкое прикосновение к его плечу. После этого перед его глазами возникла рука Вадима, а в ней - пачка сигарет и зажигалка. - Держи, Олегусшка, - прошелестел он. - Я не знаю, когда я к тебе вернусшь, но, может быть, это тебе сшем-то поможет... Олег опешил, но принял подарок. Привкус табака всё ещё оставался у него на языке, а запах стоял в носу, и ему даже показалось, что после того, как он выпустил пар (в прямом и переносном смысле), ему стало немного лучше. Тем временем сам Вадим быстро оказался на пожарной лестнице. Глеб тоже подошёл к окну и уже закинул одну ногу, когда Олег изумлённо поглядел на него. Он не ожидал, что Глеб тоже способен на такое. Ему казалось, что он намного адекватнее Вадима и в этом плане тоже. - Подожди, а ты... ты тоже так полезешь? Я понимаю Вадим, но ты... Глеб сверкнул зелёными глазами и улыбнулся. - У меня и пути-то другого нету. Полезу, ничего не сделаешь. Олег так и остался стоять с открытым ртом, а Глеб тем временем перелез таки на пожарную лестницу. Судя по всему, у него точно также отсутствовал инстинкт самосохранения, как и у его дружка. Олег, увидев, как они начинают спускаться, свесился вниз и крикнул: - Спасибо вам! В ответ ему послышалось синхронное «пожалуйста» (хотя ясно был слышен отголосок вадимкиного «пожалусшта»), и напарники скрылись из виду, как это было вчера, но тогда, правда, был только Вадим. Олег тут же понял, словив лёгкое дежавю, что один день для него был крайне похож на другой. Он уже потерял им счёт, а, может быть, просто считать не хотел. Он начал машинально одеваться. Слёзы уже не бежали по его щекам, но временное облегчение, которое он испытал, сразу же сменилось полным опустошением внутри. Олега пожирало чувство собственной ничтожности, и он ощущал себя полным идиотом, разглядывая пачку сигарет. Он не понимал, как он вообще мог решиться так сильно изменить своим принципам, напрочь забыв о них. Слова Вадима о том, что он теперь похож на своего двойника, пугали его; когда Олег только попал в дурдом, то, видя этого искалеченного собственными же руками парня, скрючевшегося в рыданиях на кровати, смотрел на него и думал, что это дикость, но во что теперь превратился он сам? Как жаль, что Олег уже спас самого себя, только живущего в другом теле, от погибели из-за слишком глубоких ран на руках, но помочь конкретно себе сейчас он не может. Стук в дверь заставил его вздрогнуть и выронить из рук всё, что в них лежало. Уже ставший привычным голос Любы снова будил его, только вот Олег уже давно не спал. Он подобрал с пола пачку сигарет и зажигалку, после чего спрятал их в тумбочку между своих вещей, пообещав себе больше никогда не курить, несмотря на то, что Олег сам прекрасно понимал - он нарушит это обещание сегодня же вечером. «Какой же я жалкий неудачник», - пронеслось в его голове, и слёзы норовили выкатиться из его глаз снова, но он сделал грозное лицо и гордо смахнул их. Дальше он пошёл мыться и стоял под кипятком с самым унылым выражением лица, которое только могло выдать его лицо. Хотя, впрочем, он делал это не специально, просто этим утром его накрыл такой экзистенциальный кризис, что его мышцы лица ему больше не подчинялись. Олег даже постоял у зеркала, пока никого рядом не было, и постарался натянуть на себя улыбку, но полный отчаяния взгляд выдавал его, поэтому он бросил эту затею. Стоило ему ненадолго отвлечься, как желудок, практически перманентно пустовавший уже слишком долгое время, заставил его сразу же подумать о еде, и Олег пулей вылетел из душевой с намереньем помчаться на кухню. Он осознавал, что дольше не есть не сможет, поэтому теперь был настроен решительно, что бы в столовой сегодня ни подавали. Когда он пришёл, там его ждала обыкновенная каша. Её им давали почти каждый день, но, честно говоря, ему уже было откровенно всё равно на то, вкусно это будет или нет. Поэтому он съел её так, будто бы это была последняя его трапеза перед казнью, которой ему просто необходимо насладиться, иначе в этом не было бы смысла. Когда он встал из-за стола, то обнаружил на себе заинтересованный взгляд Жиенны, которая, видимо, заметила резкую градацию в поведении Олега по отношению к еде. Одна её бровь немного поползла вверх, но она тут же будто бы силой заставила её вернуться на прежнее место и перевела свой взгляд в другую сторону, чтобы Олег ничего не увидел, но тот уже всё заметил и потому, испытав определённую неловкость, выскочил из-за стола. Пока он шёл до здания самого завода, ему постоянно казалось, что чипированные, спокойно вышагивающие рядом, отчётливо чувствуют оттенок запаха сигарет, исходящий от него, и он боялся, что все смотрят на него и всё прекрасно понимают. И хотя Олег сваливал это чувство на элементарную паранойю, уверяя себя, что от него совсем не пахнет, он пришёл к выводу, что даже если бы от него разило сигаретами за три километра, скорее всего, чипированные даже и не поняли бы, ведь такую роскошь они могут себе позволить крайне редко, а значит, вероятно и не помнят этот характерный запах. С другой стороны, возможно, они всё и поняли бы, но Олега всё равно больше терзала его собственная совесть, чем вероятность быть замеченным. Ему было очевидно, что с ним начинает происходить что-то странное, потому что находясь в обычных своих реалиях он бы никогда себя так не повёл. Но что сделано, то сделано, ничего не изменишь. Первые несколько часов от рабочего дня прошли как обычно. Все были в сборе и слаженно работали. В цехе стояла абсолютная тишина, и ничто не могло её прервать, поэтому Олег, отчасти наслаждаясь моментом (его наконец никто не трогал и ничего от него не хотел, поэтому он мог спокойно стоять, собирать детальки и думать о своём), задумался. Это был тот самый сорт задумчивости, когда ты даже не можешь уследить, в какую сторону идут твои мысли, потому что они охватывают всё вокруг, при этом сменяясь одна за другой крайне быстро. Чаще всего смена тем происходит настолько неуловимо и быстро для самого думающего, что если отвлечь его и спросить, о чём он задумался, то он не ответит, потому что сразу же забудет. Так было и в этот раз. Олега отвлёк, выдернув из пучины его мыслей, звук звенящего удара. Он был таким, что не понятно было, кто произвёл этот удар, ибо звучал он так, будто весь конвейер разом обрушился и от этого задребезжал. Олег обернулся и увидел, как Павел, стоявший над вмятиной в конвейере, держал в руках какую-то очень кривую деталь. Видимо, она у него не вышла, и он со злости ударил рукой махину, а потом, прямо на глазах у Олега и всех обративших внимание на звук чипированных, сломал пополам деталь и, злобно фыркнув, кинул её на пол, после чего раздавил её ногой так, что треск ломающегося механизма был слышен во всём цеху. Олег разглядел за стеклом скафандра разъярённое лицо Паши, которое после выполнения всех этих действий стало мертвенно спокойным. Тем временем конвейер перестал работать и заел на только что появившемся на нём повреждении. Павел застыл, с безразличным лицом смотря на поломку, причиной которой стал он сам. Олег обратил свой взгляд обратно на тех, кто был рядом с ним. Все стояли с изумлёнными лицами, и только одна Жиенна (она, кстати, опять была без скафандра) нахмурила свои тонкие чёрные брови в сильном раздражении. Олег смог прочитать по её губам, как она тихо шепнула многозначительное «идиот», разглядывая натворившего делов Пашу. Она тут же отбросила свою работу, которую всё равно теперь нельзя было закончить и прошла к висевшему на стене аппарату с какими-то кнопками и динамиками, который Олег раньше не замечал. Жиенна понажимала там куда-то, и из динамика раздалось шипение, смешанное со скрипом, а выше загорелась зелёная лампочка. - Здравия желаю, говорит Один-четыре-шесть. У нас тут работник серьёзно повредил конвейер, нужна ваша помощь, - сказав это, Жиенна отошла от аппарата, после чего оттуда раздалось чьё-то степенное «хорошо», и своеобразный телефон выключился. Женя скрестила руки, даже с каким-то состраданием посмотрев на Пашу, а тот ответил ей всё тем же безразличным взглядом. Буквально через минуту большие железные ворота раскрылись, и оттуда внутрь цеха вошёл уже знакомый Олегу и всем присутствующим мужчина. Его лысина посередине головы, нарушающая идиллию безупречно уложенных седовато-блондинистых волос, блестела на холодном свету, и он сам весь был такой блестящий, с иголочки одетый в скроенный будто по индивидуальным лекалам костюм, что, казалось, от одного его появления помещение озарилось светом. Это был Енибс. Олег посмотрел на него повнимательнее, и что-то в этих серых глазах поразило и оттолкнуло его. Это была слепая ярость, которая, однако, тщательно скрывалась Енибсом за доброжелательной улыбкой и за жестом, которым он аккуратно и деловито поправил белый в голубую полоску галстук. Директор завода подошёл к Павлу, продолжающему стоять всё в том же положении. Взгляд Енибса оценивающе оглядел всю фигуру подчинённого, но стоило ему взглянуть в глаза Паше, как он больше не посмел их отвести. Он привстал на носочки, тут же поставил стопы в исходное положение и покачался на пятках, всё также всматриваясь в глаза Павла, который уже, видимо, перестал понимать, что вообще происходит. Енибс кашлянул. - Вы это чего, голубчик? Одна эта фраза прозвучала абсолютно исчерпывающе. Казалось, все прижали хвосты к задницам и уши к головам, в страхе зажмурив глаза, потому что всем было ясно - сейчас будет очень громко. Ответа на вопрос Енибса не последовало. - Тебе повторить? - он ещё раз поправил галстук. В цеху было настолько тихо, что был слышен шелест ткани, - Ты зачем это сделал? Ты чем думал? - Головой. - Головой? - Енибс ни разу не повысил интонацию, как и улыбка тоже ни разу не сошла с его лица, но при этом звучал он так угрожающе, что хотелось испариться или, по крайней мере, уйти, - Так почему ж вы, позволю себе спросить, головой не подумали, когда оставляли такое на ценном оборудовании? - он указал рукой на внушительную вмятину. Даже Павел, который всегда казался невозмутимым, был выведен из строя. Он во все глаза смотрел на Енибса, пытаясь подобрать слова для ответа, но не мог. Олегу даже показалось, что Енибс смотрится выше и сильнее, чем Паша, хотя первый не достигал и ста восьмидесяти сантиметров в росте и был пятидесятилетним мужчиной, а второй был, вроде как, в самом расцвете сил и по росту переваливал за отметку в два метра. - Чего молчите, как рыба? - в конце фразы интонация Енибса взлетела вверх, и лицо его перестало быть таким позитивным, что самое страшное, улыбка его покинула. Это было крайне прискорбно, так как смотрелся он без неё как дом без фундамента - весь облик идеального директора и ответственного человека рушился, и вот он уже превратился в пожилого тирана. - Ты почему одни проблемы приносишь, а?! - Да почему только их? - недоумевающе произнёс Паша. - Да потому что одиннадцать лет тут работаешь и никакого результата. Ты ничего не добьёшься, пока я здесь ещё что-то значу, понял меня? И чтоб глаз не отводил, с тобой директор говорит, - Енибс неизвестно как взял Павла за «горло» скафандра и подтянул к своему лицу, вглядываясь работнику в глаза и брызгая слюной на стекло скафандра. - Будешь мне оплачивать убытки лично. На отработках. Тут директор будто вспомнил, что он вообще-то приветливый человек и, спохватившись, натянул на себя улыбку, которая больше была похожа на хаотичный спазм мышц лица, потому что в глазах у него всё ещё полыхала ярость. Пока Олег разглядывал Енибса, он увидел, какое влияние на всех присутствующих оказала последняя произнесённая им фраза. Все, как в том произведении, где в конце приехал настоящий ревизор, застыли в немой сцене, будто бы Енибс сказал что-то настолько ужасающее, что реагировать на это никак по-другому не представлялось возможным. Забавно то, что на его неестественное и жуткое поведение никто внимания не обратил, а вот сам факт того, что Павел останется на отработки (что, в общем-то резонно и логично) всех поразил. А вот Паша остался с практически невозмутимым лицом, только недовольно поморщился, когда Енибс взял его под руку и повёл прочь из цеха, щебеча что-то про то, что сейчас они «обсудят все вопросики, и поломочка будет устранена» и вообще что «вы не переживайте, голубчик». Как видно, праведный гнев у Енибса держался так же недолго, как задержалась на нём и его маска дружелюбного человека. А вот у оставшихся в помещении сотрудников шок длился довольно долго, и гул взволнованной болтовни поднялся над цехом, после чего переместился дальше, но никак не умолкал. Олег же, в непонимании метаясь между чипированными (не столько потому, что он действительно между ними бегал, просто поток людей стал настолько быстро «вытекать» из помещения с конвейером, что не метаться было сложно), пытался обработать в своей голове то, что сейчас вообще произошло и принять решение, как ему стоит на это отреагировать. А пока наш герой находится где-то в своих мыслях, я оставлю этот экран с мелкающими одна за одной картинками и отвлекусь от него (пусть пока побудет без нашего наблюдения), ибо слишком долго я молчала. Конечно, я очень многое пропустила, потому что с нашим Олегом уже достаточно всяких событий произошло, но думаю, что вмешаться мне стоит именно сейчас, потому как вы, читатель, наверняка только совсем недавно стали более менее понимать, что здесь вообще чёрт возьми такое происходит, а если бы я ещё и мешала вам всё осознавать, капая на мозги своими рассуждениями, то, наверное, вы бы так ничего и не поняли. Так вот о чём я... Олег наш, как вы видите, в безвыходном положении. Интересно, что таких как он тысячи, и я уверена, что вы знаете хотя бы одного такого Олежика, который, если вы нечаянно рушили его куличик в песочнице, бежал жаловаться маме, а мама его... ух, эта женщина была готова оторвать голову вам и всем вокруг за своего сына. Так вот наш Олежик - исключительного везения парень, потому что, как видите, он случайно попал в другую вселенную, но она, скажем так, мягко говоря непростая. И в этом весь смысл. Я бы вам уже давно раскрыла все карты, рассказала бы, как всё кончится, рассказала бы, как сложатся судьбы тех людей, которые живут под нашим чутким надзором, но я не хочу и не могу, потому что мне, как и вам, важно видеть людей. И вы их видите. Видите, как они страдают, что с ними происходит, пока другие люди пытаются превратить их в послушных машин. Например, Вадим... сумасшедший человек. Честно, никогда бы с таким не общалась, но он не виноват, что он такой. Его цель заслоняет ему путь, и он не отступит, пока не выполнит её. И видите ли вы, как поломан несчастный наш Боря? Он сорок четыре года (вдумайтесь, сорок четыре!) просидел в одном и том же месте, не видя толком ни улицы, ни живых людей, и единственным смыслом жизни для него является его сын, который даже и не сын ему вовсе. А Олег? Он ломается прямо на наших с вами глазах, и никто не может ему помочь, а ведь он в этой невероятной стране и месяца ещё не пробыл... и кто знает, что будет, когда этот самый месяц всё-таки пройдёт? И да, пусть он не из тех персонажей, которыми восхищаешься или на место которых ставишь себя, пусть он глуп, пусть он маменькин сынок, пусть он неловкий, но всё же его жаль. Жаль, что даже самого ничтожного человечишку постепенно со смаком, облизывая лоснящиеся пальцы, кушает эта система. И ведь этого всего можно было бы избежать, если бы не люди, сидящие у власти (хотя властью они это, конечно, не признают, потому что все решения якобы принимает народ, который на самом деле грубо говоря зомбирован этими идеями). Не было бы чипированных, не было бы искалеченных людей, не было бы боли. Не было бы и того, что я излагаю здесь. Поэтому теперь, начав описывать весь этот ад, я чувствую, что должна закончить, ибо это мой долг. По крайней мере, я так себе это объясняю... Ну, что ж, я выговорилась, хотя появляться буду ещё не раз (от меня так просто не избавиться, не дождётесь), и можно наконец вернуться к ходу событий. Олег, выскользнув из самого завода, осознал, что у него есть целый свободный день, чтобы заняться чем-то кроме работы, потому что такую сильную поломку за час-два явно не исправить. Он ещё не совсем определился, что ему делать, потому что, по правде говоря, он даже своими любимыми делами здесь не мог нормально заниматься. Он обречённо брёл по внутреннему дворику, понимая, что скука будет преследовать его последующие несколько часов. Олег не мог без удивления смотреть на довольные, пусть и до конца не отошедшие от шока лица рабочих, и он не понимал, чем они сами занимаются в такие моменты. Хотя, впрочем, выходные у них бывают наверняка нечасто, так что, вероятно, они и рады поскучать. Тут, резко прервав мысли Олега, в него что-то врезалось. Он оглянулся. Это была Настя, которая со злостью посмотрела на идущих рядом высоких рабочих. Они, видно, случайно оттолкнули её, не заметив, потому что для них она была откровенно маленькой. Олега немного смущал этот факт, потому что она была единственной, кто был не выше его, а такого же роста. - Прости, - только и смогла практически шепнуть Анастасия, тут же почему-то залившись краской. Олег отодвинулся от проходящей мимо толпы, отодвинув вместе с собой и Настю, чтобы их не сбили во второй раз. - Ничего, - он заметил, что на её глазах наворачивались слёзы, и ему почему-то резко стало не всё равно. - Насть... ты... что-то случилось? Она потёрла глаза и неловко улыбнулась. - Извини, я... я такая дура, просто... - Анастасия посмотрела наверх и часто поморгала, чтобы слёзы закатились назад. - Я за Пашу переживаю... его так отчитали, мне самой стало страшно. Стоит упомянуть, что слово «дура», которое Настя произнесла, как мы уже выяснили из конфликта Али и Марии (если вы, конечно, его помните), является очень грубым. - Но ведь... он же сам сломал там что-то, конечно его отчитали, - опешил Олег и заметил, как Настя не поняла его, выпучив на него свои большие голубые глаза. - Он... - она пожевала тонкими губами, - Ты не понимаешь. Просто он... знаешь, он такой человек, вспыльчивый, у него нрав такой. Он просто разозлился... он не хотел, - Анастасия поймала взгляд Олега, не понимающего, откуда она могла знать это, ведь они с Павлом даже не разговаривали в момент всей ситуации. - Ты не смотри на меня так, я не говорила с ним, но я знаю. Я с третьего класса школы с ним, я его понимаю очень хорошо. Олег произвёл в своей голове весьма нехитрые вычисления и понял, что эти двое вместе больше половины жизней каждого из них. Такая нехилая цифра весьма впечатлила его, что закономерно. - С третьего класса школы? - он удивлённо раскрыл рот, застыв на том месте, где они были. Настя поправила выбившуюся из косички прядку и смутилась. - Ну да. Мы в этом году двадцать лет вместе. - Ого... - Олег опустился на скамейку, стоявшую во дворе и изумлённо посмотрел на Настю. - А как это вы?.. Она вздохнула. - Сама не знаю, что он во мне нашёл. Я-то в него уже три года тогда была влюблена... я тогда была ребёнком, как и он, конечно, но однажды в начале весны в третьем классе он принёс мне цветы, простые, сам собрал, подарил и сказал, что любит меня... я была так счастлива, ты не представляешь. Я и мечтать о таком не могла, - Анастасия посмотрела на Олега, пытаясь удостовериться, слушает ли он её. А так как Олег умел только слушать, но никак не говорить, то, конечно, он был весь во внимании. Она улыбнулась и продолжила рассказывать. - Никто не верил, что мы будем вместе всегда. Все говорили, что мы дети, что это всё, наверное, пройдёт, потому что любая первая любовь проходит, но видишь... вот так бывает. - А вы... ну, замужем? - спросил Олег первое, что пришло ему в голову. Настя погрустнела и покачала головой. - Не-а. Это потому что нельзя на заводе браки заключать, но а раньше мы не смогли, потому что не успели. Времени не было. Мы только из школы вышли, как нас сразу же на обучение, а с обучения сюда... не успели, - тут Анастасия заметила, как Олег сочувствующе покивал головой. - Но потом успеем. Хотя что это я тебе мозги забиваю?.. Спасибо, что послушал, я пойду, а то я, наверное, тебе уже надоела... Настя попыталась встать и уйти, но Олег тут же остановил её, осторожно взяв за рукав. - Ну подожди... ты не надоела мне. Он сам не понял, зачем остановил её, потому что общаться он вообще-то не очень любит, но при этом ясно было, что намного лучше скрасить вечер Настиными рассказами, чем просто сидеть в своей комнатушке и втыкать в одну точку. Настя села на скамейку обратно и смущённо потупила глаза. Видно было, что такой исход событий удивил и обрадовал её. - Ты такой странный, Олег... меня не любят слушать. Они не говорят, что им не интересно, но я вижу... по глазам вижу. Поэтому ты странный, - она вздохнула и тут же подняла на него взгляд. - Ты же это не из приличия, правда? По правде говоря, Олега изумили её рассуждения. Почему-то раньше ему казалось, что чипированные не могут быть подобного о себе мнения, но, судя по всему, есть ещё такие из них, которые похожи на людей. - Не из приличия. Мне же интересно, я-то Пашу не знаю. Он такой просто... закрытый, о нём толком ничего не узнаешь. Олег увидел, как Настя воодушевилась ещё сильнее. - Паша... ну да, он такой человек. Этого у него не отнять. Но, знаешь, у того, кто много молчит, всегда много всякого в голове. И вот он такой, понимаешь? - по ней было видно, что она любила Павла, хотя Олег, откровенно говоря, не понимал, как можно любить этого человека и за что, но продолжал сосредоточенно слушать. - Он и стихи пишет. Он отличный поэт. Он даже про меня пишет... он их никуда не публикует, но говорит, что не может обо мне не писать. Хотя я не понимаю, как обо мне можно вообще писать хоть что-то, но что-то такое он везде находит. Олег был настолько обескуражен такой невероятной историей любви, что не смог подобрать челюсть с пола, всматриваясь в лицо Анастасии. - А я иногда рисую и его часто тоже... просто так, сидящим где-нибудь или, если он чем-то занят, например, сочиняет, то люблю тоже таким его нарисовать. Он такой сосредоточенный в эти моменты, такой умный, понимаешь? - она посмотрела на Олега, и тот покачал головой. Настя улыбнулась, ещё раз убедившись в том, что собеседник её слушает. - Хотя, впрочем, чего это я тебе на словах объясняю, хочешь я тебе его стихи покажу? - Ну, давай... а где они? - Не бойся, в его комнату мы влезать не будем, а то Паша этого не любит. Там, у нас, висят на стенде в нашей газете... ну, там... ты, наверное, не знаешь, я тебе покажу. Анастасия встала и, дождавшись, когда Олег тоже будет готов идти, не спеша направилась к общежитию. Она улыбалась. - А я всё равно не понимаю, почему ты хочешь со мной говорить... у нас все Колю любят, ещё вот новеньких девочек, которые с тобой пришли, тоже вот любить начинают, я вижу. А я? Я не какая-то очень интересная... - она снова пыталась спрятать свой взгляд от Олега, нервно теребя пальцы своих же маленьких, почти детских рук. - Ну, знаешь, мне кажется, что каждый достоен внимания. Так или иначе, мы все интересные люди, просто кто-то умеет быть душой компании, как тот же Коля, а кто-то нет... как мы с тобой, - Олег вздохнул. - Я тоже не умею. Настя немного помолчала, пока они шли, будто бы обрабатывая то, что он сказал. Олег чувствовал, что во многом они с ней похожи, поэтому понимал, что ей нужно время, чтобы придумать, что сказать дальше. И он ей это время дал. - Я понимаю... а знаешь, я даже немножко завидую Коле. Он всегда лучший... я не понимаю, как он это делает, потому что я и Паша работаем здесь дольше него, но всё равно такого не достигли даже на половину. Я правда не знаю, как он это делает, - Анастасия озадаченно покачала головой, когда они уже пришли к нужному месту. На стене, находившейся в холле, ведущем к уже давно знакомому Олегу коридору с комнатками, висела пробковая доска, на которой была заботливо прикреплена кнопками стенгазета. На ней были напечатаны какие-то фотографии с улыбающимися работниками завода, которые убирались во дворике, как это не так давно делал и сам Олег, написаны статьи, заголовки которых почти неизменно начинались с «Товарищи!». Видимо, здесь нельзя было по-другому писать даже в такой незначительной локальной прессе, потому что этого слова по всей газете было больше, чем всех оставшихся слов вместе взятых. Настя, побегав глазами по стенгазете, улыбнулась, заметив нужный им раздел и ткнула в него пальцем. Этот сегмент был озаглавлен «Поэты нашего коллектива». Там распологалось несколько стихов, парочка из которых была авторства Павла. - Вот... вот, здесь мой любимый даже есть. Ну, один из. Читай, - Анастасия, глянув на собеседника, тоже принялась читать.

«Знай! Что За тысячу дней Под взором великих вождей Против всех бурь и против дождей Против наших врагов и других чужаков Мы построили из металла всех наших идей Кров для себя, и для жён, и детей Мы велики, сыты и умны Мы дружны и сильны Едины, но не одни Над нашей страной Солнце взошло Взгляни!»

- Красиво, правда? Олег, услышав, какую интонацию вкладывала в этот вопрос Настя, понял, что она это абсолютно искренне. Дополняло картину то, что её глаза так и сверкали какими-то задорными искорками. Впрочем, ничего удивительного, обычная чипированная, как и Паша. В данном случае вообще исключено, что он мог написать что-то другое. - М... ну да, - неуверенно произнёс Олег, прекрасно осознавая, что нагло врёт. - Мне нравится. Настя смутилась так, будто этот комплимент был адресован ей. - А вот этот ещё посмотри, - она ткнула пальцем чуть правее, на другой стих. - Красивый тоже. По крайней мере, я так думаю... И Олег посмотрел. Судя по названию («Флаг»), этот стих тоже будет напыщенно патриотичным.

«Сияет белизна на флаге И голубеет словно небосклон Мы дружно гордым маршем пронесём Великий знак, воссозданный на ткани И с ним детей вперёд мы поведём!»

Олегу захотелось закатить глаза, хотя такое желание возникало у него редко. Он угадал. - Вот... - произнесла Настя. - Если Паша разрешит, могу потом показать тебе не изданное, хочешь? - Ну, давай. Ты говорила, что вроде как рисуешь... может быть, ты покажешь что-нибудь из своего? Анастасия залилась краской, а Олег, спросивший это отчасти из приличия, тоже отвёл взгляд. Ему было неловко, что она смущается от каждого его слова, но ничего не поделаешь, такой она человек. - Тебе правда интересно? - она посмотрела на Олега, а тот покивал в знак согласия. - Можно. Только... я сейчас пойду Пашу встречать. Его, наверное, уже выпустили, так что давай завтра после смены, хорошо? - Да, давай. Анастасия, пытаясь спрятать своё всё ещё красное от смущения лицо, быстро умчалась в противоположную от Олега сторону, обратно к лестнице. Благо, он знал куда идти, да и выбора у него особого не было, поэтому он развернулся и, минуя газету, на которую кинул прощальный взгляд, двинулся к комнатам, после чего скрылся за своей дверью. Стоило ему войти, запереться и сесть на кровать, как рука его тут же сама по себе потянулась к заветному ящику. Он тяжело вздохнул, коря себя за запретное желание, но разрешил своей руке выхватить из тайника пачку сигарет и зажигалку. Он зажал между зубов сигарету, поджёг её и затянулся, приняв самую вальяжную позу, в которую только мог сесть. Солнце светило в квадратное окошко, птицы пели, а мысли Олега путались, обрабатывая то, что произошло с ним сегодня. По правде говоря, он был удивлён тем, что ему вообще удалось нормально пообщаться хоть с кем-то из здешнего контингента, ведь до этого все такие эпизоды кончались для него жуткой неловкостью или тревогой (а иногда и тем, и другим), но в этот раз всё было не так. Настя была немного другой: она не была истеричной, как Маша, она не была нарочито холодной, как Жиенна, не была и грубой, как Аля или попросту жуткой, как Паша. Даже Коля, который вроде как всегда был очень дружелюбен, оставлял после себя осадочек, потому что его идеальность буквально ослепляет, а завидовать ни Олегу, ни кому-либо ещё совсем не нравится. - Наверное, она просто спокойная, поэтому так, - пробормотал Олег вслух, параллельно выпуская из себя сигаретный дым. Он нахмурился, посмотрев на оранжевый светящийся кончик сигареты. Продолжив сидеть и думать, Олег пришёл к выводу, что стихи Павла, наверное, не так уж и плохи, ведь здесь наверняка пишут и более фанатичные вещи. Хотя, впрочем, какая разница, Олега это вообще по идее не касается. Только вот он сам не понял, зачем попросил Настю показать ему свои рисунки, но зато у него хотя бы есть занятие на завтрашний вечер. Олег подошёл к окну, распахнул его на полную и вдохнул свежий воздух, заполнивший помещение. Этот день наконец был окончен, хотя далеко ещё было до заката. Олег, выкинув бычок, плюхнулся на постель и, наконец, позволил себе спокойно задремать.