♪Lawless feat. Britt Warner - Diminuendo♪ Аид. 23 года назад.
Обитель тьмы и смерти. Царство мёртвых. Река Стикс. Как много звуков в этих стенах слышат те, чья душа уже давно покинула мир живых, и как мало слышат те, кто ещё жив... Каждый бессмертный, посетивший владения Аиды, мог бы с уверенностью сказать, что это самое тихое и спокойное место среди тех, которые были населены Богами. И это отнюдь не было удивительным. Однако никто из Богов никогда не появлялся здесь, они считали себя выше этого, принижая смерть, наполнявшую каждый уголок каменных пещер запахом безнадёжности и затхлостью. И тем не менее, никто из них не знал, что среди голого камня и пустынных коридоров есть особое место, облагороженное обитавшей здесь с давних пор Богиней весны. Персефона слишком любила свободу, любила природу и всё, что являлось живым по ту сторону подземного царства. Она не знала, как очутилась здесь впервые... не помнила, но Богиня точно не могла подумать, что останется здесь навсегда. С Аидой было сложно. Порой, практически невозможно. Персефона никогда не думала, что пропитается тёплыми чувствами к тому, кто живёт среди тьмы, в пустоши безжизненности и единения, но не смогла устоять перед истинной сущностью той, кто являлась чёрствой и бездушной лишь на публике. Наедине она была другой. Внимательной, заботливой, трогательной... И всё это усилилось после беременности. Беременности, к которой был причастен Танатос, явившийся к ней в облике змеи — предвестника искушения. Персефона не разделяла любви Аиды к ребёнку, она считала его плодом грязных помыслов, в её представлении он был тем, кто мог сделать Богиню царства мёртвых слабой и чересчур сентиментальной. И эта слабость могла бы обернуться плохим исходом, ведь тогда царство мёртвых навсегда останется самым презираемым и несносным местом, самым последним в числе посещаемых Богами, самым ненавистным... В таком случае, она так навсегда и останется здесь, в полном одиночестве, разделять свою долгую вечность только лишь с Аидой, не имея шанса на полноправную жизнь в роскоши, среди светского общения и восхищённых взглядов. Тогда она лишится всего. Ребёнок Аиды мог стоить слишком многого. Он был не достоин появления на свет. Он был не достоин... Внимание Персефоны привлекла рябь, коснувшаяся водной глади. Среди скалистых стен Богиня смогла найти место, где была прозрачная, как слеза вода — подземное озеро. Именно здесь когда-то давно она воззвала к своим силам весны и помогла зеленым растениям пробиться сквозь расщелины, именно здесь она любила находится, ибо была единственным солнцем, дарующим жизнь зелени и цветам. Именно здесь она позволила тугим стеблям сплестись между собой посреди озера, создавая большую беседку и провела каменную дорожку по воде прямиком к древесным ступеням. Только в этом месте её всегда могла найти Аида, поэтому она направилась прямиком сюда сразу же после полученных от своего брата новостей. Ей было необходимо поговорить с единственным существом, которому она могла без зазрения совести открыть свою душу и продемонстрировать настоящие эмоции. Ей было необходимо выговориться. — Что-то случилось? — Богиня весны показалась на глаза своей возлюбленной, выходя из тени беседки и встречая Аиду прямиком у древесных ступеней. — Олимп в опасности, — она не стала медлить. В серых глазах Аиды плескалось нескрываемое волнение, смешанное с беспокойством, её чёрная мантия больше не прикрывала округлый живот. — Нет. Даже не так. В опасности не только Боги, мир смертных тоже может быть разрушен. Она поднялась по ступеням в беседку и заглянула прямиком в серо-зелёные глаза Персефоны, лишь одним нагнетающим взглядом передавая свою нервозность. — Это вы обсуждали с Богами на общем сборе? Аида кивнула. — Зевс поведал о краже скрижальных плетений, таивших в себе пророчества касательно... Богиня царства мёртвых замолчала и отвела взгляд в сторону, прикрывая глаза, в которых вот-вот могли появиться слёзы. — Хей, — Персефона накрыла руку Аиды своими ладонями и поднесла к себе, даруя тепло. — Расскажи мне. — Это касается меня и того, что сделал Танатос. Об этом говорилось в первой части пророчества, оказывается скрижали давно хранили тайну его поступка. Но сделал он это не спонтанно. Выкрав плетения, он прочёл вторую часть, потому и свершил первую... — Его целью изначально был именно ребёнок? — Персефона на секунду вскинула брови, но как только увидела очередной кивок Аиды выдохнула и сузила глаза. — Так и знала... Аида не обратила должного внимания на последнюю фразу возлюбленной, будучи слишком сосредоточенной на своих мыслях, а потому продолжила: — Мой мальчик... он... Пророчество гласит, что он уничтожит мир... не сам, неосознанно, его сила будет таковой. Связь царства мёртвых и смерти окажется слишком непосильной для мира живых. Он умертвит всех, окунёт живых во тьму, посеет хаос и раздор. С его рождением, в мире не останется ни одного живого места, он станет схож с царством мёртвых, а Танатос, будучи Богом смерти, сможет править новым миром... Персефона выпустила ладонь Аиды из своих рук, как ошпаренная, её глаза увеличились, отождествляя непомерный шок, а дыхание участилось. Богиня весны не могла представить такого исхода, она была слишком сильно привязана к живому, она слишком любила жизнь. Она не могла допустить подобного. — Это, — она указала на живот Аиды, — необходимо уничтожить. — Нет, Персефона, нет, — Богиня царства мёртвых моментом стала серьезной, её фигуру сразу же обвила нить чёрной дымки, указывая на недовольство. — Я не позволю. — Но ты же знаешь, что он сотворит с миром! Ты же сама рассказала мне о том, что ждёт всех нас, если ты позволишь родиться этому чудовищу, ты ведь... — Не смей его так называть! — Аида повысила голос, делая шаг в сторону Персефоны, а после моментально остановилась, прикладывая руку к животу. Её удивлённые глаза будто бы заблестели, а на лице отчего-то растянулась улыбка, с губ Богини слетел восторженных вдох. — Он... — Аида не могла скрыть радостного возгласа, — он толкнулся... И в ту же секунду вода встревожилась волнами, а земля под ногами треснула, моментально сопровождая скалистые стены трещинами, отчего камни посыпались сверху прямиком в воду, ударяясь о гладь громкими всплесками. Богини спрятались под крышей беседки, после чего, не скрывая испуганного взгляда, заглянули в глаза друг друга. — Тартар!..***
♪NF - Paralyzed (slow)♪ Наши дни.
Грёбаная ирония судьбы. Разрушенные мечты и надежды. Ненавистная участь. И кто бы знал, что простой парень, которому, казалось бы, суждено уничтожить весь мир, сможет когда-то чувствовать прожигающую грудную клетку любовь. Кто бы знал, что тот, чья судьба связана непосредственно со смертью, сможет молиться за жизнь той, кто стал столь дорог его бьющемуся сердцу. Кто бы знал... В его жилах текла отнюдь не простая кровь. В ней смешалась сила Богов, связанных с миром мёртвых. Он мог править смертью, мог стать одним из тех, кто ненавидит мир живых. Он мог уничтожать, забирать жизни, и это могло приносить ему радость. Вот только в жизни не было моментов радостнее, чем те, что посчастливилось провести с ней... Живой, смертной, родной. Он любил её и не мог с этим бороться, не хотел. Он дышал ею и никогда не мог надышаться, желая больше, чаще. Всегда. И когда она ушла, его жизнь, казалось бы, разрушилась, перестала быть чем-то важным и существенным. Он запер себя изнутри. Он разучился чувствовать. Он потерял настоящего себя. И, должно быть, именно в тот момент его пророчество могло свершиться. Возможно, именно тогда он был на грани и действительно мог уничтожить мир. Благо, в нём не было сил. Иначе бы, наверняка бы, уничтожил. Однако она вновь показалась ему на глаза, вновь оказалась рядом, подарила свой ненавязчивый кофейный аромат, любимый взгляд фисташковых глаз и незримое тепло, которое в один миг проникло в сердце Эдриана, окутывая его новым импульсом чувств и эмоций. Всё то, что исчезло с её уходом и было заперто внутри взорвалось с новой силой и позволило ему снова ощущать себя живым. Рядом с ней. И теперь ему хотелось уничтожать. Ему хотелось посеять смерть и выпустить свою истинную силу, направив её лишь на одного человека. На того, кто посмел причинить ей вред. На того, кто попытался убить её. Из-за кого она попала в больницу... Если бы Андреа сейчас была в сознании, он бы точно не стал бы сдерживать своих эмоций. Он бы накричал на неё, выказывая свою злость за то, что она посмела подставиться под пулю. Он бы отругал её, заставил бы навсегда понять, что она поступила абсолютно неправильно, необдуманно и глупо. Нет. Он бы не посмел на неё кричать. Не смог бы. Но он бы обязательно донёс до неё своё недовольство. Он бы никогда не допустил подобного поступка с её стороны. Никогда. Лучше он словит собой сотню пуль, но не разрешит ей перенять на себя хотя бы одну из них. Её жизнь намного важнее, намного дороже. Он не позволит ей погибнуть, он не позволит ей отдать жизнь за него. Эдриан крепко сжимал её руку, покоившуюся на больничной койке, смотря на бледное лицо с закрытыми глазами. Пятый день подряд. Никто не знал, когда она очнётся, хоть раны, кажется, затянулись довольно быстро. Состояние было стабильно, но вот только в себя Андреа не приходила. Это пугало его. Каждый чёртов день держало в напряжении. Это было сродни пытки. Он не понимал, почему она бросилась навстречу пуле, почему обняла его перед неминуемым... Он помнил лишь свой испуг, и в один миг застывшее сердце. Он помнил свой шок и громкий крик, который так и норовил вырваться из сжатой грудной клетки. Помнил дрожь, которая парализовала его тело и постоянно повторяющуюся в мыслях фразу: «Прошу, не умирай». Плевать, если она снова уедет, плевать если навсегда покинет его. Ему достаточно знать лишь то, что она жива и ходит под тем же небом, наблюдая за теми же звёздами, что и он. Только бы живая... Однако, вероятно, так оно и будет. Скорее всего ему придётся её отпустить. Оттолкнуть, в конце концов, но не позволить остаться рядом. С ним она будет в опасности, особенно теперь, когда кому-то, по всей видимости, понадобилось устранить сына двух Богов, управляющих смертью. Он не мог позволить ей рисковать. Как бы сильно Эдриан не хотел, чтобы она принадлежала только ему, нельзя. Андреа слишком дорога ему, чтобы позволить ей быть рядом в такое время. Это было бы эгоистично. Слишком... Но её поступок... Неужели она всё ещё... Неужели?.. Теперь ему нельзя знать об этом. Лучше ей забыть о любви к нему. Так она будет целее, так она будет жить. Он встал с кресла и наклонился к её бледному лицу, оставляя на лбу лёгкий поцелуй, едва прикасаясь прохладными губами к её коже. Он слишком любит её. Она является его слабостью, и теперь это может быть опасно. Он вышел из палаты, краем глаза замечая номер: Сто шестьдесят. И кто бы знал, что ровно год назад она выходила из этой же двери с похожими мыслями. Как жаль, что Эдриан не был осведомлён, как жаль, что он не имел доступа к информации о том, что она покинула его палату, а после решила расстаться с ним из-за того, что ему грозила смерть. И ведь теперь он думал так же. Грёбаная ирония судьбы. Эдриан покинул больницу, после чего сразу же сел в свой чёрный автомобиль после чего завел его и, с силой сжав руль, выжал педаль газа в пол. Он держал путь домой по одним лишь ему известным причинам. Лишь там он мог избавиться от своего гнева, явно высвобождая его на чём-то. Он находил там отдушину, мог отыграться... Припарковав машину в подземном гараже, Эдриан не спешил подниматься в дом. Он лишь взял ключи от подвала из бардачка и покинул автомобиль. Спустившись вниз, он включил свет в подвале, хотя светом это было довольно сложно назвать, ведь там висела лишь одна лампочка прямо над железным стулом, освещая смуглую кожу прикованного цепями мужчины. Того самого, который посмел спустить курок. Того самого, у которого было необходимо выяснить информацию. Эдриан взял стул и, поставив его вперёд спинкой, присел напротив того, кого желал убить ещё пять дней назад. — Ну здравствуй...