Дорога домой

Как только за Чаком закрывается дверь, Дин бросается в соседнюю комнату. Несколько раз путается в ногах, спотыкается, задевает углы шкафов, щедро оставляя на чужом теле синяки. Ничего. Кроули его извинит. Его собственное тело лежит на полу, в приличной луже крови. В груди три дыры от огнестрельных ран. Сэм, сидящий рядом на коленях, подскакивает, быстро отходит в сторону, чтобы не мешать. — Меняемся, — кричит Дин, хватая за руку свое тело, падая на колени рядом. Долгие секунды ничего не происходит. А затем раны в его груди начинают медленно затягиваться. — Дин, что случилось? Что там было? — лезет под руку напуганный Сэм. — Прекрати! — Дин, и сам до усрачки напуганный, говорит не с Сэмом. Ему нужно заставить Кроули закончить с лечением, — меняемся, хватит, достаточно, дальше в больнице подлатают, давай! Ну же! Но Кроули не слушается и не отвечает. Кровь с пола втягивается обратно, края дыры на футболке закрываются, соединяясь (вот это уж точно лишнее, сраный перфекционист), дробинки выходят из раны и рассыпаются по полу. — Чувак, прекрати, ты себя угробишь! Ну же, я справлюсь! — Что ты делаешь, Дин? Мы же сразу договорились, что он тебя вылечит? — Мало времени, у него почти не осталось сил… И тут рука в его руке сжимается, и Дин мгновенно оказывается лежащим на полу. В этот раз нет ни звезд, ни посторонних звуков, лишь непроглядная тьма на короткую секунду, одно чертовски гулкое пустое ничего и это пугает (только холод, холод вокруг, ледяная тьма ласково предлагает свои объятья, и так хочется спать, уснуть, закрыть глаза и поддаться этой тьме. Он так устал, так устал за этот бесконечно длинный день, так устал за все эти годы. Можно мне теперь отдохнуть, Мама?). Дин резко поднимается, и на секунду в глазах темнеет. Он видит Кроули, стоящего на коленях рядом с ним, видит, как Кроули медленно оседает. Дин подхватывает его, мягко опускает на пол. Понимает, что все еще сжимает чужую руку, отпускает ее, и та безвольно падает. — Все… в норме… — хрипло говорит им Кроули, не открывая глаз. — Эй! Эй! Не смей мне тут, — Дин приподнимает его голову, встряхивает за плечи, — не смей умирать, слышишь? Кроули открывает глаза, щурится. — Я не... умираю… посплю немного, ладно? Он снова закрывает глаза и буквально на глазах бледнеет. Дин осторожно проверяет пульс, и вздыхает от облегчения, прощупав его. — Нужно отнести его на диван, — говорит он Сэму, подозревая, что в одиночку не справится. — Дин, что происходит? — требует ответа Сэм. — Потом объясню! Нельзя его тут оставлять, тут же холодно! — И давно ты к нему так проникся? — Где-то шесть тысяч лет назад, — отвечает Дин честно. Несмотря на внешнюю худобу, Кроули чертовски тяжелый. Сейчас Дину очень сильно не хватает той демонической силы, что ему временно дали. Но он понимает, что донес бы Кроули и в одиночку, это меньшее, что он может для него сделать. Они осторожно устраивают его на диване. Сэм предлагал спальню, но Дин не уверен, останется ли спальня здесь. Кроули переместил ее с помощью магии, кто знает, что случится, когда он без сознания? Как это работает? Дин приносит плед, точно зная, где его можно найти. Теперь он отлично ориентируется в магазине. Привычными, отработанными движениями снимает с Кроули пиджак, галстук. Осторожно складывает на столик очки. Пиджак аккуратно вешает на спинку стула. Примеривается было к пряжке ремня, но в итоге так и не решается его расстегнуть, это все-таки слишком (кроме того, есть вполне реальный риск погибнуть от руки Азирафаэля ужасной смертью, если тот решит, что его друга (не друга? Кто они друг другу?) как-то обидели). Дин берется за слишком холодное запястье, снова проверяет пульс, слабый, но к счастью ощутимый. Он укрывает Кроули пледом, раздумывая, может ли плед хотя бы чем-то помочь от того жуткого холода, от ледяной тьмы, что он ощутил, когда они менялись телами. Когда он пал, было примерно также. Значит ли это, что демоны к холоду привычны? Или наоборот, совершенно не привычны, учитывая то, что они постоянно отключают чувствительность своих тел? Дин оборачивается к Сэму, только подоткнув плед со всех сторон. — Я вас слышал, — признается Сэм, наблюдающий за ним с некоторым удивлением, — но ничего не понял. Чак читал твои мысли? — Не мои, — Дин кивает в сторону дивана, — его. Он был… в моей голове. Кроули показал ему кое-какие воспоминания. Он… знаешь… он хороший парень. — Воспоминания? И… как много? Ну, то есть, все довольно быстро закончилось, вы буквально минут пятнадцать говорили. — Пятнадцать минут? — Дин искренне поражен, — он… время останавливал постоянно, но, чтобы настолько… — Расскажешь? — осторожно просит Сэм. — Может потом. Это вроде как… личное. Дин усаживается за стол, заваленный книгами и какими-то свитками (один из них точно из Александрии), некоторое время растирает руками лицо, успокаиваясь. Заново привыкая к своим пальцам, короче, толще, грубее, с кое-где обкусанной кожей. К своей одежде, немного отдающей запахом пота, пахнущей порохом и дешевым одеколоном. Все кажется таким привычным и непривычным одновременно. Наверное, будь Кроули в порядке, они могли бы вместе посмеяться над этим. Затем отправились бы куда-нибудь на обед, в какое-нибудь мало известное туристам местечко, где перед основными блюдами подают горячие булочки с маслом, булочки собственного приготовления, а в конце предлагают гостям терпкие ликеры в качестве комплимента от заведения. Дин берет себя в руки, просто потому, что он обязан взять себя в руки. И запрещает себе думать о том, что могло бы быть. А потом говорит. Не слишком долго, не вдаваясь в подробности. Рассказывает просто: показал часть воспоминаний, Чаку стало интересно. Пришлось показывать еще и еще. Потом честно признается: — Вообще-то это была моя идея. Думал, он отвлечется от мысли уничтожить мир, мы его притормозим… дурацкая идея! — Но в итоге же сработало, — утешает Сэм, опустив ладонь на его колено, — значит не такая и дурацкая, верно? — Он, Чак, посмеялся над ним. Решил, что из Кроули никудышный демон. А он нам столько показал… — Забавно, — замечает Сэм, чем раздражает Дина до крайности. — Вообще-то это было оскорбительно! Он старше, чем сама вселенная, а какой-то человек, возомнивший себя богом, требовал доказать, что он правда демон. — Ты не можешь отрицать, что Чак какое-то время действительно был богом, Дин. Те, параллельные миры, у нас бы никогда воображения не хватило… — Кроули тоже был богом. И не пару лет, а веками. В древности, когда люди верили, что боги живут на земле, в прежних царствах, ему поклонялись, за него сражались, он судил и миловал, он принимал их жертвы и учил... и… И Чак это видел. Пусть мельком, но видел. Мог бы отнестись к нему с уважением! Сэм смотрит очень странно, с каким-то подозрением. — Сколько же времени для тебя прошло? — задает он неожиданный вопрос. Дин повторяет (утрируя, конечно): — Шесть тысяч лет. В общем, потом Чак спросил: что мы вообще здесь забыли. И тогда он показал Апокалипсис. Тот, предыдущий, самый первый. Здесь приходится все же рассказать больше, и Дин говорит про авиабазу, странных людей, всадников и мальчика, что всегда был не просто мальчиком. Он не упоминает ни сгоревший книжный магазин (они убили моего лучшего друга), ни архангела Гавриила (больше ни о чем меня не проси), ни того, другого, неправильного мальчика (няня, мы еще увидимся?). — А потом он захотел увидеть Адама, — заканчивает Дин, — шутка ли, сумел откатить мир на день назад. — Получается Адам это заранее знал? — быстро соображает Сэм. Дин пожимает плечами. — Выходит, все в мире предопределено? — продолжает Сэм странно севшим голосом. Дин вспоминает слова Кроули, храм, что он нечаянно проклял (честно говоря, это могло было быть забавным, если бы прямо сейчас Кроули не умирал рядом с ними, пока они не в силах ему помочь). — Нет, — говорит Дин почти уверенно, — совершенно точно не все. Когда Ева взяла яблоко, мы получили свободу выбора. И Адам не знал точно, просто предположил. Потом Дин долго молчит, опустив голову на сложенные руки, а Сэм возится с чайником на маленькой плитке. Телефоны также остаются блокированными. Сэм даже телефон Кроули проверяет, обшарив карманы его пиджака. Дин дергается было, но в итоге ничего не говорит. Вряд ли бы Кроули возражал, это всего лишь одежда. — Что, если он умрет? — спрашивает Дин, когда Сэм ставит перед ним чашку чая. Или чего-то похожего на чай. — Тебе не кажется, что сейчас нас должен волновать… Чак? — осторожно и безжалостно говорит Сэм. Дин пожимает плечами, берет в руки чашку. — Адам все исправит, — говорит он уверенно. — Откуда тебе знать? — спрашивает Сэм. Дин знает. — Исправит. Скажет что-то типа: чувак, ты какой-то неправильный. И все станет хорошо. Я видел его на базе. Этот парень чертовски силен. Он… он просто стер целый день из истории мира, и никто его не помнит. Прикинь? Вообще никто. Паф! И все, кто умер — снова живы. — Ну тогда и за Кроули не стоит переживать, — Сэм похоже вообще не беспокоится, и это раздражает. — Что если стоит? Что если он умрет? По-настоящему? — Дин… да ты же его знаешь три дня. И он демон. Мы ведь убиваем демонов. — Нет, — Дин яростно трясет головой, — не таких. И я… я его знаю… это будет моя вина, понимаешь? Он столько… столько видел и столько сделал… и он же просил меня убраться подальше… — Откуда тебе было знать? — Сэм кладет руку на его плечо, — кроме того, ты не можешь отвечать за его выбор. Он сам принял решение. — Что, если он умрет? — повторяет Дин. Как они скажут Азирафаэлю? Гавриилу? Даже Вельзевул? — Он же сказал, что просто так его не убить, — Сэм цепляется за эту идею, — помнишь? Он сам говорил. — Он много чего говорил. Что так его не убить, что он сможет обмануть Чака, что сможет спасти тот храм, а в итоге… — Какой храм? — Неважно, — Дин крутит в руках чашку, отчаянно желая запустить ее в стену. Он опять облажался. Крупно облажался. А потом он вспоминает то ощущение неправильности, когда они с Кроули действительно едва были знакомы и понимает. Понимает то, что мог бы понять сразу, понять, какой Кроули в реальности, и, черт возьми, просто послушать его! — Сначала он убрал боль, Сэм, — говорит Дин, — помнишь, когда демонстрировал, как умеет исцелять? Когда я руку порезал, помнишь? — Ты это к чему? — Это было необязательно. Это вообще было не нужно. Но он сначала убрал боль. И только в последнюю очередь очистил паркет. — Так? И что ты этим хочешь сказать? — Он… лучше, чем хочет казаться. — Думаешь, Богиня говорила Касу о нем? — Сэм не только быстро понимает, о чем он, но и умудряется задать сразу нужный вопрос. — Не думал. А теперь вот думаю. — Он не умрет, — говорит Сэм, — если Она действительно его имела в виду, разве Она такое допустит. Дин вспоминает мертвых животных и мертвых людей, вспоминает «любви для нас не осталось». Ее любви хватает, чтобы хранить этот мир. Но станет ли Она размениваться на демона? — Допустит, — говорит он горько, — еще как допустит. — Мы все исправим, — обещает ему Сэм, — мы обязательно все исправим. Дин ему не верит. Но молчит. **** Спустя три часа телефон Кроули, лежащий на низком столике, начинает вибрировать. Дин и Сэм синхронно вздрагивают, Сэм откладывает книгу, которую позаимствовал у Азирафаэля. Дин опускает на столик револьвер, который разбирал в течение последнего часа, чтобы почистить; берет телефон в руки. Он немного успокаивается, когда видит имя звонящего. Адам. — Привет, — отвечает Дин осторожно, и ставит на громкую связь. — Привет, — голос звонящего юный и немного насмешливый, — Дин Винчестер? Кроули не может подойти, да? — Да, он… — С ним все будет в порядке, — говорит Адам, но как-то не слишком уверено, — он всегда справляется. — Откуда ты… — У меня просьба. Я… в общем так… Ваш друг, Чак Ширли, был у меня в гостях. — Он нам не друг, — возмущается Дин. Сэм прикладывает палец к губам. Потом изображает руками знак вопроса. — Погодите, пока снова его увидите. — Увидим? — В общем он…. Он снова Чак Ширли. Человек. Помнит четко то, что было до того, как Сэм попал в ад, а остальное очень смутно. Это же… это та точка? Где все пошло неправильно, да? Дин молчит, он понятия не имеет. Сэм пожимает плечами. — Ну как бы то ни было, сейчас это — та точка, — беспечно говорит Адам, — короче, дело сделано. Остались еще та, карманная вселенная, но с ней решат. И Амара, она тоже останется. Он ее создал, и она вроде как живая, не убивать же ее? Скажи Азирафаэлю, они что-нибудь придумают. Да, и передай Кроули, что из-за вас я прогулял лекцию, и он должен это исправить. Только Азирафаэлю не говори… он… в общем лучше не говори. — Ты же и сам можешь, — замечает Дин. — Ага, могу. Но лучше не трогать свою судьбу, а то потом и не поймешь, как перегнул палку. Начинаешь менять мир направо и налево, а потом поди разберись, кто с тобой дружит, потому, что хочет, а кого ты заставил… Ну в общем… лучше ничего не трогать. — Погоди, так… это все? — переспрашивает Дин. Он никак не может поверить. Ничего не меняется, он все тот же, и… неужели действительно все? — Ну, не совсем. Я… — голос в трубке вздыхает, — я направил его к вам. — Что? — Дин и Сэм говорят синхронно. — А что мне было делать? У него нет денег, он в чужой стране, вы его единственные друзья. Я внушил ему, что он пишет книгу о том, как ангел и демон спасли мир, приехал взять у меня интервью, а с деньгами не рассчитал. В общем дал ему немного добраться до магазина, но у меня нет на билет в Америку. Кроме того, ему нужно будет где-то переночевать. — Он не будет ночевать здесь! — отрезает Дин. Ему противно от одной только мысли, что в одном помещении с Кроули будет ночевать тот, по вине которого он в таком состоянии. — Ну значит дайте ему денег на отель и на билеты. Ну и на первое время, — отвечает Адам спокойно. — Адам… кхм… — вмешивается Сэм, — у нас и у самих на данный момент… — Просто возьмите у Кроули, — спокойно перебивает Адам. — Что, прости? — переспрашивает Дин, приподняв брови. — Левый нагрудный карман пиджака, — диктует Адам. Дин тянется к пиджаку, висящему на спинке кресла и, из пустого с виду кармана, достает довольно старомодное портмоне, — внутри больше, чем снаружи, — замечает Адам довольно. Дин не понимает шутки, но Сэм улыбается. — Ты предлагаешь его ограбить? — возмущается Дин, — ты хоть знаешь, что он для нас сделал? — Он не будет возражать. А если будет, я ему все верну, — отвечает Адам беспечно, — возьми его кредитку. — Какой тут лимит? — неожиданно спрашивает Сэм. — Что… я понятия не имею, — удивляется Адам, — кажется есть лимит на снятие, вроде бы пять тысяч фунтов в сутки… — Пять тысяч фунтов? — Дину это не о чем не говорит. Кроме того, он сомневается, что для хозяина карты имеют значение какие-то там лимиты. — Это… — Сэм что-то прикидывает, — это же почти семь тысяч долларов. Если такой лимит на снятие, там должно быть не меньше сотни тысяч… Как мы объясним Чаку, откуда у нас столько денег? — Так скажите, что общий лимит тысяча фунтов, — удивляется Адам, — думаете, он станет проверять? Гостиницы в среднем двести фунтов за ночь, авиабилеты около четырехсот, вполне хватает. И попросите оставить вам хотя бы сто фунтов. — Вообще-то он прав, — замечает Дин вполголоса, открывая портмоне. — Осторожнее, — советует Адам по телефону, — это чей-то подарок. Винтаж. Дин кивает, хотя собеседник и не может его видеть. Понятно откуда такое древнее портмоне у того, кто использует исключительно современные вещи. — Эй, тут есть наличка, — замечает Дин, — может быть просто дадим ему наличку? — Нет, нет, нет, — в голосе Адама такая паника, что Дин чуть было не отбрасывает портмоне в сторону, опасаясь, что деньги могут быть прокляты, — он меня убьет! Ненавидит, когда трогают его наличные. Вечно их снять забывает, — Адам очень похоже изображает голос Кроули, — а создавать из воздуха — не подобает приличному демону, это ж можно вызвать дефолт, можно подумать ему есть дело до дефолтов. Ох, помню мы с Пеппер как-то… — Адам смущенно осекается на полуслове, — в общем лучше вам взять кредитку. Дин выбирает из вороха карт, ту, что выглядит наиболее невзрачно, без надписей: голд, платинум или вип. Аккуратно складывает остальные обратно, убирает портмоне, ласково разглаживает ткань пиджака. — Взяли? — спрашивает Адам. — Ага, — соглашается Сэм, — готово. — Ну тогда: пока. Приятно было поболтать, но у меня еще дела, — говорит Адам немного торопливо, — а, и удачи вам, парни. Телефон гаснет, экран делается черным и безжизненным. — Мы можем поехать домой, — неожиданно предлагает Сэм, — можем купить билеты в Америку, — он смотрит на кредитку в руках Дина. — Ты спятил? — Дин резко убирает руку вне зоны его досягаемости, — я его тут не оставлю! — Ну конечно мы дождемся Каса, — Сэм успокаивающе поднимает руки вверх, демонстрируя, что не планирует покушаться на карту, — но мы могли бы заранее купить билеты. Забронировать номер. Не думаю, что деньги для демона имеют хоть какое-то значение, он же их не заработал. — Это — его деньги, — спорит Дин хмуро, — и мы ничего не будем покупать с его карты. Ангелы вернутся, тогда и придумаем что-нибудь. — Подделаем кредитку? — Подделаем кредитку. — Ты понимаешь, что это глупо? С чего такая принципиальность? Дин хмуро пожимает плечами. Сэм проницательно смотрит в глаза. — Погоди… ты сказал: я его не оставлю… ты не Каса имел в виду, верно? — Каса я тоже тут не оставлю, — отвечает Дин. Только неизвестно захочет ли Кастиэль вернуться в Америку. Возможно, небеса ему понравятся больше. — Я не понимаю, — говорит Сэм, — он же тебе сразу не понравился. Он… что он такого тебе показал? Ты не думал, что он мог околдовать тебя? Внушить тебе что-то? — Он мог, — соглашается Дин, — но зачем ему это? Он… Сэм, он не просто демон… Он столько видел: великий потоп, войны, как падала та башня в Вавилоне. Древний Шумер и древний Рим. Хиросиму. Иисуса Христа. — Иисуса? — удивляется Сэм, и быстро соображает, — так это он искушал его в пустыне? Сорок дней? — Он… да… Но он не то, чтобы искушал, он… показал ему мир. — Ну в этом и состояло искушение, — глубокомысленно замечает Сэм. — Ну… можно и так сказать, — нехотя соглашается Дин, не зная, как объяснить. Если бы Сэм мог увидеть, он понял бы, — а потом Иешуа позвал его пойти с ним. — Иешуа? — переспрашивает Сэм. — Да, Иешуа. Плотник из Назарета. И Кроули был на его казни. И похоронил его. И после тоже был, после вознесения. — Дин, его хоронили ученицы, — замечает Сэм осторожно, словно не желая разрушать его веру. — Ага. Он был женщиной, — соглашается Дин, — ему это не важно. Не имеет значения, кем быть. Ну как… мужское тело вроде бы больше нравится, но, если нужно… И тут до Дина доходит, почему Кроули сказал, что его запомнят блудницей и под каким именно именем он мог фигурировать в библии. — Если нужно, может быть и в женском теле? — уточняет Сэм. — Да, — отвечает Дин, — да. В общем… он показал мне мир. Практически весь мир. А Чак… я не представляю, как сейчас с ним говорить… мне кажется, я его убью. — Дай сюда, — Сэм протягивает руку за кредиткой, — да не буду я ничего покупать. Я сам поговорю с Чаком, когда он придет. Можешь отсидеться в этой комнате, я скажу, что ты на охоте. На охоте на… на кого тут можно охотиться? — На Лилит, — говорит Дин хмуро. Лилит сейчас входит в список его врагов номер один. Она тоже виновата в том, что случилось. — На Лилит, — соглашается Сэм успокаивающе, — я с ним поговорю. Скажу, что с нами сейчас опасно, он поверит. А потом будем ждать, хорошо? И, Дин, все с твоим демоном наладится. Мы всегда все исправляли, исправим и теперь. — Звучит, как план, — соглашается Дин, у которого словно груз с плеч падает. Он достаточно сегодня говорил с Чаком. И добавляет, протягивая Сэму злосчастную кредитку: — Спасибо.