Один шёпот на двоих

Больничные коридоры были напитаны запахами невообразимого смешения: лечебные травы, настойки и зелья — такое многообразие смешивалось воедино и давило если не только отвратительным тошнотворным запахом, но и осознанием того, что все эти ингредиенты использовались исключительно в крайних случаях. Внутри всё похолодело то ли от наконец-то нахлынувшего понимания, то ли от сквозняка по плечам и приоткрытой в вороте рубашки шее. Я поёжился. Что, если с ним совсем плохо, если забрали, потому что стало хуже? Критическое состояние. И вспомнились слова Макгонагалл. Но он же пережил ту ночь. Значит, всё хорошо. Всё хорошо ведь? Всю дорогу от школы я так рвался сюда — изошёлся на крик, когда мама сказала отцу поворачивать к Норе, чтобы передохнуть. Но вот сейчас, стоя в коридоре перед дверью в палату, я не мог унять нервную дрожь в руках — в памяти были живы образы мертвенно бледного лица брата и его бездыханного тела. Внутри до сих пор копошится чувство тупой ноющей боли, что незримо съедала мои внутренности, ломала кости и выворачивала суставы, когда я так и не смог докричаться до Фреда, сколько бы ни срывал голос. Сколько бы ни хрипел после. В тоскливом одиночестве я стоял у палаты с табличкой «Уизли». Родители остались заполнять бумаги на первом этаже. Сестра трансгрессировала домой, чтобы наконец отдохнуть от больничной суматохи. Рукой я нерешительно коснулся дверной ручки — кажется, будто закрыто на замок. Или это сил у меня не хватает, чтобы выполнить простое движение. Наверное, я что-то делаю неправильно, ведь последовательность действий путается в голове, посылая рукам неправильные импульсы. Открыть дверь — это ещё никогда не было для меня так сложно, так страшно. Даже самые запретные комнаты и коридоры Хогвартса не нагоняли такой жути. Не потому ли, что Фред всегда был рядом? Из болезненных воспоминаний меня внезапно выдернул живой и звонкий смех, такой до боли знакомый, что сердце предательски споткнулось в этом марафоне длиною в жизнь, ухнуло и устремилось во всесжигающий спринт. И правильная последовательность нашлась сама собой — ручку вниз, дверь от себя — и всего-то. Так легко, но по-прежнему страшно. До чёртиков. Стоило мне резко распахнуть дверь — и звуки палаты, живые, без грохота и гомона, без пыли и привкуса крови во рту, поглотили меня своей нереальной атмосферой. — …И он открывает письмо, — сидя спиной к двери, Фред, вероятно, рассказывал Перси, сидящему на соседней кровати, историю о том, как удачно мы пошутили над младшим братом в канун Рождества два года назад. — И ты бы видел лицо Рона тогда! Снова смех, ладонь хлопает одеяло, плечи вздрагивают, а рыжая макушка перетянута бинтами. Его смех. Звонкий, но сейчас чуть-чуть с хрипотцой — живой. Его ладонь? Уверен, она тёплая, не пыльная, и жестикулирует он активно, в задоре. Его плечи. Трясутся в приступе смеха, а не оттого, что я пытаюсь привести его в чувство. Его макушка. Рыжие волосы яркие, аккуратные, чистые, и нет следов крови вовсе. Перси устремил на меня изумлённый взгляд, тепло улыбнулся и поднял руку в приветственном жесте. Я ответил тем же и замер в предвкушении — сейчас Фред обернётся, и я увижу глаза, что потускнели в моём страшном прошлом, и улыбку, что стала последним проклятием — кошмаром, застывшим на бледных губах. Но здесь и сейчас они будут живыми и навсегда вытеснят из моей памяти тяжкие воспоминания. — Нет, ты представляешь? Он и вправду тогда подумал, что это письмо от Грейнджер! — Но Фред не унимался, продолжая историю про бедного Ронни. Даже не обернулся, словно и не заметил вовсе, что Перси кому-то уделил часть внимания. Ухнуло снова, галопом заходя на десятый круг. — Ф-фред? Брат затих. Вжал голову в плечи, словно словил от матери подзатыльник, а его руки, радостно хлопавшие одеяло секунды назад, теперь комкали его в кулаках. Он всё ещё сидел ко мне спиной. Он просто сидел ко мне спиной. Чёрт подери! Не лежал, не был без сознания, не был при смерти — просто сидел. И только этого хватило, чтобы вытянуть из лёгких весь воздух. — Перси, Джордж здесь? Мне не послышалось? Да при чём же тут я — главное ты, братец. «Повернись и посмотри на меня, дурак!» — Да, он здесь. — брат кивнул, перевёл взгляд на меня, но глаза смотрели с тревогой, а губы сжались в тонкую нить. — Джордж… Слишком медленно. Чёрт подери, всё происходит слишком медленно! Я рванул к Фреду, позабыв о больной ноге, и от резкого движения меня подкосило уже на полпути: я подавился вдохом, закашлялся и рухнул на колени спустя два импульсивных шага, что отделяли меня от брата. Но я наконец-то рядом с ним. Я в панике цеплялся за одеяло, его одежду и руки, лишь бы притянуть его ближе к себе, почувствовать тепло, услышать, как в груди бьётся сердце. И, бормоча какую-то бредовую несуразицу, словно демона вызываю, я повалил его на кровать, стискивая в объятиях. «Какой же тёплый!» Уткнувшись носом между плечом и шеей брата, я чувствовал, как от моих слёз за секунды намокает его футболка. Чувствовал, как в нос забивается такой родной запах, без примесей пыли и гари. Чувствовал, как волосы щекочут ухо, потому что он обнимает, жмётся ко мне в ответ. Его тело, руки, пальцы, щёки тёплые, и он весь живой и способен согреть собой, словно ласковое майское солнце на рассвете. — Фред… Я откровенно ревел от счастья, захлёбывался, позабыв обо всём, что тревожило минутами, часами и днями ранее. За один только этот момент я был готов пустить под откос весь мир. Неописуемый восторг — счастье, когда вместе с теплом, запахом, вместе с его голосом в сердце возвращается жизнь. Это чувство, гоняемое сбившимся с намеченного ритма сердцем, сладкой обезволивающей амброзией льётся по венам, и я чувствовал, как от волнения покалывает кончики пальцев. Да и от волнения ли? Потому что я до одури, насколько хватало сил, сжимал Фреда в объятиях. — Тише, Джордж. — его такие тёплые и наконец-то отвечающие на мои прикосновения руки обнимали меня в ответ, гладили по спине, как маленького ребёнка. — Успокойся… Ещё немного, пока слёзы, душившие меня, не перестанут капать с ресниц. Позволь обнимать тебя самую малость дольше, чем вечность, Фредди. — Тяжело, Джордж. — он недовольно завозился, изъявляя желание всё-таки высвободиться. Счастье — оно влепило под дых со всей дури, заставляя сомневаться в реальности происходящего. Не сон ли? Ущипнуть бы себя. Но под пальцами только его руки, плечи, которые отпустить нет сил. Сколько бы он ни просил. Сколько бы ни брыкался, когда вместо своей я ущипнул его руку. Но почувствовал — не сон. — Фред! Уже вовсю улыбаясь, я навис над ним на вытянутых руках, но застыл, поймав в поле зрения его глаза, и улыбка исчезла. Я поджал дрожащие губы и был готов снова расплакаться. Его глаза — тусклые, выбеленные дымкой, словно полированный кварц. В голове снова одно за другим стали всплывать воспоминания его бледного лица в стенах полуразрушенной школы. Я отчаянно пытался избавиться от них, но моя надежда на спасение оказалась призрачным миражом в бесконечной пустыне. И пустыней оказались его глаза, что затягивали меня, забивая лёгкие страхом, словно мелким песком. Жизнь подготовила для меня ловушку, в которую я самостоятельно засунул голову. Фред не шевелился, видимо осознав, что же меня так шокировало. И я снова испугался — тусклые глаза, обездвиженное тело и нарастающая тревога от сердца по всему телу — всё это до боли напоминало мне то, о чём я так старался забыть. Пустыня его глаз плыла, как в жарком мороке, я почувствовал саднящее в горле давление, что мешало мне вдохнуть. Я зажмурил глаза, а с ресниц закапали совсем другие слёзы. — Джорджи… Но оцепенение отпустило, когда тёплые пальцы осторожно коснулись моей щеки поглаживающими движениями, привносящими успокоение дурной, не верящей голове, заставляя прильнуть навстречу. Заставляя поверить. Я сморгнул несколько раз — глаза Фреда были закрыты, совсем как тогда, но он мягко улыбался мне, а его рука взъерошила мои волосы на затылке. — Хорош реветь. Никто ж не умер. Издевается, что ли? Нет. Просто не знает. Наверное, ему кажется, что веду себя предельно странно. Ведь отчего-то меня всего трясёт и колотит, стоит ему хоть на секунду ослабить ответные объятия. Поэтому становится чуть легче, когда, прижавшись ухом к его груди, я слышу, как спокойно и размеренно там бьётся сердце. И что бы ни было тогда, в этой реальности он действительно жив. Пусть и глаза блёклые, пусть и не видит меня, но я могу слышать его голос, ведь он отвечает мне, я могу обнимать его, и он наконец-то обнимает меня в ответ. — Твои глаза… — выдыхая всё ещё куда-то ему в шею, я боялся посмотреть на него, боялся этого пустынного морока, что скрывал теперь в своей глубине отблески таких спасительных оазисных островов. — Ах это… — Я телом почувствовал тяжёлый вздох. — Скорее всего при взрыве ослепляющее, что я колдовал, отрикошетило от каких-то защитных чар и попало аккурат в меня. Защитных чар? Я не хотел верить своим ушам. Это что получается? Я виноват в том… — Но врачи сказали, — его ладонь уверенно гладила мою голову, — что это временно. — Но до сих пор… — Сказали, — он перебил меня, не дав закончить, а пальцы сжали плечо, только добавляя весомости словам, — что это временно. Но не уточнили, насколько. Так что позаботься обо мне, Джорджи. Я взглянул на него вполоборота и затерялся в чувствах, что накрыли меня с головой, — брат улыбался своей живой и искренней улыбкой. Я едва скрипнул зубами — он безоговорочно доверяет мне. Хотя мне, возможно, всю жизнь придётся молчать о страшных событиях прошлого, о том, что я эгоист, каких поискать, и ещё, оказывается, хреновый друг. Но я был уверен, будь Фред в той же ситуации, что и я, он бы не раздумывая поступил в точности по такому же сценарию. — Доверься мне, Фредди. — Ты реально тяжёлый, — усмехнувшись, он похлопал меня по плечу. — Слезай уже. Да и Перси, я уверен, смотрит. Не смущай нашего старшего братца. При упоминании Перси я вдруг вспомнил, что он действительно здесь и в палате мы не одни, и отчего-то почувствовал себя дико неловко. Поспешно и неуклюже — Мерлин, да зачем же он упомянул Перси — я выпустил брата и как ни в чём не бывало уселся на его кровати. В пальцах ещё покалывало от недавнего ощущения тепла, а в волосах невесомый отпечаток грел макушку, растворяя в подсознании тревоги. — Да я привык уже, что кроме друг друга вы никого не замечаете, — беззлобно усмехнулся Перси, махнув рукой в нашу сторону, и наигранно обиженно отвернулся к окну. — Тем более что не замечать такого предателя, как я, и вовсе будет правильным решением. — в мгновение его голос помрачнел, сам он поник, немного осунулся — он определённо чувствует себя виноватым, — подумал я. Неужели в его головушку закрались мысли о том, что он мог быть не прав? — Не беспокойся, Перси. Главное, что сейчас ты с нами. — Фред улыбнулся и махнул рукой почти в его сторону. Почти. — Д-да… Не беспокойся. Удивительно, насколько повинная Перси легко звучала в нынешней ситуации, когда сам Фред призывал его не беспокоиться. В прошлом моё сознание, занятое самобичеванием, ненароком обратило гнев и в сторону бедного старшего брата, который, я тогда был уверен, мог постараться лучше. Может быть, я тоже мог постараться лучше? Ведь есть то, в чём я повинен куда больше Перси. — Фред? — М-м? — Ты скорее всего не в курсе, но пока я был в школьном госпитале, меня навестил Ли. И в общем… — я попытался сглотнуть вязкую слюну, и пауза, явно затянувшаяся, добавляла напряжения и заставляла только сильнее сжимать кулаки. — Рад, что с ним всё хорошо. — Д-да, но… Анджелина… — Она в порядке? — его голос едва заметно дрогнул. — П-похороны в эту субботу, — я запнулся, но постарался произнести фразу как можно быстрее, а телом инстинктивно напрягся. Но с чего бы мне так напрягаться? Не собственными руками же я убил её. — Не шути так, Джордж, это неуместно сейчас. — Фред, мне жаль… — Н-невозможно. Я следил за тем, как проявлялась на его лице гамма эмоций, начиная с неверия, перетекая в отречённость и заканчивая болезненным ужасом. Его руки задрожали, когда он прижал их к лицу, а тихий всхлип разрезал тишину, пропитанную больничными запахами, заставляя вздрогнуть не только меня, но и безучастного Перси. Мгновение за мгновением на моих глазах брат становился как будто меньше: спина округлилась, плечи перестали быть такими острыми под напряжёнными мышцами, ноги, поспешно притянутые и прижатые к груди, колени стали опорой для тяжёлой головы, что я, кажется, услышал глухой звук столкновения черепа и коленных чашечек. Судорожный выдох и сиплый вдох на грани скуления, и плечи снова дрожат, а поджимаемые пальцы босых ног ломает судорога. Я перевёл взгляд на Перси, как будто искал поддержки или оправдания, но тот лишь пожал плечами и отвернулся к окну — мол, разбирайся уж сам. — Прости, Фред. Я потянул руку к его голове, намереваясь успокоить хотя бы немного — такой реакции я не ожидал. Хотя кому я вру? Когда Ли сообщил мне эту новость, я не мог думать о чём-то кроме того, что её жизнь есть плата за жизнь моего любимого брата. Но сейчас я ощутил себя эгоистом в полной мере. Он, наверное, любил её. Уверен, ему больно. Я спас его, но не смог защитить от боли, забрав у него дорогого человека. — За что ты извиняешься, Джордж? — Моя рука дрогнула, так и не коснувшись его волос. — Ведь ты не виноват. Мои пальцы словно опалило огнём. И этот огонь всепоглощающий, растекаясь с кровью по венам, добрался до сердца, посеяв зерно сомнения. Не виноват. Или всё же?.. — Я рад, что именно ты рассказал мне о случившемся. Моя рука коснулась его головы, а я старался унять дрожь, которая, казалось, просто кричала на всю больницу о том, что Джордж Уизли что-то скрывает. — Фред, я… — Как хорошо, что ты здесь, Джордж. — Я вздрогнул от неожиданности, ведь не заметил, как на пороге появились родители. — Врач скоро будет здесь. Фред, дорогой… — Мама мягко поцеловала его в макушку. — Как ты себя чувствуешь? — Всё хорошо, мам, не беспокойся. — он всё ещё сидел, уткнувшись лицом в колени, его голос звучал глухо, но я не услышал и намёка на былое разочарование. Успокоился или притворяется? — Перси. — она присела на край его кровати. — Врач сказал, что если ты хорошо себя чувствуешь, то мы можем забрать тебя домой. — Домой? — он явно не поверил своим ушам. Растерянность читалась в его глазах так же ясно, как в глазах мамы читалась любовь. Ведь родители на то и были родителями, чтобы прощать и принимать своих детей — даже таких скучных зануд, как Перси. — Всё хорошо, Перси, все будут тебе рады. — она успокаивающе погладила брата по плечу и улыбнулась. — Спасибо, — улыбнулся он в ответ. Идиллия, а не семья. — Фредди, ты это слышал? — заговорщицки шепнул я на ухо брату, при этом сощурив взгляд на Перси. — Ещё как, Джордж. Только давай договоримся, братец, — ты не будешь больше занудничать, тогда ты прощён. — брат развернул голову в сторону Перси и заулыбался, явно оставляя пока что позади мысли об Анджелине. — Фред, Джордж! А ну-ка прекратили! — мама недобро сверкнула глазами в нашу сторону, на что я только захихикал, через секунду осознавая, что и Фред смеётся вместе со мной. — А ну тихо, я сказала! — Мой смех был прерван коротким движением руки матери, она замахнулась, готовая наградить мою голову подзатыльником, но остановилась, ведь для успокоения хватило и этого. — Между прочим, Джордж, так как Перси сегодня выписывают, в этой палате с Фредом останешься ты — твоя нога всё ещё нуждается в немедленном лечении. — Братец? — Фред обеспокоенно нашарил мою руку. — Что… — Не беспокойся, Фред, мама, как всегда, преувеличивает. Заметив краем глаза, как она уже была готова запротестовать моим словам, я приложил палец к губам, умоляюще взглянул на неё, слегка помотав головой. Мама лишь тихо вздохнула, а я обвёл взглядом отца и старшего брата, удостоверившись, что каждый понял смысл моей молчаливой просьбы. — Но на осмотр всё равно останешься. — она тронула меня за плечо. — Ладно, уговорила. — я притворно вздохнул, надеясь лишь на то, что Фред поведётся на эту уловку и не полезет руками проверять целостность моих ног. Дверь в палату тихо открылась, впуская внутрь седовласого мужчину средних лет в докторской мантии. — А вот и врач… — Доброе утро. — медик заглянул в небольшой блокнот, пролистав пару страниц. — Так, мистер Уизли? И четыре пары глаз уставились на врача. Он обвёл всех взглядом, задержавшись на нас с Фредом. — Близнецы? Вот как. — он снова заглянул в блокнот. — Джордж Уизли? Я поднял руку. — Вас ждут на осмотр в кабинете 212Н — это по коридору налево. Если вам трудно… — Он кинул взгляд на мою ногу, где ткань светлых брюк уже пропитали багряные пятна. Я поспешно прикрыл кровь рукой, чтобы не привлекать излишнего внимания членов семьи, которые, кажется, не заметили этих следов. Разве что только отец, брови которого нахмурились после моего жеста. — Нет, всё хорошо. Я встал с кровати, всё ещё держа за руку Фреда, но боль в бедре при движении отозвалась тупым прострелом во всём теле, и я молил всех создателей, чтобы Фред не придал значения ни тому, как меня повело в сторону, ни тому, как дрогнувшие пальцы сильнее сжали его руку, ища поддержки. — Ну что ж… — медик хмуро окинул меня взглядом и снова заглянул в блокнот, а после устремил глаза в сторону Перси. — Мистер Перси Уизли? Медсестра передала мне результаты последнего осмотра. Ваше состояние значительно улучшилось за вчерашний день. Могу отпустить вас на домашнее лечение. Если вы согласны, прошу вас заполнить… Я перевёл взгляд на Фреда, намеренно сжал его руку сильнее обычного. — Я скоро вернусь, братец, не скучай. Я выпустил его пальцы и поспешно, дабы не спровоцировать лишних вопросов, проковылял в коридор, стены которого встретили меня прохладным сквозняком, наполняя лёгкие свежим воздухом и рассеивая тошнотворные запахи лекарственных зелий. Вернулся я в палату довольно-таки бодро. Профессиональный осмотр колдомедиков принёс свои результаты. После увиденного я сам даже удивился тому, как вообще смог ходить с такой травмой. Рану на бедре качественно обработали, прокапали спасительной настойкой бадьяна, крепко перевязали бинтами и, всучив снотворное на пару с обезболивающим, отправили в палату до следующего дня. К моему возвращению отца в палате уже не было, а мама хлопотала над Перси, который, то и дело уворачиваясь от её рук, пытался собраться самостоятельно, сохранив остатки заносчивой гордости хотя бы перед младшими братьями. Получалось у него не сказать чтобы хорошо. — Джордж, ты остаёшься в этой же палате. Завтра, возможно, вас навестит Билл, а через пару дней мы заберём вас домой. — Домой? — я удивлённо уставился на неё. — Но как же наш магазин? Тем более у нас есть квартира, в которую мы можем вернуться с Фредом. Зачем нам возвращаться в Нору? — Я не уверена, что вы справитесь. — она покачала головой. — Что? Чепуха! Думаешь, я не сумею позаботиться о Фреде и управиться с магазином? Нам же не по шестнадцать лет, в конце концов! — я деловито скрестил руки на груди и усмехнулся, краем глаза заметив, как нахохлился Перси в попытке высказать свою точку зрения касательно излишней родительской опеки. — Джордж, магазин может и подождать. — Фред дёрнул меня за локоть. — Что? — я обернулся в сторону брата, чья реплика неприятно кольнула самолюбие. — Ты тоже мне не доверяешь? — Вовсе нет. — он откинулся на подушку. — Просто не хочу, чтобы ты потом плакался о том, как устал управляться со всем в одиночку. — Ха-а? — И, кажется, нервным тиком задёргалось нижнее веко, как только я заметил ехидную ухмылку на губах Фреда. — Ладно, делайте что хотите. — мама поцеловала меня в щёку, поцеловала в лоб брата и направилась к выходу. — Вы действительно уже взрослые, что с вас взять? До скорого, мальчики! — она открыла дверь, но обернулась, — Перси! — мама махнула рукой на замешкавшегося старшего брата, — Давай быстрее, отец уже заждался нас! Они покинули палату, а мы с Фредом остались вдвоём в тишине, которую несколько секунд спустя разрушил заразительный смех обоих близнецов Уизли.