Один шёпот на двоих

Сидя у всё той же колонны, я был готов поверить, что всё происходящее слишком иррационально, чтобы быть реальностью, и скорее похоже на сон. Чертовски правдоподобный, но жутко нелогичный сон. Я держал в руках конверт, из которого не решался достать маховик. С ним была приложена записка, выведенная красивым сдержанным почерком. И её я перечитал уже с десяток раз: «Не вижу смысла прятать от вас маховик, мистер Уизли, поэтому он ваш. Теперь вы не потеряете драгоценное время. Я считаю, что именно у вас получится спасти брата. Душа вашего брата с вами. Верните ей тело. Будьте предельно аккуратны. Пять оборотов за раз и, учитывая ваше состояние, не более трёх переходов. Не попадайтесь никому на глаза. P. S. Так как использовать его будете вы, человек, знающий о смерти Фреда, а тем более видевший её, предлагаю вам использовать чары забвения. Завести механизм нужно до потери памяти. Советую вам обдумать своё решение, прежде чем действовать. Это очень опасно». — Забвения? Я бросил взгляд на маховик, посмотрел на второй лист, приложенный к записке, — то была страница, вырванная из какой-то книги, где описывался принцип работы маховика. «Не более пяти оборотов». «Использующий не должен напрямую знать о событии, совершённом в прошлом». «Не использовать для спасения умерших людей — последствия неизвестны, могут быть губительны для использующего». Мой взгляд метался от предложения к предложению, и я был не в состоянии прочитать страницу целиком, то и дело цепляясь за слова, предостерегающие и запрещающие те или иные действия в прошлом, с маховиком и во время его использования. Сложный механизм требует полного повиновения используемого — вот что я понял. Я посмотрел на часы. Стрелки показывали почти полдень. У меня есть немного времени на приготовления. Только бы не облажаться. Спустя час откровенно опасных метаний по школе почти всё было готово. Я сидел в кладовом помещении ванны старост, дописывая последние строки плана. На полу повсюду валялись скомканные листы бумаги — тяжело писать план действий самому себе из прошлого и хотя бы раз не упомянуть смерть Фреда. Пару раз я замирал с пером в руке, выводившим только что аккуратные буквы, но на секунду оказывался не в состоянии написать имя брата без надломленной линии. Неосторожные кляксы, влажные пятна от слёз, под которыми буквы плыли, нервные перечёркивания и гневные комкания ни в чём не повинной бумаги — всё это сопровождало меня на протяжении последнего получаса. И вот последняя строка. Я ещё раз перечитал план, изложенный мною с таким усердием, пронумеровал страницы — всего три, сложил их аккуратно перед собой. Забвение, значит? Было нелегко осознавать, что я намеренно использую заклинание, чтобы стереть воспоминания о смерти Фреда. Что если вся чушь, написанная мною в этом плане, не возымеет на меня должного эффекта и, просто позабыв о кошмаре, я плюну на эту ересь и отправлюсь на поиски брата? Как я буду выглядеть в глазах семьи? Младший, что так безответственно решил избавить себя от страданий? Отвратительно. Неуверенным движением я взял с пола небольшой стеклянный пузырёк. Как бы это ни было опрометчиво, я не был готов расстаться до конца с этими ужасными воспоминаниями. И палочка, уже приставленная к виску, в секундное мгновение образовала тонкие стекловидные нити, тянущие из мозга отвратительно страшные воспоминания — все, что были связаны со смертью Фреда — от бездыханного тела на носилках до разговора с Анджелиной и профессором Макгонагалл. Я отвёл палочку от виска, засмотрелся на плотную тёмно-синюю густую каплю и лишь на мгновение дрогнул, помещая её в пузырёк. Но что мне теперь с этим делать? Голове стало немного легче. Я ощущал, будто воспоминания потеряли свою чёткость и насыщенность, но вопреки собственным ожиданиям, я помнил всё в мельчайших деталях. Я вытащил маховик из конверта, открыл перед собой первую страницу рукописного плана, задумался на секунду, прислушиваясь к голосу совести, что взывал, упрямо молотя по темечку. Сейчас я не чувствовал той удушающей боли, рвавшей меня на куски в больничном крыле. Нет. Я не могу. Зайдя так далеко, я не могу остановиться. Как бы ни были притуплены мои чувства, мне нельзя останавливаться — я обязан попытаться. Ради семьи. Ради брата. Ради себя. Ты чёртов эгоист, Джордж Уизли. Я сжёг все испорченные записки, раскиданные по полу комнаты, сжёг и письмо профессора. Время. Чтобы отвлекаться, у меня его больше нет. Я дописал пару строк относительно подозрительного стеклянного пузырька, что положил в карман брюк. Выдохнуть для успокоения получилось едва ли, и только сейчас, когда я уже был готов воспользоваться маховиком, пальцы, заводившие механизм, нервно подрагивали. Было сложно. Казалось, вокруг всё плывет и без маховика. Сердце стучало не в груди — в горле. Я слышал глухие удары, видел, как дрогнули пальцы в такт сердцу. Раз. Два. Три. Четыре. Пять. Маховик раскрутился. Не отрывая взгляда, я смотрел на пришедший в движение механизм. Вокруг замелькали белёсые силуэты меня самого, солнце двигалось в обратную сторону, рисуя на полу длинные торопливые полосы, а тиканье часов было настолько навязчиво противным, что вкупе с мельтешением вызывало ощущение подступающей к горлу тошноты. Маховик остановился, а мир вокруг обрёл чёткость, как будто кто-то дёрнул стоп-кран, и в спазматическом приступе меня вырвало в ту же секунду — желчью, горчившей не только во рту и в горле, но с болью скручивающей желудок. 9:43 Мне предстоит ещё два перехода. *** 4:43 И я пожалел, что не дал себе возможности передохнуть. На втором переходе меня снова вырвало, а приступ спазма, зарождавшийся в желудке, на этот раз продлился дольше минуты, волной захватывая лёгкие, охватывая огнём, как будто выжигая дотла и заставляя повалиться на пол в приступе сухого, раздирающего горло кашля. Я хрипел, пытаясь дышать, рвал глотку в надежде не сдохнуть прямо тут. Это цена повторного использования? И что со мной будет в третий раз? Солнца уже не было. Точнее, ещё не было, правильнее будет выразиться. До рассвета чуть больше получаса. Здесь, в кладовой, теперь темно, холодно и тихо — в самый раз местечко для склепа. Но почему же так тихо? Точно. Часовой перерыв. И я с ужасом вспомнил, что пришло с этой тишиной — буря, которая без остатка поглотила меня в свою тьму, как только я увидел брата на носилках. Тогда, когда я мчался через весь зал, та буря затихла на секунду, укрываемая надеждой, и я молил только о том, чтобы Фред был просто без сознания. Но после затишья громыхнуло стократ сильнее, ведь, упав на колени перед братом, я с ужасом осознал, что его пальцы холодные, а кожа уже мертвенно бледная. Тогда тишина принесла с собой ужасный отчаянный крик, который раздражал, сбивал с толку, не давал сосредоточиться, чтобы унять судорожную ломоту в пальцах, что касались такого чертовски холодного лица. Кто же тогда так кричал, так надрывно и раздражающе? Точно, это же был мой крик. Я сглотнул, когда спазм, сковавший внутренности, немного отпустил. Но меня сильно знобило, а зубы стучали, отбивая один им известный ритм. Если бы я использовал маховик до усыпляющего Макгонагалл, меня бы сломало на первом же переходе. С трудом поднявшись с пола, я осторожно приоткрыл дверь в основное помещение ванной комнаты. Свежий прохладный воздух лизнул влажный лоб и шею, заставляя поёжиться. Надо бы умыться и немного передохнуть. Не будет никакого толку, если на последнем переходе я потеряю сознание и проваляюсь здесь все пятнадцать часов. Я обошёл ванную комнату по периметру — пусто. Но, наверное, инстинктивно я всё равно выбрал самую удалённую от входа раковину. Вода была холодной, почти обжигающе ледяной, и я на секунду задумался, чем же тогда ванна для старост лучше всех остальных. Мраморной отделкой? Чушь какая-то. Вода приятно холодила лицо, освежала, но неприятно, до боли, ударила по чувствительным зубам, когда я попытался прополоскать рот. Я посмотрел в зеркало напротив и замер. Сейчас я как никогда был похож на брата. Кто бы что ни говорил, но по мере взросления нас было различать всё легче, поэтому заметив явные сходства, я уже было подумал, что смотрю в Еиналеж. Но всё дело было лишь в уставшем, вымотанном взгляде, а бледный цвет лица отлично сочетался с синяками под глазами. У Фреда было такое же бледное лицо. — Хо-о? Какая занятная вещица, — посторонний голос раздался из ниоткуда. — Чёрт подери! Сквозь раковину, прямо под струёй воды, появилась бесплотная голова, и на меня уставились девчачьи глаза в круглых очках. — И вовсе нет, — недовольно произнесла девушка и протянула руку к маховику, висящему на моей шее, но её пальцы прошли сквозь предмет. — Миртл? Что ты здесь делаешь? — я закрыл кран и отшатнулся от раковины, когда призрак завертела головой, словно и вправду стряхивая воду с волос. — А это я должна у тебя спросить, Джордж Уизли. — она вынырнула из раковины, сняла очки, протёрла их рукавом мантии и надела снова, вглядываясь в моё лицо. — Да, точно. — Что? Как? — я снова посмотрел на себя в зеркало. — Фред выглядел лучше тебя… — Сейчас ему в любом случае не лучше меня. — я сжал кулаки. Часовой перерыв. Именно сейчас мой мир сгорал дотла. — Интересные вы ребята, — усмехнулась она, склоняя голову набок, и утонула в каменном полу. — У близнецов и вправду одна душа на двоих? — Одна? — я заозирался по сторонам, призрака нигде не было. — Ага. Миртл появилась позади, прошла сквозь меня, заставляя вздрогнуть от ощущения, будто моё тело не способно удержать в себе такое эфемерное нечто, как душа, тем более уж если делить её на двоих. — Но вот желания у вас слишком разные. — Извини, я не понимаю, о чём ты говоришь. Тем более у меня нет времени. — я развернулся, намереваясь вернуться в кладовую, но застыл с осознанием — она меня видела. — Ага, вперёд. — Чёрт, Миртл… — Не переживай. Игры со временем никак не влияют на призраков. Более того, я помню всех, кто использовал маховик в стенах школы. — она медленно проплыла мимо меня, касаясь пальцами поочередно крана каждой раковины. — Таких было много? — Достаточно. — Миртл обернулась, слегка улыбнулась мне и утонула в толще пола. — Но тебе знать это ни к чему. Вернувшись в кладовую, я развернул первый лист и дописал пару строк. На всякий случай, если вдруг меня вырубит после третьего перехода. Пора. Это надо ещё умудриться: держа в одной руке палочку и придерживая маховик, правильно запустить механизм и не промахнуться с заклинанием. Главное — не грохнуться в обморок, да и не сдохнуть в принципе. Было бы хорошо, если бы кто-то мог привести меня в чувство. — Миртл! — я крикнул что было сил. — Чего тебе? — она вынырнула головой из пола, аккурат посреди сложенных листов бумаги, и заострила внимание на самом верхнем. — Как банально… — Перестань, — я прикрыл лист рукой. — Скажи, Миртл, если вдруг я грохнусь без сознания, ты сможешь меня привести в чувство? — Разве что в ухо заорать. — она подпёрла голову руками смотря на меня снизу вверх. — Сойдёт. Ори в это, — я указал пальцем на правое. — Уверен? — почти нараспев, — не вини меня, если оглохнешь. — Уверен. — Как скажешь, — она пожала плечами, неотрывно смотря мне в глаза, и я почувствовал себя крайне неуютно. — Не могла бы ты не смотреть? — Какие мы стеснительные, — буркнула Миртл и скрылась из виду, а спустя секунды по трубам ванной комнаты раздался жуткий вибрирующий гул. Я выдохнул. 4:55 У меня катастрофически мало времени. Я перехватил палочку поудобнее, зажал в той же руке маховик, а свободной отсчитал четыре с половиной оборота, выдохнул последний раз. — Обливиэйт. Провернув палочку, я в тот же момент докрутил пятый оборот.