EDO 2103: камигакари

Знакомство с Вашимине случилось десять лет назад. В этом самом месте. Как странно было находиться тут вновь… Почти сюрреалистично. Вероятно, за строительство объекта отвечала фирма, с которой он работал. Кто-то из «Хорин» заключил выгодный контракт, и понеслась. И, прибывший на инспекцию недостроенного объекта, он обнаружил крайне неприятный вид: стоящую за ограждением, на самом краю, глупую школьницу в очках и с косичками, с грубым лицом и заплаканными глазами, что решила избрать этот мост местом своей смерти. Она наверняка выглядела бедно, как и любой ученик тех школ, что существуют в районах окраины, куда ходят те немногие, кому есть дело до своего будущего: юбка из дешевой ткани, которую то и дело колыхал ветер, рубашка из жесткого волокна. Он, Вашимине, наверняка перепугался, что это станет концом для выгодных и идущих без сучка и задоринки деловых отношений, бросился вперед и, разумеется, остановил ее, как и полагалось всякому хорошему джентльмену: схватил за шиворот и затащил обратно в самый последний момент. Сделал выговор. Тогда его голос звучал крайне строго, напряженно, но он говорил без явных обвинений, скорее пытаясь успокоить этой нелепой твердостью, дескать, ничего страшного, и злой страшный взрослый, который наставит на путь истинный, уже тут. Такое впечатление сложилось от него в самый первый раз. Вашимине был хорошим добрым человеком, умевшим разделять личное и рабочее, и весь тот яд, что берег для корпоративных разборок, не проник в его голос тогда вообще. Лишь легкая озадаченность. А потому он пояснил глупой девочке, что не стоит так просто жертвовать собой из-за каких-то глупостей, что в жизни будет множество новых возможностей и путей. Что жизнь — ценна. По доброте душевной, знающий множество мест, где берут на работу детей из бедных районов, он предложил помощь, дал визитку старого друга из семьи якудза. Полагал, что девочка устроится туда секретарем, проживет долгую скучную жизнь; может, понравится кому-то из бригадиров, и вместе, несмотря на все трудности, у них будет все хорошо. Мог ли он догадаться, что девочка сбрила свои косы, коротко остригла волосы и скрыла очертания фигуры за мешковатой одеждой. Что назвалась мужчиной, чтобы попасть туда, на вершину — поближе к солнцу. Эдо был жесток к женщинам и требовал от них много. Накатоми Окинага была гением, поэтому ее признавали; как и ее подруги, члены совета директоров корпорации, что вели за собой людей благодаря своим умениям и харизме. Множество женщин добивалось постов, но это стоило огромной крови; патриархальное и застрявшее в стагнации общество не хотело признавать их и пускать к себе ближе. Девочка, не спрыгнувшая с моста вниз, хорошо это понимала, а потому решила пойти по самому легкому пути. Раз уж природа наградила ее столь грубым лицом, то стоило им воспользоваться. Тогда ей показалось, что он увидел что-то в ее лице; поэтому и помог. Всегда есть причина… Но она никогда не могла расспросить, было не до этого, а потом заваливать Вашимине глупыми вопросами стало попросту неловко. Может, ей показалось. Кто мог знать? Это случилось так давно. Но именно Вашимине дал ей шанс, несмотря ни на что, не попытался воспользоваться. Дал рекомендацию к своим знакомым в «Союзе 109», где она окончательно отринула свой старый образ приличной девочки в очках и с косичками и стала тем, кем прожила следующие десять лет — фальшивкой, попытавшейся изобразить из себя мужчину. Кого-то лучше, свой идеальный образ, такой же ненастоящий, как и все обещания корпораций. Ответа Харада не знала. И не узнает уже никогда. Да и ей плевать уже было. Прошлое осталось в прошлом. Она вновь стояла тут, на уже достроенной эстакаде, тянувшейся далеко прочь в центр города. Ветер пробирал до костей. Куртки у нее не было, лишь майка в засохшей крови. Но холода она не чувствовала, словно кровь, вскипевшая от этой злой глупой выходки богатенького сыночка, не давала ей окоченеть окончательно. Крепко держась руками за перила, она не мигающим взглядом смотрела под ноги, чувствуя, как сердцебиение отдается в ушах с каждой новой секундой. Все громче и громче. Далеко внизу раскинулась грязная вода, вена Эдо, пронизывавшая ее насквозь. Заточенная в бетон в центре, она выбиралась из него тут и текла грязной серо-бурой массой. Попасть под кислотный дождь было безопасней для своей жизни, чем упасть туда. А с такой высоты — и подавно. Но это самый легкий путь. Путь наименьшего сопротивления. Грязная, мерзкая река — и в этом отвратительном потоке Хараде виделась собственная никчемная жизнь, пришедшая к закономерному и глупому концу. Она так проебалась. Везде, где только можно. В «Хорин», у Котобуки. Нигде ей не находилось места, все постоянно шло не так. Как бы не старалась она начать новую жизнь, ничего не получалось, судьба упорно напоминала ей, что глупой девочке в дешевой школьной форме стоило умереть еще тогда, тут же, на недостроенном мосту. Упорно показывала ей свое место, в ряду неудачников. Пора было уже смириться. Надо было отказаться от помощи Такарады, тогда бы она наконец умерла, и, если бы повезло, стала бы юрэем — и бороздила бы сеть беспокойным призраком, пока бы ее не прикончил сетевой самурай. Может, даже тот парень, дружок Ямато. Ханзе. Судьба сделала оборот. Завершила свой круг с места, где она должна была умереть — но выжила, и теперь вновь стояла тут. Стоя у края эстакады, Харада рассеянным взглядом смотрела вниз, не чувствуя даже страха. На губах явно проступила кровь, и она торопливо облизнула ее языком, проведя по губам быстрой змейкой. Бросила косой взгляд назад, на собственную руку, так крепко вцепившуюся в перила. Дешевый хром… Когда-то давно она дала отсечь от себя так много, и все ради этой сраной корпорации. Все ради пути наверх. Какая ирония, что, в итоге, та ее кинула, разобрала по кусочкам, уничтожила. Какая глупость. От нее даже как от человека осталось совсем немного. В голове проносились отстраненные картины. Воспоминания. «То же самое место, где и тогда... Десять лет назад...» Одна лишь мысль об этом была подобно впившейся в гнойную рану игле. Да, именно это место десять лет назад стало точкой отчета, которая начала невообразимо долгую и мерзкую историю жизни в «Хорин». Кто бы мог подумать, что в конечном итоге она вновь вернется сюда, на этот мост, где когда-то давно чуть не совершила роковую ошибку и не сиганула вниз, прямо в воду. Хотя, кто знал, что случилось бы в той далекой невозможной реальности, где ей все же удалось бы сделать это? В том далеком размытом образе, к которому Харада так долго тянула руку… Так безуспешно. Было бы хоть кому-то дело? Харада сомневалась. Однако, даже сейчас, благоразумие не покинуло ее окончательно. Самоубийство было глупой затеей. Мысли об этом — тем более. Последние полтора года дали ей хорошо понять, как все же ценит она свою пусть мизерную и несчастную, но все же продолжавшуюся жизнь — а поддайся она тогда собственным страхам и искушениям, сделай шаг в пустоту раньше, то потеряла бы и это. С другой стороны, тогда ей было что терять — будущее, всю жизнь впереди, ей даже восемнадцати-то не было по сути, совсем сопля, так, наверное, подумал и Вашимине, а сейчас даже это было утрачено за долгий десяток годов. Скоро ей будет тридцать. Молодость осталась позади, та, которую велено было прожить весело и с чувством — ее же она бездарно потратила на работу до крови на ладонях в попытках добиться хоть чего-то. И ведь она и правда так думала, что вот, почти, еще чуть-чуть и она сумеет достигнуть успеха. И думалось Хараде, что именно тогда и начнется ее счастливая молодость, та самая, которую она не потратит бездарно, но будет не просто счастлива, но еще и при деньгах. Сможет улыбнуться остальным, тем, кто в школе так бездарно дразнил ее, покажет им!.. Но все это было бездарно утрачено. Да что уж там с высоким слогом. Она все проебала. Очень хотелось винить Тайтэна. За то, что издевался, ненавидел, заставил ее… Даже говорить об этом не хотелось. Очень хотелось винить Вашимине. За то, что не оценил, игнорировал, не помог. Очень хотелось винить Никайдо. За то, что опоздала, не стала поддержкой, осталась в стороне. Очень хотелось винить Ямато. За то, что сломал жизнь, разрушил все выстроенное с таким трепетом, искалечил… Очень хотелось. Ямато… Рука непроизвольно сжала металл ограды крепче. Харада замерла, чувствуя, как неприятно холодит кожу ледяной ветер. Ярость начала отступать, как и адреналин, оставляя место лишь усталости и разбитости. Она не вспоминала это имя таким образом довольно долгое время — оно пришло на ум лишь в тот момент, когда она заявилась на порог к Широ и подумала о том, чего никогда не случилось. После этого было как-то не до того — изнуряющая работа, пустые сны, опять работа, работа, работа… В этом бешеном графике сложно было вспоминать не то что о Ямато, в принципе думать о давно ушедшем прошлом, но сейчас, когда ее жизнь вновь сделала крутой поворот, это имя вновь вернулось. И невозможно было понять, что с ним делать. Искренне ненавидеть? За полтора года это желание стухло. От яркой ненависти остались лишь ошметки. Когда-то давно Харада пообещала себе, что будет думать о нем каждый день, каждую секунду, чтобы хранить в сердце ту жгучую ярость для их встречи — той, что несомненно должна была состояться, как ей казалось. Но утопичным желаниям не было места в реальной жизни, и со временем образ Ямато стирался, лицо забывалось, голос складывался из гула собственных мыслей — лишь образ, фальшивка, не настоящий Ямато. Не тот ребенок, которого она встретила в дешевом ресторане, которому жеманно улыбалась, и который поведал ей историю о том, как трудно ему живется с амнезией. Игра света, созданная из лоскутков эмоций. В зависимости от момента менялся и образ, от монстра, убившего супругу Тайтэна, до жалкого мальчика, умоляющего не убивать его друзей. Но одно было четко. Единственное воспоминание о Ямато, что было чисто, словно стекло. Тот самый момент, та самая секунда, когда он схватил ее отрезанную руку и взглянул на нее отрешенным стеклянным взглядом. Когда скривил лицо, словно собирался заплакать, скуксился, искази рот будто бы в омерзении… Когда бросил глупое извинение и сбежал. Харада помнила — его странный взгляд, все это, и видела, с каким ужасом он смотрел на нее. Он ведь не хотел, она чувствовала это, давно работала с людьми, и эта эмоция была невероятно четкой. Он ведь так оплакивал смерть Цубаки. Ямато бросил это последнее глупое: «прости» дрожащим слабым голосом, и дал деру, будто и сам хотел поскорее сбежать от всех ужасов принятия вины. Харада искала о нем много информации. Она знала, как выглядят люди, которые добровольно выбрали путь крови и трупов, знала сраных шиноби, самых известных, серфила «Саншайн», доску для нетраннеров в Сети, где хваталась за любые слухи. Но таковым Ямато не выглядел, отнюдь. Он был похож на такого же неудачника, застрявшего не в своей истории. Он не стал глумиться над ней после победы, извинился, пусть и струсил. Эта мысль держалась в голове крепко. Ямато продолжил свой кровавый парад и завершил начатое четыре года назад, оставив «Хорин» в растерянности и ярости. Раньше, наверное, Харада бы от души посмеялась над ними, но в душе бы наверняка пожелала Ямато провала, из зависти, может, или отвращения — сейчас отчего-то не хотелось ничего из этого, может, лишь позлорадствовать над Тайтэном, упустившим момент гибели всей его семьи. Так ему, этому уебку, и надо. За голову Ямато, судя по данным, которые она раскопала во время работы с «Химико», обещали огромную баснословную сумму, этого хватило бы на безбедную старость и счастливую жизнь до этого, но Харада чувствовала — найди она беглеца, отыщи его, то сейчас все равно не сдала бы «Хорин». Просто назло. Вода под ногами шумела. Волна, налетевшая на бетонный барьер, брызгами взмыла в воздух, отвлекая от размышлений. Ладно, чего тянуть резину. Пора было сделать хоть что-то без оглядки. Поставить жирную точку. Говорили, что в новую жизнь надо было вступать босиком. Потому как в иной мир, как и в земное жилище, в нечистой уличной обуви входить не полагается. Глупые традиции, честное слово. Наверное, тогда, десять лет назад, именно поэтому ей и не удалось совершить свой опрометчивый глупый поступок — не уважила божеств, полезла через перекладину прямо в ботинках. И ее спас Вашимине. Но ничего. Сейчас ее выволокли прочь так быстро, что она не успела обуться, так что шла босиком. Хорошо, что обморожения не наступит, в этом была польза от хрома. Сдерется синтокожа — не беда, в посмертии о таких деталях не волновались. Никому не будет дела, кто ты такой, ведь смерть — финальная остановка, и дальше ничего нет. Даже юрэи… лишь копии, а не оригиналы. Сейчас вокруг было пусто, мертво — зимнее ранее утро, когда живущие во тьме уже коснулись головой подушки, а те, кто по утрам толкается в поездах, еще не встали. Мертвое время для мертвого прощания. Никто ее не спасет. Ну и хорошо. Ну и славно. Крепко схватившись за опору фонаря, Харада медленно забралась на ограду. От легкого прикосновения к еще родной коже металла ограды ей показалось, будто бы обожглась, настолько ледяным тут все было. Несколько секунд она смотрела вниз, на воду, чувствовала, как невольно поджимает босые пальцы. Ну же. Сделай это, кричало все внутри. Закончи эту нелепую историю. Остался один шаг — и вперед, в небытие. Крепко держась за фонарный столб, тускло освещавший улицу в рассветные часы, Харада сузила глаза — и посмотрела вдаль, туда, где медленно поднималось над не дремлющим городом блеклое солнце, едва пробивавшееся сквозь смог и облака. Для светила, для всех остальных это было началом нового дня, одного из многих. Очередная серая рутина, которая начнется тихо и таким же образом завершится. Где-то глубоко внутри что-то сильно заболело, там, под сердцем — и к своему неудовольствию Харада отметила, что, пожалуй, все еще слишком любила свою жизнь и не хотела ее вот так вот глупо прекращать. Там, впереди, ее могло ждать столько возможностей, столько открытий — целая жизнь! Но одна только мысль о том, что вновь придется карабкаться к счастью, вновь пытаться достичь чего-то, что могло утечь из рук подобно песку, останавливала. В этом все равно не было никакого смысла. Жизнь ее ненавидит, все ее ненавидят. Проще — не быть. Она слишком устала. Пора было с этим заканчивать. Всему миру было насрать на нее. Если кто и будет плакать по ней, то, может быть, кто-то из родных — да и то немного, приличия ради, а не потому, что было действительно жалко. У Широ была своя хорошая жизнь, хоть что-то ей удалось обеспечить. Мама же… Мамы… Ей хорошо в посмертии. Там она будет в покое. А таинственного отца она так и не встречала. Ублюдок сбежал, даже не зная, наверное, что оставил женщину с ребенком одну. Широ… Главное, что с Широ все было хорошо. Хотя бы с Широ. Она проживет счастливую жизнь у Вашимине и забудет о сестре довольно скоро. Это нормально. Харада не могла ее осуждать. У Широ было столько возможностей, столько всего. Она — словно цветок, выросший посреди асфальта, невероятно красивая, и на сердце было радостно, что хотя бы у сестры судьба сложится хорошо. Нет… Надо оставить эти мысли… Иначе так никогда не закончить. Харада еще раз взглянула на воду под ногами. Сглотнула. В голове прокрутила все то, что проговаривала про себя до этого, все аргументы в пользу такого быстрого конца. Может, она излишне жалела себя. Может, все это было чушью — эти ее мысли. И она просто струсила и сдалась. Но разницы не было никакой. Хорошо было бы вновь встретиться с Ямато. Выбить из него все дерьмо, но не убивать. В конце концов, он был всего лишь инструментом в чужих руках. Хорошим. Но слишком человечным. Он должен был прикончить ее тогда, рядом с Цубаки, и ничего бы из этого не случилось. Ничего из… Того ада, что произошел там… Свободная рука невольно потянулась к животу, к болящей ране, и Харада невольно сильно закусила губу. Плевать. Плевать, что случилось. Тайтэн свихнулся, сошел с ума после смерти жены, а гибель дочери довела его окончательно. На больных не обижаются. Все равно она скоро умрет, а становиться мстительным духом совершенно не хотелось. Тайтэн угробит себя сам, умрет жалкой смертью. Она должна была быть выше этого, переступить. Все уже произошло. Она ненавидела его… но в этой ненависти уже не было смысла. Оставался один шаг. Все, конец. Хватит рассусоливать. Ее ничто не держало в этом мире. Все, что только можно было, она уже сделала. Широ проживет хорошую жизнь в окружении денег и любви. «Хорин» и ее маленький отряд продолжал процветать, Котобуки найдет себе нового помощника, и все будут счастливы. А ее тело распадется на атомы в кислотной каше реки под ногами, рассыплется прахом, как и воспоминания о ней самой. Да… Прекрасное забытье… Столь желанное тогда, в лабораториях «Хорин»… (когда-то давно она видела таких самоубийц; как они шагали в окно; и слышала этот ужасающий громкий звук, словно что-то взорвалось, хлопнуло, когда их тела падали на машины) И Харада выгнулась вперед, сделав шаг. Блаженное ничто ждало впереди… Но что-то вдруг схватило ее за руку… … так ей почудилось в то самое мгновение, но то была ее собственная рука, крепко схватившаяся за столб. Взглянув назад, на это, она вдруг нервно заулыбалась, потом рассмеялась, дико, истерично, чувствуя, как это было глупо. Даже сигануть вниз не могу, вот же трусиха, такие мысли неслись в голове. Как тебя вообще кто-то терпел? Не можешь закончить начатое, жалкая неудачница. Тебе уже давно пора сдохнуть. Сдохнуть. Она вновь уставилась вниз, на реку под ногами. К горлу что-то подступило. Ну как же так? Казалось, такой идеальный момент, чтобы оборвать все. А она даже этого не смогла сделать. Вот же трусиха, и правда. Тайтэн был прав насчет нее. Она ни на что не годна, даже с собой покончить не в состоянии, потому что струсила. Ну и где в этой жизни справедливость? Может, она просто заслужила все, что с ней произошло? За этими мыслями она не расслышала, как позади раздались шаги, сначала неторопливые, но потом все громче и громче, цокот каблуков раздавался по пустой автостраде. Не услышала и то, как резко кто-то остановился позади, тяжело дыша, и поняла, что там кто-то есть, только в ту секунду, когда чьи-то руки обвили ее ноги и резко дернули назад, отчего она пошатнулась и едва не повалилась на землю. Вцепившись в фонарный столб, Харада резко обернулась: и увидела блондинку в дешевом офисном костюме, одна туфля у которой валялась поодаль, а сама она, в съехавшей куртке, смотрела на нее со взглядом полного ужаса, будто бы видела зрелище крайне неприятное и отвратительное. Вытаращившись на нее, она резко вскинула руки, явно стараясь вцепиться вновь, после чего звонко заверещала: — А ну погоди! Стой, не прыгай!.. Потом помедлила. И Харада поняла, почему. Потому что хорошо помнила это лицо, даже со столь ярким макияжем. Этот самодовольный профиль, эти тонкие жеманные губы, и глаза, внимательные, темные. Когда-то давно этот самый голос смелся над ней, говоря разные гадости, издевался, но теперь именно он остановил от (глупости) последнего шага. Они уставились друг на друга в каком-то неловком замешательстве. Ну еще бы. Харада и подумать не могла, что встретит задиру из школьных лет в образе приличной офисной леди, что шла по дороге после переработок. Да не то что в таком… просто встретит. Кавашима изменилась: потеряла тот задиристый блеск в глазах, стала глаже, приятней на вид, и пусть в ней никуда не делась та нотка самодовольства, все, что она сейчас делала — от броска с той стороны дороги (судя по следам), до остановки от прыжка, было сделано искренне, без задней мысли. Они так разительно отличались от себя прошлых. Так страшно. Сглотнув, та нервно пролепетала: — Харада?.. — Кавашима, — одними губами произнесла названная. — Ты что такое делаешь?.. А? Кавашима в ужасе смотрела на нее, потом — на ограду. Сделала шаг ближе, два, все еще смотря в глаза. — Слушай, спускайся, а?.. Да уж. После такого прыгать уже было глупо. Сама суть самоубийства должна быть в том, что тебя никто не остановит. Никто не спасет. А если рядом есть человек… которому не все равно… Такое надо было проворачивать в одиночестве, чтобы никто не знал, что с ней случилось, чтобы имя ее ушло в прошлое и стало тенью в чужих воспоминаниях. А теперь, если она сиганет вниз, то… Это будет как-то жутко неправильно. — Ну и зачем ты тут? — на потрескавшихся губах у Харады заиграла кривая улыбка. — Все обломала. — Ты что… сигануть собралась? Да? Кавашима продолжала пялиться на нее во все глаза; но было заметно, что адреналин спадал, и без туфли она начинала мерзнуть на холодном асфальте в своих тоненьких колготочках, сейчас порванных из-за пробежки по бетону. Харада в последний раз оглянулась. Поток внизу завлекал. Так легко было бы ступить… думалось, но, как выяснилось, это было вовсе не так. Она попыталась, но даже тут не нашла куража. Все это было в общем-то абсолютно бессмысленно и глупо, и, продолжая сверлить взглядом поток… она внезапно ощутила отвращение и к себе тоже. Такая глупость. Такой дешевый ход. (но как легко это было бы) — … нет. Просто баловство. Затем, шумно выдохнув, она легонько спрыгнула вниз, к Кавашиме, продолжавшей пялиться на нее во все глаза. Так была напугана… волновалась, но почему? С чего ее вообще это должно беспокоить? Но это было так смешно, так бессмысленно, что Харада даже не хотела интересоваться всем этим, просто улыбалась ей кривой улыбкой, пока ее бывшая одноклассница, не встречавшаяся ей на пути столько лет, в панике ходила вокруг, словно коршун. Только не искала повода зацепиться, беспокоилась. Так странно… ненормально. Все кончено. Она не смогла даже убить себя. Настоящая неудачница по жизни. Но, неожиданно, она распахнула глаза — когда Кавашима резко схватила ее за ворот и притянула к себе, после чего замахнулась рукой… Пощечина. Вышло звонко, даже слишком, и, стоило ей отпустить руку, как Харада вновь повалилась на землю от неожиданности, держась за ушиб на лице. Во все глаза она уставилась на бывшую одноклассницу, когда та, растрепанная, взъерошенная, вдруг покраснела от ярости и, насупившись, зарычала низким угрожающим тоном: — И что ты вздумала?! Совсем сдурела?! Ты что творишь, дура?! Харада так и вылупилась на нее, не зная, что и сказать. — Какая тебе разница?.. — непонимающим тоном пробормотала она, продолжая держаться за щеку, и от этого ответа у Кавашимы словно волосы на затылке встали дыбом. — Огромная! — та всплеснула руками и поджала губы, после чего с грозным видом указала на Хараду пальцем с каким-то невообразимо ярким дурацким маникюром. — Нельзя просто так лишать себя жизни из-за трудностей на пути! Ты еще столько можешь сделать! — Мы столько лет не виделись, и это первое, что ты мне говоришь? — И какое это имеет сейчас значение?! — Кавашима так сильно сжала губы, что помада смазалась, и она начала торопливо тереть рот тыльной стороной ладони. Сплюнула под ноги. — Плевать, почему мне не плевать. Это знак судьбы, считай так, как угодно! Но нельзя просто так расставаться с жизнью, жизнь — это святой дар свыше! И ты хочешь спустить все это?! Просто, блять, самоубившись из-за какой-то херни в жизни?! — «Какой-то»… Ты даже не знаешь, что произошло. Был ли смысл вообще что-то объяснять? Честно говоря, Хараде не хотелось. Ей вообще ничего не хотелось, лишь свернуться где-нибудь калачиком и заснуть на долгие года, чтобы никто ее больше не беспокоил, забыться навсегда. Но то место, которое она привыкла называть домом за месяц, теперь не ждало ее. Котобуки знал, что она была повязана с корпой, которая следила за каждым ее шагом. Ему не был нужен такой помощник. Ему не нужна была Харада. Никому. Это были хороший месяц. Жаль… закончился. Взглянув на нее с неодобрением, Кавашима вдруг стянула с себя куртку и швырнула в руке Хараде, а когда та уставилась на нее с недоумением, прорычала: — Надевай. У тебя все губы синие. Сейчас я вызову такси… Рядом была круглосуточная забегаловка, там хороший кофе. — Я не… — Сен. Пожалуйста. Завались. Последняя фраза Кавашимы, неожиданно, прозвучала почти умоляюще. Кафешка, о которой говорила Кавашима, действительно работала ночью; это было небольшое заведение у дороги, в котором работала очень очаровательная девочка-бариста со смешными разноцветными брекетами; как только она увидела Кавашиму, то сразу же начала улыбаться во все зубы и пообещала сделать два «как обычно» с небольшой скидкой. Ее абсолютно не смутил совершенно не сочетавшейся с красивой офисной леди растрепанный вид Харады, ничего из этого, лишь сам заказ. В помещении было практически пусто. Где-то в уголке сидели два старика, хлебавшие американо, судя по размеру кружечки, но их больше интересовала игра в кой-кой. Упав за столик, Кавашима тяжело застонала, откидывая голову назад. Туфлю она все же вернула, и всю дорогу в такси жаловалась на крайне бесящие ее стрелки на колготках, которые она только купила; болтала о чем угодно, только не о мосте, словно этого инцидента и не случалось и вовсе. Она не спрашивала, как были дела у Харады, говорила лишь о себе, и, в перерыве между всеми ужасами, что раз за разом подсовывала ей жизнь, это было приятным отвлечением. Та успела пожаловаться на босса, на тупую работу в дизайнерском агентстве, поделилась впечатлениями от новенькой девочки. Рассказала, что ей нравится один парень из офиса, но он невероятно тупой. Эта кафешка, как пояснила она, была частым местом, куда она захаживала. Обычно из офиса она возвращалась раньше, на автобусе, все же, Сэтагайя — это не тот район, где захочешь ходить в одиночестве пешком, но тут как-то задержалась на работе из-за проекта, а автобусы уже не ходили… Природная жадность вынудила Кавашиму идти пешком, и, собственно, вот. Все в подобном духе. Ей явно было жутко холодно без куртки, но она доблестно терпела, не подавая и виду. И лишь тут начала ерзать, пытаясь хотя бы немного отогреться. Хараде, честно говоря, было жутко неловко, но она не знала, что сказать в этот момент — обычно Кавашима ассоциировалась у нее с неприятными воспоминаниями из юности, когда дразнила ее в школе и уже после, тогда, при том разговоре, а теперь, вот… Кто бы мог подумать. Когда перед ними поставили заказанный кофе, Кавашима кивнула баристе и подвинула самую большую кружку Хараде. Потом с серьезным видом кивнула. — Ну, выкладывай. — А есть что? — криво заулыбалась та, и в ответ до нее донеслось цыканье. — Не увиливай, идиотка. Ты выглядишь, как помойная крыса, которая вот-вот потеряет сознание, вся избитая и в крови, а еще пыталась спрыгнуть с моста. Неужели, — она широко распахнула глаза, — ты поругалась с мужем, который тебя побил, и пыталась покончить с собой? — С мужем… — Ну, да! — глаза у Кавашимы с азартом засверкали. — Вы поругались из-за того, нужен ли вам ребенок, что-нибудь такое… Свои знания об отношениях она явно подбирала из каких-то глупых сериалов, да? Харада хотела было ответить что-то несерьезное, не желая углубляться на эту тему, но слово «ребенок» словно эхо отдалось в нее в голове. Она замерла; а в это время из темных глубин подсознания вновь возник образ Тайтэна, от которого разило алкоголем, чьи губы на вкус были солеными из-за их слез, и который… Ребенок… Замутило. Когда она резко согнулась пополам, хватаясь за рот, чтобы не стошнить, Кавашима замолчала и тут же подлетела к ней, хватая за плечи. Это было так странно… Почему она, вечная красавица школы, задира, сейчас так о ней беспокоилась?.. Почему ей вообще было дело, никому не было дела, никогда не было, она всегда была одна… — Ну, ну… Не надо… Ее руки мягко обхватили лицо Харады и подняли к себе. Да уж, наверное, они сейчас жутко различались. Самая настоящая уличная крыса и офисная леди. Из разных миров. Так не должно было быть. Она должна была добиться всего, стать лучше остальных, достигнуть мечты. Утереть им всем нос. Но, выходило, что Кавашима, что и вынудила ее возненавидеть в себе слабости и заставить от них отречься, пойти на опасную дорожку успеха, была сейчас тем единственным человеком, которому было хоть какое-то дело. Та, кого Харада ненавидела всю свою жизнь. — Расскажи, — мягко продолжила та. — Я не смогу тебе… помочь! Пока не пойму! Давай начнем… ну, не с самого травмирующего, но хотя бы с чего-то. Почему ты… Кто это сделал? Был ли вообще смысл увиливать? Если бы не она, то… Они вновь вернулись за места. Харада обхватила руками чашку с кофе; та рука, где была не цельная аугментация, а лишь усиления костей и мышц, ощутила слабое тепло. Приятно… Она так замерзла, если подумать. Просто уже ничего не ощущала из-за побоев и боли в животе, но и живот уже не кололо, просто долгая протяжная тупая боль… Она поджала губы, чуть скривившись, когда трещинка дала о себе знать. Сглотнула. — Это был мой бывший босс, — решила не таить она. — Он узнал… об одной афере, что я проворачивала после… увольнения, да, и решил так показать, что он об этом думает. — Ты собираешься кормить меня кастрированными историями? — Кавашима скептически вскинула бровь. Она подперла голову руками и смотрела прямо в глаза Хараде, выжидающе. — Давай же. Мы, конечно, не самые близкие друзья, но… — Действительно. Не друзья. Их взгляды пересеклись, и обманчиво спокойным тоном Харада проговорила: — Ну точно. Та наша встреча, годами ранее. Как ты тогда сказала?.. «Она просто тратит время», да? «Глупые игры». «Станет офисной шлюшкой». Что-то такое. Вообще-то, она не должна была этого говорить. Раскрывать. Ведь она, по сути, этого не слышала — это осталось случайно подслушанным, ее маленький злорадный секрет, помогавший продолжать работать в столь нелюбимом месте. Но это небольшое словцо, оброненное Кавашимой, заставило старые воспоминания вернуться вновь, к тому моменту, когда они поговорили, и… На лице одноклассницы выступила заметная краска, и, откинувшись назад, она поджала губы. Отвела взгляд. — Слушай, Харада… — Не отнекивайся только, хорошо? Я знаю, что вы меня терпеть не могли. Меня это абсолютно устраивает. Только не надо забывать… свое настоящее отношение. — Это было много лет назад, — возразила она. — Нет смысла ворошить старое. Я не буду говорить, мол, «ой, это было недопонимание». Раз уж ты услышала… — вздох. — Просто тогда у меня были другие ценности и более наивное мировоззрение. Это потом милая юная Кавашима Ариса ступила на путь приличного офисного работника и познала все эти трудности, — после этого она развела руки с ироничной усмешкой. — Так что… Ну, «не сердись» тут явно не подойдет. Прости, пожалуй. Мы тогда полную глупость сморозили. Сейчас-то я понимаю, как обстоят дела, и твое положение тогда. Ты не то, что была неправа. Права, конечно, по-своему. Но кто бы сказал об этом мне в ту пору? Сомневаюсь, что маленькая тупица-я это поняла бы! Кавашима рассмеялась, жестко. Но чувствовалось, что она говорила это искренне, без желания подлизаться. Действительно считала, что все, что было сказано тогда, в том неприятном диалоге, было просто чушью. Харада слушала ее, затаив дыхание, и, когда ей взглянули в глаза вновь и уже во второй раз попросили прощения, сумела лишь моргнуть. Это было так сюрреалистично… Она получила извинения, от человека, которого в тайне ненавидела всю свою жизнь, и… Это ведь был источник ее пламени, позволявшей двигаться дальше… Теперь его не было. Как и повода двигаться вперед. Карьеры больше не было. Когда на лице Кавашимы проступило нечто непонятное, и она протянула руку вперед, Харада дернулась. — Ты плачешь. — Прости. Черт… Прости, — нервно засмеявшись, она уткнулась рукой в ладонь, чувствуя, как катятся слезы. — Нет сигаретки? Закурить? — Курить в твоем состоянии… Кавашима цокнула, но пачку тонких женских все же достала. Вдвоем они закурили. Ах, как же хорошо… Затянувшись и зажав сигарету в зубах, Харада откинула голову кверху. На потолке были видны разводы от протекавшей ранее крыши, где-то плитка была очевидно более новой. Рассматривая стыки между, она вдруг, неожиданно для себя, отстраненным голосом пробормотала: — Мой проект по продвижению по карьерной лестнице завершился смертью дочери гендира. Она была нетраннером закрытой системы, сидевшая на наркотиках, и он приказал мне заменить ее. Отрабатывать долг… Ее смерть… Но мне удалось уйти. Но из-за того, сколько времени это заняло, моего дома уже не было. Никто меня не ждал… Неправда. Тебя ждала Широ. Кавашима слушала ее молча, не перебивая. — Пришлось зарабатывать продажей старых знаний о системе. Я… Мы… моей работой было взламывать корпоративные импланты. Делать отмычки. Но об этом узнали; сын гендира нашел меня и решил выплеснуть злость. Вот и вся история. А потом она добавила еще кое-что. Обронила, непреднамеренно, просто рассказ словно сам зародился на языке: от ее неспособности схватить убийцу жены до пьяной выходки, обернувшейся… Последнюю часть Кавашима слушала в ужасе, закрыв рот рукой, и, видя ее выражение лица, Харада ощущала торжество. Вот оно. Так и должен выглядеть испуг. Так и должна она была себя ощущать. Это ненормально, она понимала, но отчего-то в тайне ей это невероятно нравилось. — Так что на самом деле вы были правы. Все закончилось именно так. Провалом и… — Не говори так, — оборвала ее Кавашима, огибая столик и садясь рядом. Схватила за плечи, крепко, и заглянула в глаза. — Это все чушь, что мы сказали. Глупость зазнавшихся девчонок из дешевого университета. Взгляни на меня! Если бы не этот случай, ты бы уже давно меня обскакала по карьере. А я кто сейчас? Просто дизайнер в мелком агентстве. Ничего серьезного. Я взрослый человек, осознавший, сколько глупостей было наговорено. Ты имеешь полное право злиться, не спорю, но, пожалуйста, сейчас… Я правда хочу как лучше. Но то, что сделал этот твой босс… Невероятно отвратительно! Такого вообще не должно случаться! Да пошел он, уебок! — потом чуть запнулась. — А что с ре… — Не знаю. Плевать. Не хочу даже… — Прости. Прости. Конечно же. Некоторое время они помолчали. Кавашима достала откуда-то из сумочки крохотную фляжку с каким-то алкогольным пойлом, налила в кофе и залпом допила. Потом предложила Хараде; та не стала отказываться. Пальчики с ярким маникюром забарабанили по плечам. — Ладно. Хер с ним, с этим убогим ублюдком. Лучше скажи, что ты намереваешься делать… и ради бога, только не говори, что хочешь прыгнуть опять! Я буду тебя преследовать! — Не знаю. Вернуться к Котобуки она не могла; этот путь был заказан. А другого места, куда она могла пойти, и не было. К Широ? Напроситься к Вашимине? Но он… нет, она не могла показаться перед ним в таком виде, вот так позорно, как собака, просясь назад… Это было намного ниже ее достоинства. Но больше и некуда. Только в реку. Но Кавашима была права, теперь это было абсолютно бессмысленно. Она и сама не сумела бы. В иное время, может, что-то бы и придумала, но сейчас не было никакого желания продолжать бороться дальше. Она так устала. Все это теперь выглядело бесполезным, ее усилия, старания. И если так продолжился, то организм точно откажет, и тогда… Ах, приятная теплая пустота. Поэтому Харада просто пожала плечами. Кавашима вдруг неожиданно ощутимо замялась, словно смущаясь. — Может… — неловко запнулась она, — ко мне? Ну, временно. Уж девочка у девочки может пожить без проблем, верно говорю? И улыбнулась с таким видом, словно это было уже не предложение. Квартира Кавашимы расположилась в небольшом комплексе, похожем на один из старых ЖК, которые строили по проектам до начала массовой застройки мегабашнями «Номуры»: восьмидесятиэтажное здание с кучей арок и корпусами разной высоты, восемьдесят — это в том корпусе, где жила сама Кавашима. В целом, напоминало более уменьшенную версию мегабашни, в которой жила и сама Харада, только чуть более старую и уютную. Ничего особенного. Квартира была не шибко просторной, жилая комната занимала около четырех с половиной татами: вместе с ней тут был крохотный кухонный уголок напротив душевой и предбанник. Но, в целом, квартира показалась Хараде обжитой, светлой. Часть стен занимали какие-то наброски, видимо, притащенные с работы. — Проходи, располагайся… — Кавашима пинком сняла с себя туфли и критичным взглядом осмотрела Хараду. Сузила глаза. — Так. Знаешь что? Иди в душ. Я сейчас принесу новую одежду, потому что ради бога, ходить в окровавленных шмотках у себя дома я не позволю, и не только потому, что это грязно. Хараде возразить было нечем. Оказаться под струями теплой воды после холодной улицы было так приятно, и это она осознала только в тот момент, когда вода начала превращаться в кипяток. Боже, как же она замерзла там. Просто невероятно. Некоторое время она просидела на корточках в душевой кабине, наслаждаясь теплой водой, потом все же схватилась за гели и шампунь. Сложнее всего было с раной на животе — воспаленный, шов отдавался болью при каждом неосторожном прикосновении. Раньше такого не было. Раньше… Она могла даже иногда наслаждаться собственным отражением: пусть и не родилась мужчиной, но заработала свою форму кровью и потом. Но теперь все это ушло. Все изменилось. Теперь из отражения на нее смотрела сухая женщина с запавшими мертвыми глазами, с трудом слезающая с опасного военного наркотика. Все… Уже ничего не вернуть… Мысль об этом терзала куда больше, чем произошедшее. Оно уже случилось, с ним ничего нельзя было делать. В ее жизни была пугающая стабильность — падение вниз, все ниже и ниже. Теперь она не была молодым специалистом из не самой дерьмовой корпы, она была лишь женщиной без работы и документов, которой скоро исполнялось тридцать, и которая, как самый глупый торчок, крепко сидела на «Парамите». От самоубийства ее спасла девушка, которую она так сильно ненавидела в юности, единственная, кому было не все равно. Вот уж смех, цирк, да и только. Кавашима и правда оставила свежую одежду возле выхода: явно домашний свитер, настолько растянутый, спортивные штаны. Сама она, уже в домашнем, сидела за котацу и щелкала каналы по телевизору. Улыбнулась Хараде, когда та опустилась напротив, и радостным тоном заметила: — Вот теперь ты хотя бы на человека похожа! И цвет кожи не такой синюшный. Я тут чай приготовила, он, конечно, синтетический, но все равно очень вкусный! И горячий. Вот это тебе определенно точно сейчас требуется. На экране показывали выступление каких-то айдолов. Помимо заварившегося чайника с молочным ароматом, на столе стояла еда: какие-то сладости, пара синтофруктов, даже выстроенная в пирамидку банка быстрой лапши, но, как бы не была голодна Харада, кусок в горло не лез. Она мутным взглядом обвела все то, что раньше они на работе считали закуской, и с ужасом отметила, что теперь видит в этом неплохой такой полноценный рацион на день. И хотя Котобуки постепенно исправлял это, что-то внутри нее поменялось за это время. Словно в мозгу. Все это тебя переломало. Изменило, так прошептали голоса в голове. — Тебе помочь? С ранами?.. Я, конечно, не большой специалист, но тренировалась на Канджи! Кавашима закатила рукав, словно демонстрируя свою силу, после чего громко рассмеялась. Харада попыталась ей вторить, но было так тошно от всего этого гостеприимства… Не потому, что оно было плохим, приятно, на самом деле, осознавать, что кому-то на тебя настолько не наплевать, но она попросту не могла принять ничего из этого. Не заслужила. Как бы ласкова не была Кавашима… она… Нет. Нет смысла… ей не доверять. Кавашима сейчас тебе не враг. Но она… Нельзя было ее нагружать. Отвлекать. Ее жизнь — не твоя, она справилась, а ты же… Голова закружилась. — Не надо, Арису. Они пересеклись взглядами, и Харада криво улыбнулась. — Я все равно скоро уйду. — И куда? — взъярилась та. — Опять на мост?! Я же сказала, ты можешь тут остаться!.. — Нет, — резко остановила ее от дальнейших разговоров Харада. Жестом попросила помолчать, подумала. — Раз не вышло в этот раз, то уже и не смогу. Я трусиха, что поделать. — Это глупо… — Кавашима поджала губы. — Все, что ты делаешь сейчас — сущий идиотизм. Ну ладно, понимаю, неловко. Но не в таком же состоянии о подобном думать. Оставайся тут. Пожалуйста! Посмотри на себя! Ты очень плохо выглядишь! Тебе бы отдохнуть, немного выздороветь. — Я не могу. — Почему?! — Я… Харада помедлила. Как она могла объяснить, что все дело было в глупой гордости? Что она не могла вечно жить на чужих подачках, именно поэтому она и не могла прийти к успеху. Сначала Вашимине, потом Такарада с Никайдо, затем Котобуки. Все ей помогали, но сама она ничего не могла начать самостоятельно. И это убивало внутри нее что-то еще сильнее, чем все то, что затем уничтожил Тайтэн. — Я не понимаю, зачем ты мне помогаешь, — наконец, честно проговорила Харада. Она резко уставилась Кавашиме в глаза. — Какая глупость! — рассвирепела та. — Потому что я тебя знаю, и тебе нужна помощь! Это то, что и делают нормальные люди! Друзья?.. Последнее она произнесла неуверенно, скорее, используя это как аргумент к окончанию старой вражды. — Мы не друзья. Это раз. Плюс… Ну, тебе же в радость было видеть мой провал, не так ли? Кавашима не перестала вымученно улыбаться, но замерла. Взгляд выдавал ее испуг с головой, и она опасливо посмотрела на Хараду, которой даже поворачиваться не надо было, чтобы понять, насколько та ошарашена подобной фразой. Их разговор в кафе все еще был свеж, но тогда речь велась о другом — о сожалении о словах, но никак не первичных эмоциях, очутившихся при встрече. Вряд ли она ожидала, что нечто подобное всплывет спустя столько лет. Может, она даже не ощутила ничего осознанно, просто на подкорке сознания порадовалась, что нелюбимая ею одноклассница была встречена ею на мосту в момент бессмысленной попытки суицида. Нормальное явление для нормальных людей. Это лишь Харада четко осознавала подобные эмоции, чтобы желание добиться вершин подпитывалось все еще ярко горящей ненавистью. Жаль, что от всего только она одна, ненависть, и осталась. Уже тухлая, сгнившая. — Ты ведь наверняка так подумала. Я не виню. И после рассказала тоже, что ты добилась мирной жизни без проблем, когда как «эта идиотка», ха, опростоволосилась, убила дочку босса и поплатилась за это всем, что у нее было. Ничего страшного. Я знаю, мои коллеги обо мне тоже не самого высокого мнения. Я уже привыкла к чужой ненависти, — словно обкатывая на языке некогда произнесенные фразы, Харада чувствовала странное моральное удовлетворение, словно наконец закрывала старый гештальт. — Я все это знаю. Просто признай. Мне будет приятней понимать, что ты мне не врешь. — Сен-тян… — Не надо оправдываться. В этом нет ничего плохого. В том, чтобы кого-то сильно ненавидеть. Просто прекрати… врать мне. — Я уже сказала тебе… что это все была глупостью зазнавшихся студенток. Уверяю тебя, встреть ты остальных наших одноклассниц, они бы точно так же тебя бы поддержали. Сочувствовать — это нормально!.. — Кавашима беспомощно развела руки в стороны. — Мы наговорили некрасивых вещей, но я никогда не стала бы радоваться твоему провалу даже в пору нашего конфликта. Знаю, это нелогично звучит, но одно дело — просто болтать, и совсем другое — наблюдать воочию. Уверена, твои коллеги тоже это не подразумевали! Да, может, ты местами немного задаешься, но ты же делаешь это по причине. Если бы ты была глупой, то не сумела бы достигнуть места, в котором тебе позволили бы такой рисковый план. Ты ведь говорила, что там был этот мальчик, шиноби, что это он убил дочку, а не ты. Это не предугадаешь! Да и как я могу злорадствовать, когда ты вот так себя чувствуешь… Ты ведь говорила, что тебе удалось улизнуть. Значит, кто-то это допустил, намеренно. Значит, он тоже тебе сочувствовал. Может, это были твои коллеги, которым не было на тебя плевать! С этим сложно было поспорить. Если Никайдо и Нитта действительно о ней волновались… Такарада же ходил к кому-то… Он говорил, что поможет, обещал… Харада кивнула — просто чтобы дать понять, что она все еще слушала — и прижала руку по лбу, чувствуя, как с каждой секундой та начинала болеть все сильнее. Чертов Такахиро… Она давно не чувствовала себя настолько дерьмово. Даже после того, как ее избила та приятельница Ямато с белыми волосами. Даже когда Тайтэн… не важно. И куда она в таком состоянии пойдет?.. Кавашима была права. Но Харада знала — оставаться тут было невыносимо. Лишнее доказательство, что она опять кому-то должна. Ничего не может сама. Обхватив кружку с чаем пальцами, она чуть прикрыла глаза. Хорошо, теплая. Холод и боль окончательно доконали ее, но так было хоть что-то, про что можно было забыть. Зеленый чай с запахом молока, прямо как она и любила еще в офисе. Посоветованный Вашимине. Как приятное напоминание о былом. — Эй, Сен-тян. Неторопливо она раскрыла глаза. По углам зрения было черным-черно… Лишь цветной тоннель впереди. Кавашима выглядела напуганной, бледной — она смотрела на нее так внимательно, что Харада даже криво улыбнулась. Ее так позабавило то, что кому-то было не наплевать на нее. Кому-то, кто желал ей провала много лет назад. Смеялся, глумился… Верно говорили, что ненависть — глупое чувство. Кавашима тогда сказала на эмоциях и забыла, а Харада помнила все это время. И эта ненависть была ее единственной мотивацией. Это потому, что она была глупой. Заслужила все то, что случилось. В глазах почему-то помутнело, но она не предала этому особого значения. В последнее время такое случалось часто, от боли в старых ранах, от недосыпа, от всего. Она так устала, но нормальный отдых и покой мог только сниться. И даже когда Кавашима встала на ноги и осторожно приблизилась к ней, смотря еще более напуганным взглядом, Харада лишь вяло подняла на нее взгляд и разбитыми губами улыбнулась. С чего тот так беспокоился? Разве это было нормальным? Мысли текли в голове вяло. — Может, тебе прилечь? — голос Кавашимы звучал глухо, словно из-под воды. — Ты что-то побелела. — Все в полном порядке, — продолжая улыбаться, пробормотала Харада. В последнюю секунду голос ее дрогнул; все окончательно потемнело. Глаза у нее закатились, и с тихим стоном она завалилась на бок, роняя кружку на пол. Та с громким стуком ударилась о татами и покатилась в сторону, пачкая чаем все вокруг — только вот никто не обратил на этого внимания. Широко распахнув глаза, Кавашима бросилась вперед, едва не опрокинув столик. Вцепившись пальцами в чужие плечи, она тряхнул свою гостью, пытаясь добиться от той хоть какой-то реакции. Испуганно залепетала: — Эй, Сен-тян! Сен! Ответь! Ну же! Эй!.. Только вот никто этого уже не услышал. Когда Харада открыла глаза в следующий раз, было уже темно. Она лежала на футоне под плотным теплым одеялом — судя по тугим ощущениям на животе и в других местах, которые жутко чесались, все последствия избиения от Такахиро ей спешно обработали. Шевелиться не хотелось. Думать не хотелось. Навалилась усталость, желание еще раз закрыть глаза и больше не просыпаться. И только спать, спать, спать… Было так тепло, уютно… В полутьме Кавашима сидела за котацу и усердно что-то рисовала на планшете. Единственным источником света была настольная лампа, под которой было видно ее сосредоточенное серьезное лицо. Наблюдая краем глаза за тем, как подробно та что-то чертит, Харада с трудом оторвала от нее взгляд и подняла его к потолку, чувствуя, как мысли едва-едва текли в голове. Сил думать не было; лишь хотелось вновь окунуться в спасительный теплый сон, где ничего не болело, а жизнь была счастливой и успешной. Но пить, так хотелось пить… Как же жарко было. Хотелось… Ничего не хотелось. С этой мыслью Харада закрыла глаза и вновь погрузилась в глубокий беспокойный сон. Но потом, она вновь совершила ровно ту же ошибку, что и до этого. Побег, никого не предупредив. Но оставаться тут не было сил. Судя по календарю, Харада провалялась в отключке около трех дней в сумме, и, по-хорошему, стоило бы отоспаться еще немного. Жар не спадал, но она решила для себя, что больше тут не останется. У Кавашимы наверняка были свои проблемы. Поэтому, оставив прощальное письмо на столе, она ушла, прихватив все то, что было ее по праву: то есть, только отстиранную от крови одежду. Без куртки и обуви. В отличие от какого-нибудь Ямато, она не была воровкой. Да и Ямато… Нет, глупо было на него злиться. Ключ-карту она пропихнула в почтовый ящик, надеясь, что Кавашима не слишком долго будет ее искать. Было неприлично вот так вот уходить, но куда их деть Харада не знала — это был единственный способ. Достаточно очевидный, но в критические моменты логика любила отказывать, а обеспокоенное лицо этой идиотки явно доказывало, что она сразу же начнет беспокоиться или чего хуже. Вся эта ситуация была жутко мерзкой, Харада ненавидела чужую жалость, тем более от тех, кто когда-то давно в прошлом посмел оставить столь сильную рану на ее гордости. Бывшие одноклассники, коллеги, Ямато — один другого не лучше. Сначала топтали все мечты, смеялись и ломали стержень внутри, а потом вдруг вспоминали, что знали о сострадании и жалели. Жалели… Самое мерзкое чувство. Харада ненавидела жалость по отношению к себе, лишь одному человеку она могла позволить подобное — той женщине, но не иным. Госпоже Охико. И то, что ее знакомые испытывали к ней подобное, заставляло ее исходить пеной изо рта. Надо было зайти к Котобуки и забрать вещи. Судя по карте, находилась она относительно далековато. Пешком за полдня добраться можно; нормально… в пределах нормального, точнее. Денег на метро у нее не было, а потому Харада пошла ногами, вновь радуясь аугментике: босиком она бы далеко не ушла. К счастью, Кавашима выбрала квартиру не настолько далеко от трущоб. Тут и дешевле было, очевидно. Кавашима хоть и иногда разбрасывалась деньгами, что было заметно по интерьеру, но была умным и рассудительным человеком, а потому последовала разумному совету любого знатока, жившего в Сэтагайе. Про то, где стоит прикупить жилье, чтобы вышло дешевле. … идти было тяжело. Харада не знала, куда конкретно брела — возвращаться ей было некуда, Котобуки явно не собирался пускать ее обратно, оставаться у Кавашимы не было сил… Только за вещами? Глупость, она наверняка надеялась, что ее впустят обратно, но это было бы жутко нелогично со стороны Котобуки. Ей было некуда идти, опять, и от этого становилось тошно. Она только-только вернула себе спокойную жизнь, когда была нужна кому-то — пусть и ради эгоистичных целей — когда ее талант признавался. А потом все это пошло крахом, спасибо Такахиро, спасибо «Хорин»!.. Почему они вечно становились причиной тому, что ее жизнь летела к чертям? Но было одно место, куда она могла сейчас пойти. Резко остановившись, Харада лихорадочным взглядом уставилась в землю. Она думала об этом за прошедшие дни, отнекиваясь при каждой возможности, но… Вашимине. Она могла вернуться к Широ, уговорить ее. В голове прозвучали слова сестры о том, что никто не будет против. Что точно примут. Конечно, это были фальшивые обещания, никому не нужна была неудачница, подчиненная, которая проебала все на свете, а потом возвращалась с просьбой приютить ее. Это было бы глупо, было бы нелогично! Кому она там сдалась?! Трусиха, которая ничего так и не смогла! Кулаки непроизвольно сжались. Харада закусила губу. Может… Может она еще может… Может, Широ не врала, и… Надо было вернуться туда с самого начала… С этими мыслями она брела вперед. И совсем запуталась бы в воображении, где ее принимали туда, и холодной мерзкой реальностью, если бы не невероятно знакомый скрипучий голос впереди, огласивший: — Харада! Я искал тебя. Котобуки. Вздрогнув, Харада резко остановилась и уставилась ему в глаза, стоявшему поодаль, на улице. Тот выглядел запыхавшимся, раскрасневшимся, в куртке нараспашку. Он искал ее? Намеренно? Но зачем? Как они вообще пересеклись? Может, подумалось ей, это знак судьбы, удачная случайность. Или, твердила логика, он просто пошел дорогой, которой обычно направлялся к бару, для встречи с клиентом. И они вот так неожиданно встретились. — Ты врешь, — блекло поговорила она. Котобуки свел брови на переносице, явно недовольный подобным ответом. — С чего бы мне врать? — Зачем тебе я? От меня сплошные проблемы. Тот заметно смутился от вопроса, однако собрался с силой и, выпрямившись, затараторил: — А еще выгода, — закивал он. — Слушай, я знаю, ты себе на уме! Плюс из корпы, где, кажется, знатно обосралась. Легендарно даже. Но мне плевать. Я не люблю упускать выгоду, а выгода, она сейчас стоит прямо передо мной. Побитая вся, правда, и белая, как простыня. Ты сейчас будто отрубишься, так, к слову. — Я не понимаю. — Нечего тут понимать. Вернешься? — Котобуки протянул ей руку. — Серьезно. Я задолбался бегать. Всех опросил, кто тебя видел, потом наткнулся на парня, что работает в автосервисе у одного таксопарка, и тот как раз снял запись одной поездки, мол, для проверки… Неважно. — Но… — Говно, — в рифму ответил он ей, тяжело вздохнув. Поняв, что отвечать на рукопожатие Харада не собирается, он скрестил руки на груди и взглянул на нее тяжело. — Слушай, я уже сказал. Что искал тебя. Эти три дня рыскал по сраным трущобам, по твоим следам, но хуесосы из офиса, которые приходили, сказали, что ты съебала непонятно куда. Мне все равно, что было, но я не намерен просто так бросать это дело. — Ты просто хочешь использовать меня еще раз, да? — Харада вяло улыбнулась. Она уже давно понял всю суть нутра Котобуки. Тому была нужна лишь прибыль, лишь деньги, лишь выгода — и ничто иное. Это были очень понятные желания и стремления, но за последние несколько лет уже надоело быть лишь простым инструментов в чужих руках, добывать деньги кому-то — но никак не себе. — Ну, может и да, и что? — Котобуки развел руки в стороны и неопределенно пожал плечами. Он даже не смутился, настолько наглым было это признание. — Не все ли к этому стремятся? Да и как я могу тебя «использовать», если ты — центральная часть моего плана? Если я тебя кину, ты всегда сможешь найти себе более благодарного работодателя, но таких как ты на улицу не выкидывают! Глаза его сверкали неописуемой гордостью, а голос звучал излишне торжественно. — Ты не заметила этого, тыковка? Ты — гений! Чудо! Я впервые вижу подобного тебе человека, который мне искин на коленке собрал! Да эта твоя ебаная корпа ни черта не шарит, кого выкинула, а я разглядел! Гений. Чудо. Просто так на улицы не выкидывают. Ну как же. Озлобленно цыкнув, Харада резко опустила взгляд вниз, но все же почувствовала — загоревшиеся кончики ушей выдали такое глупое чувство, как смущение, с головой. Хорошо, что было жутко холодно, и этого заметно не было. Но Котобуки мгновенно все это почуял, у него, как у знатного жулика, был нюх на подобные откровения; от этого его улыбка стала елейней, а сам он засиял, словно добился своей цели. Ну конечно, чертов ублюдок. Он просто знал, как правильно играть на струнах чужой души, а Харада, как полная дура, попалась на это и схватилась за последнюю соломинку. За надежду. Стоило уже наконец повзрослеть окончательно и отбросить надобность в чужой похвале, но почему-то сейчас эта откровенно фальшивая лесть была как нельзя кстати. — Ну? Идем? — неторопливо поинтересовался он. — Я вечно иду на поводу у других… — неожиданно пробормотала Харада и бросила на Котобуки усталый взгляд. — Как думаешь, это нормально? — Если ты не знаешь, куда деть себя, а другие видят в тебе ценный ресурс — почему бы и нет? Он выглядел почти искренне удивленным. — Я не знаю, кто твой бывший босс, но он то еще хуйло. Это я тебе говорю, как такой же бывший корпорат. Просрать такой талант… — Опять льстишь. — О нет, Харада-кун, — хмыкнул Котобуки с невероятно серьезным видом. Что-то нехорошее мелькнуло у него во взгляде. — Ненавижу лесть и вранье. Поэтому я говорю только правду, и ничего, кроме правды.