* * *
Наруто топтался в пустом коридоре. Он стоял перед дверью в квартиру семьи Учиха и, переминаясь с ноги на ногу, никак не мог решиться постучать. Как назло, Курама несвойственно притих, видимо, в предвкушении встречи с Саске. Даже хвостатый опасался этого визита, что говорить о его носителе. Ладони предательски покрывались потом, и Узумаки всё больше склонялся к отмене задуманного. Жизнь благо научила, что иногда необходимо прислушиваться к пожеланиям друзей, и если Учиха велел оставить его семью в покое — может, так и надо. Должно быть, Какаши-сенсей следовал именно этому принципу, раз не вмешивался. Но, точно в противовес подобным трусливым мыслям, в голове Наруто всплывали предыдущие доводы: он — лучший друг Саске, и кто, как не он, сможет в очередной раз достучаться до наполненного негативными эмоциями Учихи. Выход очевиден — он уже в коридоре, и отступать смысла нет. Вздохнув, собрав всю силу воли в кулак, Наруто поднял руку и негромко постучал костяшками. Замерев, он стал дожидаться ответа, который также мог оказаться тишиной, ибо Саске не обязательно торчать весь день дома. Разумеется, Узумаки мог воспользоваться своими сенсорными способностями, но сердце подсказывало, что тут необходим абсолютно простой и человечный подход. Саске не расценит использование разных техник как попытку нападения, но это может стать спусковым крючком, если вдруг беседа перерастёт в конфликтную. Наруто надеялся, что до этого не дойдёт. К его удивлению, за дверью раздались шаги и шорох, а затем на пороге появился Учиха, придерживая рукой дверную ручку. Их взгляды встретились. Наруто опешил, безмолвно изучая внешний вид лучшего друга. Саске — разбит. Неухоженный вид подтверждал все подавленные оптимизмом опасения Узумаки: смоляные волосы отросли и требовали похода к парикмахеру; одежда измятая, как будто он днями напролёт валялся на диване. Под уставшими глазами тёмные круги, щёки впалые, точно Учиха плохо питался, а кожа бледная, словно снег. В чёрных глазах отражались пустота и безразличие. Наруто когда-то уже видел этот взгляд. По спине пробежал холодок. Саске… — Чего тебе? — промолвил тот крайне равнодушно. — Я… пришёл проведать вас, — сглотнув волнение, ответил Узумаки. — Посмотреть, как вы тут с Сарадой справляетесь без… без… Он не мог выговорить эти слова. Язык не поворачивался, в горле стоял огромный камень из вины и сожалений. Наруто запретил себе думать о произошедшем, хоть и понимал, что подобным поведением совершенно неуважительно относился к Сакуре. Однако Узумаки знал: если он позволит себе постоянно переживать тот миг — не сможет ответственно исполнять обязанности Хокаге. Наверное, Какаши-сенсей и Шикамару проживали каждый день с идентичным подходом к сердечной боли, иначе Страна Огня осталась бы без трезво мыслящих шиноби у штурвала. Ниндзя горевали в свободное от исполнения долга время, а некоторые и вовсе предпочитали не поддаваться эмоциям, чтобы не подводить товарищей. Именно против такого бесчеловечного подхода Наруто боролся всю жизнь, но сейчас был вынужден признать, что так действительно гораздо легче просыпаться утром и отправляться на работу. Он подавил в себе эмоции и страдания ради блага беззащитного народа. Никогда не думал, что поступит так, что сможет, но… — Саске… Тот молча отодвинулся от двери, оставив её приоткрытой, и скрылся в тёмной прихожей. Застыв в коридоре, Узумаки несколько секунд сомневался в следующих действиях: он мог остаться здесь, а мог последовать внутрь квартиры — как быть? Чего хотел Саске? Наверное, он не был против гостей, раз не хлопнул дверью перед Наруто. И почему с Учихой всегда так сложно? Вздохнув, Узумаки подступил ближе к порогу и, толкнув панель пальцами, прошёл внутрь квартиры, прислушиваясь к звукам. Странный холод в прихожей насторожил в первые секунды, но это не испугало Наруто. Возможно, проблема с отоплением или открыто окно в одной из комнат, продувает. Он тихо закрыл дверь и, сняв обувь, поспешил в сторону единственного источника света — кухни. Прямоугольный дверной проём, к которому он приближался, напоминал Узумаки тот самый пресловутый свет в конце тоннеля — яркое неприятное пятно, путь к которому казался мучительно длинным. Ослеплённый лампой, Наруто, щурясь от дискомфорта в глазах, вошёл в небольшое помещение, фокусируясь на предлоге своего визита. Саске сидел за столом, откинувшись на спинку стула. Опущенные плечи придавали его облику безвыходности, руки свисали, точно усталые. Наруто заметил на пальцах несколько порезов, как будто от кухонного ножа; возможно, это из-за проведённых у плиты часов, ведь Учиха полностью взял на себя обязанности Сакуры по дому. В груди болезненно сжалось сердце — это всё из-за его ошибки на посту Хокаге. — К-как вы? — поинтересовался Наруто, присаживаясь на край свободного стула. Саске молча смотрел в одну точку, что крайне тревожило Узумаки: он не знал, чего ожидать от этого визита. Хотелось прояснить ситуацию и развеять дурные догадки, что кружились в голове, относительно лучшего друга, но добиться этого непросто. Признаться, Наруто не знал, что именно надеялся услышать в ответ. А что мог сказать Учиха? Сарада в юном возрасте потеряла мать и даже не подозревала об этом, если судить по их последнему разговору. Саске потерял жену и был вынужден вернуться в Конюху, где погряз в домашней рутине и пучине лжи, притворства перед ребёнком. Как вырваться из этого болота жутких фактов и болезненной реальности? Однако во всём виноват некогда лучший друг Учихи и новоиспечённый Хокаге — это неоспоримо. Наруто не знал, чего ожидал от этой встречи. Точно не прощения. Один неверный шаг, одна дурная мысль в голове и поспешно принятое решение — вот и результат, за который Узумаки будет расплачиваться до конца жизни. — А как ты считаешь? Тихий баритон Учихи порезал угнетающую тишину, как нож — масло. Вздрогнув от неожиданности, Наруто взглянул на него и в очередной раз испытал неприятную дрожь вдоль позвоночника. Саске смотрел на него безразличным взглядом, но где-то там за пеленой пустоты загорался еле заметный фитилёк. — Думаю… вам тяжело, — честно признался Узумаки, сглотнув волнение. В этот момент он инстинктивно опасался Саске, хоть и не понимал почему. Волосы на руках встали дыбом, а сердцебиение ощутимо участилось от сильного волнения. Наруто словно находился в запертой клетке с опасным зверем, от которого неизвестно чего ожидать, и ему не нравилось это сравнение. Отправившись сегодня с визитом к другу, он понимал, что шёл против воли и прямых требований Учихи, тем не менее Наруто не жалел о своём поступке. Ему хватило одной трагедии, за которую приходилось корить себя ежедневно, так не стоило закрывать глаза и доводить Саске до ручки, подталкивать к краю пропасти и к началу ещё одной трагедии в кровавой истории клана Учиха. — Саске… — после очередной паузы, прочистив горло, начал Наруто. Но он не успел даже мысленно сформировать свой монолог. Внезапно в поле зрения на долю секунды показались сжатые в кулак пальцы, а после Наруто ощутил жгучую боль в области носа, которая распространялась по всему лицу со скоростью молнии. Последнее, что мелькнуло перед глазами, — разгневанный Саске Учиха.* * *
Сарада решила, что после школы отправится туда, где всей душой надеялась отыскать ответы на многочисленные вопросы, — в Коноха Бёоин. Именно здесь работали её мама и Шизуне. Она не единожды бывала в госпитале Конохи, и её присутствию тут никто не удивится. Очень часто Сакура ждала дочь в вестибюле больницы после занятий, чтобы вместе отправиться за покупками и домой. С госпиталем у Сарады связано много хороших воспоминаний: в основном когда они с мамой проводили вместе время в её кабинете, потому что дома их никто не ждал. Они были друг другу лучшими компаньонами, и Учиха уже не могла дождаться, когда всё вернётся на круги своя — когда Сакура Учиха возвратится домой. Именно здесь должны находиться ответы на вопросы Сарады — она была уверена в своих догадках. Осталось добыть информацию раньше, чем персонал больницы поймает начинающего сыщика. При приближении к парадной двери набитый школьными принадлежностями портфель болтался на хрупких детских плечах, ударяя область поясницы Сарады в такт её шагам. Опустив голову, она подошла к стеклянной поверхности, две части которой разъехались в разные стороны, выпуская на улицу пациента в инвалидной коляске и его громко беседующую семью. Воспользовавшись присутствием людей, Сарада пробежала мимо приёмного окна, скрываясь за углом ближайшего коридора. Сердце в груди колотилось с бешеной скоростью. Она не нарушала никаких указаний и имела право находиться в больнице, но всё равно эта вылазка казалась Учихе частично незаконной. Возможно, потому, что она не сообщила о своих планах отцу, а может, потому, что в любой момент её могла поймать Шизуне и отвести домой, — адреналин в крови повышался ежесекундно. Начать расследование Сарада хотела с рабочего кабинета матери. Добравшись до ближайшей лестницы, она стала поспешно взбираться на нужный этаж, мысленно радуясь тому, что на пути никто не повстречался. В разгар рабочего дня это удивительное везение. Тем не менее бдительность никто не отменял. Оказавшись на нужной площадке, Сарада подбежала к первой развилке, остановилась за углом и, прижавшись к стене, внимательно осмотрела все коридоры, ведущие от неё: из одного кабинета доносились приглушённые голоса врачей, но кроме этого этаж казался полностью безлюдным. Сарада решила не мешкать. Она сорвалась с места и, добежав до знакомой двери офиса матери, резко остановилась, рассматривая отсутствие привычной таблички с именем и профессией. Недоумевая, она немного озадачилась, насупив чёрные брови: возможно, Сарада спутала этажи и это не кабинет Сакуры Учихи. Но, взглянув на табличку на соседней двери, где красовалось имя коллеги мамы, убедилась в том, что никакой ошибки не могло быть. За этой дверью находился офис её мамы. Не желая дожидаться, когда взрослые поймают её в коридоре, Учиха обхватила руками железную ручку и попыталась отварить дверь. К большому удивлению, комната оказалась открытой. Сердце заколотилось в груди с новой силой. Не медля ни секунды, Сарада вбежала внутрь и застыла от неожиданности. Рабочий кабинет Учихи Сакуры, это знакомое до глупых мелочей место, напоминал кладовую, одну из тех, которые находились на первом этаже. На стенах не осталось милых картинок, стол и большую часть пола занимали коробки с бумагами. Рядом с креслом для посетителей находился небольшой ящик с личными вещами Сакуры, пара завялых растений, за которыми та ухаживала, и сменная обувь. Сарада слепо таращилась на эти предметы, недоумевая о происходящем. Уровень растерянности Учихи настолько повысился, что она даже не заметила находящуюся в кабинете Шизуне. — Что ты здесь делаешь? — раздался удивлённый голос Като. — Я… Во рту пересохло от волнения и непонимания увиденного. Сарада прижалась спиной к двери, даже не услышав, как в портфеле с треском сломалось оригами, которое ей на перемене подарила Чоучоу; часто моргая, она продолжала задерживать взгляд на скромных вещах мамы, которые упаковали на полу недалеко от урны с мусором. Это создавало впечатление ненадобности, точно эти предметы намеревались выбросить. Но почему? Зачем кабинет её матери разобрали на части, а личные вещи собрали на выход? Подняв глаза на Шизуне, Сарада надеялась, что эти вопросы отражались у неё на лице. Она нуждалась в ответах: что случилось с её мамой на той миссии, где она и почему её рабочее место потерпело такие кардинальные перемены? Почему никто не мог дать простых и чётких ответов?! — Милая, твой папа знает, что ты здесь? — обеспокоенно спросила Шизуне, обойдя заваленный коробками письменный стол. — Н-нет… — Ты должна вернуться домой — немедленно. — Шизуне… — Если Саске узнает, что ты сюда приходила, у всех будут большие проблемы. — Шизуне… — Давай я провожу тебя до дома, — тараторила Като, точно не слышала тихий голос ребёнка. — Мне и так нужно забежать за ужином, я сегодня работаю в ночную смену… Она подошла к двери и протянула руку, чтобы открыть её, как вздрогнула от неожиданности: Сарада молча обхватила пальцами запястье Шизуне, дёрнув на себя со всей силы. Учиха не знала, как ещё остановить поток слов Като и привлечь внимание. — Где моя мама?! — громко потребовала Сарада. В комнате повисла звонкая тишина. Шизуне не выдернула руку, лишь смотрела на расстроенного ребёнка взглядом, наполненным печалью и виной. Она колебалась, и это натолкнуло Сараду на мысль, что хорошая подруга мамы точно знала, что случилось. Осталось любым способом добиться от неё ответа. — Пожалуйста, — прошептала Сарада. — Мне никто ничего не говорит, но я же вижу, что-то происходит. Папа… очень странный… Нанадайме тоже как-то чудно́ себя ведёт, и даже ты… Веки защипало от слёз: Учиха не собиралась плакать, но наполнившее её чувство обиды и злости не оставили иного способа выплеснуть эмоции. Она с немой мольбой смотрела в чёрные глаза Шизуне и ждала мужества взрослого человека. — Ты должна понять… — еле слышно промолвила Като, медленно опускаясь на уровень Сарады; в процессе Шизуне расцепила похолодевшие детские пальцы со своего запястья и, обхватив, спрятала дрожащие ручки в своих тёплых ладонях. — В мире есть вещи, которые тебе должны поведать только родители. Твой отец… — Он со мной почти не разговаривает, — шмыгнув носом, пробубнила Сарада. — Как дождаться ответа на вопрос от человека, который на тебя даже не смотрит? — Милая… — вздохнула Шизуне, опустив голову и сжав детские руки чуть крепче. — Я хочу, чтобы мне рассказала ты, — упёрлась Учиха. — Ты ведь знаешь, мама скорее доверила бы тебе деликатный разговор, чем папе. Я его… не знаю… а ты… Сложно признать, но Сарада не видела ничего плохого в том, чтобы открыть свои чувства близкому человеку. Шизуне играла роль в её жизни и воспитании, сколько Учиха себя помнила, в отличие от легендарного отца, покинувшего дом ради какой-то там секретной миссии задолго до того, как дочь могла запомнить звук его голоса. — Сарада, твоя мама… — ещё крепче сжимая детские ручки, промолвила Шизуне; она по-прежнему не смотрела Учихе в глаза, словно боялась тех горьких слов, что вертелись на языке. — На той миссии твоя мама погибла. В ушах что-то громко засвистело: Сарада перестала слышать голос Като, дальнейший поток слов и объяснений слился воедино и ничего больше не значил; она лишь смотрела в одну точку, подчиняясь ознобу и подступившей к горлу тошноте. Неправда… Это не могло быть реальностью. Её мама не могла погибнуть, она ведь самый лучший в мире ирьёнин. Это какая-то… Ошибка.