Потерян

      Занятия в академии её больше не интересовали.       Сарада пропускала мимо ушей теоретические объяснения всех преподавателей, пассивно занималась на практике и предпочитала уединяться во время перемен в безлюдных местах.       Она не могла сконцентрироваться на учёбе, поэтому решила просто подчиняться рутине и не сопротивляться тому, что охватывало её невидимой сеткой.       Последнее помогало. Очень.       Несмотря на то, что отношения с отцом у неё понемногу налаживались и они больше не игнорировали друг друга, находясь в доме, даже завтракали вместе — за что она в недалёком прошлом отдала бы всё на свете, — Сарада чувствовала в груди пустоту.       Впервые в жизни, утаивая от взрослых, она пыталась понять, что происходило.       Раздумий на эту тему оказалось много, но конкретного диагноза не было.       Это непривычное состояние озадачивало Учиху: отсутствие чего-либо внутри выражалось очень сильно, будто в сердце пробили дыру и сквозь неё медленно продувало морозным ветерком.       Сарада затруднялась понять источник этого странного чувства.       Оно поражало все фибры души, словно оголённые нервы зуба, которые задевали чем-то холодным или сладким. Вот только если зубы можно вылечить, то что делать с воображаемой дырой?       К кому обратиться с проблемой фантомного характера?       Таким образом, Учиха подытожила, что если симптомы призрачные, то и причина не реальная, скорее духовная.       Источником этого недуга могло быть только одно событие — гибель её матери.       Подчиняясь желанию оставаться замкнутой, Учиха решила не придумывать лишнего и поддаться течению, уповая, что в скором времени это чувство само по себе уйдёт и ей полегчает.       Она ничего не могла сделать с тем фактом, что Сакура умерла.       После миллионных прокручиваний этих слов в голове Сарада в какой-то момент перестала реагировать на них эмоционально: теперь это просто факт — не больше.       Тем более казалось, что все вокруг воспринимали смерть Сакуры в идентичной манере: сперва близкие и знакомые грустили, сочувствовали и всячески поддерживали. Теперь же Сарада заметила, что все будто включились обратно в привычный режим жизни и, не оглядываясь, занимались своими делами.       Всё реже её спрашивали о самочувствии учителя и знакомые, всё реже подходили одноклассники. Учиха понимала, что такое поведение сторонних людей нормальное, но от осознания на душе не становилось легче.       Разумеется, она не ожидала пожизненного особенного обращения, ведь это как минимум глупо: у многих ребят ежегодно в семье умирали бабушки, дедушки и питомцы.       Каким-то образом эти студенты продолжили заниматься привычными делами и даже со временем веселели, вот только Сарада сомневалась, что кто-либо из них недавно терял маму, — именно эта мысль не позволяла двигаться дальше.       Тем не менее Учиха старалась не показывать, насколько ей тяжело, чтобы лишний раз не тревожить окружающих, которые нечасто вспоминали о трагедии её клана — будь то о новой или о старых.       В очередной раз скрываясь от одноклассников на время обеденного перерыва, Сарада, прижимая к груди пакет с едой, медленно плелась в сторону укромной поляны на территории Академии, где, спрятанная за деревьями, ждала звонка на урок.       Опустив голову, изредка поглядывая лишь под ноги, чтобы не споткнуться, Учиха завернула за угол деревянной будки с приспособлениями для тренировок, как столкнулась с чем-то большим и визгнувшим от неожиданности.       Хмурясь, Сарада оправилась и осмотрелась: рядом стояла высокая девочка с пышными формами, длинными рыжими волосами и смуглой кожей. Глаза янтарного оттенка вмиг отыскали предмет, с которым произошло столкновение, — Учиху, — и недовольная Чоучоу сменила скопившееся на лице негодование на милость.       — А я уже думала вопить, чтоб меня спасали вон те красивые старшеклассники, — будто между прочим сказала Акимичи вместо приветствия.       — Извини, не заметила, что здесь занято. — Отвернувшись, Сарада решила отыскать иное место для уединения на остаток перерыва.       — Ты куда это собралась? — хмыкнула Чоучоу. — Я тебя уже неделю выслеживаю, так что садись рядом — это же твоё место.       Сарада вздохнула.       Она избегала подругу, и это не осталось незамеченным. Чоучоу замечательная, и они дружили с пелёнок, но если в прошлом неполноценность семьи Сарады сильно не выделялась из-за заботливой матери и вознесённого рассказами пропавшего на миссии отца, то сейчас всё изменилось.       Акимичи выросла в огромной семье, окружённая любовью, заботой, избалованная и наивная. У неё были дедушки и бабушки, ей прощали академические неудачи, потому что отец Чоучоу в своё время также не был слишком успешным в школе, зато позже стал знаменитым и могучим шиноби.       Мама Чоучоу — чужестранка, особо не заморачивалась тем, что о ней думали жители Конохи, и воспитала в дочери идентичную черту характера. В то время как Сакура делала абсолютно всё для того, чтобы их клан представал в нужном свете перед нацией, а всё из-за много раз провинившихся предков Сарады.       Девочки росли в разной среде, и если раньше это не мешало дружить, то сейчас Учиха чувствовала себя рядом с подругой дефективной.       Чоучоу не в силах понять, каково это — потерять маму и остаться с незнакомцем в качестве родителя, а смотреть на притворство подруги Сарада не хотела. Ей было легче и вовсе не общаться, чем понимать, что её состояние собеседнику чуждо.       — Извини, не хочу мешать, — наконец сронила Учиха.       — Эй, ну ты чего?! — возмутилась Чоучоу, уперев руки в бока. — Хватит прятаться, как мышь бездомная. Я уже устала за тобой бегать, так и вес потерять можно!       Губы Сарады невольно растянулись в слабой улыбке: мир Чоучоу вращался вокруг настолько банальных и базовых вещей, что иногда Учиха затруднялась понять, кто из них дефективная особь. Возможно, она слишком серьёзная для своего возраста.       — Нет, Сарада, ну давай поговорим, — продолжила Акимичи, надув губы. — Я понимаю, ты расстроена, но я не смогу тебе помочь, если ты будешь всё время убегать.       — С чего ты решила, что я расстроена?       «И что нуждалась в помощи», — мысленно добавила Учиха, не желая идти на конфронтацию слишком быстро. Чоучоу всё же права в том, что ей пришлось побегать, чтобы выследить подругу, а она на такой шаг не решилась бы просто так.       То, что Чоучоу очень верная подруга, она знала и уважала, потому что не каждый усердствовал бы ради стороннего человека, жертвуя своим временем и интересами.       — Присядь. — Указав на траву, Акимичи, потирая правый бок, точно от дискомфорта, заняла место на поляне, дожидаясь, когда упрямая подруга подчинится давлению и последует примеру.       Сарада решила не сопротивляться.       Чем раньше они покончат с этим, тем лучше для всех.       Она молча плюхнулась на шапку зелёной травы, приняв удобную позу для трапезы, попутно достав из пакета приготовленный отцом обед: внутри было несколько онигири с разными начинками, над которыми Саске трудился целое утро.       Опустив голову, Сарада еле заметно улыбнулась. Она тайком наблюдала за домашними хлопотами отца, за тем, как тот, забавно хмурясь, разбирался в повседневных кухонных приспособлениях. Сам, гордо и без лишней помощи со стороны.       Саске пытался заменить родителя, которого она потеряла, ещё не осознав, что ему нужно просто быть самим собой и не пародировать Сакуру.       У него всё равно ничего не получится, так что собственный подход гораздо лучше любых попыток дублирования. И пусть онигири не такие вкусные, как у мамы, Сарада понимала, что главное в этой еде — забота и искренность, с которой её готовили.       Мама всегда вкладывала в пищу свою любовь и душу — это ощущалось.       — Сарада, я понимаю, что в твоей семье многое изменилось, — начала неуверенно Чоучоу, теребя край белого кимоно. — И я понимаю, что тебе не хочется говорить об этом, но мне кажется, что это глупо. Мы ведь подруги! Мы всегда друг другу всё рассказывали, и…       Вслушиваясь в слова Акимичи, она понимала, насколько не одностороннее горе потери: в своём роде это замкнутая система, круг. Сарада потеряла мать и своим поведением провоцировала очередную потерю, в этот раз лишая Чоучоу друга.       То, насколько происходящее расстраивало Акимичи, стало понятным только сейчас, ведь до этого Сарада даже не думала о последствиях собственных поступков и попыток абстрагироваться от окружающих.       Оказывается, её отсутствие в повседневности другого человека могло сильно расстроить — от этих мыслей стало стыдно. Сарада не знала, как реагировать на услышанное: утешать подругу или постараться как-то замять тему? Сложно.       — Я просто… не знаю… что ты хочешь услышать, — хмурясь, прошептала Учиха.       — Да хоть что-то! — раздражённо вздохнула Чоучоу. — Твоя мама погибла, ты пропустила столько занятий, а когда вернулась, то стала чуть ли не призраком в стенах Академии. Ты прячешься от меня, на уроках летаешь в облаках, а после занятий исчезаешь. Мы больше не ходим домой вместе, и чтоб ты знала — меня это расстраивает! Я так любила посидеть с тобой в кафе после школы, а теперь… я…       Прикусив губу, Сарада уставилась на кусочек онигири в руке, размышляя о том, что услышала: всё, что Чоучоу описала, казалось ей настолько далёким, будто произошедшим не с ней, а с иной версией её, — так странно вспоминать, что месяц назад они беззаботно веселились, а теперь обе печалились о чём-то своём утерянном.       Сарада действительно не знала, что могла рассказать подруге.       Этот вопрос застопорил её, обескуражил. Вряд ли Чоучоу хотела услышать о том, как погибла её мама, или о каких-либо иных деталях тех событий. Сарада сама всего не знала и уж тем более не собиралась делиться подобным, даже с близкой подругой.       О чём ещё можно поведать? О драке между отцом и Хокаге? О бесконечности и медленности времени, которое протекало точно со скоростью черепахи после гибели матери? Что могло интересовать её лучшую подругу — она не понимала.       — Какой он?!       — Что? — Удивлённо подняв на девочку взгляд, Сарада не сразу поняла суть вопроса.       Акимичи, судя по досадному выражению лица, определённо не удивилась временной умственной отсталости собеседницы: что сказать, она знала её как облупленную. Сарада, недоумевая, молчала.       — Твой отец, — разъяснила Чоучоу, любопытно сверкая янтарными глазками. — Ты нас ещё не познакомила, и я его не видела, только один раз в толпе вроде бы, но…       Нахмурив брови, Учиха озадачилась. Папа? Ей интересен её папа?       Предательски ответ на вопрос застрял камнем в горле.       Как описать Саске Учиху так, чтобы Чоучоу поняла, «какой он», — вот уровень сложности, с которым Сарада столкнулась совершенно неожиданно.       Она подумать не могла, что кто-то захочет узнать, каким человеком был её отец.       Наверное, самым точным ответом являлось «сложный».       Неимоверно комплексный и таинственный человек, который из последних сил делал всё, чтобы исправить самую большую ошибку своей жизни.       Учиха не могла описать отца многословно и красочно, потому что с ним у неё ассоциировались только чёрно-белые тона и лаконичность. Если сравнивать Саске с предметом, то, скорее всего, он монотонный снимок, который не сразу замечаешь.       Но на той фотографии присутствует множество скрытых и еле заметных деталей, которые заставляют рассматривать изображение часами в поисках новых нюансов.       И как данное нетипичное впечатление от собственного отца доступно описать Чоучоу простыми словами? Это звучало как сумасшествие.       Она сравнивала отца с чёрно-белой фотографией — чем не безумие.       — Ну он хотя бы добрый? Заботливый? — вытягивала по ниточкам Чоучоу.       — Да, — согласилась Сарада, потому что это правда. — Он не такой, как твой папа или Хокаге-сама, но он внимательный и надёжный.       — Уже хорошо, — улыбнулась подруга, протянув руку к пакету с обедом Учихи, достав оттуда онигири и откусив один из уголков. — М-м! И готовит неплохо, даже вкусно, так что ещё один плюс, как ни крути.       Кивнув, Сарада уже не скрывала улыбку.       Прожив столько лет без отца, наслушавшись о нём героических историй из уст матери и Хокаге, она представляла себе совершенно иного человека, чем того, кто утром пылесосил квартиру и мыл посуду в женском фартуке.       Однако Сарада была рада, что её отец не идеальный. Это делало его человечным.       — Может, заглянете к нам на ужин? Я попрошу маму приготовить его любимое блюдо, — вдумчиво продолжила Чоучоу, пережёвывая кусочек онигири.       Беседы о еде всегда успокаивали Акимичи, учитывая, что их семья славилась чрезмерной любовью к пище — эта зона комфорта единственная и неоспоримая.       Смена темы также подсказывала, что они прошли фазу неловкостей и Чоучоу чувствовала себя более расслабленной в сложившейся ситуации.       Учиха улыбнулась. Приятно осознавать, что некоторые вещи не менялись, невзирая на то, что жизнь кардинально преобразилась и впереди лишь неизведанность.       — Спасибо, я передам папе.       Сарада не спешила соглашаться на предложение подруги — сперва ведь необходимо спросить отца, а то вдруг он не знаком с родителями Чоучоу или, чего хуже, они враждуют.       Она же ничего не знает о прошлом папы в Конохе и его отношениях с жителями.       Эта мысль вызвала дрожь по спине Учихи. Они с мамой не раз гостили в доме клана Акимичи, и там об отце если отзывались, то только положительно.       Перед открытыми глазами вспыхнули брызги крови на кафеле и беззубая улыбка Хокаге-самы. Он ведь всегда возвышал Саске Учиху как самого лучшего человека на свете, а в итоге Сарада увидела совершенно иную картину воссоединения друзей.       Лучший друг избил Наруто до неузнаваемости, и сцена того вечера навсегда застыла в памяти Сарады как самое огромное несоответствие слов и действительности в мире.       Опустив голову, она попыталась прогнать глупые мысли прочь.       Ожидания и реальность относительно её отца в очередной раз кардинально различались, и Сарада начинала потихоньку привыкать к разочарованиям и печали.       В груди опять вспыхнуло чувство пустоты — огромной дыры.       Наверное, это отразилось на её лице, потому что Чоучоу тихо промолвила:       — Мне очень жаль, что твоя мама погибла на той миссии… Она была самой лучшей на свете, и я её тоже очень любила.       В вихре происходящего Сарада так и не поняла, как необходимо реагировать на слова сожаления, как эти. Она могла только молчать, но такое поведение казалось грубым и неуместным. Хорошо, что от неё никто не ожидал красноречивости.       Отец кратко благодарил взрослых за подобные слова сочувствия.       Сарада не понимала, в чём суть такой признательности, ведь это никак не поможет вернуть маму, а в очередном устном напоминании о её гибели она не нуждалась.       Но видимо, таким был этикет, и Учиха бездумно последовала примеру:       — Спасибо, — как-то глухо ответила она, машинально кивая.       В этот момент вдали прозвучал спасительный звонок, огласивший о завершении обеденного перерыва. Обе девочки поднялись на ноги, разглаживая одежду от складок.       — Увидимся на уроке! — Помахав рукой, Чоучоу поспешила в сторону здания академии, словно не желала надоедать Сараде дольше запланированного.       Учиха со вздохом направилась следом, не таким бодрым шагом, как Акимичи, но достаточно быстро, чтобы не опоздать на следующий урок.       Краткая беседа с подругой ненадолго улучшила самочувствие Сарады, но с каждым шагом в сторону Академии она испытывала тяжесть в груди и пульсирующую боль в висках, распространяющуюся в область век, проникающую в глаза.       Противоречивость всего, к чему привыкла, боль и потеря привычной жизни, но в особенности матери, разрывали сердце Сарады на части.       С одной стороны, она уже смирилась и медленно настраивалась к переменам в рутине и домашней жизни с отцом. Сарада крайне спокойно относилась к тому, что вынуждена жить с малознакомым человеком.       Всяко лучше, чем приют, приёмные родители, даже если это семья Узумаки, или жизнь с бабушкой и дедушкой. Последних она знала чуточку лучше Саске Учихи, но они никогда особо не ладили в плане семейных отношений, поэтому Сарада считала отца оптимальным вариантом опекуна.       По всей видимости, ей придётся перенять на себя множество обязанностей матери по дому, так как папа оказался бесполезным в быту.       Но она с этим справится. К счастью, Сакура воспитывала дочь правильно.       Сарада не знала, чем отец собирался заниматься, чтобы приносить домой деньги, ведь доселе их семья жила за счёт небольшой зарплаты матери и стабильных выплат государства Саске за выполнение секретной миссии.       Теперь он вряд ли возвратится на задание, которое требует такого длительного отсутствия в семье. Нет, любого вида отсутствия дома — это станет главным условием, как она считала. Сарада не представляла себе иной расклад событий.       Вместе с папой они организуются и продумают остальные мелочи жизни.       Воодушевлённая новым планом, Сарада подняла голову, подбегая к входной двери академии.       Сердце билось от выброса волнения и предвкушения будущего с папой.       Вокруг неё торопились по делам ученики, где-то неподалёку лаял щенок кого-то из клана Инузука. Кто-то смеялся, а кто-то громко звал друга посреди толпы.       Сердце непривычно колотилось с новой силой: она не могла дождаться, когда закончатся уроки, чтобы вернуться домой и обсудить планы на будущее с отцом.       Внезапное волнение рассылало по телу волны тепла и холода. Давление в висках возрастало, а веки буквально резало от боли — очень непривычно и странно. Она не испытывала желания плакать, но веки слезились, из-за чего размывалось всё вокруг.       Сарада скрылась внутри здания, поспешив в сторону классной комнаты, чтобы успеть на новую лекцию Митараши-сенсея, как вдруг остановилась.       Резко упав на колени, она сбила с лица очки, прижав к закрытым векам ладони.       Глаза, казалось, сгорали адским огнём.       Она согнулась ближе к поверхности пола, точно черепашка без панциря, усердно протирая веки похолодевшими пальцами. Боль не проходила, лишь увеличивалась, что аж в ушах звенело.       Больше не было слышно голосов детей, не было видно ничего, кроме мелких белых точек перед закрытыми веками, что словно звёзды хаотично мерцали, то появляясь, то исчезая на тёмном фоне.       Она сжала зубы и кулаки, подавляя боль, которая медленно распространялась по всему лицу, окутывая мышцы онемением. Сарада ощущала лишь горячие слёзы, что стекали ручьями по щекам, а ещё чьи-то руки на плечах.       В ушах звенело, но этот звук медленно увядал.       На душе с каждой протекающей минутой становилось всё спокойнее: дискомфорт в области глаз уходил, изредка лишь напоминая о себе спазмом боли в висках. Она слышала вокруг множество голосов, встревоженных и недоумевающих.       — Сарада?       Открыв глаза, она повернула голову к человеку, который держал её за плечи.       Ирука-сенсей, директор академии, сидел рядом с ней на полу коридора, а вокруг них толпились заинтригованные студенты. Где-то рядом раздался строгий голос одного из преподавателей, приказывающий всем разойтись по комнатам.       Она несколько раз моргнула.       Сарада прекрасно понимала, что видит исключительно хорошо и без очков. Это всего на мгновение испугало её, и, должно быть, эти мысли отразились на лице, потому что Ирука-сенсей поспешил успокоить её:       — Всё хорошо, не волнуйся. — Его спокойный и ласковый голос всегда наполнял душу теплом и заботой. Учиха лишь прикусила губу, часто моргая, прогоняя остатки слёз. — Идём со мной, — продолжил директор, помогая ей подняться на ноги.       Она не сопротивлялась. Схватив очки и другие свои вещи с пола, Сарада покорно последовала за Ирукой-сенсеем, игнорируя любопытные взгляды оставшихся в коридоре студентов и учителей.       Далеко идти не пришлось. Директор отвёл её в первый свободный кабинет и запер дверь, оборачиваясь к Сараде с весьма взволнованным, но преисполненным гордостью видом. Она всё ещё протирала глаза рукавом, удивляясь своему отличному зрению.       — У тебя, несомненно, множество вопросов, и я рад, что Саске в такой знаменательный момент твоей жизни находится дома, потому что только он может раскрыть все тайны твоих новых способностей.       — С-способностей? — удивилась Сарада.       — Да, — кивнул Ирука-сенсей и, достав из ящика стола преподавателя небольшое зеркало, протянул его недоумевающей Учихе.       Она приняла зеркало и, помешкав всего несколько секунд, взглянула на своё заплаканное лицо, замерев от неожиданности: её глаза сменили цвет с привычного чёрного на пунцово-алый, как лепестки роз, а вокруг зрачка появились причудливые точечки, напоминающие запятые, — по одной в каждом глазу.       — Ты пробудила Шаринган! Поздравляю тебя! — улыбнулся Ирука-сенсей.       Сарада немо пялилась на своё отражение — а что такое Шаринган? Она не знала.