эмоции для смерти и другие дары наших дней

      Город полон душ, изголодавшихся по нежности и искренности. Я вижу, как человеческий взгляд мечется, стараясь найти в толпе свое спасение, но сталкивается лишь с затылками, спрятанными в ворот курток. Тогда одинокая фигура как бы случайно задевает плечом чье-то тело в надежде на такое необходимое сейчас прикосновение, а после с печальной улыбкой лепечет бесследно теряющееся в шуме улиц «извините», получая в ответ лишь сплошное ничего. И вновь поиски, и вновь чужие взгляды ускользают, прячась под опустошенными ресницами, а любые соприкосновения кажутся невероятно холодными и пустыми.       В этой массе я скитаюсь по улице в поисках того, чьи прикосновения для меня важны и так желанны. Солнце холодом скользит по щекам и обжигает дрожащие пальцы. Мест, куда он мог отправиться, было предостаточно, но, учитывая его наверняка подавленное состояние, круг предположений сужается. Что-то мне подсказывает, что я не прогадаю, отправившись на пляж Сюйли. Нам доводилось бывать там разок с семпаями, и тогда Юджи восхищенно оббегал весь берег, забив себе память тысячами однотипных фотографий заката.       Пляж пустует в будний день, скучающе гоняя волны по берегу. Я прохожу побережье, вглядываясь в даль. Завидевший знакомый силуэт, сидящий на песке, сердце выбивается наружу, спеша опередить тело. — Юджи, — от счастья голос вздрагивает. — Юджи!       Бегу так, как будто за мной гналась сама смерть, чтобы в последние минуты жизни обрушится на Юджи ураганом, сыпя прощеньями и напористо лобзать, а потом умереть на его руках, сохраняя на губах слова любви. — Мегу… — не успевает договорить он, потому что я падаю возле него и притягиваю к себе. — Мегуми, не нужно…       Юджи вежливо пытается избавиться от моих объятий, отодвигаясь в сторону. Улавливаю едкий запах гари от его кофты. Предположение о его причастности к пожару подтверждается. — Не отталкивай меня, — ловлю его запястье и крепко прижимаю к себе. — Что случилось? Расскажи мне. — Все из-за меня, я не смог удержать Сукуну, а еще вчера ты пострадал из-за меня. Это моя вина, моя.       Он винит себя, а я себя. Каждый съедает себя изнутри, скрывая свои дыры от окружающих. Слышу шмыганье носом, а в глазах вижу блеск слез. Пришло время привести в действие свое обещание.       Медленно сокращаю расстояние между нами. Укладываю свою холодную ладонь на горячие мягкие щеки и осторожно тяну другой рукой к себе Юджи за запястье. Вселенная взрывается, когда мои искусанные губы касаются его, таких мягких и сладких. Слюной будто пытаюсь склеить ту сломанную улыбку, что затерялась в пучине беспросветных дней мага. Я представлял, что это похоже на каллиграфию, где кисть плавно скользит по холсту, выводя осторожно каждый символ, вкладывая максимум легкости и нежности. Но сейчас я оставляю помарки, мажа тушь по чужим губам. Такое писательство картины не стало бы признанной работой, но этот поцелуй определенно становится для меня шедевром искусства.       Немного отдаляюсь, внутренне приказывая сердцу перестать оглушать меня взрывающими импульсами. Явно краснея, поглядываю на лицо Юджи, страшась его реакции, прячу взор под изгибами ресниц. Столько переживаний сливаются в единую гамму, разбивая палитру цветов от сильнейших контрастов. Страх, горечь, томление, волнение, любовь. Я готов забрать себе всю твою клокочущую боль, соединяя ее со своей. Пускай меня разорвет на части от этой радуги, но единственное, чего я желаю, это видеть твою лучезарную улыбку, что приведет мой бренный призрак в «завтра».       Юджи секундно замирает, а потом обнимает меня, надрывно рыдая. Утыкается маленьким носом в плечо, захватывает колеблющими руками мое туловище. Чувствую, как мокнет футболка от слез, и тут же прижимаю его ближе. Так хотелось захватить его полностью, стирая грани, так близко на сколько это только возможно. Я кладу ему на голову подбородок, утопая в перламутровом океане, что приятно щекочет кожу. Ласково провожу по спине, пытаясь хоть как-то облегчить его страдания.       Я нашел свое касание, что так долго ждал. То, что дарит комфорт, безопасность и спокойствие. Великая милость для любимых и мученье для одиноких. Мне важно, чтобы цеплялись, ловили, прижимали, стискивали — та жажда, что убивает в пустыне прохожих. Но Юджи стал близким и родным, чье единственное, кроткое и случайное прикосновение рассеивает тепло внутри. — Прости меня, что оставил тебя одного. Я был расстроен случившим с тобой, тем самым предоставляя Сукуне возможность забрать контроль, — молвил Юджи, поглядывая на меня снизу. — Ты не должен отвечать за его происки. Ты изнуряешь себя ежедневно, терпя засевшего негодяя в своем теле. Если с кого и спрашивать, то с меня. Из-за меня ты вынужден уживаться с этом гадом. — Мегуми… — Я верну тебе твою жизнь, свободную от Сукуны, — даю новое обещание.       Даже ценой своей… — Мегуми? — поднимаю его заплаканное лицо, утирая слезы большими пальцами. — Я боюсь остаться один, поэтому навязываюсь людям, спасая их, но на самом деле так пытаюсь спастись сам. Я пользовался твоей дружбой и мне… — Замолчи. Это не твои мысли, ведь так? — На это указал Сукуна, и я… — Что и требовалось доказать. Юджи, все люди пытаются спастись, спасая других, это нормально. Нормально бояться и желать компании. Сукуна выворачивает все наизнанку. Ты не имеешь злых помыслов. Ты добрый и искренний, поэтому перестань накручивать подсованное Сукуной мнение.       Мы просидели так наверное полчаса, обсуждая какие-то глупые моменты. Я старался отвлечь Юджи, давая времени, чтобы он окончательно успокоился, параллельно вставляя невесомые поцелуи. Пасмурно — усталая погода и медленно плывущие облака, среди бледного, голубого, галечного пляжа, на котором я впервые вспомнил о том, что жив, увязнув в любимых руках.       Дневная синева очеркивает в памяти простое желание: раствориться в ощущениях этого человека, в цветах его души, в тепле ладошек, в звуке его голоса, в запахе стирального порошка, во вкусе его губ, в необузданной силе его существа.

***

      Мы успели вернуться в больницу до часа, названного Маки для моего посещения. За это время Юджи успел рассказать мне о том, что Сукуна назвал слово «расширение», и именно в тот момент он отключился. Пока он бездействовал, отдавая власть Ремену, тот успел переместиться из больницы в колледж, поджигая один из корпусов, чтобы отвлечь внимание от проклятий, что обкрадывали башни. Юджи предположил, что, возможно, двуликий мог перехватить контроль еще во сне, чтобы провести переговоры с знакомыми нам проклятьями. Объединенные одной целью, но ограниченным временем, они решили объединить усилия, приближая момент расцвета эпохи магического хаоса.       Еще он поведал мне о возможности стать сосудом невидимки Докё. Я не ощущал внутри постороннего присутствия, поэтому, очевидно, подвел итог, что Иэйри-сан извлекла все части зеркала.       В больнице к назначенному часу явился Годжо-сенсей с Нобарой и Маки, а следом и Сёко-сан. — Я вытащила все осколки, какие были в твоих ранах. Проверив несколько раз каждое, могу гарантировать, что ни в одном не найдено проклятья.       Меня не успел испугать факт возможного наличия в теле потустороннего предмета с душой тысячелетнего бывшего мага. Но выражение девочек стали менее напряженными. Мы все вместе вернулись обратно в колледж. Давний разговор, который я все откладывал, после произошедшего не терпел ни минуты отложений. — Годжо-сенсей!       Юджи с Нобарой и второгодками устроили вечер кино, а я, пообещав присоединиться позже, незаметно собирался встретиться с сенсеем. Юджи неохотно отпустил меня, будто боясь снова остаться один на один с монстром внутри. — Фушигуро, — он приоткрыл дверь, приглашая в свой кабинет. — Вы наверняка знаете, что поджег устроил Сукуна, — начинаю разговор с порога, чтобы поскорей вернуться обратно. — Конечно, мне это известно, — падая в кресло, отвечал Сатору. — И?       Он был довольно в плохом настроении, хоть и пытался выглядеть непринужденно. Видимо, начальство очень негодует на счет всей этой истории с сосудом. — У меня к вам просьба. Юджи невероятно тяжело уживаться с этим психом в голове. Он не виноват, что Ремен сильнее его. Сукуна его руками творит беспредел, но винит себя в этом Юджи. Без того ответственность давит, так и этот урод постоянно унижает его, настраивая против самого себя!       Злость окатила меня с ног до головы. Было сильное желание прямо сейчас истратить всю до капли проклятую энергию, источить свой организм в пыль, но вытащить мерзавца из Юджи. Годжо был предельно серьезен, слушая меня. Думаю, он и сам это прекрасно понимает. — Я прошу вас подсказать способ освободить Юджи. Должен же быть иной выход. Любые ваши мысли и догадки я готов выслушать.       Я облазил всю библиотеку в поисках хоть каких-то подсказок, но все было тщетно. Я очень надеюсь, что Сильнейший сможет предложить хоть что-то. — На самом деле, существует два решения сложившейся ситуации, — дыхание замерло, будто боясь потушить этот маленький огонек надежды. — Первое — это то, чего мы придерживаемся сейчас. Находим пальцы и скармливаем Юджи, чтобы в будущем на корню срубить зло, растущее в нем.       Нет. Категорически нет. — Второе — это найти замену Юджи. Подходящего мага, чья сила смогла бы потягаться с двуликим с помощью своей сущности. Но если ошибемся с выбором, то погибнет маг, а Ремен станет вольным духом, хоть и бесформенным. Для Итадори остается только первый вариант, ведь я не просто так сказал, что новый сосуд, должен быть магом. Юджи рожден человеком, поэтому противостоять двуликому может лишь своей малой силой. Маг сможет бороться с помощью заложенной с рождения проклятой энергии.       После этих слов тяжесть, которую я видел и ощущал на плечах Юджи, стала несоизмеримой. Ведь действительно, он может дать отпор лишь человеческой верой и желанием помочь остальным. Но, чтобы одолеть такое чудовище, этой защиты будет недостаточно. — Ты, вероятно, задумался обо мне, как о том, кто сможет это сде… — Я смогу. — Не думаю, что… — Это был не вопрос. Я уже решил. Вам еще нужно подготовить новое поколение магов.       Смерть Годжо Сатору лишит этот мир единственного возможного шанса на спасенье. Я достаточно натренирован, и никакие манипуляции на меня не подействует. На данный момент уступаю лишь в силе. Но у меня есть план, как ликвидировать этот пробел, сравняв силы. Как только смогу создать свое расширение территории, то сразу же избавлю Юджи от страданий.       Годжо-сенсей не пытался меня отговорить. — Ты настроен решительно, поэтому никакие мои слова тебя не разубедят, — я рад, что он понял и принял мой выбор. — Каждый из нас будет бороться до последнего ради своих любимых.       Что?       Посмеиваясь, Годжо выставил меня из кабинета, наблюдая за моим явно покрасневшим лицом. Он пообещал помочь сформировать свое расширение территории, хотя и указал, что все зависит сугубо от меня. Все силы и старания будут приложены, уж в этом точно он может не сомневаться.       Присоединяюсь к собранию клуба кинолюбов, который, не дожидаясь меня, уже начал просмотр фильма. Пока на экране разворачивалась красочная сцена путешествия героев по неизведанной планете, я пролез между ребят, усаживаясь на пол. Юджи перелез через весь диван, проходя через недовольно цыкающую Нобару, что только удобно устроилась рядом с Маки. Он уселся позади меня, и я старался не подавать виду, предположить его дальнейшие действия.       Легкая, но вместе с тем напористая рука потянула меня назад, укладывая меня на своей груди, а позже обвила меня за пояс. Предвосхищая реакцию одногруппников, я от чего-то напрягся, но горячие дыхание у самой шеи, действовало на меня расслабляюще. Разум сразу наполнился лишь этими выдохами, напрочь заставляя абстрагироваться от происходящего на экране.       Внутри я обдумывал то чувство, что упорхнуло из моей грудной клетки. Его приняли и, больше того, ответили взаимностью. Пока еще маленький, но достаточно прочный мостик красной нитью протянулся от меня до Юджи. Не знаю даже, с чем это можно сравнить, такого я еще не испытывал. Когда кто-то нравится больше, чем мороженое с фруктами, чем дождливый день в августе, чем морской бриз и импровизация на пианино. Секрет, который мне никогда не разгадать — это то, как у Итадори Юджи получается одновременно совмещать в себе все эмоции от этих явлений, но не являться ни одним из них. Он впитывает в себя шарм всего окружающего, заставляя фокусироваться лишь на себе, но он, наверняка, об этом даже не догадывается.

***

— Мегуми! Если ты и дальше будешь так тормозить, то мы провозимся там больше запланированного. Давай уже скорее, — трясет меня за кофту Нобара. Вот ведь неугомонная.       Нам дали новое задание, для выполнения которого потребуется выехать за пределы Токио. Были сумерки, когда за нами приехал Итзити. Это был первый случай, когда нам не предоставили информации о том, куда мы отправимся и с кем нам предстоит бороться.       Сев в машину, я стал наслаждаться видом за окном, в то время как ребята включили на полную музыку плейлист Нобары, что практически состоял из одних песен Тейлор Свифт.       Размышляю, глядя на садящиеся солнце над старыми домами, каково это было бы жить обычную жизнь, где нет каждодневной угрозы погибнуть от аномалий, созданных страхами и ненавистью людей. Существовать где-нибудь в тихом районе пригорода Японии, вставая утром в школу, а после занятий гулять допоздна с друзьями. Рождение магом сродни настоящему проклятью. С детства ты чувствуешь долг перед всеми людьми, потому что имеешь доступ к невиданной силе. Совесть? Обязанность? Нечто, что не позволяет тебе игнорировать свое умение, позволяя миру рухнуть в любой момент под негативными эмоциями, которые он сам и порождает.       Стоит мне подумать, что я принял факт смерти в мире, как естественный ход вещей, и вот я сталкиваюсь с ней и понимаю обратное. Неизвестно, сколько дней мне отведено жить, но я буду бороться с проклятьями, пока мир не очисться, то есть никогда. Только сейчас я приписал к этой задаче еще и небольшой пункт: хоть как-то насладиться временем, чтобы умирать без сожалений.       После начала обучения в колледже я стал понимать, что, даже живя по правилам магии, я все еще остаюсь человеком. Солнце светит все так же ярко, рамен все такой же вкусный, а книги Танидзаки не меняют смысл написанного для магов. Я все еще я, независимо маг или нет. Наоборот, при таком образе жизни обычные вещи теряющиеся в буднях обывателей, но для меня остановятся более удивительными.       Колесившие по дорожкам непоседливые дети на велосипедах проносились предо мной будто кадры фильма. Вот он — миг жизни! На самой грани дня мы по детски несемся на встречу неизвестному, громко хохоча.       Озорные лучики щекочут мои ресницы, и я засыпаю, укладывая голову на плече Юджи.